Миронов В.В. Философия
Подождите немного. Документ загружается.
работы «Взгляд на юридический быт древней России» (1847). Так же как и
славянофилы, Кавелин подчеркивал своеобразие исторического пути
развития России, хотя ее будущее понимал по-своему. Один из основателей
так называемой государственной школы в русской историографии, он
признавал решающее значение государственного элемента в отечественной
истории.
2. Философия истории П. Я. Чаадаева
Петр Яковлевич Чаадаев (1794—1856) занимает в истории русской
философии особое место. Он был близок к декабристским обществам, но не
принимал участия в заговоре 1825 г. (находился в то время за границей).
Будучи активным участником московских философских кружков 30—40-х
гг., Чаадаев, однако, не разделял полностью идейную ориентацию ни одного
из них. Испытывая влияние философии Шеллинга (переписывался с ним и
признавал большое теоретическое значение его идей), он тем не менее не был
собственно «шеллингианцем». Европеец по привычкам и жизненным
устремлениям, особенно симпатизировавший идеалам средневековой
католической Европы, острый критик Российского государства и его
истории, Чаадаев вместе с тем не был настоящим западником. Несмотря на
свою религиозность, он не примкнул ни к одному религиозно-философскому
учению. Герцен первым причислил философа к мученикам русского
освободительного движения, назвав публикацию его первого
«Философического письма» (1836) «выстрелом, раздавшимся в темную
ночь». На самом же деле Чаадаев никогда не был революционером.
П. Я. Чаадаев участвовал в Отечественной войне 1812 г., в составе лейб-
гвардии был в Заграничном походе русской армии, имел боевые награды. В
1820 г. он был командирован в Германию, в Троппау, для доклада
находившемуся там в то время Александру I о происшедших в Семеновском
полку волнениях. Многие считали, что после выполнения этого важного
363
поручения Чаадаев получит повышение по службе, однако неожиданно он
подал в отставку и уехал за границу. По возвращении в Россию в 1825 г.
поселяется в Москве, на Новой Басманной улице, и получает прозвище
«басманного философа» (себя Чаадаев предпочитал именовать
«христианским философом»).
Интерес к изучению европейской философии у Чаадаева проявился еще в
юности. К числу его учителей (и домашних, и по Московскому
университету) принадлежали историк К. Шлецер, сын известного немецкого
историка Августа Шлецера, и философ И. Буле, познакомивший его с
немецкой философской классикой. Уже в эти годы он стал библиофилом и
собрал большую философскую библиотеку, проданную им в 1821 г. его
родственнику, будущему декабристу Ф. П. Шаховскому. Вторая его
библиотека, насчитывавшая более пяти тысяч томов, свидетельствует об
изменении умонастроений Чаадаева в сторону усиления внимания к
религиозной проблематике (религиозная философия, богословие, церковная
история). Разумеется, множество книг как второй, так и первой библиотеки
представляли собой работы исторического характера, и в этом отношении
его интересы были неизменны.
При жизни Чаадаев публиковался дважды (оба раза под псевдонимом).
Первая статья — «Нечто из переписки NN» (1832). Другая статья —
«Философические письма к Г-же***. Письмо первое», напечатанная в
журнале «Телескоп» в 1836 г., представляла собой лишь часть основного
сочинения Чаадаева, состоявшего из восьми «Философических писем».
Причем весь цикл «Писем» был написан в 1828—1830 гг., т. е. за несколько
лет до публикации в журнале. Автор, скрывавшийся под псевдонимами, был
сразу же узнан, так как рукописные копии «Писем» Чаадаева давно уже
ходили по рукам. Цензор А. В. Болдырев, ректор Московского университета,
был отправлен в отставку, журнал «Телескоп» закрыт, а его издатель Н. И.
Надеждин сослан в Усть-Сысольск (ныне Сыктывкар). Чаадаев был вызван к
московскому обер-полицмейстеру, где он дал подписку «ничего не
печатать». По причине приписанного Чаадаеву «помешательства рассудка»
за ним был установлен полицейский и врачебный надзор. Через год надзор
был снят.
364
Главное направление размышлений Чаадаева — философское осмысление
истории. Не случайно Н. А. Бердяев в своей «Русской идее» (1946) назвал его
«первым русским философом истории». Хотя правильнее называть его
сочинения историософскими, а не философско-историческими (термин
«философия истории» со времен Вольтера принято относить к
рационалистически-ориентированному пониманию истории, тогда как
Чаадаев — сторонник историософии, осмысления истории в религиозных
терминах). Историософичность — это, бесспорно, одна из особенностей
русской философской мысли, восходящая еще к начальному периоду ее
становления (Иларион Киевский, «Повесть временных лет» и др.). В этом
смысле Чаадаев — несомненный продолжатель отечественной традиции,
перешедшей из XVIII в XIX в., так как он (по матери) внук историка М. М.
Щербатова и близкий знакомый своего выдающегося старшего современника
— Н. М. Карамзина. Однако, в отличие от названных мыслителей, Чаадаев
мало интересовался конкретными фактами истории, реальной (внешней)
канвой исторических событий. «Пусть другие роются в старой пыли народов,
нам предстоит другое» — заявлял он.
Как историк Чаадаев стремился не к дальнейшему накоплению исторических
фактов, этого «сырья истории», а к их масштабному осмыслению.
«...Истории, — по его словам, — теперь осталось только одно —
осмысливать» [1]. Отсюда следовал вывод, что надо возвысить разум до
понимания общих закономерностей истории, не обращая внимания на обилие
незначительных событий. Чаадаев считает философско-исторический
уровень рассмотрения проблем человеческого существования самой высокой
степенью обобщения, ибо здесь лежит, по его выражению, «правда смысла»,
отличная от «правды факта». Эта правда отыскивается средствами
естественных наук, например физиологии или естественной истории, а также
эмпирической истории (называемой Чаадаевым динамической, или
психологической, историей). Последняя, по его словам, «не хочет знать
ничего, кроме отдельного человека, индивидуума». Сам же Чаадаев
отталкивается от изречения Паскаля, неоднократно использованного в
«Философических письмах» я других сочинениях: «...вся последовательная
смена людей не что иное, как один и тот же постоянно сущий человек» [1].
1 Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. и избр. письма. М., 1991. Т. 1. С. 395.
2 Тан же. С. 416.
365
По Чаадаеву, предметом истории является не просто реальный человек в его
развитии, а человек как существо, причастное к Богу и носящее в себе
«зародыш высшего сознания». В этом смысле история иррациональна,
поскольку она управляется высшей волей божественного Провидения. Но
если существует, по Чаадаеву, некий общий провиденциальный замысел Бога
относительно человеческой истории, то в таком случае гегелевское понятие
«мирового разума» несостоятельно, ибо человек не может быть игрушкой в
его руках. В письме к Шеллингу от 20 мая 1842 г., приветствуя его
назначение на кафедру философии Берлинского университета, Чаадаев
отвергает гегелевскую философию истории, «почти уничтожающую свободу
воли». В этом же письме содержится характеристика славянофильства как
«ретроспективной утопии», появившейся на свет, по Чаадаеву, в результате
приложения к России гегелевского учения об особой роли каждого народа «в
общем распорядке мира».
История, считает Чаадаев, провиденциальна в своей основе, ибо «ни план
здания, ни цемент, связавший воедино эти разнообразные материалы, не
были делом рук человеческих: все совершила пришедшая с неба мысль».
Однако он предостерегал против «вульгарного» понимания Провидения —
Божьего промысла в истории, ибо человек действует как свободное
существо, обладающее разумом, человечество в разные эпохи своего
существования выдвигает величайшие личности (Сократ, Платон,
Аристотель, Эпикур, Христос и др.), деятельность которых породила
интеллектуальные и культурные традиции, влиявшие на ход истории.
Следствием неустранимой свободы в исторических условиях людей является
многообразие народов, составляющих человечество: «Поэтому
космополитическое будущее, обещаемое философией, не более, чем химера».
С тех пор как утвердилась «истина христианства», пишет Чаадаев, в судьбах
человечества произошел великий провиденциальный поворот, история
получила ясный вектор для своего развития — установление Царства
Божьего как конечная цель и план исторического здания. Причем Чаадаев
понимает идею Царства Божьего не только как богословскую, но и как
метафизическую, как осуществление красоты, истины, блага, совершенства
не в «сфере отвлеченности», а в некоем чаемом совершенном человеческом
обществе. «Отличительные черты нового общества, — указывает Чаадаев, —
следует искать в большой семье христианских народов», в христианских
ценностях, сплотивших западный мир и поставивших его во главе
цивилизованного человечества.
366
В своем первом «Философическом письме» Чаадаев представил типично
«западнический» взгляд на философию русской истории. Западное
направление в христианстве (католицизм) было объявлено Чаадаевым
фактором, определившим магистральную линию цивилизации, а весь Восток
назван им сферой «тупой неподвижности». Русская культура по причине
«рокового выбора» Русью восточной разновидности христианства трактуется
как культура, развивавшаяся в отрыве от цивилизованной (католической)
Европы, а Россия — как страна, стоящая, по существу, вне истории, ибо она в
точном смысле не принадлежит ни Востоку, ни Западу. Россия, по Чаадаеву,
не может называться христианским обществом потому, что в ней существует
рабство (т. е. крепостное право).
После революционных событий в Европе в 1830-м, а затем 1848 г. Чаадаев
изменил свой первоначально идеализированный взгляд на Запад.
«Незападное» бытие России, казавшееся ранее Чаадаеву главным
источником ее бедствий и неустройств, начинает представляться ему
источником своеобразного преимущества. «...Нам нет дела до крутни Запада,
ибо сами-то мы не Запад... — пишет он и далее отмечает: У нас другое
начало цивилизации... Нам незачем бежать за другими; нам следует
откровенно оценить себя, понять, что мы такое, выйти из лжи и утвердиться
в истине. Тогда мы пойдем вперед, и пойдем скорее других, потому что мы
пришли позднее их, потому что мы имеем весь их опыт и весь труд веков,
предшествовавших нам» [1].
1 Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. и избр. письма. Т. 2. С. 98.
Для разных течений русской мысли притягательной оказалась мысль
Чаадаева о том, что Россия имеет огромный скрытый, нереализованный
потенциал и что социально-экономическая отсталость России может для нее
обернуться однажды историческим преимуществом. К. Н. Леонтьев, в
определенной степени основываясь на указанной мысли Чаадаева, писал
даже о необходимости «подморозить Россию», затормозить ее движение,
чтобы она не повторяла ошибок далеко зашедшего по пути прогресса Запада.
Чернышевский и некоторые другие русские мыслители в известном смысле
разделяли эту точку зрения Чаадаева при обосновании идеи
некапиталистического пути развития России к социализму.
367
Прямым полемическим ответом на «Философические письма» Чаадаева было
начало работы А. С. Хомякова над «Семирамидой», главным
историософским сочинением славянофила. Неотправленное письмо Пушкина
к Чаадаеву (1836) наряду с признанием того, что в «Философическом
письме» многое «глубоко верно», содержало и критику. Пушкин признавал
самобытность русской истории, считал, подобно Чаадаеву, что ее объяснение
требует своей особой логики («другой формулы»), отличной от
исторического пути Запада. Споря с Чаадаевым, Пушкин утверждал, что
русская христианская история может представляться «нечистой» лишь с
католической точки зрения. История России, по мнению Пушкина, как раз
есть пример служения не частным, а всеобщим европейским интересам, и
особенно это проявлялось «в тот момент, когда человечество больше всего
нуждалось в единстве» (в период нашествия Орды, во время Наполеоновских
войн и т. д.).
3. Философия славянофилов
Общая характеристика
Учение славянофилов — закономерный этап в развитии того философского
умонастроения, которое проявилось в России уже в XVIII в., а в следующем
столетии стало альтернативой широкому распространению в обществе
рационалистических теорий, прежде всего идей французского Просвещения.
Это умонастроение было направлено на вытеснение влияния философии
французских просветителей и переориентацию русской мысли на новейшую
немецкую философию, особенно на Шеллинга и Гегеля.
Во время царствования Николая I, известного усилением абсолютистского
давления на интеллектуальную жизнь, российское общество вступило тем не
менее в эпоху подъема своего национального самосознания. Взлет
национального духа, породивший Пушкина, Лермонтова и Гоголя,
происходил не только в области литературы, но и в философии. Чем шире
распространялось на Россию влияние новейших европейских учений, в том
числе немецкой метафизики, тем яснее вырисовывалась для образованного
общества неадекватность подхода решению собственных национальных
проблем и задач только на основе теорий Запада.
368
В этих условиях в 30—40-е гг. XIX в. формируется новое религиозно-
философское направление — славянофильство. Его центром стала Москва, а
приверженцами — выпускники Московского университета, молодые
образованные дворяне. А. С. Хомяков и И. В. Киреевский явились
родоначальниками этого нового движения философской и общественно-
политической мысли, к которому присоединились Ю. Ф. Самарин, К. С. и И.
С. Аксаковы, А. И. Кошелев и др. Представители этого идейного течения,
называвшие себя «московским направлением» (в противоположность
«петербургскому»), получили литературно-публицистическое название
славянофилы, закрепившееся в ходе журнальных дискуссий 40-х гг. и с той
поры вошедшее в общее употребление.
Как независимые мыслители славянофилы не были «школьными»
философами, связанными с какой-либо определенной традицией. Отсюда
возникла проблема точной интерпретации философских аспектов этого
движения, тем более что среди славянофилов существовало «разделение
труда»: И. В. Киреевский занимался собственно философской
проблематикой, А. С. Хомяков — богословием и философией истории, Ю. Ф.
Самарин — крестьянским вопросом, К. С. Аксаков — проблемами
социально-философского характера и т. д. Ставя своей главной целью
пробуждение национального сознания в обществе, славянофилы встретили
отпор со стороны западников, понимавших патриотизм как европеизацию
России, начавшуюся в петербургский период ее истории. Вместе с тем были
услышаны и вызвали сочувствие русского общества призывы славянофилов к
освоению духовного наследия Московской и Киевской Руси, славянского
мира. Славянофильство в этом смысле становится, по выражению Ю. Ф.
Самарина, «образом мысли» и пользуется поддержкой философов,
литераторов, фольклористов, историков, славистов — Н. М. Языкова, П. А.
Вяземского, А. Ф. Гильфердинга, Н. П. Гилярова-Платонова, Д. А. Валуева,
Ю. И. Венелина и др. Особая роль в становлении славянофильского
мировоззрения принадлежит поэту, дипломату и политическому мыслителю
Ф. И. Тютчеву.
369
Славянофильство представляет собой своеобразный синтез философских,
исторических, богословских, экономических, эстетических, филологических,
этнологических, географических знаний. Теоретическим ядром этого синтеза
стала специфически истолкованная «христианская философия», которую по
праву считают крупным направлением оригинального русского
философствования, оказавшим заметное влияние на концепции Н. Я.
Данилевского и К. Н. Леонтьева, систему В. С. Соловьева, философские
построения С. Н. Булгакова, С. Л. Франка, Н. А. Бердяева и др.
Славянофилы исходили из того, что вера есть «крайний предел»
человеческого знания, определяющий собой все стороны мысли. Религия —
не только исходный момент, формирующий воззрение отдельной личности,
но и духовное ядро, влияющее на жизнь общества в целом, на ход истории.
Философия трактовалась ими как «переходное движение разума
человеческого из области веры в область многообразного приложения мысли
бытовой» [1]. «Практическая жизнь» является, по их мнению, тем процессом,
в ходе которого постепенно реализуются начала, включающие в себя
«отвлеченное содержание», доступное философскому познанию. Задача
философии заключается в том, чтобы осмыслить их и на этой основе
правильно решать поставленные самой жизнью вопросы.
1 Хомяков А. С. Полн. собр. соч.: В 8 т. М., 1900-1904. Т. 3. С. 240-241.
Ключевым для теории познания славянофилов стало понятие «цельность
духа». Постижение истины невозможно с помощью только
интеллектуальных способностей человека. Она становится доступной, как
считал А. С. Хомяков, лишь живому (или цельному) знанию как
органическому синтезу чувственного опыта, разумного постижения и
мистической интуиции. Особый акцент в теории познания славянофилы
делали на такие понятия, как воля и любовь. Истина, с их точки зрения, не
может быть достоянием отдельного человека. Она открывает свои тайны
«соборному сознанию» людей, объединенных в своем единстве на принципах
свободы и любви.
Оригинально мыслившие философы славянофильства, обладавшие
значительными материальными средствами и, по сути дела, максимально
возможной по тем временам духовной независимостью, отнюдь не
стремились выработать какую-либо общую «платформу» или согласованную
идеологию. Общего согласия не удавалось достичь даже по таким важным
вопросам, как социальный идеал и пути его достижения. Киреевский ут-
370
верждал, что христианское учение воплотилось во всей своей чистоте в
русской истории в XVI в., когда общественный и частный быт полностью
соответствовал основам православия. Однако с этим не соглашался Хомяков.
«Как ни дорога мне родная Русь, — писал он, — в ее славе современной и
прошедшей, сказать это об ней я не могу и не смею. Не было ни одного
народа, ни единой земли, ни одного государства в мире, которому такую
похвалу можно было бы приписать хотя бы приблизительно» [1].
1 Хомяков Л. С. Полн. собр. соч.: В 8 т. Т. I. С. 213.
А. С. Хомяков
Трудно определить, кому из теоретиков славянофильства принадлежала
ведущая роль в становлении данного идейного течения. Киреевский
выдвинул ряд основополагающих философских идей; среди своих
сподвижников он был наиболее философски образованным человеком.
Однако признано, что ему не хватало «энергии и волевого начала». Этими
качествами обладал Хомяков.
Алексей Степанович Хомяков (1804—1860) родился в Москве, по отцу и
матери (урожденной Киреевской) принадлежал к старинному дворянскому
роду. Получил основательное домашнее образование, изучил основные
европейские, в том числе славянские, языки, а также латинский и греческий.
В 1822 г. сдал экзамен при Московском университете на степень кандидата
математических наук, затем служил в кирасирском и лейб-гвардии конном
полку. Участвовал в боевых действиях, имел награды. Был знаком с
декабристами, но осуждал их взгляды на «военную революцию».
А. С. Хомяков не был упрямым «самобытником» или ненавистником Запада,
каковыми нередко и несправедливо называют его и других славянофилов.
Напротив, он был более последовательным его почитателем даже в
сравнении с западниками, о чем свидетельствует его высказывание о Западе
— «стране святых чудес» (подразумеваются высокие достижения западной
христианской культуры). Он был также поклонником английского
консерватизма и конституционной монархии, сторонником установления
тесных связей англиканства с Русской православной церковью, о чем
свидетельствует его переписка с британским богословом Палмером.
371
Принято считать, что очерк Хомякова «О старом и новом» (1839) положил
начало славянофильству. В нем поставлен ряд ключевых вопросов учения
славянофилов. Среди них проблема соотношения России и Запада, оценка
реформ Петра I как поворотного пункта в истории России, вопрос о роли
религии в истории вообще и православия в русской истории в частности.
Хомяков отстаивал «органический взгляд» на развитие общества, в основе
которого лежит идея саморазвития. «Общество, которое вне себя ищет сил
для самосохранения, — писал он, — уже находится в состоянии
болезненности». Русская история вовсе не идеальна и бескризисна: напротив,
она сложна и драматична. Однако ее развитие, преодоление болезненных
состояний не может быть осуществлено внешними, лежащими за ее
пределами силами. Главным условием сохранения жизнеспособности России,
по Хомякову, является православие. Вместе с тем существующую
православную церковь мыслитель нередко подвергал критике. Свои
богословские сочинения он не мог печатать в России, поскольку они не
пропускались духовной цензурой. Хомяков стал первым в России светским
религиозным мыслителем, по-новому, с философской точки зрения
трактовавшим основы православного вероучения.
Основополагающим для религиозно-философского учения Хомякова
является понятие «соборность», впоследствии использовавшееся многими
русскими религиозными философами и вошедшее без перевода в
европейские языки как sobornost. Оно обозначает свободное единение людей,
основанное на христианской любви и направленное на поиски совместного,
коллективного пути к спасению, своего рода «неформальный церковный
коллективизм», общинность, противопоставленные жестким иерархическим
порядкам официальной церкви. По Хомякову, соборность является
церковным идеалом, до сих пор не реализованным ни в одной из частей
христианского мира, хотя русский народ, православный по своей вере,
больше других приблизился к этому идеалу. Соборность определяется
Хомяковым как свободное «единство во множестве» [1], причем сочетание
двух начал — единства и свободы сохранилось в идеальной форме лишь в
православном христианстве, тогда как католическая церковь демонстрирует
единство без свободы, гипертрофированный юридизм, а протестантизм
воплощает сво-
1 Хомяков А. С. Соч.: В 2 т. М., 1994. Т. 2. С. 242.
372
боду без единства, отстаивает принцип индивидуализированной веры,
акцентирует идею личного, а не общего спасения. По Хомякову, каждый
находит в церкви самого себя, но не «в бессилии своего одиночества», а в
духовном, братском единении верующих со Спасителем. Соборность и
индивидуализм — антиподы: первое понятие предполагает цельность
человеческого духа, второе — его раздробленность.
В исторической действительности, по Хомякову, человеческий дух
раздваивается, представляя собой диалектическое соединение двух основных
начал: свободы (иранство) и необходимости (кушитство). Учение о
кушитстве и иранстве разработано в главном сочинении Хомякова «Записки
о всемирной истории» (другое название этого сочинения, данное Н. В.
Гоголем, — «Семирамида»). Кушитство и иранство, олицетворяющие Запад
и Восток, это как бы два символических духовных принципа, переплетение и
борьба которых составляют, по Хомякову, содержание мировой истории.
Ареной ее является судьба всего человечества, а не отдельных народов.
Поскольку в истории как в едином целом сосуществуют различные народы,
постольку в ней есть место не только Провидению, но и свободной воле.
Значительными возможностями для свободного исторического развития,
доказывает Хомяков, обладает русский народ, имеющий глубокие духовные
корни, не стремящийся к политическому господству, захватническим войнам
и т. п. Православная Россия, считает он, близка к достижению цельности
духа и жизни, хотя ее «органическое развитие» осуществляется медленно.
Его ускорение возможно за счет использования западной науки и
просвещения, однако применять их нужно осознанно, совершенно свободно
и критически.
Как уже отмечалось, Хомяков не был непримиримым противником Запада.
Не был он и ненавистником реформ Петра I. В этих реформах он видел
скорее «благодетельную грозу» и вовсе не хотел возвращения к
допетровским формам жизни. Напротив, он заявлял, что «надежда наша
велика на будущее».