Марголис Дж. Личность и сознание. Перспективы нередуктивного материализма

Подождите немного. Документ загружается.

ства. Исходя из этого, дуалисты (Полтен .[1973])

•склонны думать, что отбрасывание физикализма или теории тождества влечет за собой

принятие дуализма. 'Однако ни один из этих взглядов не является удовлетворительным. Для

опровержения их достаточно рассмотреть возможность последовательного материализма, от-

личного от теории тождества. Одна из форм такого материализма могла бы, например,

содержать утверждение, что композиция всего существующего (то, композицией из чего

является все существующее) есть материя, но неверно, что все существующее есть

физический или ^материальный объект и/или все существующие свойства являются

физическими или материальными свойствами. Это рассуждение может быть проведено

совершенно корректно. Будем различать, как и ранее, онтологический и

•атрибутивный дуализм. Отбрасывание оптического .дуализма (картезианства) ведет не к

теории тождества, а к онтическому монизму. Допустим, что материализм является наиболее

приемлемой формой онтологического монизма. Когда же мы говорим об онтологическом

монизме, то речь идет скорее о композиционном тезисе (Уиггинс [1967]), а не о тезисе

тождества.

Таким образом, из утверждения, что все существующее является композицией из материи,

вовсе не следует утверждение, что все существующее имеет только физические или

материальные свойства. В такой форме это возражение бросает вызов физикализму, который,

как мы можем теперь сказать, выступает в двух формах:

в форме теории тождества и в форме элиминативного материализма. Слабость

элиминативного материализма состоит в трактовке ощущений, образов, мыслей и т. п. как

чего-то нереального. Слабость теории тождества заключается в отсутствии методов,

позволяющих установить, что психические явления, будучи реальными, есть не что иное, как

физические явления. Как мы уже Ц видели, употребление таких грамматических категорий,

| как собственные субъекты предикации, не оказывает Î никакого влияния на онтологию,

поэтому дуалисты не могут обратить преимущества такого употребления в свою пользу. С

другой стороны, принятие такой точки зрения в полной мере свидетельствует против

квантифи-

•.кационного критерия онтологических допущении (вопре-.,ки Куайну [1953]). Наши

рассуждения призваны продемонстрировать жизнеспособность нередукционистского

материализма. Возможность и ясность этой альтернативы—одной из некоторого множества

—достаточна для? опровержения только что очерченных «автоматических» заключений. В

частности, если концепция, которая ранее была названа нами эмерджентистским материализ-

мом, является жизнеспособной, то нам не обязательно^ отбрасывать все возражения против

физикализма и других вариантов тезиса тождества только потому, что-они могли бы

угрожать материализму.

В своем месте мы исследуем возможности материализма, не связанного с теорией тождества,

элиминатив-ным материализмом и т. п. Однако в данный момент нам достаточно установить

—вместе с дуалистами, эпи-феменоменалистами, параллелистами и т. п.,—что до' сих пор не

существует варианта теории тождества, который предусматривал бы детально разработанную

стратегию подтверждения (на философских или научных основаниях—представим пока, что

это не одно и то же) каких-либо предположительных тождеств типа тождества духовного и

телесного. Как только аргументы, поддерживающие монизм, явно отделяются от поддержки

теории тождества, мы неизбежно приходим к рассмотрению более гибких вариантов

материализма. Однако' здесь все нужно начинать сначала.

Гл ав а 5 Материализм без теории тождества

Вообще говоря, мы можем выделить три типа дуали-

•сгических теорий, хотя в конкретных рассуждениях о духовном и телесном они обычно не

встречаются в чистом

•виде. Это, во-первых, классические онтологические теории (прежде всего Декарт), в

которых признается суб-

•станциональное различие между духом и телом; во-вторых, семантические теории (Полтен

[1973]), утверждающие, что высказывание о психическом в силу своих

•смысловых отличий от высказываний о физическом должно обозначать нечто иное, чем те

объекты, которые обозначаются высказываниями о физическом, и, таким образом,

отвергаются и монизм, и теории тождества; и, в-третьих, теории, в которых, исходя либо из

эмпирических, либо из концептуальных соображений, утверждается невозможность так

называемого атрибутивного материализма, то есть теории, требующей редукции психических

свойств к физическим свойствам. Среди ученых, принадлежащих к третьему лагерю, можно

упомянуть Эклза [1970], Шеррингтона [1951], Пенфилда [1965] и, может быть, Сперри

[1969]. В качестве парадигмы третьей разновидности дуализма можно взять высказывание

Эклза [1970]: «Всякий раз, когда мысль приводит к какому-либо действию, я как

нейрофизиолог вынужден постулировать, что мое мышление изменяет модели деятельности

нервов в моем мозге, причем то, каким образом это происходит, совершенно выходит за

пределы моего понимания. Получается, что мышление контролирует распространение

импульсов из пирамидных клеток коры моего головного мозга, а тем самым и .сокращение

моих мускулов и вытекающие из них моде-.ли поведения».

120

Следует прямо сказать, что картезианский дуализм представляет собой скандальное

недоразумение в философии. Дело в том, что этот тип дуализма, с одной стороны, требует

признания некоторой формы взаимодействия между духом и телом, а с другой, признавая

субстанциональные различия между духом и телом (res cogitans и res extensa), придает такому

взаимодействию-совершенно мистический характер. Если учесть, что-именно отношение

между духом и телом и есть тот самый «мировой узел», который должен быть развязан, то-

даже при наиболее снисходительной интерпретации картезианский дуализм оказывается

всего лишь драматизацией нашего невежества. Столь же неутешительные выводы следуют из

рассмотрения семантических теорий— второго из упомянутых типов дуализма. В лучшем

случае они оказываются бесполезными, в худшем—неудовлетворительными. Для

семантического дуализма существенно утверждение о том, что различие по смыслу влечет за

собой и различие значений (денотатов). Однако это утверждение ложно, поскольку мы уже

знаем, что-межкатегориальная теория тождества (например, Смарт [1962]), допускающая

различия по смыслу при тождестве значений, не является непоследовательной или про-

тиворечивой. Кстати, сам Смарт пытается стереть эти-смысловые различия, утверждая, что

выражения о психических явлениях можно (несинонимически) заменить некоторыми

«тематически нейтральными» выражениями'.

Таким способом он хочет избавиться от семантической проблемы межкатегориального

тождества. Однако это предложение Смарта сталкивается с тем существенным затруднением,

что тематическая нейтральность не есть нечто очевидное. Так, по Смарту, «когда кто-то го-

ворит»: «У меня сохранился желто-оранжевый образ», то имеют в виду нечто вроде: «Сейчас

происходит нечто похожее на то, что происходит, когда мои глаза открыты, я бодрствую и

передо мною расположен хорошо освещенный апельсин, то есть когда я действительна вижу

апельсин». Здесь напрашивается возражение. Смарту не удалось показать, что сама

парадигма восприятия (в которую вписывается понятие «остаточного-

ского».

То есть без отнесения к категориям «психического» и «физиче-

-Ред.

121

образа») не включает в себя психических признаков. ^Хотя Смарт и пытается построить

чисто поведенческую теорию восприятия в нормальных условиях, этого недостаточно. Его

концепция (неоправданно) требует еще 'и наличия некоторого соответствия между, скажем,

элементарными цветами и другими свойствами, которые могут быть выделены. В случае

отсутствия такого соответствия поведенческая трактовка просто не работает. Однако, чтобы

утверждать, что остаточный образ сходен с процессом восприятия, мы должны сначала

исключить их психические или чувственные элементы. Игнорирование этого вопроса не

позволило Смарту четко выяснить, в каком отношении характеристики остаточного образа

сходны с характеристиками восприятия. Следовательно, ему не удалось показать, что

предложенная им трактовка на самом 'деле является тематически нейтральной. Его

концепция была бы удовлетворительной только в том случае, если бы удалось точно

определить указанное отношение сходства при помощи тематически нейтральных терминов.

Однако не вполне ясно, особенно в случае отказа от поведенческой трактовки, каким образом

можно дать такое определение.

Один из представителей семантического дуализма, Эрик Полтен, отвергает положение,

которое он называет тезисом Фреге (Фреге [I960]), и вместо него принимает утверждение,

согласно которому «различные смыслы [sic!] никогда не указывают на один и тот же

референт». Нетрудно заметить, что здесь Полтен смешивает понятие «смысл», взятое в

смысле интенсионала или содержания общего термина, с тем другим смыслом, по поводу

которого Фреге готов был согласиться, что различные определенные дескрипции (и даже

различные собственные имена) в естественном языке могут обозначать один и тот же

отдельный предмет. (Теория, согласно которой психические предикаты вообще не допускают

перевода на язык физических предикатов, представляет собой одну из форм дуализма, с

которой мы уже ознакомились ранее и нашли неприемлемой.)

Конечно, можно привести много примеров, свидетель--ствующих против тезиса Полтена.

Так, в случае предикатных выражений вполне вероятно, что, скажем, «двуногое без перьев» и

«наделенное способностью к речи» сбудут иметь один и тот же экстенсионал. (Это, кстати,

пне совпадает с утверждением о том, что интенсионалы

122

«указывают на» экстенсионалы.) А в случае определенных дескрипций и родственных им

имен кажется очевидным, что в норме выражения «Цицерон» и «Туллий», «самый известный

ученик Платона» и «учитель Александра Великого», «Аристотель» и «учитель Александра

Великого» будут считаться обозначающими один и тот же объект. Однако для нас здесь

важно то, что отрицание таких экстенсиональных эквивалентностей (эквива-лентностей по

значению) нанесло бы разрушительный удар по теориям естественного языка, в которых

истинность утверждений о тождестве зависит не только от синонимии выражений. Вопрос о

том, имеют ли предикатные выражения, различающиеся по своему интенсио-налу, но не

являющиеся несовместимыми, одинаковый экстенсионал, носит эмпирический характер. А

наше обыденное словоупотребление говорит о том, что различные собственные имена или

различные определенные (атрибутивные) дескрипции могут обозначать один и тот же объект

(Доннеллан [1966]). Поэтому утверждение, согласно которому различающиеся по смыслу вы-

ражения не могут обозначать один и тот же предмет, так как они «обозначают [sic!]

различные свойства [данного] индивида» (Полтен), является неверным. С другой стороны,

было бы ошибочным говорить о том, что некоторые выражения обозначают свойства, в

частности психические и физические свойства, до тех пор пока мы не сформулировали в

явном виде онтологических предпосылок данного отношения обозначения и не ответили на

вопрос о реальности универсалий (Куайн [1957]) (тем самым уточняется наше замечание о

предпочтительности для наших целей неопределенных дескрипций или общих предикатных

выражений по сравнению с собственными именами и определенными дескрипциями). В

контексте наших рассуждений выдвинутые Полтеном аргументы вполне могут

рассматриваться как путаный вариант третьего вида дуализма.

Третий вид дуализма, хотя он и подвергался критике со стороны некоторых материалистов

(Смарт; Фейер-абенд [1963]), совершенно не опасен. Само по себе принятие свойств, не

являющихся физическими свойствами и не сводимых к последним, не заставляет нас принять

картезианский дуализм. Утверждать обратное—значит совершать ошибку n'on sequitur.

Фактически принятие нефизических свойств вообще ничего не говорит о суб-

123

станциональных различиях между духовным и телесным, между психическими и

физическими свойствами. В рамках этого вида дуализма не обязательно

ограничиваться .признанием только психических и физических свойств или определять,

какие именно виды свойств существуют. Рассмотрим, к примеру, свойство «быть

эквивалентным сумме чисел 3 и 4». Это свойство не относится ни к психическим, ни к

физическим и не может быть никаким разумным способом редуцировано к какому-либо при-

знанному физическому свойству. Принятие его вполне совместимо и с материализмом, и с

картезианским дуализмом. Мы можем считать, что число апельсинов в данном мешке имеет

свойство «быть эквивалентным сумме чисел 3 и 4». Это свойство определимо без обращения

к вопросу о духовном и телесном, но вместе с тем при его приписывании физическим

объектам приходится использовать соответствующие критерии применения. Может

показаться, что ссылка на числовые свойства никак не связана с проблемой редукции

психических свойств, однако легко увидеть, что это не так.

Рассмотрим, к примеру, тот факт, что некоторую машину Тьюринга можно полностью

описать при помощи ее машинной таблицы, то есть можно дать ее «логическое описание»,

включающее конечное множество состояний («логических состояний»), которые способна

иметь машина Тьюринга («абстрактная машина»). При этом не требуется «какой-либо

спецификации физической природы этих состояний, равно как и физической природы всей

машины» (Патнэм [I960]; Тьюринг [1950]). При «физической реализации» машина получает

«с технической точки зрения почти бесконечное число дополнительных «состояний»... (' [так

называемых структурных] состояний)» (Патнэм). Например, сделанная из картона машина

Тьюринга может вдобавок сгибаться. Далее Хилари Патнэм изобретательно проводит ана-

логию между логическими состояниями машин Тьюринга и психическими состояниями

людей, с одной стороны, и между структурными состояниями машин Тьюринга и

физическими состояниями людей, с другой. Эта аналогия, как мы вскоре увидим, порождает

новые проблемы. Тем не менее Патнэму удалось дать изящное обоснование следующих

положений: (1) логические свойства можно определить независимо от их физической

реализации, и вместе с тем можно приписывать их данным фи-

124

зическим системам (а в принципе и нефизическим системам, если они вообще мыслимы) ; (2)

такие свойства и обладающие ими абстрактные машины «могут быть физически реализованы

почти бесконечным числом различных способов»; (3) всегда можно установить отличие

логических свойств и, по аналогии, психических свойств от физических (структурных)

свойств, в которых они «реализованы» или представлены, независимо от того, имеется ли

тождество между «логическими» или «функциональными» состояниями и психическими

состояниями.

Такого рода соображения указывают на относительную нейтральность третьего вида

дуализма и показывают, что для подтверждения картезианского (или онтологического)

дуализма недостаточно просто сослаться на различия, аналогичные различиям между

психическими и физическими свойствами. В свою очередь, как уже говорилось,

предпочтение материализма не обязательно должно вести к предпочтению теории тождества,

поскольку существуют другие альтернативы и имеются трудности, с которыми сталкиваются

стандартные теории тождества.

Рассмотрим некоторые наиболее показательные концепции. Фодор [1968], обсуждая

проблему межкатегориального тождества, подчеркивает, что с эмпирической точки зрения

«некоторое понятие частично определяется ссылкой на свидетельства (курсив мой.—Дж.

М.), при помощи которых обычно обосновываются утверждения о том, что некоторый объект

подпадает под это понятие». В таком случае понятие психического состояния может

считаться «теоретическим понятием» только тогда, когда классификация состояний

осуществляется следующим образом: (1) не путем онтологической классификации, но через

классификацию способов «оправдания утверждений о существовании такой сущности» [то

есть о некоторой теоретической сущности] ; (2) психические состояния классифицируются

как «производные сущности» именно тогда, «когда логически возможно наблюдать (имеет

смысл говорить о наблюдении), что нечто есть [такое психическое состояние] ». В

рассуждениях Федора о статусе психических состояний тем не менее имеются по крайней

мере два уязвимых места. Во-первых, различение теоретического и наблюдаемого, сколь бы

оно само по себе ни было справедливым, не проливает ни-

125

какого света на смысл непосредственной, интроспективной описательной роли рассуждений

о психических со-стояниях от первого лица.

Аргументы Федора касаются только рассуждений о наблюдениях во втором и третьем лицах.

Такие рассуждения, как он вполне обоснованно считает, в большей степени имеют дело с

оправданием утверждений о психических состояниях других людей, чем со способами их

получения (и тем самым минуют ловушку солипсизма). К тому же, с точки зрения Федора,

понятия о ментальных, или психических, состояниях «функционально» связаны с гипотезами

об «этиологии поведения» только тогда, когда они вводятся в контексте объяснения как «те-

оретические» состояния, для которых можно найти подтверждающие их поведенческие

свидетельства. Во-вторых, Фодор смешивает две разные вещи: потребность в

«непосредственном подтверждении описания психических состояний, которое

осуществляется во втором лице», и защиту некоторой формы психофизического тождества.

По его собственному признанию, «если предполагается, что ни одно высказывание о

психофизическом тождестве не является истинным», то он не понимает, «можно ли в рамках

теории производных сущностей предложить нечто взамен эмпирического подтверждения

описаний психических состояний во втором лице». В то же время, возражая бихевиоризму,

он признает, что «экзистенциальные высказывания о теоретических сущностях всегда

логически независимы от высказываний о наблюдаемых данных» и что лишь благодаря

некоторой теории наблюдаемые данные составляют «наилучшие возможные prima facie

свидетельства» для приписывания психических состояний. Таким образом, Фодор в своей

концепции не смог справиться, во-первых, с тем фактом, что дефиниция функциональных

свойств не зависит от условий их реализации (физической или любой другой);, во-вторых, с

тем фактом, что, даже если мы предпочтем материализм, реализация функциональных

свойств отнюдь не влечет за собой какую-либо версию теории тождества; в-третьих, с тем

фактом, что в силу невозможности сформулировать для человека конечную машинную

программу (типа программы Тьюринга) нельзя (даже согласно взглядам самого Фодора) по-

' На перчый взгляд (лат.).—Перед.

126

строить конечную дизъюнкцию физических состояний, в которой можно было бы выделить

один определенный член и отождествить его с рассматриваемым психическим

(функциональным) состоянием.

Аргументация Фодора имеет целью убедить нас втом, что если выполняется требование

опоры на наблюдаемое и если рассуждение о теоретических сущностях должно быть связано

(очевидным способом) с рассуждением о наблюдаемых сущностях, то тогда материализм

хотя и не может, но все же поддерживает тем самым некоторую форму психофизического

тождества. Аргументация Фодора тесно связана с аргументацией Смар-та, хотя и различается

в деталях, но она несостоятельна по тем же причинам. Альтернативные формы материализма

обладают ценностью сами по себе и не нуждаются в тезисе тождества (но при этом

удовлетворяют требованию наблюдаемости). Нам особенно важно отметить, что рассуждение

Фодора по существу не зависит ни от концептуальных особенностей переживаемых психиче-

ских состояний, ни от вида сущностей, которым эти состояния могут быть приписаны, ни от

того, какие асимметрии могут существовать по отношению к описаниям психических

состояний от первого и третьего лица (вариантам «наблюдаемости», если хотите).

Следовательно, поскольку аргументация в пользу тезиса тождества грешит логической

ошибкой non sequitur, мы можем с полным правом заключить, что для разработки наиболее

правдоподобной материалистической альтернативы необходимо по крайней мере детальное

описание психических состояний. В любом случае из простого признания наблюдаемости

психических состояний во втором и третьем лицах и определения того, что означает «быть

теоретическим понятием», невозможно вывести истинность некоторой нормы

психофизического тождества. Пусть даже при этом будет выполнен целый комплекс условий:

во-первых, мы допустим существование отношений, отличных от отношения тождества, что

позволит вместе с тем сохранить наблюдаемость во втором и третьем лицах (например,

отношений эмердженции и воплощения) ; во-вторых, будем различать теоретическую

нагруженность самих наблюдений и выводов из наблюдений (неявно содержащихся в

принимаемых перцептивных описаниях) ; в-третьих, допустим, что суждения восприятия

могут быть получены (как говорит сам Фодор)

127

в соответствии с критериями, которые не требуют, чтобы психические состояния и ситуации

оценивались как обычно существующие. (К вопросу о критериях мы еще вернемся несколько

позже.)

Фактически и Фодор, и Патнэм, по существу, ограничиваются указанием на

жизнеспособность теоретических тождеств, для которых допускается аналогия с различием

между логическими и структурными состояниями. Однако оба отвергают редуктивные

тождества и делают это в основном по двум причинам: во-первых, потому что психические

состояния определяются функционально (по аналогии с логическими состояниями) или в

терминах функциональной связи таких состояний с поведением организмов, а не в терминах

микротеоретических компонентов последних (Плейс [1956]); Опенхейм и Патнэм [1958]); во-

вторых, потому что функциональное подобие или тождественность функциональных

состояний не предполагает обязательного подобия или тождественности их материального

субстрата. К примеру, Фодор подчеркивает, что в феномене боли нельзя различить какие-

либо (в том числе микротеоретические) части, но он не дает удовлетворительного объяснения

того, в каком смысле боль может или должна быть функциональным состоянием (даже в том

случае, когда наблюдения феномена боли от второго и третьего лица включают в себя ссылку

на функциональные или поведенческие критерии) . Однако если боль и другие

функциональные состояния не имеют частей, но непосредственно воспринимаются в

феноменологическом смысле, то тогда нам не удастся подтвердить ни редуктивные, ни

элиминативные, ни функциональные тождества.

Самое большее, что можно отсюда вывести,—это единообразие всех психических явлений.

Тогда интересующий нас вопрос примет следующую форму: возможно ли в свете этих

данных по-прежнему защищать материализм? Но даже признание единообразия психических

явлений не избавляет нас от необходимости учитывать различия между по крайней мере

двумя видами психических явлений, примерами которых могут служить, с одной стороны,

мнения и намерения как образцы ин-тенционального вида, а с другой стороны, боль как об-

разец неинтенционального вида. Интенциональные психические состояния можно трактовать

как функциональные или даже, если учесть связь с поведением, как дис-

128

позиции к поведению' (для появления диспозициональ-ности достаточно допустить

рациональную организацию мнений, намерений, желаний и т. п., свойственную существам

различных видов,—Франкфорт [1971]).

Но возможность функциональной или диспозицио-нальной интерпретации боли

представляется весьма проблематичной. Боль прежде всего характеризуется своей

безусловной феноменальностью, последовательная материалистическая трактовка которой

оказывается весьма затруднительной. Образы восприятия сочетают в себе явные

феноменальные свойства и интенциональ-ную природу, боль же лишена интенциональности

в смысле «направленности на объект». Непонимание этого обстоятельства составляет

серьезный недостаток концепции Дж. Энском [1963], которая, говоря об «интенциональности

ощущений», главным образом имеет в виду образы восприятия, а также ощущения, сходные

с восприятиями. Возможно, ей удалось показать, что глагольные описания восприятия в

определенном смысле могут вести себя нетранзитивно, а, следовательно, ин-тенционально.

Однако она даже не пытается выяснить, каким образом такие случаи соотносятся с общей

теорией восприятия (приводимые Энском примеры далеко не однотипные, например «Я

слышу звон в ушах» и «Я неясно вижу след: неясен ли сам след или я так его

воспринимаю?»). Во всяком случае, обосновывая свое утверждение, она приводит один-

единственный пример боли «воображаемых конечностей»

. Как бы ни был труден этот

случай, он основывается исключительно на анализе «локализации» боли. Однако если

соображения относительно локализации боли (идет ли речь о боли воображаемых