Лорд А.Б. Сказитель

Подождите немного. Документ загружается.

330 Б.Н. Путилов

работам югославских фольклористов 30-х годов с их ценными наблю-

дениями

над живой традицией. В книге А. Лорда мы найдем

уважительные ссылки на

труды

русских ученых — В. Радлова,

открывшего европейской науке живую традицию сказителей тюркских

народов, и А.Ф. Гильфердинга, справедливо считающегося одним из

основоположников

изучения творчества былинных сказителей. К сожа-

лению,

трудах

русских эпосоведов А. Лорд и его учитель знали лишь

из

вторых рук. Им вовсе остались неизвестны книги выдающихся

собирателей севернорусских былин — А.Д. Григорьева, Н.Е. Ончукова

А.В. Маркова, братьев Соколовых, A.M. Астаховой, равно как и их

исследования. В

трудах

А. Лорда есть ссылки на В.М. Жирмунского,

но

работы выдающегося советского эпосоведа и его учеников о средне-

азиатских сказителях учтены в этих

трудах

очень мало. Здесь, конечно,

сказался

длительный отрыв американских ученых от опыта русской

школы

фольклористики и ее продолжения в советское время. При всем

том мы вправе рассматривать теорию Пэрри—Лорда в общем

русле

изучения феномена сказительства, наиболее мощные импульсы

которому даны именно русской школой. Есть смысл сопоставить

работы М. Пэрри и А. Лорда с работами их современников — советских

эпосоведов, в первую очередь A.M. Астаховой. В те же годы примерно,

когда работала экспедиция в Югославии, A.M.

Астахова

подвела первые

итоги сравнительным наблюдениям над творчеством севернорусских

сказителей

. «По

тому,

как они воспринимают, а затем воссоздают

былины», сказители были разделены на три основные категории.

Первую составили сказители, «перенявшие тексты совершенно или

почти точно и в таком же виде их передающие»

. Вторые

«усваивают

по

преимуществу, по словам Гильфердинга, лишь "общий остов". Путем

отбора "типических" мест и свободного создания "переходных" у них

вырабатывается собственный, постоянный текст, отливаясь в опре-

деленную композиционную и словесную форму. В дальнейшем эта

форма

остается неизменной и варьируется лишь в

деталях»

Признавая

наличие варьирования текстов и у первой, и у второй

категории сказителей, A.M.

Астахова

не придает этому факту принци-

пиального значения и не вникает в

«техническую»

ее

суть.

За пределами

ее внимания остается и вопрос, которому М. Пэрри и А. Лорд как раз

придавали едва ли не решающее значение: как происходило варьиро-

вание,

а вместе с тем и складывание относительно неизменного текста.

Ближе всего к наблюдениям М. Пэрри и А. Лорда подошла

A.M.

Астахова

в характеристике третьего типа как типа «импро-

визатора». «Запомнив, подобно исполнителям второго типа, лишь

сюжетную

схему

по преимуществу, они, однако, не вырабатывают, не

создают постоянного текста, а каждый раз меняют его, пользуясь всем

арсеналом сюжетов, эпизодов, мотивов, образов, формул, которыми

они

владеют»

Далее говорится о характерном для сказителей

всех

типов «столкновении и переплетении разных тенденций», о «проблесках

Послесловие

331

импровизаторства»

даже

сказителей первого типа

и о

«материале,

определившемся

твердые записи»

«сказителя-импровизатора»

Обращает

на

себя внимание

тот

факт,

что у

всех

трех

типов

качестве отправного источника

A.M.

Астахова

рассматривает зави-

симость

от

текста учителя.

Во

всех

этих наблюдениях исследова-

тельница обращала внимание

на

содержательную, образную сторону

текстов, оставляя

стороне почти полностью

те

«детали»,

которые

связаны

организацией стиха, сочетаний стихов

или их

элементов.

Между

тем, как мы

видим, именно

на

этом уровне внимательные

наблюдения

М.

Пэрри

и А.

Лорда привели

неожиданно существенным

выводам.

Позднейшие

высказывания

А.

Лорда, основанные

на

сопостави-

тельном анализе текстов

—

разных исполнений одного певца,

также

текстов учителя

ученика, обнаруживают некоторую близость

к на-

блюдениям

A.M.

Астаховой. Так,

А.

Лорд установил,

что в

исполнении

Салиха Углянина некоторые пассажи песни

Багдаде хотя

и не

передаются

заученной форме,

но и не

импровизируются

и не

повторяются,

«излагаются

более

или

менее

тех же

словах»,

так что

текст оказывается

«более

или

менее фиксированным»

. Такой случай

мог

бы

быть приравнен

тестам первой категории

по

классификации

A.M. Астаховой, если

бы не

существенная оговорка: фиксация

захва-

тывает лишь отдельные участки текста

и к

тому

же

неустойчива,

т.е. неизвестно,

как

долго

она

может удержаться

практике певца

В принципе

же

прочно запоминающиеся (или заучиваемые) тексты,

по

А.

Лорду,

появляются

на

поздней ступени сербскохорватской

традиции

текстами второго типа севернорусских сказителей

перекликается обнаруженный

А.

Лордом

тип: при

усвоении

«чужой»

песни

фиксированные

ее

элементы

не

переходят

усваивающему певцу,

который

формирует свой текст

со

своими элементами фиксации

Дело

конечном счете

не в

степени вариативности

или

фиксиро-

ванности,

а в

отстаиваемом

М.

Пэрри

и А.

Лордом принципе: «фикси-

рованная

материя» текстов

все

равно

не

воспроизводится

по

памяти,

но

всякий

раз

создается, только формы

проявления создания разно-

образятся

. Критики теории

не

всегда учитывают этой существенной

оговорки.

Для М.

Пэрри

и А.

Лорда понятие

«создание»

(creation)

обладает достаточно широким диапазоном.

Различия

подходах

проблеме очень наглядно просматриваются

при

сравнении книги

А.

Лорда

другой

книгой

A.M.

Астаховой,

целиком

посвященной анализу творческой работы севернорусских

сказителей

над

текстами

. Здесь рассматриваются

все

основные виды

такой

работы: «развитие

варьирование образа», «перестройка

ком-

позиции»,

«контаминации», «образование новых былин»

и др.

При этом,

однако,

мы не

найдем попыток представить, каким образом

вся эта

работа велась. Читатель вправе уподобить сказителя книжному поэту

по

методу

технике творческого процесса.

А.

Лорд

же в

своей книге

332 Б.Н.

Путилов

последовательно и настойчиво проводит мысль о качественном отличии

работы сказителя: акт творчества совпадает с актом исполнения.

Правда, авторы теории вносят по крайней мере одно существенное

уточнение: этот закон обязателен для эпического творчества в на-

стоящем значении этого явления культуры, для «подлинных» эпических

певцов, и он перестает действовать в разного рода

«вторичных»

сферах

эпической

традиции, у певцов, утративших связи с «истинной»

традицией исполнительства. В таком ограничении можно усмотреть

одно из слабых мест теории: наличие

двух

типов певцов оказывается

основанием для разделения эпической традиции на «подлинную» и

«вторичную».

Но в таком случае, может быть, правы те, кто просто

говорит об исторически сложившихся

двух

типах сказительства,

подлежащих равноправному рассмотрению?

Специального внимания заслуживает вопрос о роли памяти, как он

трактуется у М. Пэрри и А. Лорда. Их теорию иногда упрекают

в преувеличении импровизационного начала за счет недооценки эпи-

ческой памяти. Так, Р. Менендес Пидаль считал, что «Пэрри и Лорд,

ослепленные неожиданным блеском импровизации в Югославии,

пренебрегли исполнением эпоса по памяти, подобно тому как пре-

небрегают им

Авдо

другие

знаменитые мастера-импровизаторы»

Другими словами, Р. Менендес Пидаль склонен заключить концепцию

Пэрри—Лорда в локальные границы. Между тем сами авторы на

материале сербскохорватской

эпики

строят обобщения для эпического

творчества вообще — без национальных и временных ограничений. При

этом самую категорию импровизации они трактуют не столь прямо-

линейно,

как это им приписывают критики. «Поэт не импровизирует,

т.е., можно сказать, не производит сознательно полностью новые стихи

или полностью новые пассажи... Это специальный вид сочинения в

стихах,

который не ищет новизны или оригинальности... если

хотите

—

это специальный вид "импровизации", но не импровизируемый вне

целой материи...» Славянский эпос не есть плод «свободной

импровизации»

Что касается роли «феноменальной памяти», благодаря которой

якобы певцы способны воспроизводить тысячи стихов, то А. Лорд

считает преувеличение ее мифом, сложившимся на почве ошибочного

представления о существовании в устной традиции постоянного,

передаваемого из поколения в поколение текста. Такому представлению

противопоставляется концепция эпического

знания,

владения приемами

воссоздания элементов песни и поэтического целого. Сама по себе

эпическая

память проявляет себя столь же бессознательно, как обычная

память в речи. «Формулы и словарь поэзии, элементы которого

входят

в создание стихов, не более заучены наизусть или закреплены в памяти,

чем фразы и структурные элементы любого

другого

вида речи».

Разница

лишь в том, что здесь заданы метрические условия речевого

акта

Послесловие

333

Полемически

заострен против теории Пэрри—Лорда доклад для

съезда славистов В.М. Гацака, посвященный обоснованию «приоритета

памяти

на текст — или, точнее, на текстовую материю — перед

памятью на правила композиции»

. Наблюдения автора, относящиеся

былинам, в ряде моментов справедливы, но, в сущности, они не

опровергают основных положений теории, полученных на материале

сербских юнацких песен. Более того, они не закрывают возможностей

применения

теории к русскому эпосу, что доказано исследованиями

с «положительными» результатами: северные сказители

всех

трех

категорий (по классификации A.M.

Астаховой)

при исполнении былин

не

просто передавали с некоторыми вариациями заученный текст, но

«создавали»

его заново — в том широком смысле, в каком это понятие

фигурирует в книге А. Лорда

Речь должна идти, конечно же, о проверке концепции «исполнение—

создание» применительно к разным национальным эпическим

традициям.

Можно в этом смысле присоединиться к словам

В.М. Жирмунского: «Споры о характере и границах традиции

творческой импровизации и тем самым "текучести" устного текста

могут

быть правильно решены только на основе многократных

экспериментов

— точных записей исполнения одного и того же сюжета

разными

сказителями и одного и того же текста тем же сказителем, в

разное время и при разных условиях... Необходимо поставить ряд

вопросов:

когда, у каких певцов, в каких ситуациях и в какой аудитории,

на

какой ступени развития эпоса и в каких его жанрах варьируется текст

каковы пределы такого варьирования»

. К сожалению, призыв этот,

прозвучавший четверть века назад, нашел не такой уж широкий отклик

у специалистов, для которых еще не закрыты возможности изучения

живой эпической традиции

Обязательность единства актов исполнения и создания у «подлинных»

эпических

певцов теория Пэрри—Лорда объясняет несколькими по-

стоянными

факторами, как общего порядка (особенности мышления

певца, круг его представлений и понимание поэтического искусства), так

специальными, «техническими». Среди последних А. Лорд придает

очень важное конструктивное значение

тому,

что исполнитель всегда

связан

с необходимостью безостановочного, строго регламентиро-

ванного,

метрически организованного и композиционно отработанного

повествования. Он должен «быстро складывать стих за стихом... Ему

некогда раздумывать». В.М. Жирмунский, видимо, недооценил это

положение,

усмотрев здесь лишь констатацию «технических условий

устной импровизации перед аудиторией»

. На самом же

деле

в кажу-

щемся

техническом аспекте М. Пэрри и А. Лорд уловили серьезную

качественную особенность песенной

эпики,

выделяющую ее среди

других

форм фольклорных повествований или высказываний. У певца

334 Б.Н.

Путилов

«весь

образ мыслей направлен вперед, и он не способен вернуться

проделать тот же путь снова» (с. 146). Техника оказывается слитой

с художественным сознанием певца. Именно на пересечении этих

двух

взаимодействующих складывается формульный стиль и устойчивый

фонд

эпических тем, представляющие ту реальную материю, опора на

которую обеспечивает одновременно овладение сказительским искус-

ством в рамках устной традиции и возможность многократного вос-

произведения

и обновления песенной

эпики

при поддержании ее

содержательной и художественной стабильности. М. Пэрри и А. Лорд,

разумеется, не отрицают значимости вынесения проблемы формул

эпических тем «в область исторической поэтики»

и осознают

необходимость изучения их в семантическом и генетическом аспектах,

но

сами выдвигают на первый план конструктивно-организующую их

роль, исследуя ее в рамках своей концепции

«устного

эпоса». А. Лорд

считает нужным предостеречь против узко технологического подхода

эпической формуле как «простому инструменту». Для него форму-

ла — это прежде всего «живое явление стихотворной речи».

Понятие

формулы как художественного стереотипа (клише), в кото-

ром закрепляются и обобщаются различные элементы поэтического

изображения,

описания, нарратива и т.д., широко употреблялось

фольклористике. Формула рассматривалась как свойство «поэтики

тождества»,

характерной для фольклора, и как типовое выражение

различных сторон миросозерцания среды, творящей фольклор. Опре-

деления формулы до М. Пэрри никто не давал, равным образом не было

попыток

как-то ограничить или конкретизировать содержание

понятия.

В сущности, основными критериями при выделении формул из

текста были смысловая завершенность, наличие стереотипии и повто-

ряемость в традиции. М.

Пэрри,

а вслед за ним А. Лорд резко

ограничили понятие формулы, но, с

другой

стороны, расширили

реальный фонд формул, обращающихся в эпосе. Они нашли очень

удачное определение для того качества формулы, которое, собственно,

признавалось всеми, — «выражение данной существенной

идеи»

(или,

как

переведено в настоящем издании, «основного смысла»), но зато

подчеркнули в качестве едва ли не главного признака ее связь с

«метрическими условиями», т.е. предложили рассматривать формулу

как

важнейший элемент динамики живого эпического повествования.

Естественно, что суженное понимание формулы не могло оттеснить

прочно

утвердившегося в науке широкого понимания. Один и тот же

термин употребляется в довольно разных значениях, и это, конечно,

вызывает неудобство. Безусловно, нельзя высказывать суждения

формуле — как ее понимают М. Пэрри и А. Лорд — с позиций

прежних, привычных представлений о ней. Если же без предвзятости

вникнуть в

суть

предложенного определения формулы и особенно в

систему анализа эпического формульного стиля, то можно сказать с

полной

определенностью: мы имеем дело с исключительно интересной

Послесловие 335

свежей концепцией, открывающей перспективы для уяснения законов,

которые столетиями регулировали творческую жизнь эпической

традиции и знание которых оказывается необходимым для исследования

истоков поэтики книжных памятников

эпоса.

Наблюдения М. Пэрри и

А. Лорда над тем, как формульный стиль реализуется в практике

сказителей,

как следование ему обеспечивает самую возможность их

творческой работы, составляют существенный вклад в эпосоведение,

значительно дополняя и поправляя все сделанное до них учеными, в

первую очередь собирателями и исследователями славянского

эпоса.

Эти

наблюдения приводят американских ученых к выводу: искусство

певца заключается не просто в усвоении набора необходимых формул,

хотя

процесс обучения и включает

этот

момент; самое главное —

формула «становится частью поэтического сознания» сказителя, он

должен

овладеть «грамматикой» формульности, научиться, овладев

набором моделей, создавать формулы, варьировать их...

Невозможно

(да и нет необходимости) обозреть весь комплекс

вопросов, внесенных в науку концепцией формулы Пэрри—Лорда.

Вокруг этой концепции вот уже три десятилетия ведутся оживленные

дискуссии.

Она оказалась, с одной стороны, объектом критического

разбора

(иногда — просто придирок), с другой — подверглась

дальнейшей углубленной разработке. Критики отмечали, например, что

трудно, опираясь на критерии М. Пэрри и А. Лорда, выделять в

конкретных текстах различных памятников определенные формулы,

устанавливать их начало и конец, отграничивать одни формулы от

других. Такие трудности и в самом деле возникают у исследователя —

но

только в тех случаях, когда он исходит из понимания формулы, по

инерции ориентируясь на зафиксированный в записи текст, без учета его

«устной» природы. Как на недостаток указывали на отсутствие

классификации формул. Но главное — усматривали «огромное

преувеличение» в утверждении, что устная эпическая поэзия якобы

целиком формульная

книге

такие высказывания действительно можно найти. Но в даль-

нейшем А. Лорд отошел от столь безоговорочных утверждений.

Вообще

надо учесть, что различные аспекты теории Пэрри—Лорда не

должны восприниматься догматически и прямолинейно независимо от

того,

как они выражены. В конечном счете вся теория была

ориентирована на необходимость дальнейшей проверки, подтвержде-

ния различных положений и на возможность отказа от каких-то ее

деталей.

в советской, и в западной науке конструктивное отношение

к теории оказалось, безусловно, гораздо более продуктивным, нежели

критика «с общих позиций». В частности, это коснулось и вопросов,

связанных с уточнением понятия «формула», с классификацией формул,

применением теории формульного стиля к живым эпическим памят-

никам и др.

336 Б.Н.

Путилов

Наряду с формульным стилем теория Пэрри—Лорда придает исклю-

чительное значение

«теме»

как

другому

специфическому элементу

эпического повествования или описания, опора на который обеспе-

чивает жизнь песни. Жаль, что и здесь не обошлось без термино-

логических перекрещиваний: в

трудах

фольклористов термин

«тема»

употребляется постоянно в разных, широких и узких, значениях.

У М. Пэрри и А. Лорда за этим термином оказалось закрепленным

вполне конкретное содержание, привязанное к эпическому нарративу.

В одной из ранних статей А. Лорд дал несколько более подробное, чем

в книге, определение, которое, кажется, больше соответствует теории:

«Тема

— это сюжетный элемент

(subject

unit),

группа идей, регулярно

употребляемых певцом не просто в каком-то отдельном произведении,

но

в поэзии в целом»

. Здесь подчеркнут типовой характер тем,

возможность распространения одних и тех же тем на широкий круг

сюжетов, использования их певцом в разных конкретных ситуациях.

Подобно тому как формулы оказываются определяющими в

«построении

стихов»,

темы — эти «повторяющиеся нарративные или

описательные элементы» — решающим образом «функционируют в

построении песен»

. Тема не есть нечто застывшее, раз навсегда данное

сказителю: напротив, «у темы нет какой-то одной "чистой" формы...

Облик ее непрестанно меняется... В сознании сказителя она

присутствует во многих разновидностях... Это живое, меняющееся,

способное применяться к контексту художественное творение» (с. 11).

Знание

тем, умение построить и изложить, выбрав из памяти, ту,

которая соответствует контексту, сочетается у певца с прочным

представлением о песне как целом и умением переходить от темы

теме, руководствуясь общим планом. Как все это происходит, как

живет и меняется в динамике нарратива та или иная тема, как

совершается последовательное соединение тем в одну песню, каков круг

знаний

и умений сказителя в отношении тем и как он их реализует, —

А. Лорд обстоятельно и конкретно раскрывает, анализируя полученные

его учителем и им самим записи сербских юнацких песен. И это,

конечно,

значительный вклад теории Пэрри—Лорда в эпосоведение.

Исследование темы как специфического феномена эпического

искусства существенно изменяет сложившуюся картину в эпосоведении,

где преобладали наблюдения над «общими» (или «типическими»)

местами, клише, традиционными мотивами. А. Лорд в своей книге

успешно развил идеи, начало которым было положено трудами

А.Ф. Гильфердинга и его продолжателей, М. Мурко, В.М. Жирмунского

его школы.

Последователи М. Пэрри и А. Лорда широко и небезуспешно

применили концепцию темы к изучению книжных эпических

памятников,

но одновременно подвергли обсуждению и общие аспекты

проблемы

. В частности, возникла потребность в более четком

отделении темы от

других

компонентов традиционной сюжетной

Послесловие

337

стереотипии

—

прежде всего

от

мотива

с его

элементарной структурой

семантической нагруженностью.

таком

случае

тема объединяет

определенную цепь мотивов, связанных сюжетным единством,

но

одновременно оказывается

по

содержанию шире простого блока

мотивов.

другой

стороны, было выделено понятие «типовая сцена»

(type-scene), обозначающее стереотипное изображение деталей,

служащее

для

описания определенного нарративного события,

не

требующее

ни

дословных повторений,

ни

специального формульного

содержания

Творческая разработка идей теории Пэрри—Лорда

применение

их

конкретному материалу достигли наиболее ощутимых результатов

сфере книжного эпоса. Именно сюда были устремлены интересы

большинства западных ученых. Собственно,

на

этот путь настраивала

сама теория,

для

которой исследование живой эпической традиции

явилось

необходимым важнейшим плацдармом

для

широкого

на-

ступления

на

памятники древнего

средневекового эпоса, запечат-

ленные

книжных текстах.

Сам М.

Пэрри,

отчасти

и А.

Лорд были

одушевлены стремлением доказать

(и

конкретно показать)

при-

надлежность поэм Гомера

«традиционному эпосу»

попытаться

вы-

яснить,

как,

собственно, создавался,

будучи

устным

по

своей природе,

этот

эпос.

Естественно,

что в

работах последователей

М.

Пэрри

А.

Лорда проблема Гомера занимает исключительно большое место

Специальная

глава

книге посвящена также нескольким памятникам

средневекового эпоса

—

«Беовульфу»,

«Песни

Роланде», поэме

Дигенисе Акрите. Главное

же

заключалось

в том, что М.

Пэрри

А.

Лорд предложили хорошо продуманную

разработанную методику

для доказательства фольклорных истоков книжных эпосов.

«Открытие формульной природы языка традиционной эпической

поэзии...

—

отмечает

П.А.

Гринцер,

—

оказалось существенно значи-

мым

для

понимания

не

только "живого", устного эпоса,

но и

эпоса

книжного,

сохранившегося

письменном виде... Поскольку формуль-

ность языка рассматривалась

трудах

М.

Пэрри

и А.

Лорда

как

решающий признак устного происхождения текста, анализу эпических

формул

различных эпических памятниках уделялось

уделяется

наибольшее внимание специалистов»

Последователи теории сосредоточились

на

углубленном анализе

тех

памятников,

которые раньше всего привлекли внимание

М.

Пэрри

А.

Лорда,

но они

также

значительно расширили круг произведений

книжного

эпоса

аналогичных исследовательских целях.

Так, в

поле

зрения

сторонников «устно-формульной теории» были вовлечены

«Махабхарата»

«Рамаяна», «Гильгамеш»,

«Эдда»,

«Нибелунги»,

испанский

эпос,

другие

памятники древней литературы народов Европы

Азии. Обозреть

все эту

огромную литературу ныне непросто

даже

- 2111

338 Б.Н.

Путилов

специалистам.

Выходят

специальные сборники, серийные издания, соби-

раются симпозиумы, работают семинары... Итоги этой разнообразной

деятельности

ученых

Запада учтены в

трех

библиографических обзорах,

а кроме того, в ряде статей и книг даются критико-библиографические

обзоры, посвященные

литературе

по отдельным памятникам и пробле-

мам

. К сожалению, здесь никак не отражены работы советских уче-

ных, внесших существенный вклад в это дело. В частности, основные

идеи Пэрри и Лорда, их позиция «принципиального признания фольк-

лорной основы книжного эпоса», предложенное ими объяснение важ-

нейших особенностей книжного эпоса «специфическим механизмом

импровизации

народных певцов-сказителей», стремление конкретно эти

механизмы изучить нашли поддержку у авторов коллективного

труда,

посвященного генезису и типологии книжного эпоса

. Они вместе с тем

существенно расширили проблематику связей

«устного»

и «книжного»

эпоса

и выдвинули ряд новых идей и методических положений.

Не

ограничиваясь выявлением фольклорно-формульных истоков эпиче-

ских памятников, они сосредоточили также внимание на «механизмах

постепенной дефольклоризации» их, на анализе формульности в ее

специфическом литературном преломлении, на изучении

других

сторон

фольклорного стиля, поэтической

структуры

и глубинной семантики

эпических памятников, а также на сопоставлениях эпической стерео-

типии

«господствующей

в архаических обществах ритуальностью

(Включая ритуальные прообразы отдельных формул)»

Самым непосредственным образом связаны с теорией Пэрри—Лорда

исследования древнеиндийского эпоса, принадлежащие Я.В. Василь-

кову

и П.А. Гринцеру

. Монография П.А. Гринцера

дает

не только

блестящий пример творческого применения ряда существенных поло-

жений теории к

«Махабхарате»

и «Рамаяне», но значительно раздвигает

рамки

предложенной американскими учеными программы, обращаясь

ко

многим коренным вопросам современного эпосоведения: природы

эпического творчества, его генезиса и исторической типологии.

Многочисленные исследования, сосредоточенные на выяснении отно-

шений

«устного»

и «книжного» эпоса в

духе

идей М. Пэрри и А. Лорда,

породили оживленную, до сих пор не прекращающуюся дискуссию.

Наблюдения

ученых

в ряде

случаев

не совпадали (или не вполне

совпадали) с отдельными положениями теории, требовали уточнений,

а то и пересмотра их. Обнаружилось, например, что само по себе

наличие формульности не является бесспорным условием принадлеж-

ности памятника к устной традиции, поскольку разного рода клише,

повторения и т.д. в высокой степени присущи литературным текстам

ранних эпох. Приходилось учитывать, что «в древности, в отличие от

нового времени, "певец" и "писатель" не противопоставлялись

друг

другу,

и поэтому неосознанное авторство могло в течение какого-то

времени сохраняться на пергаменте»

. Формульный стиль не есть

безусловное доказательство устного создания произведения

Послесловие

339

В поисках достаточно убедительных критериев исследователи стали

особое внимание обращать на частоту употребления формул в текстах.

точки зрения П.А. Гринцера,

«густота

стереотипной фразеологии»

определенно характеризует устно создаваемые произведения, и тем

самым наличие ее оказывается доказательством устного генезиса

«Махабхараты»

и «Рамаяны»

. Опираясь на опыт ряда последователей

отчасти полемизируя с ними, проблему «формульной

густоты»

(formula density) заново

обсуждает

А. Лорд. Организованный им семинар

по

средневековому эпосу и роману в свое время специально занимался

этой

проблемой. Стала очевидной необходимость учитывать степень

«формульной

густоты»,

поскольку именно она демонстрирует,

насколько

данная поэма вовлечена в устно-традиционный стиль или,

напротив,

в стиль нетрадиционный. Способ измерения, однако, пока не

найден.

Предлагается несколько путей ее выявления. Один — это

включение разумного статистического анализа. Другой — подсчитывая

«формульную

густоту»,

следует

учитывать не только отдельные

формулы, но и крупные синтаксические и семантические единицы,

такие,

как цельные предложения, и такие, которые выходят за пределы

одного стиха, поскольку этого

требуют

синтаксические условия

Специально

А. Лорд рассматривает вопрос о возможности наряду

с формулами в качестве дифференцирующего критерия

«устного»

«письменного» учитывать характер «повторений». Ему удалось вполне

аргументированно показать принципиальное различие формул и

повторений

в повествовательной структуре, «решающее для устной

поэтики»

В итоге А. Лорд возвращается к утверждению, согласно которому

главным «указательным столбом» на пути определения фольклорных

истоков книжных эпических памятников оказывается не просто наличие

формул, но формул устно-традиционных по природе, возникших и

функционировавших

внутри специфической системы

Творческие возможности теории Пэрри—Лорда далеко еще не

исчерпаны.

Ее приложение как к живым эпическим традициям, так

к памятникам книжного эпоса доказало и продолжает доказывать

свою продуктивность, особенно когда исследователи не просто

следуют

основным

ее идеям, но и критически проверяют их и заново пе-

ресматривают круг предложенных проблем и методических

прин-

ципов.

Когда-то А.Н. Веселовский высказал справедливый упрек: «Запад-

ные

ученые, которые очень мало знакомы с живущей эпической

традицией, невольно переносят на вопросы народной поэзии в древнем

периоде вопросы критики чисто книжной»

. М.

Пэрри,

А. Лорд и их

школа

порвали с этой научной инерцией, поставив изучение устной и

книжной

эпики

в их исторических взаимоотношениях на новые основы.

В этом пункте они вплотную приблизились к идеям русской школы и

советского эпосоведения и ученых, изучающих живую традицию эпоса