Лобок А.М. Антропология мифа

Подождите немного. Документ загружается.

Абсолютно немыслимо, чтобы задачи примитивной индустрии каменного века вызвали к жизни феномен

руки Леонардо да Винчи или Паганини. А факт заключается именно в этом: морфология руки

кроманьонского мальчика, родившегося сорок тысяч лет, принципиально не отличается от совершеннейшей

морфологии руки современного человека.

Зато сексуальный смысл человеческой руки - с ее высочайшей тактильной чувствительностью,

отставленным большим пальцем и удивительной гибкостью - достаточно очевиден, и весьма вероятно

предположить что одним из ключевых факторов антропогенеза являлся описанный выше феномен

несовпадения сексуальной конституции мужских и женских особей неких прегоминид, что и привело к

эволюционному разрешению этого парадокса в появлении

особей, обладающих совершенно особой рукой и

особыми формами социальной регуляции сексуального.

Возникновение руки как уникального для животного мира фактора эротического возбуждения и

сексуального удовлетворения безусловно означало фундаментальный прорыв в развитии живого в силу

возникновения уникального и беспрецедентного феномена заместительного секса (глубокого петтинга на

языке современной сексологии), не имеющего в виду идею продолжения рода. С появлением феномена руки

и одновременно особых форм социальной

регуляции сексуального поведения полное сексуальное

удовлетворение женщины становится возможным вне зависимости от биологической способности мужчины

к многократным эякуляциям. В той мере, в которой возникает и развивается феномен заместительного

секса, и происходит преодоление указанной несостыкованности мужской и женской сексуальной

конституции. Поэтому заместительный секс сам может быть рассмотрен как существенный стимул для

развития феномена тактильно изощренной руки на ранних ступенях антропогенеза. Самый глубокий из всех

существующих в живом мире инстинктов -сексуальный - вдруг утрачивает собственно биологический

смысл, смысл продолжения рода. И это воистину революционное изменение не могло не иметь

фундаментальных последствий для перспектив эволюционного развития. Возможно, что именно сек-

суальный гедонизм, развивающийся в связи

с возникновением феномена женского оргазма у далеких

предков человека являлся ключевым биологическим фактором, благодаря которому произошел загадочный

эволюционный поворот к человеку два с половиной миллиона лет назад.

218

В этом случае сексуальный гедонизм превращается в своеобразный фактор естественного отбора, когда

постепенно формируется популяция особей с повышенной чувствительностью и гибкостью передних

конечностей и необычайно тонкой эротической восприимчивости всей поверхности кожи - как если бы

поверхность фаллоса или влагалища стала всею поверхностью человеческого тела. Во всяком случае,

развитие тактильной чувствительности руки и

упразднение волосяного покрова при сохранении крайне

тонкой и чувствительной кожной ткани оказываются удивительным образом взаимодополнительными в

процессе антропогенеза. Сверхчувствительная рука становится беспрецедентным фактором сексуального

возбуждения и удовлетворения.

А вслед за развитием руки как органа тонкой тактильной чувствительности и появлением эрогенно

чувствительной кожи неизбежно меняются и другие органы восприятия. И прежде всего это касается той

уникальной роли, которую начинают играть глаза как орган эротического возбуждения. Ведь не секрет, что

человек - это единственное живое существо, которое возбуждает такие странные для

животного эротические

раздражители, как форма и поверхность тела.

Традиционная для млекопитающих идентификация будущих сексуальных партнеров через органы обоняния

не удивительна. Самка в период эструса (течки) сигнализирует о своей готовности к коитусу прежде всего

интенсивным запахом. Однако тактильный характер человеческой сексуальности делает такой способ

идентификации второстепенным. У человека происходит постепенная редукция органа обоняния и получает

все более глубокое развитие способность

точного зрения, ориентированного не просто на различение

цветов, но и на тонкую дифференциацию объемных форм, что, собственно говоря, и составляет основу сек-

суальной привлекательности в специфически человеческом смысле: человеческое существо - это

единственное биологическое существо, важнейшим сексуальным раздражителем которого является линия,

форма, очертания.

У любого животного из существовавших до человека мы .встречаем, в сущности, лишь четыре органа

чувственного соблазна и наслаждения: обоняние, зрение, слух, ну и непосредственный тактильный контакт

половых органов. Сексуально-эротический парадокс человека заключается в том, что ВСЕ его тело

превращается в сплошную тактильно-эрогенную зону, а, следовательно', резко расширяется "зона коитуса

Если для любого животного этой зоной является лишь точка непосредственного соприкосновения половых

органов, то для человека ею становится в каком-то смысле вся поверхность тела. В результате человек

оказывается, если можно так выразиться, заложником чувственного наслаждения, получаемого в результате

обширных тактильных контактов, и ключевую роль в этих особых тактильных наслаждениях

играет,

разумеется, рука - с присущей только ей гибкостью кисти и чрезвычайно тонкой чувствительностью

подушечек пальцев.

219

По ту сторону эволюции

Вообще сексуальные инновации, связанные с феноменом человека, приводят в конце концов к тому, что он

оказывается как бы "по ту сторону" самой биологической эволюции. Влекомый наркотиком сексуального

наслаждения, он постепенно приобретает такие качества, свойства и морфологические особенности,

которые делают его совершенно бесперспективной в собственно эволюционном отношении особью. Это

тонкая, лишенная волосяного покрова и толстого подкожного жира кожа, которая плохо защищает от

холода и повреждений. Это прямохождение, которое освобождает тактильно чувствительную руку, но зато

приводит к тому, что у

человека резко теряется устойчивость, существенно снижается скорость бега, а у

самок сужаются родовые пути и они оказываются вынуждены рожать биологически незрелых детей (при

неокостеневшем полностью черепе и т.п.), а сами роды превращаются в мучительный и болезненный

процесс. Впрочем, неблагоприятные в биологическом отношении последствия сексуального гедонизма не

ограничиваются перечисленными факторами,

а имеют достаточно широкий и комплексный характер.

Вообще надо сказать, что закон жизни обезьяньей стаи - интенсивный обмен наследственной информацией

посредством многочисленных и беспорядочных сексуальных контактов. При этом каждая мужская особь

способна в течение дня совершить десятки сексуальных контактов. А поскольку сексуальная активность в

обезьяньей стае - впрочем, как и во всем животном мире - носит подчеркнуто сезонный характер, то в

условиях промискуитета нагрузка, выпадающая на каждую самку, оказывается весьма и весьма

существенной: ведь в естественных условиях, как указывают исследователи, каждой самкой владеют до 80%

самцов стада.

Что касается мужских особей человеческого рода, то они оказываются существами с весьма слабой по

сравнению со своими непосредственными предшественниками сексуальной конституцией, неспособными к

многократным сексуальным контактам в течение короткого промежутка времени. Помимо всего прочего,

прямым следствием этого обстоятельства оказывается то, что у человека оказывается резко снижена

возможность информационно-генетических обменов, и

это так же снижает его эволюционные шансы.

Нарушается биологическая целесообразность и еще в одном отношении: сексуальность человека утрачивает

сезонный характер, что столь характерно для животного мира, а приобретает тотальный характер. Речь идет

о том, что у млекопитающих существует строгая цикличность половой активности, так называемый

эстрогенный цикл. Чтобы яйцеклетка, созревшая в организме, была оплодотворена, самка обязана именно в

этот

момент с максимальной эффективностью привлечь внимание самца и добиться проявления с его

стороны максимальной половой активности. У нее начинается так называемая течка, сигнализирующая

220

о том, что яйцеклетка созрела и что требуется ее оплодотворение, Об этом сигнализирует интенсивный

запах, а так же изменение цвета и формы наружных половых органов. При этом ключевым условием

максимально эффективной биологической репродукции является именно то, что самка активно

демонстрирует все эти происходящие изменения самцу. Как подчеркивают специалисты-этологи,

"состояние

эструса с ярко выраженной сексуальной сигнализацией у приматов имеет прямое

репродуктивное значе-

.. OQ

ние за.

Поэтому совершенно нелепой в биологическом отношении выглядит ситуация человека, у которого

овуляторный цикл приобретает принципиально скрытый характер: ни самка, ни, тем более, самец не знают,

в какой момент происходит созревание яйцеклетки. При этом сексуальная потребность людей оказывается

принципиально ацикличной и постоянной, как бы подчеркнуто не имеющей отношения к функциям

воспроизводства. В

общем и в целом, можно утверждать, что представители рода человеческого в любой

момент своей жизни оказываются принципиально готовы к сексуальному совокуплению и занимаются сек-

сом вне всякой связи с необходимостью зачатия.Но в таком случае "затрата энергии на излишнюю половую

активность человека никак не оправдана с точки зрения естественного отбора.

Зачем, например, женщине

вести еженедельную половую жизнь, даже в период беременности и лактации, если она может иметь только

одного ребенка в году?" 10.

Таким образом, соотношение сексуального и репродуктивного у человека как бы подчеркнуто

нецелесообразно: в явном противоречии с логикой биологического первое совершенно перестает

предполагать другое, и это также свидетельствует о том, что человеческая сексуальность все менее и менее

оказывается связана с инстинктом продолжения рода, а приобретает самозначимый, чувственно-

гедонистический характер.

Но еще более удивительным обстоятельством является то, что к перечисленным биологическим

несообразностям у человека добавляются странные социальные правила. Будучи биологически способными

к активному сексуальному поведению в любое время года и суток, представители этого странного

биологического вида делают все возможное, чтобы... всячески скрыть от особей противоположного пола

имеющееся у них желание, что

делает феномен человеческой сексуальности окончательно абсурдным.

Хорошо известно, что самки обезьян в период эструса сами активно подставляются самцам или настойчиво

демонстрируют свои набухшие половые органы. Насколько не похожа в этом плане модель сексуального

поведения женских особей у человека: конечно, им свойственно до некоторой степени дразнить мужскую

половину, однако культурная норма любой женщины состоит в том, чтобы держать

дистанцию, но ни в коем

случае не "подставляться" по первому возникшему сексуальному позыву. И не случайно одно из ключевых

слов табуированной лексики

221

практически во всех языках - это слово, обозначающее женщину, которая идет на поводу своих

непосредственных сексуальных импульсов.

Наконец, нельзя не указать и еще на одну черту человеческой сексуальности, которая делает ее совершенно

не похожей на все то, что нам известно о животном мире.

Хорошо известно, что особое значение в животном сообществе имеют кровнородственные связи: ведь

появляющееся в результате потомство оказывается особенно подвержено мутагенным факторам среды, а это

так важно в плане разнообразия генетического материала и действия факторов естественного отбора. Так, по

наблюдениям этологов за характером сексуального поведения макак, делается вывод, что "самцы в 3-

летнем возрасте, оставшиеся в своем стаде,... спариваются преимущественно со своими матерями" 41.

Вместе с тем вступают в инцестные связи до 14% братьев и сестер, а также большое количество спариваний

приходится на взаимоотношения "отец-дочери". Таким образом, можно утверждать, что наряду с поисками

нового генетического материала в процессах межсемейного спаривания для представителей приматов

весьма

характерны мутагенные спаривания, и те биологические механизмы локального избегания инцеста,

которые известны этологам наряду с обычностью инцестных связей в стаде являются весьма и весьма

ограниченными механизмами. Их смысл - вовсе не в том, чтобы действительно избежать инцеста, а в том,

чтобы дополнить естественные инцестные связи такими, которые могли бы расширить информационно-

генетический обмен. Поэтому жизнь любого обезьяньего стада - это всегда уравновешенное в определенной

пропорции сочетание инцестных и не-инцест-ных связей: ведь и те и другие, в каждом случае - по-своему,

создают необходимый для естественного отбора материал.

Однако, в случае с человеком происходит отказ и от этого явного эволюционного преимущества. Какой бы

неразвитой, примитивной или экзотической ни была та или иная человеческая культура, не существует

сообщества, в котором этнографы не столкнулись бы с законом запрета на сексуальные связи человека со

своими ближайшими родственниками. Причем подача этого закона может

выглядеть чрезвычайно

изощренной, включая ритуальное проигрывание запретных связей, но нет сообщества, в котором этого

закона не существовало бы вовсе. И это обстоятельство способно окончательно запутать наше понимание

феномена человеческой сексуальности. С одной стороны, как это было отмечено выше, человек создает

чрезвычайно изощренную и многообразную культуру своей сексуальной чувственности. А с

другой стороны

- по доброй воле вводит себя в жесткие рамки сексуальных ограничителей, что создает, согласно Фрейду,

сублимационное напряжение и угрозу непрестанных агрессивных срывов или тяжелых психологических

комплексов: искушение изощренной сексуальностью постоянно наталкивается на искусственные барьеры

различных сексуальных табу. Таким образом, сексуаль-

222

ный случай человека оказывается запутан окончательно. И, во всяком случае, у нас есть все основания

заявить, что у человека весьма своеобразные взаимоотношения с теорией естественного отбора.

Итак, в случае с человеком происходят весьма странные вещи. Характер его сексуальности демонстративно

не подчиняется общебиологической логике. А это значит, что человек не должен был пройти экзамена или

квалификационного испытания естественным отбором. Однако он не только выдержал указанный экзамен,

но и утвердился в качестве венца эволюции. Это не должно было случиться

, однако это случилось, и это не

может не вызывать удивления.

Но что могло стать настолько мощным фактором отбора в подчеркнуто неблагоприятном направлении? Как

могло случиться, что на протяжении нескольких миллионов лет происходил устойчивый отбор признаков,

которые усиливали биологическую незащищенность эволюционирующих особей, что и привело в конечном

счете к необходимости изобретения этими особями феномена одежды, строительства особых жилищ,

изобретения орудийной техники защиты

Вполне вероятно, что как раз аномальная сексуальность, демонстрируемая представителями вида Homo

sapiens, могла явиться таким исключительным фактором отбора. Сексуальный парадокс человека - парадокс

несовпадения сексуальных конституций и потребностей мужских и женских особей - требовал формирова-

ния особых, заместительных механизмов секса, и это могло стать одним из ведущих факторов

антропологической эволюции - во всяком случае, на

самых первых ее этапах, когда произошел прин-

ципиальный эволюционный поворот на линию антропогенеза. И, во всяком случае, рука "сексуального

гедониста" с ее чрезвычайно тонкой чувствительностью оказалась чрезвычайно эффективным инструментом

не только секса, но и культурного созидания, а мир создаваемых культурных предметов с лихвой восполнил

те потери, которые понес эволюционирующий антропоид в

связи с развитием описанного на предыдущих

страницах феномена над-биологической сексуальности.

Рождение культуры

Вернемся к ключевому для понимания феномена человека фактору несостыкованности мужской и женской

сексуальной конституции, которую демонстрирует этот вид, т.е. к феномену различных потребностей в

сексуальном удовлетворении, которую демонстрируют мужские и женские особи этого вида.

Приведу простой пример. Часто ли в животном мире сразу же после того, как самец покрыл самку,

последняя начинает заниматься самоудовлетворением? Абсурдность этого вопроса очевид-

223

на. Сама суть логики биологического заключается в том, что акция совершенного оплодотворения имеет для

самки самодостаточный характер. Поэтому оплодотворение без удовлетворения здесь просто невозможно.

Если самец шимпанзе вводит в самку некоторое количество семенной жидкости, то это именно то, чего

желает самка. Любой акт оплодотворения автоматически вызывает у нее чувство удовлетворения - впрочем,

едва ли это чувство удовлетворения можно охарактеризовать как оргазм.

И все переворачивается в человеческом мире. Здесь впервые возникает феномен женской

неудовлетворенности, поскольку здесь удовлетворенность или неудовлетворенность женщины оказывается

связана вовсе не с оплодотворением как таковым, а с чем-то принципиально другим. Другими словами, у

женщины происходит принципиальный разрыв между оплодотворением и оргазмом, - и это как раз та

фундаментальная особенность женского

организма Homo sapiens, которая приводит к парадоксу несоот-

ветствия мужской и женской сексуальности у этого вида, и это, в свою очередь, становится одной из

глубинных причин -возникновения самого феномена культуры.

В самом деле, если самку примата удовлетворяет сам факт появления в ее влагалище мужской спермы, то

женская особь человеческого рода демонстрирует качественно иной характер сексуальных реакций. Ее

волнует вовсе не сперма во влагалище, а сам тактильный коитальный контакт и получаемый ею при этом

коитальный оргазм, который может быть совершенно не связан

с оплодотворением. И вовсе не случайно в

первобытном обществе активно циркулируют мифы, в которых подчеркивается возможность особых,

неоплодотворяющих сексуальных контактов, в которые может вступать женщина. Источниками

сексуального удовлетворения в таких мифах (и сопровождающих их практике) могут выступать растения,

животные, рыбы, корешки деревьев и т.п., а также искусственные фаллосы, сделанные

из камня или дерева.

С другой стороны, сама мужская сексуальность, дабы соответствовать женской, должна быть определенным

образом КУЛЬТУРНО ВОЗДЕЛАНА. Мужчина должен научиться не сбрасывать сперму в женщину на

скорость, как это принято у ближайших эволюционных родственников человека, а доводить ее до оргазма с

помощью руки и пролонгированного, сдержанного коитуса. Это, если угодно, основной закон человеческой

сексуальности, который и делает неизбежным возникновение некоторой культурной надстройки. Именно

здесь нужно искать важнейший стимул развития тактильных способностей руки (как заместителя фаллоса) и

одновременно - стимул развития изощренной системы культурных ограничителей, системы табу, наклады-

ваемых на сексуальную жизнь первобытного человека культурным законом племени.

В чем состоит природа тех искусственных сексуальных табу, которые накладывает на себя человек?

224

Напомню: человек оказывается заложником странного и фундаментального противоречия между

чрезвычайно развитой способностью тактильно-сексуальной чувственности и... системой искусственных

ограничителей в сфере сексуальной самореализации в виде сложных и труднообъяснимых табу на

произвольный выбор сексуальных партнеров.

Можно было бы сказать так: человек - это такое существо, которое отказывается от одного из ведущих

принципов животной сексуальности - принципа полной сексуальной свободы, когда любой представитель

данного вида с незамысловатой легкостью, не испытывая каких бы то ни было комплексов и угрызений со-

вести, способен вступить в кратковременную половую связь с любым другим

представителем данного вида,

но противоположного пола, и когда выбор партнеров ничем принципиально не ограничен.

Взамен этого - такого простого и естественного для биологического мира - способа регуляции сексуальных

взаимоотношений человек изобретает тьму сложных и запутанных способов социальной регуляции

сексуального партнерства, тьму биологически нелепых социальных условностей, которые приводят к

постоянному фрустрационному напряжению, тяжелым невротическим заболеваниям, а взамен дарят вечную

тоску по сексуальной свободе.

Уже в первобытных сообществах ограничители сексуального партнерства отнюдь не сводятся к простому

табу на кровосмесительные связи, как это порою считается. Как правило, там изобретаются и

транслируются из поколения в поколение такие способы выбора брачных партнеров, которые накладывают

на сексуальную свободу человека самые неожиданные ограничители. Скажем, выбор сексуальных

партнеров из тех или

иных тотемных групп в зависимости от циклов лунного календаря.

Исследователи указывают на существование чрезвычайно сложных и многоуровневых способов

подразделения примитивных обществ на своего рода "секции" и "подсекции", которые создают

разнообразные системы барьеров и перегородок, настолько усложняющих брачный выбор и

ограничивающих этот выбор, что для взгляда европейца это выглядит неразрешимой головоломкой 42.

Скажем, закон племени аранда, в соответствии с которым мужчина обязан

был жениться на... дочери дочери

брата матери своей матери 43. При этом браки могут быть многократными, но определяться они при этом

всякий раз будут не произвольным "хотением", на котором основана практика сексуальных контактов в

любом животном сообществе, а реализацией весьма и весьма жестких внутриплеменных законов.

Разумеется, в результате реализации такого рода

практики псевдовыбора, выбора в жестких, мифологически

очерченных границах, в сферу запрета попадают и близкие кровнородственные связи. Однако было бы

крайне некорректно всю эту чрезвычайно сложную систему социально-культурных ограничителей

сексуальной активности индивида в

8 Зак. 239

225

первобытном обществе сводить к запрету на кровнородственные связи.

Что важно: закон, жестко ограничивающий свободу выбора сексуального партнера в том или ином

первобытном племени, является одной из первичных клеточек социального, и во всей своей биологической

нелепости он, возможно, наиболее рельефно отделяет человека от животного мира. Ведь первобытный че-

ловек по рукам и ногам повязан в своем брачном и сексуальном выборе

какими-то искусственными

культурными установками, и эти структуры искусственной сексуальной регуляции оказываются,

фактически, первичными структурами социального. Можно было бы даже утверждать, что первобытный

человек абсолютно лишен какой бы то ни было сексуальной свободы: выбор партнера (партнерши)

осуществляет не он, но какая-то вполне мистическая "логика" - скажем, "логика звезд". Но и "

логика звезд" -

это всего лишь инструмент, с помощью которого социальная необходимость, властвующая в мире человека,

утверждается по отношению к безудержной сексуальной свободе, обуздывает самый мощный инстинкт

природы.

В чем же смысл этой регуляции сексуальной свободы посредством социального ? То, что глубоко

естественно для животного мира, свой самый глубокий и естественный инстинкт - инстинкт продолжения

рода - человек заменяет на какие-то выморочные конструкции, в согласии с которым он должен отныне

заниматься тем, чем все его животные предки занимались, не зная никакого

особого закона. Не безумие ли

это? Ведь человек оказывается в результате существом, над которым властвует рок не им совершаемого

сексуального выбора. И оттого он обречен на тоску по свободе.

Но зато, теряя свободу и многообразие внешнего выбора, первобытный человек демонстрирует

поразительное разнообразие форм сексуальной самореализации, форм коитуса во взаимоотношениях со

своим навязанным культурными схемами партнером. Взамен свободного и достаточного случайного соития

£ первыми попавшимися партнерами по поводу весьма однообразного и прагматичного секса-случки, секса-

зачатия он начинает практиковать невиданное многообразие

сексуальных форм, которые постепенно

приобретают все более и более самозначимый характер, - но в отношении СОЦИАЛЬНО заданных

партнеров. И именно такая сексуальная практика, осуществляемая в жестких социальных границах, но в

фантастически-безудержных формах, становится в конце концов предметом религиозного обожествления и

поклонения древних религий.

В дочеловеческом мире коитус банален и естественен. Нет ничего проще и обыденней. Он прост и

незамысловат по своей структуре, равно как незамысловато его предназначение: он -условие зачатия,

условие продолжения рода. В человеческом мире он - целая Вселенная. С одной стороны - изощренные

ритуалы, резко ограничивающие пространство соития каждого человека, делающие сексуаль-

226

ный выбор партнера глубоко несвободным делом. А, с другой стороны, - непрерывное изобретение все

новых и новых форм соития превращающее столь простое и естественное, казалось бы, занятие в

разветвленную науку, о чем подробнейшим образом повествуют эротологические трактаты, дошедшие к

нам из глубин самых разных цивилизаций.

# * *

Итак,уже на самых ранних ступенях своего существования человек накладывает на сексуальные

взаимоотношения в своем сообществе систему чрезвычайно жестких ограничений - систему культурных

табу и, вместе с тем, - создает своеобразный КУЛЬТ секса, ОБОЖЕСТВЛЕНИЕ секса. И это драматическое

противоречие не может не бросаться в глаза при взгляде на архаические культуры.

Непрерывно творя в своей религиозно-культовой деятельности искушение сверхсексуальностью, он, вместе

с тем, прилагает фантастические усилия, дабы эту свою разбуженную сверхсексуальность обуздать и

усмирить. Почему он вдруг берется за эту странную во всех отношениях задачу - одна из самых больших

загадок. Но, если верить Фрейду, то именно это обстоятельство становится в конце

концов главной

пружиной развития всей человеческой культуры.

Подавление и обуздание свободной сексуальной энергии приводит к тому, что она сублимируется и

становится основой одновременно - творческой деятельности в культуре, и - перманентно невротичных

состояний, которые попросту неизвестны в животном мире, в естественной среде обитания, а у человека

требуют постоянных агрессивных выходов (из чего и выходит, что человек оказывается самым агрессивным

животным

в природе).

И в этом так же состоит один из источников феномена культуры.

Фаллическая карта культуры

В предыдущих главах уже говорилось о том, что миф как бы размечает мир, делает своеобразную карту

местности, на которой каждому предмету оказывается поставлена в соответствие некая метка, и этой меткой

оказывается имя, которое человек дает тому или иному предмету. Однако при этом был намеренно опущен

некий - весьма деликатный! - момент. Дело в

том, что одним из важнейших инструментов, с помощью

которого первобытный человек составляет свою мифологическую карту местности, оказывается... фаллос.

"Бог творящий" первобытного человека, подлинный провозвестник всех последующих богов в истории

человечества - это именно фаллос. Именно фаллос в своих путешествиях по первобытной Ойкумене всюду

оставляет свои метки; однако метки эти особые, они воистину демиургичны.

227

Фаллос, путешествующий по Ойкумене, не просто дает всему имя; он оказывается одновременно и

создателем всего сущего, и этот факт несомненно требует анализа и размышления - особенно в свете тех

особенностей антропологической природы человека, о которых шла речь выше.

Фаллос, метящий пространство культурно-исторического бытия человечества, - это не просто эмпирический

факт первобытных мифологий, но и фундаментальный символ, свидетельствующий о своеобразной дерзости

человеческого бытия в мире, чувстве фундаментального превосходства над природой (какой уж там "страх

дикаря в борьбе..." - нет ничего более далекого от реального положения дел, нежели эта привычная

формула), чувстве

снисходительно-высокомерного презрения, которое испытывает дикарь (или ребенок, но,

конечно же, на совсем ином, своем, детском языке; напомню: первобытный дикарь - это тот же ребенок по

базовым схемам миропонимания, но ребенок, прошедший период пубертата, сексуально оформившийся, и

оттого ребенок, центром жизни которого стали не мама и папа, а коитус) по отношению

к объективной

логике и законам окружающего мира (ср. современное просторечное: "я ... положил на тебя!" - табуиро-

ванная современной культурой словесная форма выражения той же метки).

Вздыбленный фаллос первобытного человека, который метит мир не мочой, а спермой, как бы заявляет

этому миру: "ты - мой, и отныне я - твой хозяин!". Не случайно так распространена у различных

первобытных племен мода на непомерное увеличение размеров эрегированного фаллоса с помощью

различных надстроек, продлевающих его величину до полутора-двух метров.

Между прочим, вздыбленный фаллос первобытного дикаря можно интерпретировать как предметное

воплощение детского эгоцентризма, спроецированного во взрослую жизнь. Чтобы понять, как такое

возможно, представим себе маленького ребенка, который знает только один способ отношения к миру -

"мифо-центрический". Для него весь мир интерпретируется в терминах личной субъективности, в терминах

тех произвольных имен,

которые он прилагает к окружающему миру.

И вот, представим далее, что этот ребенок взрослеет и вступает в период пубертата, но при том продолжает

мыслить в прежних, мифоцентрических схемах. Он продолжает являть нам образцы специфически детского,

дологического и акаузального мышления, но отныне в его жизни появляется принципиально новая реаль-

ность: фаллос, живущий как бы своей собственной жизнью. А

это очень непростая реальность!

До сих пор процесс взросления ребенка сопровождался принципиальной очевидностью того, что все члены

его организма принципиально подчинены его сознанию. "Я - властитель своего тела!" - может сказать любой

ребенок в возрасте семи или восьми лет. Это значит, что его сознание может отдавать приказы своему телу,

и тело будет этим приказам беспрекословно подчиняться. И

вдруг

228

в жизни ребенка появляется принципиально новый телесный фактор: некоторая часть его тела начинает

жить принципиально своей, не управляемой сознанием жизнью.

С этим удивительным феноменом сталкивается любой мальчик в период пубертатного созревания, и

называется этот феномен юношеской гиперсексуальностью. Обычно в анализе этого феномена обращают

внимание на медико-биологические аспекты юношеского созревания или на общепсихологичские проблемы

этого возраста; однако, при этом практически не обращается внимание на тот весьма своеобразный

психологический и интеллектуальный "диалог

", который начинается в этом возрасте у любого без

исключения юноши с той частью собственного тела, что странным образом выходит из-под его

сознательного контроля и начинает жить своей собственной, не зависимой от сферы волевого контроля

жизнью.

Когда в возрасте примерно двенадцати лет мальчик сталкивается с феноменом самопроизвольных эрекций,

это вводит его в состояние шока и недоумения: часть его собственного организма, которым, казалось бы, к

тому времени он уже овладел полностью и бесповоротно, вдруг абсолютно перестает его слушаться. И даже

не в том дело, что это стыдно, когда

в любой момент времени, в присутствии большого количества людей

край брюк начинает топорщиться, а в том, что совершенно непонятно и необъяснимо: мальчик вдруг

начинает ощущать, что в нем присутствует нечто, не принадлежащее ему!

Обычно требуется не один год, прежде чем мальчик научается управлять поведением своего собственного

полового органа. А прежде, чем это научение свершится, на некоторое время происходит своеобразное

раздвоение личности.

Вот, с одной стороны, - Я, по-прежнему уверенный в своей субъективной силе, способный всему миру дать

мои собственные имена и заставить этот мир жить по законам моей субъективной логики. Я по-прежнему

чувствую себя демиургом и творцом всего окружающего - ведь в этом состоял пафос всей предшествующей

моей жизни в течение десяти

или одиннадцати лет. Но одновременно с этим во мне самом появляется нечто,

что не желает подчиняться моему волевому усилию.

И вот, представим себе, что все то же самое происходит не у современного мальчика, у которого за плечами

пять или шесть лет школьного образования и сформированные структуры объек-тивноцентристского,

каузального и логичного мышления, а у первобытного подростка, продолжающего строить сетку своего по-

нимания мира в принципиальной логике мифа? Вполне естественно предположить

, что остающееся

принципиально мифологическим сознание подростка не сможет пройти мимо факта этого удивительного

фаллического своеволия, обнаруживающегося в период пубертатного созревания, и что этот новый герой

обретет весьма неординарное местоположение внутри развивающегося мифологического Космоса.

229

Пробуждающийся фаллос глазами подростка, чье сознание не покинуло почвы тех мифологических схем

миропонимания, которые характеризует в терминах современной цивилизации сознание дошкольника, - это

и есть тот феномен, который должен отныне оказаться в центре мифологического Космоса первобытного

человека. А поскольку в первобытном обществе институт школы и способность рационального аргумента

отсутствуют как таковые; поскольку

можно говорить о факте тотальности "дошкольного" 'сознания в

первобытном обществе, центром этого мифологического Космоса оказывается пробуждающийся фаллос

глазами дошкольника, ставшего взрослым.

Фаллос в первобытной Вселенной - это судьба.

Именно фаллос оказывается тем инструментом, посредством которого человек архаического мира

осуществляет первичное поименование окружающего его мира, а, значит, осуществляет его структурацию и

упорядочение.

Фаллически означивая пространство своей повседневной жизни, первобытный человек тем самым создает

не просто особую фаллическую топографию, но и вводит определенную фаллическую размерность времени,

в котором он живет.

Метки, оставляемые фаллосом, метки-имена - это есть то, что предопределяет весь ритм и содержание

жизни первобытного человека на долгие годы вперед. И оттого топография размеченной фаллосом

местности оказывается для первобытного человека своеобразной картой судьбы, на которой в свернутом

виде представлено одномоментно и прошлое, и настоящее, и будущее.

Метка фаллоса - метка судьбы. Мифологический фаллос оказывается воистину судьбоносным, и не

удивительно, что именно фаллос оказывается в конце концов предметом религиозного обожествления,

предметом экстатически-оргаистического поклонения во всех без исключения древних религиях.

Другим последствием фаллических путешествий по первобытной Ойкумене оказывается чрезвычайно

подробная и живая топография этой Ойкумены. Практически каждый предмет местности оказывается для

первобытного человека насыщен живым мифологическим содержанием и содержанием его собственной

жизни. И такого рода личная насыщенность природной среды является своеобразной нормой для

первобытного человека.

Кстати, тот факт, что фаллос отделяется от своего хозяина и путешествует сам по себе, выглядит

совершенно неудивительно в свете всего того, что сказано выше о феномене подростковой ги-

персексуальности. Как известно, этот сюжет становится архети-пичным для последующей культуры и

достаточно обширно представлен в литературной традиции, включающей в себя и киплин

-говскую "кошку,

которая гуляет сама по себе", и гоголевский "Нос", отделившийся от своего обладателя и свободно разгули-

вающий по Невскому проспекту... Что касается последнего сю-

230

жета, вспоминается блестящее психоаналитическое исследование, осуществленное в 20е гг в России

профессором Ермаковым. "Эмансипировавшийся фаллический символ субстантиируется у Пушкина в виде

змея, Гавриила и голубя, у Гоголя - ... в носе; нос оказывается отдельным существом, чиновником особого

ведомства, причем в его облике так много черт фаллических, что надо удивляться, как это не обратили

внимания на все эти черты..." ".

Итак, то, что фаллос - это вполне самостоятельное существо, испытывающее жажду свободы, прекрасно

известно всякому его обладателю. И оттого нос майора Ковалева, отправляющийся на самостоятельный

поиск приключений, не удивителен. Это та тема, которая превосходно разработана в психоаналитической

традиции XX в. "Дешифруя по возможности до конца повесть Гоголя "Нос", мы должны сказать, что в

основе ее лежит страх, соответствующий вытесненному желанию иметь громадный орган и возможность

неограниченных эротических наслаждений; это желание..., ведущее человека к борьбе и к агрессивным

поступкам, направленным против общественного блага и культурных ценностей, находясь в конфликте с

реальностью, должно быть подавлено во имя возможности культурных отношений" *>, - излагает профессор

Ермаков ключевую мысль

Фрейда.

Фаллос, творящий Ойкумену

А теперь обратимся к примеру конкретного мифа, в котором действует мифологический фаллос,

означивающий пространство первобытной Ойкумены. Речь пойдет о мифе, имеющем широкое

распространение среди аборигенов центральной Австралии и относящемся к корпусу тех мифов, которые

связаны с обрядами подростковой инициации, посвящения во взрослое состояние.

В скобках замечу, что осуществленные в конце XIX - начале XX вв. полевые этнографические наблюдения

за функционированием мифологического сознания аборигенов Австралии и Океании являются наиболее

существенными в плане реконструкции феномена первобытного мышления, поскольку в этих исследования

удалось отследить сознание, в минимальной степени искаженное соприкосновением с современной

цивилизацией. К сожалению, далеко не всякие полевые этнографические

исследования и наблюдения

являются достаточно чистыми и добросовестными в этом смысле. Этим обстоятельством объясняется

необходимость крайней осторожности в использовании современных этнографических данных для

реконструкции феномена первобытного сознания. Приводимая ниже реконструкция австралийского

культурно-демиургического мифа, опирается на этнографические данные Р.М.Берндт и К.М.Берндт 46.

Весь сюжет этого чрезвычайно обширного мифа посвящен описанию странствий некоего мифологического

героя Юланы, который является не чем иным, как... пенисом, отделившимся от своего хозяина Ньираны,

человека.

231

Все начинается с того, что Юлана (т.е. пенис, фаллос) отделяется от своего хозяина Ньираны, человека, и

начинает самостоятельно путешествовать по окружающей местности. И первая особенность этого

передвижения, на которую хочется обратить внимание, состоит в том, он передвигается, скрываясь в песке.

Это очень существенно и показательно в плане соотнесения этого мифа

с проблемами подросткового

в"5зраста. Подросток, у которого начинаются неуправляемые эрекции, как правило, стремится скрыть этот

факт от окружающих: ему безусловно стыдно; но стыдно вовсе не в том специфически-нравственном

смысле, 'который мы имеем в виду, употребляя термин "стыдно" в современной культуре. Ему стыдно

постольку, поскольку он не может справиться

с чем-то в самом себе. И вполне вероятно, что, проигрывая в

ритуальном инициационном обряде эту скрытную позицию путешествующего фаллоса, подросток

мифологически осознает нормальность этого нового обстоятельства своей жизни.

Главное содержание деятельности скрытно путешествующего Юланы заключается в том, что он постоянно

преследует женщин - собственно говоря, это глубоко естественно, поскольку именно вид женщин вызывает

у подросткового пениса непроизвольную эрекцию.

Итак, фаллос путешествует, преследуя женщин, а время от времени приобретает облик человека и пытается

привлечь внимание различных женщин, вращая маленькую гуделку, Однако женщины пугаются и убегают.

Либо пытаются всячески прогнать своего потенциального соблазнителя. И это так же проигрывается

обрядовым образом: принципиально важно мифологически санкционировать для подростка тот факт, что,

когда его

гиперсексуальность еще только просыпается, она не имеет права на осуществление, покуда не

будет совершена вся совокупность многомесячных инициационных обрядов: человеческая сексуальность, в

отличие от животной, требует не просто физической, но и социальной зрелости. Почему? Ну, хотя бы

потому, что в самом начале пубертата у подростка не сформированы те духовные измерения,

которые

делают человеческий секс полноценным и многомерным, а не поверхностной случкой по поводу

продолжения рода.

Так, в одном из фрагментов этого чрезвычайно длинного и разветвленного мифа рассказывается о том, как

Ньирана, хозяин Юланы (пениса), разбивает стоянку в районе гор Масгрейв, в "габи Анмангу", и

укладывается там спать. Естественно, что при этом он думает о женщинах. А в это время неподалеку

прогуди-, вается Минма Мингари, Женщина-Горный

Демон. Ньирана отчетливо слышит, как Минма

Мингари мочится в "габи Галан", (чем, между прочим, "объясняется" и мифологически санкционируется

факт существования в этом месте природного источника воды - типичный пример фаллической

мифологической метки), и это вызывает естественную реакцию его пениса, который тут же обретает

независимость, напрягается, вытягивается, и, зарывшись

232

в песок, начинает движение в сторону "габи Галан", где входит в Минма Мингари, как только та кончает

мочиться.

Однако ту, судя по всему, совершенно не устраивает тот сексуальный сюжет, который ей обещает этот

контакт. Поэтому она встает, прогоняет из себя Юлану, выпускает из своего заплечного мешка свору собак,

которых она всегда носит с собой, и поет священную песню: "Собаки, кусайте пенис Ньираны, кусайте,

собаки, кусайте..."

Смысл этого сюжета в контексте обрядов подростковой инициации (подробно об этом речь пойдет в

следующей главе) можно интерпретировать так: женщине неинтересен краткосрочный секс-случка, и оттого

она с помощью своих собак "воспитывает" подростковую сексуальность, воспитывает в инициируемом

подростке способность удерживать свой первый сексуальный порыв.

После того, как собаки начинают кусать пенис (что в обрядовом отношении соответствует болезненным

операциям обрезания и подрезания, практикуемым во всех первобытных обществах в отношении

подростков), Ньирана начинает тянуть его к себе. Но собаки продолжают его кусать, и Минма Мингари

преследует его, покуда они не добираются до места стоянки Ньираны в "габи

Анмангу", где превращаются...

в каменные валуны.

И это - еще одна фаллическая метка местности, касающаяся реально существующих валунов.

Если спросить представителя соответствующего племени: "Откуда взялись вон те валуны в габи Анмангу?",

он спокойно и уверенно ответит: "Это собаки Минмы Мингари, которые преследовали пенис Ньираны и

превратились в валуны!" И это будет, на его взгляд, единственный достойный и убедительный ответ на

поставленный вопрос.

Зададимся вопросом: в чем смысл представленного в мифе странного превращения сексуально озабоченных

героев мифа в каменные глыбы? Пожалуй, в общем и в целом - этот сюжет можно прочитать как

своеобразную психоаналитическую метафору сублимированной сексуальности. Объясняет ли данный

сюжет хоть что-нибудь в плане того, каким образом произошла данная группа валунов? Разумеется, нет

. Но

этот сюжет и не преследует такой цели. Но зато он санкционирует существование этой группы валунов. И

санкционирует вполне определенным образом. Он предлагает некую фантасмагорически-эротическую

драму, в которой подчеркивается, во-первых, то, что мужской половой член обладает самостоятельной

жизненной силой, независимой от его обладателя. А во-вторых, группа валунов возникает не просто в

результате того, что пенис Юлана вошел в Женщину-Горного Демона после того, как она кончила мочиться,

а лишь после того, как собаки Минмы Мингари набрасываются на пенис и начинают его кусать.

Вполне возможно интерпретировать этот сюжет так: он обыгрывает тему обуздания свободных сексуальных

желаний и формирования системы сексуальных табу. Следовательно, он явля-

233

ется мифологическим подтверждением и объяснением совокупности инициационных обрядов, в центре

которых, как будет показано ниже, находятся болезненные физические операции над половыми органами

инициируемых мальчиков и девочек. При этом сублимированная сексуальность оказывается источником

той энергии поименования, которая заставляет человека давать имена всему окружающему миру, а

поименование, в свою очередь, оказывается начальной точкой

того, что будет впоследствии названо

познанием.

В самом деле, в описываемом процессе преследования, когда сначала пенис преследует женщин, а потом

женщины преследуют и физически наказывают пенис, как раз и происходит поименование-рождение всей

реальной топографической карты местности: различных скал, расщелин, источников воды и т.д. И всякий

раз это происходит по одной и той же схеме: Юлана

, отделяясь от своего хозяина, преследует каких-то

женщин, а те от него отбиваются, и в результате этих странных сексуальных игр, которые никогда не

заканчиваются полноценным коитусом, ' появляются различные существа и предметы: фиговые пальмы,

различные предметы культа, орудия труда (которые тоже выступают в качестве предметов культа, как было

отмечено выше), различные

природные явления.

Ньирана продолжает всюду ходить за женщинами и думать о них. И всякий раз, когда он останавливается и

мочится (разумеется, посредством пениса, который, как известно, физиологически амбивалентен, и оттого

процедура мочеиспускания всегда сексуально нагружена в мифе), - на этом месте возникают горные

источники. И вновь перед нами тема сублимированной демиурги-ческой силы пениса

, возникающей в тот

момент, когда он не удовлетворяет свое желание, и женщины остаются недоступными. В отвержении пениса

женщиной - источник его деятельностнои силы, его способности воплощаться в те или иные явления

природы, то есть подлинный источник той энергии демиургического поименования мира, которую

демонстрирует человек, создавая мир культуры как МИР ИМЕН о

мире, или как МИФ МИРА. Блокиро-

ванная сексуальная энергия - это и есть, согласно данному мифу, подлинный источник энергии культурного

поименования, а, стало быть, источник самой культуры как таковой.

Вот Ньирана вступает в область песчаных холмов в районе хребта Петерман, где замечает женщину,

толкущую в ступе травяные семена. Мимоходом замечу, что "толчение в ступе" - это так же глубоко

сексуальный образ, символизирующий коитус (пестик - символ фаллоса, ступа - символ женского

влагалища; достаточно одного взгляда на датируемые шестым тысячелетием до н.э. каменные

ступки из

Древнего Шумера, чтобы убедиться в этом) ". Следовательно, женщина, толкущая в ступе, - это женщина,

как бы приглашающая к соитию или дразнящая Ньирану. И поскольку Ньирана видит эту женщину, которая

дразнит его посредством символической демонстрации сексуального акта, он

234

тут же возбуждается и начинает удлинять свой пенис. Однако бегающая вокруг женщины собака (опять

собака!) принимает пенис Ньираны за... змею и набрасывается на него, рыча и кусаясь. Что касается самой

женщины, то она тоже не остается в стороне, а бьет Юлану (пенис Ньираны) палкой-копалкой.

Оставшись с "носом", то есть с неудовлетворенным пенисом, Ньирана не отчаивается, и вновь отправляется

на поиски женщин, и в районе Вириндьяры нападает на сестер Гунггаранггара. Он вытягивает свой пенис, а

сестры в страхе сбиваются в кучу под защитой каменных глыб. И тогда Ньирана... пробивает своим пенисом

трещину в скале, (эта трещина

существует на самом деле и является священной) и просовывает туда пенис,

пытаясь добраться до женщин.

И вновь сюжет, свидетельствующий о демиургической силе подавленного, неудовлетворенного пениса.

Силе, позволяющей пробить расщелину в скале и оставить эту метку как свой фаллический знак многим

поколениям людей. И снова, разумеется, речь идет о РЕАЛЬНОЙ топографии местности и о

мифологическом санкционировании РЕАЛЬНЫХ природных феноменов. Лежащий с тех пор на этом месте

черный

камень - менструальная кровь женщин. Трещина в скале - результат сублимированной энергии

пениса Ньираны. Множество других природных отметин в этом месте - также оставлены перевозбужденным

и неудовлетворенным Юланой...

И снова Ньирана гонится за сестрами. Вот он затаился в скалах - и на камне остается отпечаток его ягодиц и

спины (так "объясняется" факт действительно имеющих место вмятин на камнях). Он снова видит женщин и

вытягивает свой пенис в их сторону, и в результате образуется ручей рядом с горным источником

Вонггарин. Женщины

снова пугаются, а раскачивающийся пенис Ньираны раскалывает скалу (!), - оставляя

свою очередную демиургическую метку.

Здесь мощь фаллического образа достигает своего апогея: гигантский эрегированный фаллос, способный

своими раскачиваниями расколоть скалу - отсюда рукой подать до древнеиндийского образа фаллоса-Шивы,

величайшего из богов, который одновременно являлся и богом-созидателем, и богом-разрушителем,

сексуальным символом древнеиндийской культуры - и великим аскетом. Фаллос, обреченный на аскетизм -

вот глубинная сущность Шивы, восходящая

к тем архаическим ролям фаллоса в культуре, которые заявлены

в "драме" австралийского Юланы и которые являются зримым изображением феномена творческой

сублимации сексуальной энергии.

Вообще отголоски темы фаллоса, превращающегося в камень или совокупляющегося с камнем, можно

обнаружить во множестве исторических мифологий. Так, хорошо известен цикл фригийских мифов о

Кибеле - богине, произошедшей из камня и ставшей предметом вожделения самого Зевса. При этом, что

особенно важно в контексте сказанного выше, Зевсу так и не удается добиться ее

235

любви, и, потерпев неудачу, он извергает свое семя... в скалу, и в результате рождается ужасное двуполое

существо Агдистис.

Н.С.Трубецкой, анализируя этот миф, указывает на его выраженный параллелизм с северокавказским

богатырским эпосом: В частности, такого рода тема неоднократно возникает в ингушских преданиях.

Н.С.Трубецкой приводит два мифа в записи Б.К.Долгата.

"Одна девушка доила коров; близ того места, где она доила, был синий камень. Один молодой человек,

любивший эту девушку, сел на этот камень, и, глядя на нее, он пришел в возбуждение, отчего с ним

произошло что-то, и от этого в камне образовался зародыш Соска-Солса" 4S. "В одном месте был

раздвоен-

ный камень. Один молодой человек лег на этот камень и заснул; в это время мимо него прошла любимая им

девушка; он ее увидел во сне и имел с ней сношение: семя его попало в трещину камня. Когда он встал, то

камень сомкнулся и наверху образовалась шишка. Он спросил знающих людей

: что это значит? Ему сказали,

чтобы он всегда следил за камнем. Шишка все росла и на девятый месяц растрескалась, и оттуда вышло

дитя. От него произошли Газдиевы и Базаркины" 49.

Нечто похожее обнаруживает Н.С.Трубецкой и в одном из осетинских мифов, где некий молодой человек

желал овладеть девушкой, но та не позволяла ему это сделать. Однажды эта девушка постирала свои штаны

и положила их сушиться на камне под солнцем. Молодой человек подошел к этим штанам и сбросил на них

свое

семя. От этого в утробу камня вошла душа. Через девять месяцев девушка разрезала камень и из него

вышло дитя 50.

На основании приведенных мифов Трубецкой делает вывод о том, что греческий "миф о рождении из камня,

оплодотворенного мужчиной, был известен на Кавказе" ". Однако приведенный выше миф австралийских

аборигенов о приключениях Ньираны позволяет высказать предположение, что в мифе о фаллосе, обо-

рачивающемся в камень или совокупляющемся с камнем, содержится нечто глубоко архетипичное

выражающее глубинную сущность самой человеческой культуры. Во всяком случае, тема не-

удовлетворенного мужского фаллоса, оборачивающегося камнем или вступающего в сексуальные

взаимоотношения с камнем является настолько широко распространенной в мифологии самых различных

народов, что это каменное оборотничество фаллоса никак нельзя считать чем-то случайным или

возникающим в результате культурно-мифологического заимствования.

Вполне вероятно, что за идеей

фаллоса, превращающегося в камень, скрывается глубинная интуиция, касающаяся связи между сублими-

рованной энергией фаллоса и самим феноменом каменной культуры, создаваемой первобытным

человеком...

Впрочем, вернемся к Ньиране.

Женщины , несмотря на мощь явленного им фаллоса, продолжают сопротивляться и начинают бросать

песок, выкрикивая: "Убирайся , пенис Ньираны!". Как ни странно именно это дейст-

236

вне оказывается для Юланы роковым. Ослепленный, пенис Ньи-раны уходит прочь, передвигаясь вниз по

ручью под землей - и это именно то место, где ручей уходит под землю, а на скалах остаются следы от

палок, принадлежавших женщинам.Наконец, пенис появляется из-под земли на некотором расстоянии от

горного источника и там в

очередной раз превращается в камень. И именно это место становится тем

священным местом, на котором проводятся продуцирующие обряды, обряды любовной магии и обитают

духи неродившихся детей. Камень, в который превратился, в конце концов, пенис Ньираны, обмазывают

жиром и охрой. И это, опять же, чрезвычайно напоминает шиваитские культы, в которых основным

предметом поклонения является каменное изваяние, представляющее собой фаллос Шивы (линга),

поднимающийся из йони - священных женских половых органов. Это каменное изваяние также умащивают

маслами и украшают цветами. А аналогичные культы каменного фаллоса можно найти во многих культурах

Передней Азии и Средиземноморья 52.

Конечно, если мы смотрим на демиургическую деятельность фаллоса в первобытном мифе как на

естественно-научную реальность, все, что мы можем - недоуменно пожать плечами. Потому что никакого

объективно-естественного содержания в этой псев-додемиургической деятельности, разумеется, нет. И если

австралийский абориген искренне верит и настаивает, на том, что вон та гигантская расщелина

в скале

образовалась во "Времена сновидений" из-за того, что эту скалу расколол пенис Ньираны в погоне за

женщинами, - современный человек склонен счесть это либо откровенным розыгрышем, либо признаком

слабоумия.

Но миф точен. Миф фантастически точен.

Просто он не об объективной реальности, а совершенно о другом. И это касается как описанного мифа, так и

сотен тысяч других, рассыпанных в пространстве человеческой первобытности.

Ибо кроме естественнонаучного есть и другое, возможно, гораздо более важное, культурно-символическое