Лобок А.М. Антропология мифа
Подождите немного. Документ загружается.
измерение этой деятельности. Ибо это не есть мифы об объективном создании всего сущего. Это есть мифы
о создании человеком СУЩЕГО ДЛЯ СЕБЯ - о создании мира своей, человеческой культуры. Мира,
который центрирован укрощенным фаллосом, мира, который произведен укрощенным фаллосом, и мира,
который заявляет свое принципиальное отличие от мира животных именно тем, что
его фаллос - укрощен.
Первобытного человека менее всего интересует, каким образом В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ возникла та или
иная расщелина в скале или какая-то другая природная отметина. Миф повествует совсем о другом: об
абсолютной демиургической силе подавленного сексуального влечения. И в этом своем пафосе данный миф
в высокой степени справедлив. Нелепость, ненормальность данного мифа иллюзорна. На
самом деле он
просто о другом. Так назы-
237
ваемые естественные причины происхождения окружающего мира (столь важные для человека,
обремененного новоевропейским способом миропонимания) первобытного человека попросту не
интересуют, и понятно почему. Они не имеют отношения к ГЛАВНОМУ в его жизни. А главным в его
жизни являются странности собственного сексуального поведения, обремененного грузом таинственных
социальных запретов.
И какое ему дело до естественных причин всего сущего, коль скоро эти естественные причины не имеют
ровным счетом никакого отношения к болезненно-драматической проблеме СОЦИАЛЬНОГО
взаимодействия между полами и ничуть не способствуют налаживанию этого взаимодействия! Разве знание
естественных причин способно дать хоть какую-то помощь в понимании того, почему я не
имею права на
свободный сексуальный контакт по первому эротическому позыву, а должен следовать неким выморочным
социальным нормам?
Таким образом, можно было бы с известной долей парадоксальности утверждать, что равнодушие
первобытного человека к естественным причинам носит глубоко прагматичный характер. Он отсекает
бессмысленные вопросы, ответ на которые ровным счетом ничего не может прибавить к его жизни, и
изобретает те мифы, которые способны санкционировать некое СОЦИАЛЬНОЕ (=антибиологическое)
качество его жизни.
19. См: Там же, с. 211.
20. Лукиан. Избранное. М.,
1987, с. 469-471.
1. Монтень М. "Опыты", кн.З, М.,1979, с.71.
2. См., напр.: История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги
рабовладельческой цивилизации. Часть 1.Месопотамия. М., 1983, с.66-70, 102-103.
3. Цит. по: Е.Варидман. Женщина в древнем мире. М., 1990, с.252.
4. См. Дуглас Н., Слингер П. Алхимия экстаза. М., 1995.
5. Цит. по: Кобзев А.И. "Парадоксы китайского эроса". - В кн.: "Китайский эрос", М., 1993, с.12.
6. Там же, с.14.
7. М.Е.Кравцова. 'Поэзия Древнего Китая: Опыт культурологического анализа. С-Петербург, 1994, с.118-
119.
8. Там же, с.119. '
9. Там же, с. 124
10. М.Монтень, "Опыты", М.,1979, т.З, с.71.
11. Цит. по: Я.Липинская, М.Марциняк. Мифология Древнего Египта. М., 1983, с.25.
12. См. "Мифы народов мира", т.2, с.267.
13. См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М.,1986.
14. Цит. по А.Ф.Лосев. - Вопросы литературы, 1989, N10, с. 96.
15. А.С.Фаминцын. Божества древних славян, С-Петербург, 1995, с.227-228.
16. Дж.Фрезер. Золотая ветвь. М., 1984, с. 135.
17. См.: В.Иванов. Дионис и прадионисийство. С-Пб, 1994, с.63.
18. См.: Там же, с. 138.
238
Там же, с. 472. Там же, с. 477. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. - М.1978,
Дж.Фрезер. Цит.пр., с.136.
25. Иванова Л.А. Утварь к ритуалам культа ямса у абелам Новой Гвинеи в коллекции фонда
Н.Мишутушкина-А.Пилиоко. - В кн.: Мифы, культы, обряды народов зарубежной Азии. М., 1986, с. 44.
26. Путилов Б.Н. Миф - обряд - песня Новой Гвинеи. М., 1980, с. 314-315.
27. Путилов Б.Н. Земледельческий труд - обряды, мифология, фольклор (по материалам Новой Гвинеи). - В
кн.: Ранние земледельцы: Этнографические очерки. Л.,1980, с. 165.
28. Н.А.Бутинов. Общинно-родовой строй мотыжных земледельцев (по материалам Новой Гвинеи и
Северо-Западной Меланезии. - В кн.: Ранние земледельцы. Л., 1980, с. 122.
29. Там же.
30. Там же, с.121.
31. Там же, с.122.
32. Там же, с.121.
33. Там же.
34. См.: Дж.Фрезер, Цит. пр., с. 137.
35. См.: К.Леви-Строс. В травяной лавке мифов. - В кн.: От мифа к литературе. М.,1993, с.11-12.
36. Я.Линдблад. Человек - ты, я и первозданный. М.,1991, с.96
37. Цит. по: У.Мастере, В.Джонсон и др. Мастере и Джонсон о любви и сексе, в 2х тт., т.2, Спб, 1991, с.171.
38.' См. об этом: М.А.Дерягина, М.Л.Бутовская. Этология приматов. М.,1992, с.138-139.
39. См.: Новоженов Ю.И. Статус-секс и эволюция человека. Свердловск, Изд-во Уральского ун-та, 1991
с.37.
40. Там же, с.23.
41. См. Л.А.Файнберг "У истоков социогенеза" М.,1980.
42. См. напр., Берндт P.M., Берндт К.Х. "Мир первых австралийцев. М.,1981, с.33-46.
43. См.: Ф.Роуз. Аборигены Австралии. М.,1989, с.166.
44. Ермаков И. Очерки по анализу творчества Н.В.Гоголя. М., 1923, с.192.
45. Там же, с.210.
46. См.Берндт Р.М, Берндт К.Х. Мир первых австралийцев, М.,1983, с. 180-183.
47. См. История древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги
рабовладельческих цивилизаций. Часть 1.Месопотамия. М.,1983, с.66-67.
48. Цит. по: Н.С.Трубецкой. Избранные труды по филологии. М., 1987, с.347.
49. Там же. 50. См.: Там же. 51. Там же, с. 348. 52. См."Мифы народов мира", т.2, с.56.
ГЛАВА 2.
ПЕДАГОГИКА УКРОЩЕННОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
Посвящение в культуру
А теперь посмотрим, как миф - в частности, конкретный миф о приключениях Ньираны и его пениса Юланы
- "работает" в первобытном обществе, выполняя конкретную педагогическую функцию в ходе обрядов
инициации.
Начнем с того, что нет мифов вообще. В реальном первобытном обществе существует две принципиально
различных группы мифов. Первая - это группа мифов, имеющих открытый характер и доступных для всего
общества. Вторая - это особая, эзотерическая группа мифов, открытая только для посвященных, т.е. ини-
циированных. А поскольку мальчики и девочки инициируются по-разному
, соответственно и эзотерическая
группа мифов имеет два подразделения: женская и мужская группы. При том эзоте-ризм в первобытном
обществе весьма и весьма специфичен. Это та граница, которая жестко отделяет все взрослое сообщество от
детей.
Любой ребенок имеет право на инициацию, а, значит, имеет право на посвящение в эзотерическую группу
мифов с наступлением пубертатного возраста, т.е. возраста полового созревания. И в этом смысле
первобытный эзотеризм весьма существенно отличается от того, который характерен для древних
цивилизаций: там группа посвященных - это воистину узкая каста. Здесь же речь
идет попросту о жесткой
границе, проведенной между двумя возрастными категориями.
При этом, как подчеркивают исследователи, "первые церемонии инициации не раскрывают перед
мальчиком или девочкой всех тайн. Он продолжает узнавать тайные обряды, мифы и т.п. в течение всей
жизни и нередко достигает преклонного возраста раньше, чем овладевает всем комплексом религиозных
представлений племени. Инициации только открывают дверь в тайную, священную, эзотерическую жизнь
мужчин. Обряды инициации продолжаются годы, и посвящение в сферу религиозных представлений
состоит из ряда фаз. Сначала мальчику позволяют
240
видеть определенные предметы, но не разрешают трогать их; он присутствует на определенных обрядах, но
не принимает в них участия и т.д. Постепенно круг доступного становится все шире и шире" '.
Содержание эзотерических мифов в первобытном обществе -это зачастую особое парадоксально-
сексуальное содержание в своеобразной парарелигиозной и прарелигиозной оболочке. Это сексуальный акт,
возведенный в ранг обрядово-ритуального священнодействия.
Но что интересно. Казалось бы, бытовая сторона сексуальной жизни взрослых, как правило, проходит на
глазах детей аборигенов, и уже в пять-шесть лет они играют в сексуально-эротические игры, имитируя
половой акт, подсмотренный у взрослых. Однако, все эти игры - до определенной поры - принципиально не
предполагают, что у полового акта возможно какое
-то духовное измерение. Ввести это духовное измерение
сексуальности -одна из главных задач, которую преследует процесс посвящения инициируемых детей в мир
эзотерической мифологии.
Одну из первых задач инициационных обрядов, проводимых в отношении мальчиков, можно было бы
охарактеризовать как задачу формирования из этих мальчиков мужчин. А задача это крайне непростая,
учитывая то, что физиологическая зрелость мальчика, вступившего в период пубертата, т.е. возникшая у
него вдруг способность к сексуальной активности и потребность в этой сексуальной
активности, не
совпадает с его возможностями осуществлять полноценный В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ СМЫСЛЕ сексуальный
акт, т.е. сексуальный акт, могущий не только оплодотворить, но и удовлетворить женщину. Необходимость
"возделанной сексуальности" мальчика и делает, по-видимому, совершенно необходимым создание
институтов инициационных обрядов, в течение которых происходит укрощение и сдерживание юношеской
гиперсексуальности, когда в
течение нескольких лет у подростка подавляют его первичные сексуальные
импульсы достаточно разнообразными и, порою, весьма жестокими способами. Главный пафос всех этих
обрядов - это пафос пресечения. Причем пресечение сексуальных помыслов подростка осуществляется
комплексом весьма изощренных методов физического и психологического насилия.
Смысл этого изощренного насилия состоит, по всей видимости, в формировании СОЦИАЛЬНО
управляемой сексуальности. Подросток, прошедший длительные и трудные обряды инициации - это
подросток, у которого, во-первых, не может возникнуть даже мысль о вольных сексуальных контактах -
сексуальных контактах, не санкционированных племенной мифологией. В частности, для него оказываются
исключены сексуальные контакты со своей
собственной матерью, своими собственными сестрами и
другими близкими родственниками; однако, суть дела не просто в формировании ограничений на
кровнородственные связи, а гораздо шире: в формировании принципиально управля-
241
емой, принципиально обузданной сексуальности, которая реализуется отныне не по прихоти физиологии, а
по племенному закону. Сексуальное должно быть подчинено социальному - это абсолютный закон во всех
без исключения первобытных племенах, и обряды инициации - ключевой инструмент формирования этого
закона.
Стратегическое условие, на фоне которого происходят обряды инициации, - это жесткое отделение
инициируемых мальчиков от женской части общества, что само по себе является сдерживающим фактором
по отношению к свободной сексуальности. Причем это отделение, которое происходит не на день, не на не-
делю, а на годы. Это отделение может иметь более жесткий или
менее жесткий характер, но факт
заключается в том, что в любом первобытном обществе оно является абсолютным правилом.
Скажем, в папуасском племени гахуку-гама мальчиков уже в возрасте 5-6 лет "отбирают у матерей и
заставляют часто мыться в ручье, чтобы они смыли "женскую грязь" со своей кожи" '. Впрочем, отделение
мальчиков от матерей в этом возрасте еще не носит абсолютного характера, а происходит на время. Но зато
с наступлением периода гиперсексуальности
запреты на всяческое соприкосновение с женщинами резко
ужесточаются. "В возрасте от 10 до 15 лет подростки живут в мужском доме и избегают контактов с
женщинами. В возрасте от 15 до 19 лет они полностью изолированы от женщин и не могут есть пищу,
приготовленную ими. На о-ве Вогео мальчиков в раннем детстве отнимают от
матерей и заставляют спать в
мужском доме; они, конечно, часто убегают оттуда к своим матерям, но мужчины их за это наказывают" \
Чрезвычайно важно в этот ответственный период пресечь у подростка всяческие помыслы о женщинах, и
потому во многих племенах запреты на все женское для инициируемого подростка имеют оттенок явной
гиперболизированности. "Большое внимание уделяется тому, чтобы подросток не ел пищу, которая
приготовлена женщинами или которая так или иначе ассоциируется с ними. (...) По представлениям
людей
племени гурурумба (Новая Гвинея) "вредное" воздействие женщин на ребенка начинается еще до появления
его на свет: в утробе матери на ребенка попадает "женская кровь". Потом он живет в женской хижине, и на
его коже скапливается "женская грязь"; ест пищу, которую готовят для него и дают ему женщины, и в
его
желудке скапливаются остатки "женской пищи". Обряды инициации в данном племени имеют целью
удаление "грязи" с кожи, "женской крови" и остатков "женской пищи" из организма. Сначала удаляют
"грязь": подросток входит в ручей, моется, усиленно трет тело листьями. Потому удаляют "женскую кровь",
вызывая кровотечение из носа. Наконец, удаляют остатки "женской пищи":
вводят через горло в желудок
гибкий ствол сахарного тростника и вызывают рвоту. После этого подросток около года избегает общения с
женщинами: не берет от них пищи, не ест плодов, выращенных женщина-
242
ми. Много месяцев подряд он каждое утро искусственно вызывает рвоту, часто купается, трет тело
листьями, вызывает кровотечение из носа, питается только бананами, сахарным тростни ком - их
выращивают мужчины" *.
Рвотный рефлекс на все женское, искусственно формируемый у подростка, переживающего период
гиперсексуальности, - это своего рода ключ к пониманию всего остального, что входит в инициационные
обряды, пронизанные идеей самого жесткого и даже жестокого подавления подростковой сексуальности.
Для современного цивилизованного человека педагогика ини-циационных обрядов, переводящих
первобытного ребенка во взрослый статус, может показаться педагогикой бессмысленной и страшной. У
этой педагогики два организующих центра: кровь и фаллос. И первое, что хочется воскликнуть при
знакомстве с этой странной педагогикой: "Какой бред! Это воистину - дикари!"
Но, хотим мы этого или нет, а педагогика эта работающая, и при том педагогика, позволяющая понять нечто
весьма и весьма существенное в нас современных и в том, что мы именуем педагогикой сегодня. А это уже
достаточное основание для того, чтобы к ней обратиться не с чувством недоумения или брезгливости, а с
серьезным анализом.
Обряд инициации или обряд посвящения детей во взрослый статус существует во всех без исключения
первобытных племенах, и именно с этим обрядом связано функционирование значительной части
эзотерической, закрытой для непосвященных взрослой мифологии.
Инициационные процедуры продолжаются очень долго: от нескольких месяцев до нескольких лет, и на всем
протяжении этих инициационных обрядов детям, достигшим соответствующего возраста, приходится
выдерживать чрезвычайно тяжелые психологически и болезненные физически процедуры. Причем для
внешнего наблюдателя происходящее действо выглядит просто абсурдно. Попросту говоря, над детьми,
едва достигшими 12-летнего возраста осуществляется то, что
для взгляда непосвященного выглядит как
физическое надругательство. И лишь сопровождающая эти обряды обстановка высочайшей
торжественности и явного душевного подъема, в том числе, у посвящаемых, уберегает нас от столь
поспешного вывода.
Обряды, воистину безумные
По своему внешнему рисунку система инициационных обрядов заключается в том, что в течение достаточно
долгого времени инициируемых мальчиков и девочек подвергают крайне болезненным операциям, в
джентльменский набор которых входят: изощренные татуировки, нанесение глубоких (нередко на глубину
до полутора сантиметров) кровоточащих рубцов по всей поверхности тела, выбивание отдельных зубов,
выдергивание во-
243
лос, вырывание ногтей, просверливание носовой перегородки, разрезание нижней губы и т.д.
Вот как описывал жестокости инициационных обрядов Л.Леви-Брюль: "...Новопосвящаемые обязаны
пассивно подчиняться всему, что с ними делают, и переносить без каких бы то ни было жалоб всякую боль.
Испытания протекают долго и мучительно, а порой доходят до настоящих пыток. Тут мы встречаем
лишение сна, пищи, бичевание и сечение палками, удары
дубиной по голове, выщипывание волос,
соскабливание кожи, вырывание зубов, обрезание, подрезание, кровопускание, укусы ядовитых муравьев,
душение дымом, подвешивание при помощи крючков, вонзаемых в тело, испытание огнем и т.д." 5.
Однако неверно было бы предполагать, что эти жестокие испытания сами по себе составляют глубинную
суть обрядов инициации. Они - всего лишь форма, за которой скрывается сложное социально-культурное
содержание, выражаемое в сопровождающих эти обряды мифологических сюжетах. А последние, кстати, не
просто рассказываются, но и разыгрываются в фантасмагорическом карнавале масок и безумных с
точки
зрения европейца танцах.
"Главная первоначальная цель, которую преследуют при этом, - мистический результат, совершенно не
зависящий от их воли: речь идет о том, чтобы установить партиципацию между новопосвящаемым и
мистическими реальностями, каковыми является сама сущность общественной группы, тотемы, мифические
или человеческие предки" 6.
Иначе говоря, мифы санкционируют все эти болезненные и дикие операции, и объясняют их сокровенный
мифологический смысл, а, с другой стороны, нагружают сознание ребенка разнообразной социально
значимой информацией и чувством социальной ответственности.
Инициация, таким образом, выступает в роли своего рода психологического водораздела и в каком-то
смысле играет ту роль, которую в цивилизованных обществах играет школа.
Напомню: первобытное общество не знакомо с институтом школы. Это означает, что на различных этапах
своего жизненного цикла человек остается в границах принципиально одной и той же схемы
миропонимания. И в этой ситуации те психологические и физические потрясения, которые испытывает
ребенок во время инициационных обрядов - это именно то, что пролагает водораздел между
детской и
взрослой ипостасями существования человека. Во всяком случае, сильное психологическое переживание и
даже потрясение - непременный атрибут инициационных процессов, во всех без исключения примитивных
сообществах, как отмечают наблюдатели.
"Хотя большинство мальчиков имеют какое-то смутное представление о процедуре инициации, никто из
них не знает, как эти обряды происходят на самом деле до тех пор, пока сами не испытают этого. Сознание
того, что это тяжелое испытание приближа-
244
ется, полностью меняет восприятие мальчиком событий повседневной жизни. Он пристально следит за
действиями окружающих его взрослых, надеясь по какому-либо их непроизвольному знаку или слову
угадать, когда ему ждать этого события. У него возникает желание держаться ближе к матери..." 7.
"В любом случае, даже если мальчик боится, он понимает, что это неизбежно, и стремится к тому, чтобы
ожидание скорее кончилось. Если он в детстве был послушным ребенком..., ему не приходится долго ждать
первой церемонии. Однако, если старшие мужчины не любят мальчика за неуважительность и грубость, его
могут заставить ждать довольно
долго или могут безжалостно обойтись с ним во время физической
операции" *.
По-видимому, по своим психологическим последствиям масштаб переживания ребенком инициационных
обрядов сравним с теми революционными последствиями, которые имеет для его сознания и психики
десятилетнее обучение в школе в современном мире.
Инициация - это словно новое рождение человека. Причем инициационные процессы в первобытном
обществе - это почти буквальное воплощение данной метафоры. Как замечают исследователи, "зачастую
инициация символизирует смерть посвящаемых и последующее их возрождение. Когда инициируемого уво-
дят из основного лагеря, женщины громко оплакивают его. Издалека доносятся звуки вращаемой гуделки,
ассоциирующиеся у непосвященных с голосом
гигантского чудовища: оно проглотит посвящаемого, а потом
"выпустит" его уже взрослым мужчиной" '. Неслучайно Л.Леви-Брюль отмечает, что в результате
установления сопричастности социальному, происходящему в процессе инициации, "посвящаемому дается...
новая душа" |0. А согласно другим исследователям, подростки, прошедшие обряды инициации, обретают
"новую кожу" и становятся "новыми людьми" ".
Кстати, тот факт, что процессы инициации напрямую коррелируют с феноменом школьного образования и в
каком-то смысле могут рассматриваться как предшествие школы, так же отмечаются этнографами. "Только
в период инициации осуществляется более или менее формализованное обучение молодежи - обучение,
имеющее характер института. Ядро инициации - организованное, обладающее своими собственными
устоявшимися методами воспитание мальчиков
или юношей. Длительные, сложные, связанные с сильными
потрясениями обряды формируют в молодом человеке те психические и волевые качества, которые
считаются необходимыми для взрослого мужчины. Только пройдя такую суровую школу, человек может
сделаться хранителем священных религиозных тайн и испытывать те чувства, которые лежат в основе
единства и сплоченности группы" |2.
Впрочем, назвать инициационный процесс школой можно лишь в метафорическом смысле. Это безусловно
школа духа, но школа специфически мифологическая.
245
Фаллические игры на грани фола
Безусловным центром всей системы инициационных обрядов являются крайне болезненные операции,
осуществляемые по отношению к половым органам мальчиков и девочек, и прежде всего - по отношению к
мальчикам.
Вернемся к инициационной практике австралийских аборигенов. Накануне обрядов маленьким мальчикам
сообщают, что мифический питон Юлунггул чувствует запах их крайней плоти и пришел проглотить их.
Здесь важно заметить, что Юлунггул -это мифический символ племенного фаллоса. Это символ фалли-
ческой и одновременно культурной мощи племени. А, следовательно, Юлунггул - это зримый образ того,
насколько
несовершенен пока еще слабый половой орган инициируемого мальчика, и какую сложную
дистанцию жестоких испытаний нужно пройти, чтобы встать вровень с культурой своего племени.
Итак, женщины начинают плакать и причитать, а мужчины отлавливают мальчиков и отводят их на
священную землю. После того, как мальчики, подлежащие инициации, удаляются, начинаются длительные,
многонедельные празднества с массовыми представлениями, танцами и пением. Зато, что касается самих
мальчиков, то они, разумеется, продолжают все эти недели находиться в крайнем психологическом
напряжении.
Один из первых обрядов, с которого начинаются инициации у аборигенов Австралии - "обряд
подбрасывания", когда над головами инициируемых мальчиков и танцующих вокруг них женщин
подбрасывается горящая палка, символизирующая мужской половой орган (ср. огненный фаллос Шивы из
древнеиндийского мифа). Один из вариантов интерпретации этого обряда: он символически представляет
мифологический сюжет, в котором Юлана
(пенис Ньираны) пытается в очередной раз овладеть женщинами
Гунггаранггара, но они улетают, и Юлана в виде горящей палки пытается улететь за ними - но возвращается
на землю, доставляя людям огонь (и вновь мы сталкиваемся с феноменом творящей культуру
сублимированной энергии неудовлетворенного фаллоса).
Просверливание носовой перегородки - это, практически, универсальная для всех первобытных племен
процедура, выполняемая чаще всего специально заточенной костью и может быть интерпретирована как
своеобразная репетиция обрезания, поскольку сам нос достаточно часто ассоциируется в культуре с
пенисом. Подтверждение тому, что этот обряд связан с операцией обрезания - обычай, существующий в
ряде племен: по завершении
операции протыкания носовой перегородки с близкорастущего дерева (дерево -
выраженный фаллический символ) срезается кусок коры (символ обрезанной крайней плоти) и бросается в
направлении священного места зачатия матери посвящаемого мальчика.
Возможно, что и выбиваемый в некоторых обрядах передний зуб может символизировать обрезанную
крайнюю плоть - в этом случае сам мальчик ассоциируется с фаллосом. При этом риту-
246
ально выбиваемый зуб бросается в сторону тотемистического центра матери инициируемого (какой, между
прочим, это требует точной ориентировки на местности!) Аналогичным образом, в качестве своеобразной
репетиции обрезания может быть проинтерпретирована и практикуемая в некоторых племенах крайне бо-
лезненная операция удаления (вырывания) ногтя на одном из пальцев.
Но подлинным центром всех инициационных обрядов является, разумеется, совокупность священных
действий вокруг половых органов инициируемых мальчиков. Это действия, как правило, кровавые, и так же
направлены на развитие мужественности. Можно было бы сказать, что все эти обряды проходят под тайным
девизом: "прежде, чем из пениса вытечет сперма, из него должна вытечь кровь
".
Так, весьма характерен обряд кровопускания, когда у инициируемых делается надрез либо на пенисе, либо
на руке. При этом кровь, вытекающая из пениса или из руки (так же символизирующей пенис в этом
обряде), считается священной. Ею натирают или обмазывают инициируемых и участников церемоний и
пьют. Поскольку мифологически это кровь Юланы, совместное питье
этой крови всеми участниками
церемонии символизирует, по-видимому, наделение их демиургической силой, содержащейся в
эрегированном члене. Кроме того эту кровь предлагают во время обряда мифическому огромному удаву
Юлунггулу, который, судя по всему, выступает тотемистическим символическим аналогом пениса Юланы.
Важным показателем социальной зрелости человека в первобытных сообществах является, далее,
татуировка. Процедура татуировки имеет здесь поистине тотальный характер: люди из самых отдаленных
уголков земного шара, разделенные многими тысячами километров и никогда не подозревавшие о
существовании друг друга, на протяжении тысячелетий поддерживали эту удивительную и странную
традицию наносить на лицо и тело
различные рисунки посредством наколов, надрезов и введения в эти
наколы и надрезы красящих веществ. Универсальность этой процедуры для племен самой различной
пространственной локализации заставляет предполагать в ней нечто неизмеримо более существенное,
нежели простое "стремление к красоте" - тем более, что за "красоту" приходилось платить мучительной
болью. Во всяком случае, ренессанс и
расцвет татуировки в современном обществе имеет весьма далекое
отношение к тому, каким образом это древнейшее из искусств практиковалось в первобытных сообществах
и какую смысловую нагрузку оно имело там.
Исследователи подчеркивают, что "это была болезненная и сложная операция, она приводила к потере
крови и сильным воспалительным процессам, язвам, которые долго не заживали..., к лихорадке и даже к
смерти" '3. "Во время операции родственники, собравшиеся около юноши, громко пели и завывали, чтобы
заглушить его стоны и крики. Когда накалывали рисунок на лице
,
247
щеки и губы распухали так, что пациента приходилось кормить с большой осторожностью - маори для этого
использовали даже специальную воронку" |4.
К этому надо добавить, что татуировкой покрывались весьма обширные площади тела, а это значит, что
процедура татуирования растягивалась на месяцы или даже годы. "У самоанцев, например, такую работу
делали постепенно, не спеша; в течение часа успевали нанести узор лишь на поверхности кожи в 9 кв. см.,
иногда на участке тела величиною в
ладонь. Возобновлялась операция через неделю, и так продолжалось от
трех до четырех месяцев, пока не было татуировано все тело. У маркизцев на каждый рисунок уходило от
трех до четырех месяцев, а полная татуировка знатного островитянина оканчивалась лишь на 30-м году его
жизни. Но когда наносились последние узоры, первые начинали тускнеть,
срастаться и исчезать. Поэтому
богатые маркизцы приказывали татуировщику подновлять рисунки, а некоторые островитяне подправляли
их до трех раз за свою жизнь. (...) На о-вах Таити, если воин получал раны во' время стычек, то им давали
зажить, а затем по свежей коже восстанавливали старый, наколотый ранее рисунок или делали его заново" ''.
В результате поверхность тела приобретала чрезвычайно экзотический вид, представляя собой зримый
социально-знаковый код принадлежности к тому или иному племени, к той или иной культурно-
мифологической целостности. "Наибольшей изощренностью отличалась криволинейная татуировка
новозеландцев... Однако более роскошной, симметрично расположенной татуировки, чем у маркизцев в
прежние времена, не было ни у одного народа
мира. Маркизцы татуировали все тело, голову, пальцы рук и
ног, причем все рисунки были сделаны самым тщательным образом. Чтобы можно было татуировать голову,
волосы коротко стригли, сбривали, оставляя лишь по пучку над ушами, которые затем заплетали - эти пучки
на висках торчали вверх, как рожки, и придавали мужчинам сатанинский вид" IS.
Так что же двигало людьми, подвергавшими себя столь мучительным операциям? Стремление к красоте?
Однако порою слои татуировки накладывались на кожу настолько плотно, что рисунок переставал быть
различим. "От несовпадения отдельных элементов и линий узоров кожа становилась совсем черной" ".
Но если не стремление к красоте являлось движущей пружиной столь странных манипуляций с телом, то
что же? Несомненно, что татуировка в первобытном обществе - важная составляющая обрядов
социализации, причем преимущественно - обрядов социализации мальчиков. У детей татуировка
отсутствует, а у женщин носит гораздо менее значительный характер. Что же касается мужчин, то им
начинают
татуировать тело в ходе обрядов инициации, сразу же после операции обрезания, что подчеркива-
ет особый социально-педагогический статус этой процедуры. Возможный вариант объяснения сущности
этой процедуры состоит в том, что татуировка в своей исходной культурной нагрузке - это
248
развернутая на поверхности тела метафора процедуры обрезания как процедуры укрощения сексуального
социальным (памятуя о фундаментальном для древних обществ отождествлении человеческого тела с
фаллосом). Но если процедура обрезания - это однократная процедура (правда, обрамленная сложными
ритуально обрядовыми действами и празднествами всех членов общества), то процесс татуировки развернут
во времени, и в ходе него
социальные коды племени в буквальном смысле внедряются в человеческое тело в
виде сложных символических композиций -так, что само это тело становится прообразом божественных
скрижалей. Жестокие инструменты первобытных мастеров тату намертво запечатлевают на поверхности
человеческой кожи знаки социальной принадлежности, бесконечно возвышая человеческий дух над плотью,
и подчеркивая, что для социализованного человека
законы его племени неизмеримо выше, нежели законы
его физического тела.
Процедура обрезания - это своего рода прообраз татуировки, а остающийся после операции обрезания шрам
на половом органе мальчика - это, в сущности, первая татуировка, появляющаяся на его теле. Замечу в этой
связи, что у многих племен было принято сразу после обрезания прикладывать к кровоточащему пенису
золу и сажу для облегчения боли. А ведь
сажа - это основа для приготовления татуировочной краски.
"Краситель для чернения наколов полинезийцы делали обычно из сажи, получаемой при горении листьев
некоторых растений... или смолы деревьев, смешивая ее с водой, соком растений или ягод. (...) В некоторых
местах Новой Зеландии к саже добавляли также пепел сожженных гусениц определенного вида, а простой и
грубый краситель делали из экскрементов собак, которых кормили углем" 1S.
То, что процедуры татуировки имеют сексуальную подоплеку, а, точнее, являются одним из элементов
целостной мистерии по укрощению человеческой сексуальности находит свое подтверждение в целом ряде
косвенных фактов. В частности, известно, что татуировки начинают наноситься на тело мальчика (в про-
цессе инициационных обрядов) сразу вслед за совершением процедуры обрезания. Кроме того и
характер
наносимых на тело инициируемого мальчика рисунков более чем показателен. Исследователи отмечают, что
в тату-символике самых разных народностей чрезвычайно существенными являются фаллические символы.
"...Семантика спирали в татуировке маори имеет в своем генезисе мифы, где угрю отводится фаллическая
роль... Спираль, которую маори накалывали на лице в виде различных волют и
сложных комбинаций, а
также обязательно на бедрах, иногда на ягодицах, была, скорее всего, знаком половой зрелости и воз-
можности вступления в брак. Отметим, что на о.Пасхи подобное значение имел знак вульвы - вытатуировать
его у себя на груди мог только женатый мужчина" 1Э. Единственная оговорка в связи с только что
приведенной информацией: речь, разумеется, идет не о половой зрелости в физическом смысле, а о половой
зрелое-
^249
ти в смысле социальном, психологическом: право на брак имеет только тот мальчик, который с честью
выдержал инициационные испытания и продемонстрировал достаточно высокий уровень волевых качеств и
способность быть социально ответственным членом племени. Мальчик, чья физиология уже позволяет ему
вступать в сексуальные отношения с лицами противоположного пола, но который еще не прошел
необходимых инициационных обрядов, - это мальчик, который еще недостаточно психологически зрел для
того, чтобы обладать женской вульвой. Зато мужчина, чье тело несет на себе множество ритуальных рубцов
и наколок - это мужчина, который достоин вульвы, и оттого он имеет право выколоть ее знак у себя на
груди.
Таким образом, татуировка - это своеобразный паспорт, который получает инициируемый юноша на пороге
взрослой жизни. Это паспорт, который всегда при своем хозяине. Он знак того, что юноша готов для
вступления в брак не только физически, но и духовно. И, вместе с тем, он - знак принадлежности этого юно-
ши какому-то конкретному племени
, знак его готовности служить ЗАКОНУ этого племени.
Таким образом, тело аборигена в сложных узорах рубцов -это, возможно, самая яркая манифестация его
фундаментального отличия от всего остального живого мира. Его испещренное знаками родовой
социальной принадлежности тело является наиболее зримым свидетельством того, что подлинная ценность -
это не данное ему от рождения тело, но созданный его сообществом миф и тело, возделанное
этим мифом.
Укрощение фаллоса
Впрочем, главные, центральные инициационные обряды - это обряды обрезания и подрезания. Если в
большинстве прочих обрядов фаллос, скорее, только подразумевается, то в обрядах обрезания и подрезания
именно он главный виновник торжества и главный герой.
Обряд обрезания уникален среди других обрядов по степени распространенности среди первобытных
племен, живущих на самых разных континентах. В других случаях кровавые мистерии инициационных
обрядов достаточно существенно разнятся в разных регионах и, порою, единственное, что их по-настоящему
объединяет - это факт обильно проливаемой крови инициируемых подростков; что же касается операции
обрезания, то
она является безусловным инвариантом обрядов инициации, где бы они ни происходили.
В современной сексологии вопрос о природе обряда обрезания принято увязывать с вопросами
биологической целесообразности. Однако вопросами биологической целесообразности занимается
естественный отбор, который в случае с человеком отчего-то не захотел лишать его крайней плоти
естественным образом. Да и характер этого обряда в примитивных сообществах безусловно
250
свидетельствует об отчетливо социальной, а не биологической его природе.
Прежде всего бросается в глаза, что он сцеплен здесь со сложным комплексом других кровавых обрядов, в
которых центральной фигурой выступает половой член инициируемого мальчика.
Еще Монтень в своих "Опытах" с удивлением отмечал странные обычаи примитивных племен, когда эта
часть тела не просто обожествлялась, но кусочки ее изрезанной плоти приносились в дар богам. "А в другом
краю, - писал философ, - молодые мужчины на глазах у всех протыкали ее, и, проделав в разных местах
отверстие между кожей и
мясом, продевали в эти отверстия такие длинные и толстые прутья, какие только
были в состоянии вытерпеть; позднее они складывали из этих прутьев костер, посвящая его своим
божествам, и те юноши, которых подавляла эта невероятно жестокая боль, почитались малосильными и
недостаточно целомудренными" 20.
Впрочем, описания соответствующих обрядов современными этнографами лишь подтверждают сказанное
Монтенем.
Так, у австралийских аборигенов широко распространены операции подрезания полового члена у
инициируемых подростков, что соответствует операциям разрезания влагалища у инициируемых девушек.
О болезненности этой операции можно судить хотя бы по тому, что производится она каменными орудиями.
А выглядит это так. Инициируемого кладут на живой стол, создаваемый из спин взрослых мужчин,
поднимают
его пенис, и делают под ним глубокий надрез. "Эта операция периодически повторяется во
время священных церемоний, - указывают P.M. и К.Х. Берндт. -Мужчины прокалывают те места, где во
время инициации были сделаны надрезы, танцуют, и кровь течет у них по бедрам" 21.
Для самих аборигенов, подчеркивают исследователи, в этом обряде пенис символизирует тотемистического
Питона, надрез -женское влагалище, или, точнее, вульву, из которой течет менструальная кровь. Однако что
может такое "объяснение" хоть что-нибудь объяснить внешнему наблюдателю: почему - Питон? почему -
вульва? почему - менструальная кровь? И почему, собственно говоря, подростковый пенис должен
имитировать женскую вульву
во время менструации? Может быть, это указание на бисексуальную природу
человека? Но почему тогда настойчиво подчеркивается "грязный", "неприкасаемый", "менструальный"
характер вульвы?
Не менее запутаны и другие варианты "объяснений" операции подрезания, предлагаемые самими
аборигенами. Скажем, у папуасов острова Борео объяснение заключается в том, что, якобы, нужно "удалить
женскую кровь" из организма подростка. Причем на протяжении всего многолетнего инициационного
периода взрослеющий подросток сам "периодически надрезает себе пенис, и, таким образом, удаляет себе
"женскую
кровь"" 22. И снова загадка: почему женскую кровь нужно удалять... посредством надрезания
пениса?
251
Понятно, что речь идет о символическом удалении женской крови. А, точнее, о символического удалении
"всего женского", и, прежде всего, - самих помыслов о женщинах, которыми наполнена голова
взрослеющего подростка. Женская вульва, женские половые органы - это предмет непрестанного и
всепоглощающего интереса мальчиков, вступающих в период пубертата. А операция подрезания - это
своего рода
глубинная татуировка, когда на самом мальчиковом пенисе изображается или моделиру-
ется'(посредством глубокого надреза)... предмет его вожделения, т.е. сама женская вульва, но предстает при
этом как менструирующий, "грязный", запретный объект.
"Тебя возбуждает запах вульвы? Тебе хочется обладать вульвой? Что ж, вот предмет твоего вожделения, но
смотри: из вульвы течет кровь, она для тебя ТАБУ, она - "грязная", она - менструирует! И это очень-очень
больно, потому что ты еще не прошел важных обрядов инициации, которые только и сделают тебя
мужчиной, имеющим право
на обладание вульвой!". Таким образом, подросток, который время от времени
превращает свой пенис в... кровоточащую вульву, занимается не чем иным, как сексуальным воспитанием
своего пениса, вырезая на нем предмет его (пениса) вожделения, и усмиряя тем самым свою ничем не
ограниченную похоть. А изгоняя из себя "женскую кровь" через надрезанный пенис, он
(подросток)
изгоняет тем самым всяческие помыслы о женщине, изгоняет из себя вместе с этой символической "женской
кровью" само сексуальное вожделение: понятно, что надрезанный пенис - это пенис который уже "не хочет",
это пенис усмиренный.
Однако кажется поспешным делаемый исследователями вывод, что "подвергшийся операции обрезания
мужской член символизирует одновременно как женские, так и мужские половые органы, которые должны
соединиться, чтобы произошло оплодотворение" 23. Хорошо известен священный, полумистический страх,
которые испытывают аборигены в отношении каких бы то ни было контактов с менструирующими
женщинами; а уж тем более не
мыслим сексуальный контакт с ними. Они считаются грязными,
неприкасаемыми и вынуждены скрываться на время своих менструаций. Тем более немыслимо вообразить,
что, имитируя на инициируемом мальчике менструирующее влагалище, аборигены имеют в виду идею
оплодотворения! Скорее речь идет об обратном: о вводимом в процессе инициации табу на оплодотворение,
табу на произвол подросткового
фаллоса.
Выше уже шла речь о том, что одной из ключевых социальных проблем, по поводу которой складывается
сам феномен первоначальной человеческой культуры, была проблема искусственного сдерживания
юношеского сексуального произвола. Описываемая операция обрезания как раз и представляет собой доста-
точно убедительный механизм формирования такого табу: "Твой пенис эрегирован - это еще не значит, что
ты уже стал мужчиной. Смотри: из женского влагалища, которое сделано на твоем пени-
252
се, течет менструальная кровь, а, значит, тебе рано демонстрировать способности своего фаллоса!"
И в этом суть дела: чтобы феномен человеческой, глубинной сексуальности (которая не есть секс-случка по
поводу продолжения рода, а есть вполне гедонистический акт долговременного наслаждения) мог
совершиться, необходимо сдержать первоначальный порыв эрегирующего мальчикового фаллоса, необходи-
мо укротить его наивную животную энергию и перевести ее в русло культурно возделанной сексуальности.
Разумеется, одним из побочных результатов этого станет феномен сублимации. Но сублимация и
появляющаяся в результате творческая демиургическая энергетика - это уже следствие. А непосредственное
содержание фаллоцентрических инициационных операций - это сдерживание примитивно-животной
сексуальности, просыпающейся в инициируемом подростке и становление в нем способности быть не
мальчиком, но мужем, т.е. способности удовлетворять то
"прожорливое и вечно голодное животное" ко-
торым Бог. говоря словами Платона и Монтеня, наградил женщин, и которое, "если ему не дать в
положенный срок потребной для него пищи, приходит в ярость, и, сгорая от нетерпения, а также заражая
своим бешенством их тела, препятствует правильному движению соков, приостанавливает дыхание и
вызывает
тысячи всевозможных недугов, пока не проглотит плод, являющийся предметом общего им всем
вожделения, и он, обильно оросив дно их матки, не оставит в ней семени" и.
Специфика человеческой тактильно-гедонистической сексуальности, разбуженность в человеке тяги к
чистому сексуальному наслаждению неизбежно предъявляет крайне высокие запросы к мужским
способностям, и обряд инициации, судя по всему, это и есть совокупность тех болезненно-сдерживающих
процедур, которые позволяют мальчику стать МУЖЕМ, и, в том числе, в специфически сексуальном
смысле: обрести способность к
длительному и разнообразному коитусу. Во всяком случае, психологические
техники формирования мужской способности к пролонгированному коитусу от даосизма до наших дней
весьма и весьма тяготеют к тем психологическим эффектам, которые сопровождают операции подрезания в
первобытных сообществах.
То же самое можно сказать и про операцию, непосредственно примыкающую к описанной выше - про
операцию обрезания.
Мужчины ложатся ничком, образуя живой стол, и отец будущей жены инициируемого мальчика (коль скоро
будущая жена заранее известна) срезает осколком камня оттянутую одним из мужчин крайнюю плоть, после
чего ее съедает специально избранный мужчина. Кровь после обрезания не пытаются остановить, покуда
она сама не свертывается. В некоторых племенах к кровоточащему пенису
прикладывают горящую
головешку.
Для самих аборигенов операция обрезания значима прежде всего своей духовной стороной. Они, в
частности, настаивают, что эта операция "символизирует разрыв существовавшей преж-
253
де связи инициируемого с его матерью: сначала было физическое рождение и отъединение от нее, сейчас
ритуальное перерождение и эмоциональное освобождение" 2). А это значит, что акт обрезания
символизирует социальное рождение юношей (из тела коллективной Матери Дьянггавул). Причем
отрезание крайней плоти в процессе этого социально-духовного рождения коррелирует с перерезанием
пуповины в процессе
физического появления человека на свет. "Удаление крайней плоти означает, что
мальчик порывает с миром, в котором доминируют женщины, перерождается и вступает в мир мужчин" 2о.
Можно было бы сказать, что необрезанный фаллос, (фаллос физиологически естественный) ассоциируется с
пуповиной, которая связывает человека с его биологической природой; что же касается обрезанного
фаллоса, то это знак преодоления человеком своей физиологической ограниченности во имя социальной
ответственности. Фаллос укрощенный (=у-короченный) - это путь из одного мира в другой. Мальчик,
превратившийся за
время инициации в полноценного мужа, может с гордостью заявить: "Отныне я не раб
своего фаллоса, я - его хозяин. Не он повелевает мною, а я им. Я могу не спать с моими сестрами - это в
моих силах. Я могу не спать с моей матерью - это в моих силах. Я могу спать
лишь с теми, с кем повелевает
мне спать закон моего племени, и я горжусь этим. Законы моего физического тела, данного мне от
рождения, ничто по сравнению с законом моего племени!"
Итак, суть операции обрезания в первобытном обществе можно интерпретировать как возбуждение и
одновременно укрощение асоциальной сексуальной энергии инициируемых мальчиков, как основу
воспитания зрелой сексуальности и как канализацию сексуальной энергии в социально-культурное русло.
Укрощая непосредственный сексуальный порыв, эта операция закладывает психологическую основу для
одухотворенного и пролонгированного секса. Как и другие инициационные
обряды обряд обрезания вос-
питывает в инициируемом мальчике способность к длительному сексу, способность полноценному
сексуальному взаимодействию с лицом противоположного пола.
Кстати говоря, обнаруживаемая в любых примитивных сообществах странная привычка привязывать
кусочки листьев или травы в районе мужских гениталий (прообраз набедренных повязок а впоследствии и
собственно одежды) так же находит свое объяснение в специфике человеческой сексуальности. Естествен-
но, что трактовка этого феномена в соответствии с библейским: "и открылись глаза у них обоих
, и узнали
они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания" (Быт.3,7) не выдерживает критики.
Хорошо известно, что первобытный человек относится абсолютно спокойно как к публичной наготе, так и к
публичному совокуплению, и в этом смысле "не знает того, что он наг". Не проходит и античное
объяснение, согласно которому люди начали одеваться в звериные шкуры, пытаясь спастись от
254
холода: откуда холод в тропиках? почему от холода нужно защищать именно гениталии? и каким образом
можно их уберечь с помощью пучка травы? Вместе с тем привычка к постоянному соприкосновению
обнаженной (в результате обрезания) головки полового органа мужчины с каким-то подвешанным на поясе
предметом является весьма эффективным способом тренировки мужской сексуальности
в целях
предотвращению излишне быстрого семяизвержения и формированию способности к пролонгированному
коитусу.
Итак, при ближайшем рассмотрении безумные кровавые операции, практикуемые во всех первобытных
племенах, где бы и когда бы эти племена ни существовали, оказываются не столь уж безумными. И в
первую очередь их смысл заключается в том, что эти обряды позволяют укротить свободную сексуальную
энергию мальчиков, вступающих в период пубертата, и заставить принять
- как высшее культурное благо -
тот условно-культурный режим сексуально-семейных взаимоотношений, который господствует в данном
сообществе. Система такого рода культурного табуирова-ния сексуального поведения человека является
первичной клеточкой того, что можно было бы назвать собственно социальной структурой. В результате
человеческое сообщество оказывается совершенно удивительной организаций, в которой самая сильная из
потребностей - сексуальная - реализуется совершенно нестандартным с точки зрения этологии образом.
Отныне вовсе не сила вожака определяет сексуальную иерархию в стаде, но сила некоего надличностного,
не зависящего от личных качеств вожака закона, который предопределяет одни и запрещает другие типы
сексуального взаимодействия.
Эта надбиологическая сексуальная иерархия в примитивном человеческом сообществе, судя по всему, и
выступает как первичная форма того, что мы называем собственно социальной иерархией. Социальность -
это ведь и есть в своих основаниях особым (культурным) образом упорядоченная сексуальность, а культура
есть не что иное, как способ этого упорядочения. В обрядах первобытных племен эта
идея имеет наиболее
зримые подтверждения. Лишь пройдя достаточно длинный цикл болезненных церемоний и обрядов,
сопровождаемых пропеванием и проигрыванием эзотерического корпуса племенной мифологии, мальчик
получает статус взрослого и обретает все те права и обязанности, которые предъявляет общество к зрелому
мужчине.
Культура возделанной сексуальности
Итак, положительный, конструктивный смысл болезненных фаллоцентрических обрядов инициации
заключается в том, что у мальчиков формируется способность к пролонгированному коитусу и это дает
возможность осуществить СОЦИАЛЬНУЮ на-
255
правленность секса, смыслом которого отныне становится не сброс спермы в женщину во имя зачатия, а
сложный обряд духовно-космического сексуального взаимодействия, что и становится впоследствии
предметом религиозного обожествления.
Еще раз напомню, что фундаментальный сексуально-биологический парадокс человека заключается в том,
что это единственный живой вид, у которого существует проблема сексуальной несовместимости. А эта
проблема, в свою очередь, связана с принципиально различным развитием оргазма у мужских и женских
особей, с феноменом несостыкованности оргазмов. Ведь "боги, как говорит Платон, снабдили нас
членом
непокорным и самовластным, который, подобно дикому зверю, норовит, побуждаемый ненасытной
жадностью, подмять под себя все и вся" 27. Однако мужская похоть - если она не возделана культурно -
краткосрочна, и вздыбленный член угасает тотчас после совершения вожделенного акта. А что такое два
десятка коитальных фрикций для разбуженного женского организма? Способность женских особей Homo
sapiens к активным сексуальным контактам в любое время года, а не только в периоды течек сочетается в
них с ориентированностью на пролонгированный и многократный оргазм. А это требует от мужской особи
некоторых надбиологичес-ких усилий по искусственному продлению коитуса. Иначе говоря, существует
определенное несоответствие между природным стремлением женского влагалища к долговременному
сексу и природным стремлением мужского фаллоса к сексу кратковременному. По-видимому, это
противоречие и является одной из причин формирования ранних социально-матриархальных структур
организации вида Homo sapiens с ориентацией на искусственную регуляцию сексуального поведения
подростков и создание удивительного института инициации, совершенно незнакомого животному миру.
Таким образом, случай человека - это случай, который оказывается связан
с феноменом фундаментального
несоответствия мужской и женской сексуальной конституции.
Парадокс человеческой сексуальности - это парадокс, который может быть рассмотрен как важнейший
стимул для возникновения самого феномена культурной инициативы. И это должна была быть инициатива
женских особей по отношению к самцам: инициатива по формированию у самцов особой способности во-
левым образом управлять своим сексуальным поведением. И есть основания определить такой феномен
волевого
управления своим сексуальным поведением как первый собственно культурный феномен, как
исторически первую манифестацию самой культуры. А культура секса оказывается первой формой
человеческой культуры вообще.
Кстати говоря, сказанное позволяет понять природу матриархата как первой формы социально-культурной