Лебедев М.В., Черняк А.З. Онтологические проблемы референции

Подождите немного. Документ загружается.

Основное

отношение

Противопоставление Сопоставление

Упорядоченность Вертикальная

(взаимозаменяемость)

Линейная

(позиционная для

формальных

элементов и

контекстуальная для

семантических)

Различимость Абсолютная Относительная

Поэтому существующие каузальные теории референции, строго говоря, не объясняют, каким

образом имена имеют референции в языке: они объясняют, каким образом имена имеют

референции в речи. Предполагать, что это одно и то же, было бы слишком сильным допущением

даже с точки зрения концепции "значение как употребление". Для того, чтобы использование

понятия синтагматической каузальности в теории референции могло обеспечивать значимые

ответы на вопросы парадигматической теории, оно должно предоставлять теорию позиционной

упорядоченности имен, причем не только взаимоупорядоченности единичных употреблений

одного и того же имени, но и контекстной упорядоченности. Подход Патнэма

[57]

в этом отношении

богаче подхода Крипке, поскольку не ограничивает детерминацию событием первоначального

употребления, а предполагает дальнейшие ре-категоризации. Однако и у Патнэма каузальность

остается достаточно общей метафорой (полагаемой, видимо, фундаментальной).

Представляется, что привлечение более определенного понятия каузальности позволило бы

прояснить, каким образом теория каузальной референции может объяснять не только те или иные

употребления языковых выражений, но собственно то, каким образом термины могут иметь

референты. При этом предпочтительным следует признать использование для прояснения

релевантного КР понятия каузальности таких более элементарных понятий, которые позволили бы

решать проблемы референции в пределах относительно чистой онтологии, без привлечения

контрфактуалов.

Здесь можно попытаться воспользоваться концепцией каузального объяснения и каузальной

релевантности, разработанной Уэсли Сэлмоном; в случае успеха это позволит дать онтологически

более ясное понятие каузально-конвенциональных условий референции.

Пытаясь решить проблему Юма, Сэлмон выдвинул "статистически-релевантную" модель

объяснения, согласно которой фундаментальные каузальные понятия могут быть объяснены в

терминах статистических понятий. Но, не удовлетворяясь лишь статистической вероятностью, он

попытался дать теорию каузальных механизмов, в частности каузальных взаимодействий и

каузальных процессов. Сэлмон принимает в качестве элементарных понятие процесса и

пространственно-временного пересечения процессов

[58]

. Основная идея состоит в том, чтобы

• различить те процессы, которые являются каузальными и те, которые ими не являются

(каузальные процессы против псевдо-процессов), и

•

различить те пересечения процессов (каузальных или псевдо), которые являются подлинными

каузальными взаимодействиями и те, которые ими не являются.

Пересечение двух процессов является каузальным взаимодействием, если оба процесса при

пересечении получили такие изменения, которые сохраняются вне точки пересечения даже в

отсутствие дальнейших пересечений. Процесс каузален, если он способен к передаче изменения,

т.е. к вступлению в каузальное взаимодействие.

Если мы принимаем множество событий референции, т.е. устойчивой связи выражений с

предметами, в качестве класса, требующего объяснения, а множество других событий того или

иного вида — в качестве класса, объясняющего первый, то отношения между этими двумя

классами должны, согласно концепции объяснения Сэлмона, включать в себя следующие

составляющие:

(1) элементы этих двух классов должны быть статистически релевантны друг другу и

(2) они должны быть каузально релевантны друг другу.

(1) — необходимое условие (2), но не достаточное: чтобы имело место (2), по Сэлмону,

события обоих классов должны представлять собой каузальные процессы и вступать в каузальное

взаимодействие, т.е. такое, что интерактивные изменения в обоих процессах сохраняются и после

взаимодействия. В принципе не трудно вообразить себе такую семантическую аналогию с

физическими процессами: можно рассматривать употребление термина как процесс

[59]

, притом как

каузальный процесс, т.е. такой, который может вступать в каузальное взаимодействие. Последнее

мы можем рассматривать применительно к объяснению референции либо парадигматически, либо

синтагматически.

A. В качестве парадигматического каузального взаимодействия мы можем

рассматривать такие события "встречи" терминов с предметами (и/или с другими терминами) в тех

или иных ситуациях их употребления, после которых происходят изменения их референций, а

факты такого рода считаются наличными. Это такие факты, как именование чего-то с

использованием уже имеющих значение выражений, заключение о том, что сущностей,

именуемых с помощью такого-то термина, не существует или больше не существует, установление

новых существенных черт чего-либо, если это сказывается на представлении об объеме термина и

др. (факты, соответственно, инструктивности или конструктивности).

B. В качестве синтагматического каузального взаимодействия мы можем

рассматривать такие события "сравнения" ситуаций употребления терминов — предыдущей с

последующей (и/или с ситуациями употребления других терминов), после которых не происходит

изменения их референций. Мы употребляем термин с определенной референцией на том

основании, что имеется ситуация его предыдущего употребления с этой референцией.

И парадигматический, и синтагматический варианты могут рассматриваться как

синхронически, так и диахронически. Процесс каузального взаимодействия может полагаться

протяженным во времени (или, скажем, для формальных языков, в некотором концептуальном

пространстве) или заключающимся в верификации в пределах синхронического среза языка.

Однако каузальный ряд "сравнений" ситуаций употребления термина предполагается приводящим

к событию "встречи". В естественных языках мы практически никогда не можем проследить этот

ряд до его начала — за исключением разве что некоторых (авторских) научных терминов и

беллетристических неологизмов; но последнее не меняет сути дела: если мы могли бы очистить

наш язык от теоретически нагруженных терминов, начиная с недавно в него введенных, вроде

названий элементарных частиц, затем через термины "масса" и "импульс" к термину "элемент" и

так далее в предысторию формирования языка, то у нас вообще не осталось бы, пожалуй,

значимых терминов

[60]

. Более того, экстраполируя эту мысль ван Фраассена на повседневный язык,

мы увидим, что используем такие термины, как "интеллигенция" или "стушеваться"

безотносительно к тому, знаем ли мы, что их нам любезно предоставили соответственно

Боборыкин и Достоевский. Это объясняется тем, что как те термины, для которых мы не можем

проследить каузальный ряд до начала, так и те, для которых мы можем это сделать, будут

управляться одними и теми же лингвистическими правилами, как синхроническими, так и

диахроническими (поэтому, в частности, мы можем успешно использовать каузальные теории для

объяснения исторических и географических особенностей функционирования естественных

языков

[61]

). Но важно подчеркнуть, что прослеживание каузальной цепи от каждого индивидного

события употребления термина до события "встречи" полагается возможным в некоем

референциальном горизонте. Именно на этой возможности основана синтагматическая трактовка

КР.

У успешности референции оказываются, таким образом, две необходимые предпосылки:

(a) наличие содержательного изменения (включая коррелятивное в этом отношении первоначальное

возникновение) референциального значения, и

(b) отсутствие (сильнее — невозможность) содержательных изменений при передаче

референциального значения по последовательности индивидных событий употребления термина

(употребление "salva referentiae").

Тогда новое значение вполне можно рассматривать как знак имевшего место каузального

взаимодействия, свидетельствующий о сохраняющихся в процессе употребления термина (шире

— в процессе употребления языка) изменениях. Но, помимо проблемы непрерывности, лежащей в

основании трудности классифицирования феномена употребления термина как процесса, здесь

возникает следующая трудность. Синтагматическая каузальная связь должна полагаться

возможной (т.е. каузально-конвенциональная теория должна объяснять, каким образом это

происходит) между нынешним употреблением термина и неким его употреблением, которое мы в

общем виде обозначили как событие встречи (этим подразумевается, что каузальное

взаимодействие вида А может быть не только тем, что подпадает под рубрику "первокрещения"

традиционной каузальной семантики); но для того, чтобы можно было начать подводить их под

отношение каузальной релевантности, мы должны прежде иметь основания и способ заключить об

их статистической релевантности, согласно соотношению условий (1) и (2). Кроме того,

статистическая релевантность соответствующих событий, даже будучи установленной, сама по

себе еще не гарантирует вывода, что зафиксированная "встреча" является причиной нынешнего

употребления термина; здесь возможен еще вариант наличия у обоих феноменов общей причины.

Мы можем заключить, что взаимные изменения, предположительно вызванные "встречей",

маркируются изменением значения соответствующего термина после "встречи". Но достаточно ли

будет этого для утверждения каузальной релевантности о том, что "встреча" — причина

нынешнего употребления, а не имеет вместе с ним какую-то другую общую причину?

События статистически релевантны друг другу, если вероятность их совместного появления не

равна произведению вероятностей их появлений каждого в отдельности. В отличие от

большинства так связанных событий, событие встречи и событие нынешнего употребления,

рассматриваемые в рамках каузального подхода как причина и его следствие, а с точки зрения

каузального объяснения — как объяснение и объясняемое — однородны в том отношении, что и

то, и то другое представляют собой события обозначения или иначе, референциальные события

(если распространять эти подходы на теорию значения вообще, то такая однородность вряд ли

сохранится). Это порождает некоторые специфические трудности. Каузальное объяснение (а стало

быть, и каузальная релевантность) — это, по определению Сэлмона, отношение между типами

событий; но чтобы установить типические различия на множестве однородных, т.е.

принадлежащих к одному классу, событий, необходимо иметь дополнительные основания.

Метафора "встречи", казалось бы, указывает на основания типизации требуемого вида, а

именно, на то, что некоторые события обозначения должны быть, в отличие от остальных,

первыми в каузальном ряду. Это, в свою очередь, предполагает, что каждому такому событию

должно соответствовать определенное множество событий обозначения, не принадлежащих к

классу первых в ряду и объединенных общностью обозначения. Но это множество должно

отвечать еще дополнительным условиям, выражающим наши общие представления о том, как

должен употребляться термин, чтобы считаться обладающим устойчивым значением, а именно:

среди его членов, по-видимому, должно быть по крайней мере два, различающихся в отношении

субъекта употребления, да и число его членов должно быть не меньшим, чем по крайней мере два.

Но что может гарантировать нам, что ни один из членов этого множества не принадлежит к классу

первых в ряду относительно какого-либо другого значения (что, между прочим, предполагается

возможным, например, в упомянутом выше случае порождения одной КР другой)?

Можно ослабить требование к членам множества последующих в ряду и позволить им быть

также и членами класса первых в ряду, сохранив требование их нетождественности

соответствующему члену этого класса (первому в данном ряду). Но в таком случае мы не можем

поставить жесткое условие относительно ни одного члена класса первых в ряду не принадлежать

ни к какому множеству последующих в ряду (кроме одного определенного). Если так, то не

выполняется условие для каузального объяснения быть отношением между типами событий (или

по крайней мере ставится под сомнение его выполнимость), поскольку возможность

принадлежности к одному и тому же классу для всех событий обозначения без исключения, как

тех, что мы назвали событиями "встречи", так и тех, что соответствуют категории нынешнего

употребления последующих, несомненно, размывают едва наметившиеся основания типизации

требуемого вида. Здесь решение, вероятно, может состоять в том, чтобы интерпретировать

событие встречи не в духе традиционной каузальной семантики, а несколько иначе — как событие

связывания в форме тождеств термина с определенными дескрипциями; каузальное объяснение

тогда было бы элементом объяснения индивидуирующей роли соответствующих дескриптивных

комплексов (см. § 2.3.3).

Далее, если допустить, что нужные типические различия все же проведены, для установления

статистической релевантности между событиями этих типов требуется возможность опираться по

крайней мере на три вида данных: вероятность "встречи" Р(А), вероятность события обозначения

второго типа Р(В) и вероятность того, что за событием встречи последует событие обозначения

второго типа Р(А/B). Если трактовать событие встречи в духе традиционной каузальной

семантики, где оно представляется как изменение значения термина вследствие его применения к

новому предмету, то его вероятность, скорее всего, будет равна вероятности событий указания на

предмет с помощью термина, а вероятность события обозначения второго типа — вероятности тех

указаний на предмет с помощью термина, которые не являются необычными относительно

способов употребления этого термина. При этом, для того, чтобы рассматривать событие встречи

как причину событий обозначения второго порядка, по-видимому, должно выполняться условие:

Р(А/В) = Р(В), иначе, даже при установлении статистической релевантности событий обоих типов,

они смогут трактоваться как имеющие общую причину. Однако, чтобы выполнить это условие, мы

должны иметь возможность независимым образом оценить значение Р(А/В), не выводя его из

Р(В); но для этого необходимо иметь возможность отличать именно феномены А/B, в отличие от

просто событий А или просто событий В: фактически же, в основании такой корреляции лежит

убежденность, что всякому В соответствует А — между тем, существенным условием

установления статистической релевантности в рассматриваемом случае, как видно, является

требование, чтобы эта пресуппозиция была исключена из структуры вывода. Но тогда

наблюдаемость А/В ограничивается только теми, кто непосредственно присутствовал при А,

поскольку А в условиях установления зависимости указанного вида не может быть

экспериментально смоделировано. Все это усложняет решение задачи.

Возможное решение отсылает нас к различению парадигматической и синтагматической

каузальности и, шире, к способу, каким функционируют в естественном языке его значения.

Поддерживая наш результат о поддержке системой референций как критерии референциальности,

мы видим, что сам тот факт, что предлагаемый каузальный подход является основанным на

понятии взаимодействия (более точно, установления взаимодействия), ясно коррелирует с

критерием истинности языковых выражений, имеющих определенное эпистемическое

обоснование. Здесь мы обнаруживаем пример того, как понятие "быть истинным" может законно

рассматриваться как когерентная истина на области эмпирических фактов — это "относительная

истина после того, как рассмотрены все возможные релевантные сведения"

[62]

. Говоря об

объяснении эмпирического факта в терминах каузальных взаимодействий процессов, мы будем

должны идентифицировать пункт, где была оставлена отметка, маркирующая изменение. Если мы

предполагаем эти маркеры конститутивными (онтическая концепция объяснения, с помощью

которой Сэлмон пытается избежать юмовой критики причинной связи

[63]

), то для того, чтобы

определять точку пересечения, мы должны быть способны определить предыдущие маркеры — не

до бесконечности, очевидно, но для всех возможно релевантных объяснению фактов.

Рассмотрим пример. Допустим, что я купил новые занавески и собираюсь их повесить. Жена

говорит мне, что занавески надо вешать ламбрекеном внутрь. Я ранее не знал слова "ламбрекен",

но здесь речь идет об отвороте занавески. Я усваиваю этот термин и в следующий раз, когда сын

хочет повесить занавески на окно после стирки, я рекомендую ему вешать их ламбрекеном внутрь.

Он усваивает этот термин, и т.д.

Мой идиолект, то есть мой индивидуальный способ использования системы русского языка,

играет роль каузального процесса. Он каузален потому, что способен к передаче и восприятию

изменений, т.е. к вступлению в каузальное взаимодействие. Взаимодействие моего идиолекта (И2)

с идиолектом моей жены (И1) состоялось в пункте установления референции термина

"ламбрекен". Это пересечение двух процессов является каузальным взаимодействием потому, что

оба процесса при пересечении получили устойчивые изменения. Их маркером выступает

употребление термина "ламбрекен": я усвоил этот термин и далее употребляю его с той же

референцией, которую он имеет в И1. Однако для того, чтобы пересечение идиолектов могло быть

признано каузальным взаимодействием, устойчивые изменения должны получить оба процесса.

Если в И1 изменения не произошло, то взаимодействие, в отношении каузальной релевантности,

нельзя считать каузальным и, соответственно, нельзя считать таковыми и вовлеченные в него

процессы.

Проблема проясняется при различении парадигматической и синтагматической каузальности в КР. С

парадигматической точки зрения, каузальным здесь следовало бы признать такое взаимодействие, в

результате которого я стал бы называть отворот занавески ламбрекеном, а жена стала бы либо называть

отворот занавески как-то иначе, либо использовать термин "ламбрекен" с другой референцией.

Очевидно, что такая модель была бы абсурдной, поскольку тогда были бы невозможны ни обучение

языку, ни само использование языка. Но если в И2 имела место ситуация "встречи", то в И1 имела

место ситуация "сравнения". Синтагматическая каузальная релевантность для успешной КР-

обусловленной референции в И1 будет состоять именно в отсутствии содержательных изменений при

передаче референциального значения по последовательности индивидных событий употребления

термина. Если моя жена будет называть отворот занавески ламбрекеном даже после того, как я тоже так

его называю, то следует признать взаимодействие наших индивидуальных процессов употребления

языка каузальным, сами эти процессы — каузальными, а маркирующую пересечение референцию

термина "ламбрекен" в И1 и И2 — успешным.

Рассмотрим контрпример: допустим, что события развивались иначе. Когда жена сообщила мне, что

занавески надо вешать ламбрекеном внутрь, то я, увидев изображенную на одной из сторон занавески

ископаемую рыбу, решил, что термин "ламбрекен" относится к ней, и повесил занавески, согласно

номологическому критерию, правильно, но с тех пор в отсутствие жены рассказываю сыну о могучих

ламбрекенах, населявших океаны в доисторические времена. Тогда становится очевидным, что

синтагматический критерий должен быть расширен, поскольку нельзя признать успешной такую

референцию в И2.

Итак, для того, чтобы взаимодействие индивидуальных процессов употребления языка могло быть

признано каузальным, необходимо требование употребления salva referentiae не только в И1, но и в

пересечении И1ÇИ2.

3.3.2 Требование процессуальности

Но как употребление термина может считаться каузальным процессом? Вывод о

процессуальности употребления термина в каком-то смысле сам может быть сделан только в том

случае, если между каждыми двумя однотипными событиями употребления есть некая связь:

может ли она быть не каузальной? Если не может, то мы, вероятно, получим круг в объяснении.

Процессуальность предполагает непрерывность: но в свете квантовых теорий сама идея

непрерывности перестала быть такой ясной, какой она могла казаться прежде. В самом деле,

применимость предиката "непрерывный" к потоку света, взаимодействующему с поверхностью, по

крайней мере, не есть нечто абсолютное и предполагает различие границ применимости

[64]

. С

другой стороны, мы можем говорить о степенях непрерывности, а стало быть — и о некой

достаточной степени непрерывности: достаточной для того, чтобы предицировать

процессуальность. Таким образом, чтобы считать поток света процессом и, соответственно, чем-то

каузально релевантным, можно прийти к соглашению считать его отвечающим характеристике

достаточной непрерывности. Однако идти таким путем в семантике — принять употребление

термина отвечающим некоему специфицированному требованию достаточной непрерывности —

некорректно по меньшей мере на том основании, что, хотя это и другой вид конвенции, но задача

каузального объяснения в семантическом его применении (по крайней мере, в рамках

предлагаемого подхода) — как раз объяснить существование конвенций.

Можно пойти другим путем: согласиться с дискретностью внутри процесса —

интерпретировать, например, по аналогии с описанием потока света как взаимодействия между

частицами, употребление термина как взаимодействие между тоже частицами в своем роде. Эти

частицы — индивидуальные носители языка, которые, подобно тому, как частицы света могут

пониматься как носители энергии (вообще каких-либо общих характеристик, специфицирующих

их в качестве частиц такого-то, а не иного типа), являются носителями диспозиций употреблять

термин. Такие "частицы" будут различаться только по этому признаку, так как употребление

определенного термина — единственная существенно специфицирующая характеристика, которая

нас здесь интересует. С такого рода классификацией могут возникнуть свои проблемы — в том

отношении, что не всякое производство омофонной или гомоморфной данному

последовательности, соответственно, звуков или знаков может с равным основанием

квалифицироваться как производство токена данного термина — но мы пока оставим их в стороне.

Для такой модели процесса, по-видимому, должно быть существенно, чтобы взаимодействие

дискретных частиц — индивидуальных носителей языка — было однородным и также

каузальным, иначе у нас не будет достаточных оснований считать, что в каузальное

взаимодействие желаемого типа ("сравнение") вступила вся последовательность употреблений

термина, а не какая-то ее часть — при том, что и установить, "где" произошел разрыв не

представлялось бы, скорее всего, в таком случае возможным. В принципе, нет ничего

противоестественного в том, чтобы предположить такую каузальную структуру

последовательности употреблений термина: в конце концов, люди так или иначе друг у друга

перенимают навыки таких употреблений, вступая так или иначе в контакты друг с другом.

Проблема здесь может состоять в том, что эти контакты не обязательно должны быть

непосредственными — а если так, то между двумя индивидами мы должны предполагать

посредующее звено, новый элемент в структуре, а между ним и индивидами — такого же вида

каузальную связь, что кажется не слишком правдоподобным. Хуже того, возможность передачи

знаний как непосредственным, так и опосредованным, причем, по-разному опосредованным,

способами указывает на определенную неоднородность структурных связей внутри

последовательности употребления.

Событие встречи правильнее понимать как связывание термина (который, ввиду возможности

более одной такой "встречи" в каузальной истории термина, может трактоваться как своего рода

лингвистическая переменная) объектами определенного типа (вклад демонстративного элемента

КР), но также и как связывание его определенными дескрипциями, поскольку только связи

последнего вида могут, очевидно, полноценно играть роль маркеров, свидетельствующих о

сохранении получившихся в результате "встречи" изменений значения термина в его теперешнем

употреблении, поскольку объектное наполнение (предполагаемого) референциального

употребления термина есть, в конечном счете, часть того, что требуется установить для каждого

конкретного случая. Но и сами по себе эти связи, как мы видели, недостаточны для индивидуации

референта термина, необходимо, чтобы они отвечали функциональной характеристике "быть

маркером соответствующего каузального взаимодействия". Это объясняет, почему существование

специального контекста значимости термина может быть достаточным условием его референции.

Но вопрос остается: как мы можем отличить случай случайного связывания термина с

дескрипциями от случая такого связывания вследствие КР? Этот же вопрос возникает и в ходе

анализа последовательности употребления термина как каузально структурированной

дискретности взаимодействий между индивидами в целях придания ей процессуального статуса.

Такая каузальная структура должна, по видимому, также описываться по модели каузального

объяснения, которую мы здесь применяем к процессу как таковому в отношении его внешних

взаимодействий; иначе мы получим по меньшей мере существенную двусмысленность в понятии

"каузальность". Если бы можно было говорить об однородности взаимодействий внутри таких

последовательностей как употребления термина, то каждое такое взаимодействие, будучи

взаимодействием между индивидами, представляло бы собой событие передачи знания или

обучения; оно в принципе подпадает под используемую схему, так как правильное употребление

термина одним индивидом может интерпретироваться как маркер такого события, соответственно,

понимаемого как каузальное взаимодействие.

Процессуальность индивидуального действия (в данном случае, обучения) нам легче

атрибутировать, поскольку здесь мы фактически целиком переходим на почву физических

взаимодействий и можем апеллировать к физическим теориям: здесь, следовательно, допустим

определенный регресс в описании каузальной структуры уже этого взаимодействия, ограниченный

нашими возможностями проникнуть вглубь взаимодействий и нашими теоретическими

конвенциями относительно того, как глубоко мы должны это сделать, чтобы этого было

достаточно для перехода к постулированию с помощью конструкции "и так далее". Таким

образом, правильное употребление индивидом термина может пониматься как маркер единичного

каузального взаимодействия между индивидами, конститутивного для каузальной цепи

требуемого вида; с другой стороны, чтобы такое употребление могло быть правильным, согласно

данным условиям — т.е., чтобы оно было не случайно правильным, а конвенционально

правильным — необходимо (но не достаточно), чтобы его употребление обучающим также было

правильным, что, скорее всего, может обеспечиваться ни чем иным, как существованием самой

каузальной цепи и поддерживаемой ею КР как таковых. Под "правильным" употреблением здесь

тоже могут подразумеваться разные вещи: для наших целей разумнее апеллировать здесь не к

референциальной и даже, может быть, не к дескриптивной правильности (хотя в том, что касается

второй, все выглядит интереснее), а к некой статистически релевантной правильности — к такой,

которая достаточно сильно поддерживается другими КР-обусловленными способами употреблять

данный термин. Но для этого, опять же, надо иметь представление о каузальной цепи в целом:

таким образом, мы вынуждены в объяснении двигаться не от структуры к целому, а все же в

обратном направлении, хотя, разумеется, это целое не должно полагаться беспредельным.

Итак, чтобы о конкретном употреблении термина можно было заключить, что оно

референциально и имеет такое-то объектное наполнение, достаточно знать, что данный индивид

референциально употребляет термин, что это употребление маркирует определенное каузальное

взаимодействие между данным индивидом и другим и — что это взаимодействие есть

взаимодействие в цепи подобных (т.е. имеющих результатом тот же способ употребления того же

термина) взаимодействий. Все это, ясно, требует недвусмысленной спецификации субъекта

употребления. Основное слабое место здесь, очевидно, все то же: как мы можем сказать, что

данное употребление (пусть даже мы можем установить каким-то независимым образом, что оно

референциально, что само по себе проблематично в отсутствие соответствующих каузальных

характеристик) маркирует именно данное взаимодействие — положим, мы даже можем на него

прямо указать, хотя далеко не всегда такое, понятно, возможно? Далее, как мы можем установить,

что употребление термина обучающим — звено в определенной цепи? Так же точно: продвигаясь

шаг за шагом от одного частного взаимодействия к другому? Это вряд ли выполнимо. Вероятно,

критерием установления всего требуемого может быть все же определенная дескриптивная

общность, фиксируемая на основании релевантных утверждений агентов в инструктивных

ситуациях, интерпретируемых как "встреча" и "сравнение". Но важно, чтобы при этом каузальное

объяснение не оказалось заложником привлечения не релевантных оснований атрибуции

соответствующих промежуточных полаганий.

Все, о что нам действительно могут позволить утверждать фиксируемые дескриптивные

последствия взаимодействия в ситуации, опознанной как инструктивная — это определить к

конституирующей какую именно КР цепи взаимодействий принадлежало бы данное, если бы

были другие достаточные основания полагать эту КР существующей. Последнему условию, между

тем, может соответствовать (в рамках данного подхода) только вывод о маркирующей

каузальность взаимодействия природе релевантных фиксируемых последствий этого

взаимодействия. Согласно предположению, если инструктивность взаимодействия

специфицирована, то требуемый вывод может быть получен, исходя из критерия каузальной

релевантности инструктивному взаимодействию соответствующих дескриптивных последствий,

который, в свою очередь, сформирован на множестве подобных ситуаций. Здесь стоит обратиться

к аналогии с физическими каузальными объяснениями, чтобы учесть определенную специфику

таких взаимодействий как "встреча" и "сравнение". Когда устанавливается каузальная

релевантность, скажем, события опускания груза на чашку весов перемещению стрелки весов, то

оба события мы непосредственно можем наблюдать. Установление же каузальной релевантности

одного употребления термина другому может, очевидно, опираться только на косвенные данные,

поскольку сама референция — связь термина с объектом — непосредственно не наблюдаема;

более того, ее то как раз и надо установить. Тем не менее, мы можем фиксировать отличие

последующего употребления от предыдущих (до события встречи) по дескриптивным

характеристикам первого, и одного этого факта может быть достаточно для применения метода

каузальной релевантности (или какого-то подобного исчисления). А специфика соответствующей

каузальной цепи будет в достаточной мере охарактеризована соответствующими дескриптивными

характеристиками. (Конечно, это нисколько не исключает возможность ошибки в каждом

конкретном случае.)

Выполнение требования каузальности равнозначно выполнению требования каузальной

релевантности в концепции объяснения Сэлмона. Но обратим еще раз внимание на то, как

достигается вывод о каузальной релевантности в той области, откуда взята аналогия и перенесена

на сферу значения. Для того, чтобы заключить, что, например, преломление света маркирует

прохождение света через призму и только это событие (и соответственно, при выполнении прочих

необходимых условий, каузально релевантно ему), мы уже должны рассматривать поток света,

призму, через которую он проходит и последующее сохраняющееся изменение как некое

эпистемическое единство. Иначе мы просто не будем знать — или, по крайней мере, знать не

дизъюнктивным образом — по отношению к чему именно устанавливать каузальную

релевантность данного феномена. В примере со светом и призмой выбор как будто очевиден,

поскольку прохождение света через призму непосредственно наблюдаемо и изменения свойств

света наблюдаются сразу после прохождения через призму. Но, вероятно, не все описываемые

физикой явления, претендующие на каузальное объяснение, отвечают такому высокому

требованию наблюдаемости (в отношении каузального взаимодействия): например, приливные и

отливные явления объясняются каузальным образом как следствия воздействия Луны. Отлив и

прилив маркируют соответствующие положения Луны относительно Земли; но здесь, тем не

менее, нет наблюдаемого пересечения Луны с водами на поверхности Земли. Ссылка на то, что

здесь все же сохраняется наблюдаемость в отношении того, что приливы и отливы наблюдаются

сразу после того, как то-то и то-то наблюдается происходящим с Луной, не очень убедительны,

хотя бы вследствие того, что плохая погода может легко сделать Луну ненаблюдаемой. Возможное

возражение — что это не есть каузальное взаимодействие, так как прилив или отлив длятся ровно

столько, сколько Луна находится в соответствующем положении относительно Земли — также не

очень состоятельно, поскольку тогда и пример со светом не может считаться примером

каузального взаимодействия, так как достаточно убрать призму и маркирующие изменения

свойства света перестанут наблюдаться. Но в таком случае что вообще может быть объяснено

каузально? Кое что, конечно, останется: например, деформация тел после столкновения —

возможно, такие случаи следует считать собственно каузальными феноменами, согласно

используемой объяснительной схеме.

Но даже если так, это не устраняет требования эпистемического единства, так как, если

данный случай принимается в качестве парадигмального, то здесь столкновение выводится из

деформированности тел по сравнению с известными (что существенно) их первоначальными

формами на основании уже имеющихся выводов о каузальной природе и причине таких

деформаций.

Пожалуй, самым близким к семантике случаем был бы такой: обнаружен предмет О,

демонстрирующий свойство с, и относительно этого предмета мы не знаем, вследствие чего он

демонстрирует это свойство (но предполагаем при этом, что оно не появилось одновременно с

появлением самого предмета). Исключи мы последнее предположение, и вопрос о причине с

просто трансформируется в вопрос о причине О, т.е. в каком-то существенном смысле перестанет

быть значимым; а применительно к проблеме референциальности это означало бы ни что иное как

допущение, что причина референции термина тождественна причине появления самого термина в

употреблении индивида (что далеко не для всех требующих объяснения случаев приемлемо) или

даже — что она тождественна появлению самого индивида как говорящего на языке. Далее, если

мы можем классифицировать О, то вполне можем, основываясь на косвенные данные,

предположить, каково может быть (или в каком диапазоне может располагаться) взаимодействие,

маркируемое свойством с. Однако, эти косвенные данные, очевидно, будут относится не к самому

О, а к классу и, таким образом, каузальное объяснение будет опираться в таком случае на

дедуктивно-номологические элементы

[65]

: различие может состоять лишь в использовании

вероятностных коэффициентов как при классификации, так и в выводах, основанных на ней. Но

дедуктивно-номологический

[66]

элемент здесь существенным образом определяет, из чего вообще

(с какой бы то ни было вероятностью) выводить каузальную взаимосвязь, т.е. — эпистемическую

релевантность. Избежать этого можно, встав на позицию непредвзятого экспериментирования

(насколько такое возможно — ведь границы эксперимента также должны как-то устанавливаться

— очевидно, не без участия каких-либо имплицитных постулатов эпистемической релевантности):

просто помещая объект, подобный данному, но — без с, в различные условия и сравнивая

результаты относительно появления у него с; или даже — устранив каким либо образом свойство с

у самого объекта О и, затем, экспериментируя в том же направлении с самим этим объектом. В

этом случае можно надеяться получить вывод о каузальной релевантности, не основанный на

предпосылке эпистемической релевантности, а скажем — лишь на результатах установления

статистической релевантности. Реально, конечно, выводы о каузальной релевантности не могут

обойтись без предпосылок эпистемической релевантности как вследствие крайне ограниченной

применимости чисто экспериментальных методов и слишком высокого уровня требований,

которые к ним при этом приходится предъявлять, так и в силу других причин.

Таким образом, в выводе о каузальной релевантности имплицитно участвует тезис об

эпистемической релевантности каузально связываемых феноменов. Приливы, отливы и положение

Луны по отношению к Земле каузально релевантны в силу того, что они эпистемически

релевантны, т.е. мы сперва отбрасываем все другие кандидаты на статус причины данного

явления, и только потом проверяем оставшегося на соответствие требованиям каузальной

релевантности. Но возможно ведь действовать и обратным методом: сперва установить несколько

альтернативных каузальных релевантностей, а затем выбрать одну, причем не на основании более

или менее проблематичной эпистемической релевантности, а на основании большего, чем у

других, показателя статистической релевантности. Данные статистической релевантности, хотя

обычно не исключают из вывода предпосылку эпистемической релевантности, если прямо не

выводятся из нее, могут, по крайней мере, служить достаточным основанием для того, чтобы

считать последнюю предпосылку излишней и редуцировать ее из парадигматического

рассмотрения. Далее, если мы отбрасываем строгое требование наблюдаемости в отношении

каузального взаимодействия и опираемся только на интуицию эпистемической релевантности или

— что было бы правильнее с точки зрения концепции объяснения Сэлмона — на сравнительные

показатели статистической релевантности, или и на то, и на другое, то в этом отношении,

пожалуй, дела в сфере референциальной каузальности обстоят не хуже, чем в сфере каузальности

физической. Если мы можем установить, что класс маркеров статистически релевантен классу

коммуникативных взаимодействий определенного вида (понятых как события формирования или

приобщения к КР), то этого уже может быть вполне достаточно, если выполнены остальные

условия, для вывода о каузальной релевантности. Это еще не значит, что здесь есть твердые

основания для вывода желаемого вида; но если такие основания есть там, откуда взята аналогия,

то они принципиально не более подходящи для каузального анализа, чем те, что имеются в

семантической сфере.

Далее, мы исходили из того, что, для легитимации употребления термина как процесса

требуется по крайней мере, чтобы все события употребления данным индивидом данного термина

были каузально релевантны. Если нет, то из статистической релевантности маркера и

соответствующих коммуникативных событий мы не будем иметь права сделать вывод об их

каузальной зависимости. Но теперь мы пришли к тому, что, для того, чтобы установить нужную

нам каузальность внутри последовательности употреблений индивидом термина, мы также

должны выводить откуда-то каузальную релевантность каждого такого употребления (пусть даже

мы согласились, что у нас есть основания утверждать, что они все демонстрируют

соответствующие маркеры) какому-то событию встречи — предположим, все тому же событию

(или совокупности событий) приобщения к КР. Однако здесь вывод "Они статистически

релевантны, следовательно, они каузально релевантны" совершенно не валиден, так как

статистическая релевантность, по определению, есть отношение, устанавливаемое между классами

феноменов, а не между самими феноменами (иначе метод просто не будет работать). Между тем, в

случае внутри-процессуальных каузальных связей вывод о каузальной релевантности должен

делаться именно относительно отдельных событий.

Здесь возможны по меньшей мере два пути решения. Один может состоять в том, чтобы

рассматривать в качестве процесса не последовательность индивидуальных употреблений

термина, а единичное употребление. Это, поскольку мы отказались от строгого требования

наблюдаемости каузального взаимодействия, могло бы быть удовлетворительным

предположением, если бы не одна деталь: маркер в этом случае не является характеристикой

самого предполагаемого каузального процесса — если он является характеристикой употребления,

то только всей совокупности употреблений данным индивидом данного термина.

Второй путь в этом отношении представляется более плодотворным: рассматривать в качестве

каузального процесса использование языка индивидом в течение его жизни; в этом случае

пространственно-временная непрерывность, насколько она атрибутируема индивиду

[67]

обеспечивает подобную атрибуцию индивидуальному использованию языка

[68]

. В этом смысле

оправданно было бы считать маркер исходно (в порядке вывода) характеристикой самого

употребляющего термин индивида, и лишь производным образом — последовательности

употреблений этого термина. В этом случае проблем с предикацией непрерывности — и,

следовательно, процессуальности — пожалуй, вряд ли больше, чем в случае со светом,

взаимодействующим с поверхностью. Если принять ход жизни индивида в качестве объекта

каузальной релевантности, то таким образом, возможно, элиминируется и проблема

опосредованного обучения; ведь мы отказались подчинять требование каузальности строгому

требованию наблюдаемости каузального взаимодействия. К тому же опосредованность в этом

случае может быть рассмотрена по аналогии с опосредованностью, например, появления света в

лампочке появлением тока в проводах, т.е. с любым случаем телемеханического взаимодействия.

Не возникнет в этом случае особых трудностей и с пониманием соответствующей характеристики

как маркера определенного каузального взаимодействия: если при рассмотрении

последовательности употреблений в качестве каузального процесса у нас могли возникнуть

трудности с интерпретацией соответствующих полаганий тождеств, атрибутируемых индивиду,

как маркеров каузальных изменений именно в этом, а не в каком-то другом процессе (например,

употребления омофонного термина), то ничего подобного нам не грозит в случае рассмотрения

самого индивида, которому атрибутируется данное полагание тождества, как каузального

процесса, соответствующее каузальное изменение в котором маркирует данное полагание

тождества, если оно атрибутируется как обобщение из достаточно большого (заданного) числа

единичных атрибуций. При этом, конечно, существенно, чтобы имелись данные, отрицающие

возможность столь же обобщающей атрибуции индивиду данного полагания тождества до

соответствующего каузального взаимодействия.

Таким образом, анализ требования процессуальности показывает ограниченность аналогии с

физическими процессами для нужного нам понятия каузальной релевантности, но приводит нас к

целесообразности рассмотрения в качестве каузального процесса диахронически понимаемого

идиолекта, т.е. совокупности всех индивидных событий употребления языка индивидом на всем

протяжении его жизни (до момента атрибуции терминам его идиолекта референциальных

свойств).

3.3.3 Индивидуальный язык как процесс

Идиолект, как и любое языковое явление, может быть рассмотрен двояко: синхронически и

диахронически. В первом случае он будет рассматриваться как набор всех терминов,

употребляемых индивидом А, и всех правил, с помощью которых А их употребляет; во втором —

как история употребления языка индивидом. Эти два рассмотрения будут находиться в некоторой

интегральной зависимости в том отношении, что каждое из них может быть рассмотрено как

инстанциация другого. Эта дистинкция связана с (но не тождественна) другой — между таким

представлением языка, согласно которому индивидуальные речевые акты являются

окказиональными проявлениями устойчивой нормы, и таким, согласно которому язык является

креативным процессом, осуществляющимся в ходе порождения текста. Соответственно,

существующие подходы к анализу природы значения могут быть распределены в зависимости от

их отношения к трактовке языка как знаковой системы. Одно и то же явление в языке может

рассматриваться с двух точек зрения:

• статически, когда мы констатируем само наличие этого явления и его собственные

отличительные признаки;

• процессуально, когда мы стремимся определить, в результате какого процесса оно

возникает или же преобразованием какой единицы (или единиц) может считаться.

В одном случае мы рассматриваем анализируемое явление как непосредственную данность, в

другом — как данность, выводимую из неких единиц, принимаемых за исходные, и как следствие

определенных операций, с ними совершаемых

[69]

. Для адекватного описания языка могут быть

использованы равно как статические модели, констатирующие непосредственную данность языка

в выбранный момент его развития и обычно носящие таксономический характер, так и

динамические, констатирующие преобразования и процессы, имеющие место в любом отдельном

состоянии языка. Для моделей первого класса основным является понятие единицы измерения и

сама принимаемая в модели классификационная схема; для моделей второго класса — понятие

процесса, которое вводится для отражения динамики отношений между установленными

единицами и должно схватывать все происходящие при этом преобразования.

Поскольку употребление языка — это динамический процесс, продолжающийся и постоянно

изменяющийся, постольку каждое данное высказывание обусловлено как непосредственной

ситуацией, так и всеми прежними событиями. Понимание высказывания реципиентом подобным

же образом предопределяется и данным речевым актом, и всеми предшествующими сообщениями,

которые он получал; ответ на данное сообщение, в свою очередь, повлияет на поведение

говорящего. Это указывает на известную методологическую трудность в описании природы языка,

состоящую в том, что данные, взятые из естественных языков, не ограничены и не составляют

закрытого класса (т.е. семантически замкнутого языка). Адекватная и прагматически релевантная

модель языка должна не только удовлетворительным образом представлять уже сказанное и

написанное, но также и то, что может быть сказано и написано на этом языке. Иначе говоря, она

имеет дело не только с актуальными предложениями, но также и потенциальными — и,

соответственно, с условиями актуализации последних. Здесь, как и в случае аналогии с

физическими процессами, требование наблюдаемости оказывается иррелевантным в отношении

каузального взаимодействия, так как нельзя полностью реконструировать коммуникационный

процесс, осуществляющийся в каждый данный момент. Поэтому если модели языка имеют целью

описание системы языка, то они оказываются перед необходимостью создавать идеализированную

статическую картину процесса, которая позволяет реконструировать в существенной степени

составные элементы системы. Представление языка в категориях системы знаков, лексики и