Купина Н.А., Хомяков М.Б. Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности: Коллективная монография

Подождите немного. Документ загружается.

ной, центральной улицы в какой)нибудь другой район, то, к сожале)

нию, сразу пропадает желание идти дальше. Когда в нашу третью

столицу России приезжают высокопоставленные гости, ремонтиру)

ют красят только те улицы и здания, около которых будут проез)

жать эти люди. Конечно, я понимаю, что не надо тратить деньги

на те районы, где люди привыкли жить в грязи, но все равно хоте)

лось бы воспринимать мой город не только в центре, но и на окраи)

нах. Противопоставление «центр — окраина» становится важней*

шим для изучаемых текстов, мы вернемся к нему позже в связи

с противопоставлением «столица — провинция». Очевидно, что те*

ма «красоты» в текстах не структурируется. Красивый становится

типовым определителем самых разных объектов, при этом выска*

зывания не аргументируются. Серый, грязный, уродливый, некраси)

вый — эти определители структурируются, но негативная оценка

аргументируется непоследовательно, хотя факты говорят за себя.

Непонятными, семантически ослабленными оказываются в сочи*

нениях выводы*умозаключения: Это действительно странно; Ко)

нечно, я понимаю, что не надо тратить деньги на те районы, где

люди привыкли жить в грязи. Характерно, что эти высказывания

пассивны, не связаны с какой*либо программой собственных дей*

ствий, — может быть, именно потому, что труд часто осознается

негативно.

Вербализация очагов напряжения связана с идеологической ус*

тановкой на примирение противоречий, сглаживание конфликта не

путем разрешения, а путем уступки, выбора приоритета.

Идеологема «индивидуальный» вступает в оппозицию не с иде*

ологемой «коллективный»*, а с идеологемой «стандартный, неин*

дивидуальный» и попадает в позитивно окрашенные контексты, ча*

сто смыкаясь с определителем мой: Мой город — это не «большое,

серое и грязное творение», а неотъемлемая частица меня, и вообще,

всего мира. Значимыми здесь становятся слова со значением «особен)

ный, своеобразный, оригинальный»: На первый взгляд он кажется су)

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 511

* Такая оппозиция была характерна для советской действительности и сохрани*

лась в перестроечный и постперестроечный период в номинациях типа «индивиду*

альное частное предприятие». Индивидуальный здесь понимается в значении «еди*

ноличный, производимый одним лицом, не коллективом. Индивидуальный труд.

Индивидуальное хозяйство» [ТСОШ 1997: 246].

мрачным и одиноким: серые стены домов, унылые лабиринты улиц

и тоскливая тишина. Но если проникнуться внутренней жизнью го)

рода, то можно заметить, что здесь посвоему кипит жизнь, что

все находится в движении… город живет. Признак «своеобразный»

в приведенном контексте получает объективную аргументацию че*

рез семантику подвижности, изменчивости, которой характеризу*

ется внутренний мир города. Высказывание включает противопо*

ставление внешнего и внутреннего.

Нередко прямо подчеркивается противоречивость города: Хотя

площадь вместе со зданием администрации были построены пленны)

ми немцами после окончания Второй Мировой войны, а площадь была

названа в честь Первой Русской революции и на ней стоит памятник

Ленину, все равно жители Екатеринбурга любят ее. В данном кон*

тексте на первый план выводятся советские идеологемы, включа*

ющие скрытую отрицательную оценку, но важнее то, что они не

выходят на план глубинных смыслов, где актуальной оказывается

именно своеобразная противоречивость города. Идеологемы вво*

дятся и в менее распространенные контексты: Екатеринбург очень

контрастный и своеобразный город; Мой город очень разный. Он и го)

род)завод. И город)театр. Тема однообразия, реализовавшись в оп*

позиции «красивый — серый», уступает место наивному тщесла*

вию: Иностранцы говорят, что они еще не видели такого города, в ко)

тором почти на каждом шагу, повороте было то или иное здание,

связанное с историей. Противоречивость осознается в положитель*

ном ключе: Наш город — единое целое, шумное, веселое, грязное или,

наоборот, чистое, серое или невообразимо разнообразное.

За этими контекстами стоит общая идеологическая установка на

необходимость проявлений индивидуума, утверждаются ценность

самобытности и право на своеобразие: Хоть Екатеринбург и явля)

ется всего лишь одним из тысячи провинциальных городков, он пора)

жает своей индивидуальностью и красотой. При этом ценностные

характеристики своеобразия могут отойти на задний план, а пози*

тивным окажется даже наличие рекламных стендов, лишь бы «со*

временных»: Сейчас Екатеринбург — это современный город с высо)

кими зданиями, множеством магазинов, рекламных стендов. Как ви*

дим, идеологическая перестройка сознания тесно связана

с эстетической.

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности512

Важное место в исследуемых текстах занимает оппозиция «сто*

лица — провинция». Столица наделяется и красотой, и своеобра*

зием, и правами на оценку. Екатеринбург же наделяется либо от*

рицательными чертами в противопоставление столице, либо при*

знается одним из столичных городов, как в следующем контексте:

Просыпаясь утром, ты сразу погружаешься в шум этого большого го)

рода, столицы Урала.

Сближение со столицей проводится через детали: По)моему,

этот факт, что у нас в городе есть часы, похожие на московские,

придает городу гордость и уверенность. Сближает со столицей,

Москвой, и означает, что он не хуже; Помню, каким большим и ве)

личественным казалось мне здание Администрации, для меня оно бы)

ло, как Кремль для москвичей. Расхождение между действительнос*

тью и ее описанием, как и в эпоху тоталитаризма, преодолевается

за счет «идеологических стереотипов, неких укоренившихся струк*

тур сознания», которые как бы «подменяют» саму действительность

[Штайн 1999: 118]. Иногда страдает логика сопоставлений, что сви*

детельствует о содержательной опустошенности идеологемы «сто*

лица» в сознании говорящих: В нашем городе много исторических

музеев, конечно, их не такое количество, как в Москве или Петер)

бурге, но они есть; О Екатеринбурге часто говорят как про третью

столицу России. Может, это так и есть, но если сравнивать наш го)

род со столицей, мы найдем множество тех особенностей, которые

характерны только для Екатеринбурга.

Иногда для пишущего становится важным даже косвенное,

пусть негативное сближение с самим понятием «столица»: Говорят,

что Екатеринбург — это преступная столица России. Возможно, это

и так, но если вести обычную размеренную жизнь, ты этого и не за)

метишь.

Характерно, что оппозиция «столица — провинция» организует

значительную часть изученных школьных сочинений, но чаще все*

го не выводит нас на сценарии действий. Обычно эта оппозиция

актуализирует идеологический смысл: «В столице хорошо, лучше

нашего».

Обобщая сказанное, отметим, что совокупность идеологических

смыслов, выявленных при анализе ученических текстов отражения

на заданную тему, характеризуется несколькими общими чертами.

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 513

17 Н. А. Купина

Во*первых, это неконкретность описываемых реалий и неопреде*

ленность собственной позиции; во*вторых, соглашательский харак*

тер обобщающих утверждений, который связан скорее всего с рас*

четом на адресата*преподавателя, требующего смягчения противо*

речий; в*третьих, отсутствие осмысленной программы действий,

самоустранение от общественно полезных действий (наконец)то

мэр решил устроить субботник, может, хоть теперь в городе наве)

дут порядок).

На первый взгляд, рассмотренные идеологемы далеко ушли от

тоталитарных стереотипов, но живучими оказались некоторые схе*

мы, обусловливающие отношения говорящего с идеологией. Готов*

ность принимать и создавать неаргументированные суждения,

вольное или невольное затемнение текстового денотата, тавтоло*

гичность тезиса и аргумента, цепная реакция оценок — все это

очень напоминает заснувшего, но очень опасного монстра, ждуще*

го нового витка идеологизации, заданного текстами влияния. Сле*

дующий фрагмент текста отражает описанную идеологическую го*

товность. В этом тексте странным образом смыкаются преодоле*

ние новояза и речевая вседозволенность, характерные для

современной культурно*речевой ситуации.

В нашем городе много достопримечательностей. Например: пло)

тинка с памятником основателям города Татищеву и де Генину. В на)

шем городе много театров, поражающих своей красотой снаружи

и изнутри.

Также у нас есть много памятников знаменитым людям: марша)

лу Жукову, Ленину и т. д. Есть много церквей и мечетей, поражаю)

щих воображение своим величием.

Также у нас есть много заводов, изготовляющих различные ма)

териалы. В целом город великолепен, но не идеален, в нем есть пло)

хие стороны, как, например, бедствующие районы, разрушенные

и полуразрушенные здания, но их реставрируют или по крайней ме)

ре собираются. Наш город недавно праздновал 275 лет, весь город

был наряжен и ухожен. Наш город был основан как металлургичес)

кий центр, вот почему тут так много заводов. Он построен на

Уральских горах. Здесь было много знаменитых людей. В городе мно)

го музеев, посвященных разным аспектам науки. Несколько киноте)

атров. <…>

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности514

Итак, культурно*речевая ситуация может быть рассмотрена че*

рез соотношение текстов влияния с текстами отражения, в кото*

рых следует изучать очаги напряжения, связанные с конкретным

временем и пространством.

Текст отражения можно рассматривать как реакцию на идеоло*

гические установки. Автор такого текста «обрабатывает» естествен*

ные очаги напряжения, распространяя или сдерживая их влияние

на порождаемое произведение теми или иными способами (спосо*

бы и средства вербальной «обработки» очагов напряжения могут

стать отдельным предметом изучения).

Лингвоидеологический анализ ученических текстов отражения

показывает мировоззренческую неустойчивость современных стар*

шеклассников, их готовность к восстановлению механизмов тота*

литарной идеологической системы. Современная идеология на ба*

зе тоталитарного мышления особенно активно поддерживает суж*

дение «центр — это хорошо». Маркеры экономического

благополучия становятся доминирующими сигналами положитель*

ной оценки. Все это позволяет говорить о конкуренции идеологем,

а также идеологических смыслов в современном идеологическом

пространстве как о признаке культурно*речевой ситуации, который

стимулирует вербализацию очагов напряжения.

ТОЛЕРАНТНОСТЬ

КАК ПРИНЦИП КУЛЬТУРЫ РЕЧИ*

В. Е. Гольдин

При обсуждении теоретических основ культуры речи, в том

числе тех, на которых строится языковая политика общества в об*

ласти культуры современной русской речи, о толерантности гово*

рят нечасто (ср., однако: [Лингвокультурологические пробле*

мы…2001; Русский язык…2001]). Между тем толерантность как об*

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 515

* Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант № 00*04*0362 а/в).

щий принцип межличностного, межгруппового, межгосударствен*

ного и межкультурного взаимодействия имеет непосредственное

отношение к разработке проблем культуры речи. Кодификация

языковых и речевых форм опирается на сравнительную оценку

этих форм, сопровождающуюся выбором и рекомендацией одних

форм, частичным или полным запретом других, а за различными

речевыми и языковыми формами стоят использующие их люди,

поэтому в оценках речи, даются ли они лингвистами*профессио*

налами или так называемыми «наивными» носителями языка, все*

гда так или иначе проявляются человеческие взаимоотношения,

в большей или меньшей степени характеризующиеся толерантно*

стью.

Основные способы выделения языковых вариантов для после*

дующей их кодификации (с опорой, например, на речевую прак*

тику «мастеров слова», писателей, образованных горожан, людей

письменной культуры, на практику предшествующих поколений,

на степень распространенности сравниваемых вариантов…) связа*

ны с противопоставлением одних социальных групп другим: пре*

стижных групп говорящих — менее престижным, больших групп —

малым, групп, обладающих средствами профессиональной рефлек*

сии над речью, — группам с ослабленной речевой рефлексией и т. д.

При этом, поскольку кодификация осуществляется не человечест*

вом в целом и не всеми говорящими на данном языке, например

русском, то в самом этом процессе и в его результатах в качестве

одного из главных признаков обычно обнаруживается оппозиция

«свой — чужой».

Закономерно, что не только утверждение нормы, не только ис*

пользование нормативных речевых средств, но и преднамеренные,

функционально нагруженные отступления от нормы, в частности

намеренное разрушение речевых клише, опираются на эту оппози*

цию. Так, анализируя прагматику выражений типа «…я другой та)

кой страны не знаю, / где так вольно, смирно и кругом» (И. Губер*

ман), М. А. Кронгауз отмечает, что их «энергия» имеет источником

апелляцию к адресату и в качестве обязательного условия их ус*

пешного функционирования подразумевает общность речевой ком*

петенции адресанта и адресата, что может быть представлено сле*

дующим семантическим описанием:

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности516

«Я знаю, что ты много раз слышал «…» (К*) в определенных ус*

ловиях и знаешь, что с этим связано

Я тоже это слышал и тоже это знаю»

«Таким образом, — пишет М. А. Кронгауз, — устанавливается

определенное отношение между говорящим и адресатом, а имен*

но принадлежность их к одной группе носителей языка. Правда,

в общем случае эта группа выделена по довольно слабому крите*

рию — знанию одного и того же клише. Но такое совпадение ча*

сто подразумевает и значительно большую… связанную со зна*

нием экстралингвистического контекста, встроенности в опреде*

ленный дискурс и т. д., так что для обозначения этого

прагматического компонента вполне подходит семантический яр*

лык «свои!». Очевидно, что данный компонент характеризует не

только разрушение клише, но и обычное его употребление»

[Кронгауз 1998: 188].

Укрепление толерантных отношений необходимо в тех имен*

но сферах, для которых актуально прагматическое деление на

«своих» и «чужих». В приложении к речевым проблемам толе*

рантность можно понимать как один из параметров оценки

а) форм проявления, б) степени жесткости и в) социокультурно*

го содержания оппозиции «свой — чужой» в области функцио*

нирования речи. При этом необходимо учитывать, что нормы,

связанные с обслуживанием различных функций высказывания

в речевых актах — репрезентативной, экспрессивной, апеллятив*

ной (функция воздействия), фатической, метаязыковой, поэти*

ческой, нормализующей (определяется отношением высказыва*

ния к наблюдателю как носителю социальной нормы), — имеют

различное содержание, осознаются в неодинаковой степени и не*

одинаково жестки, императивны (см.: [Гольдин 1974; Головин

1988; Ширяев 1991]). Соответственно этому, различаются и про*

явления толерантности. Кроме того, терпимость к возможным

(в том числе, конечно, и к реальным) несовпадениям речевых

культур, к неодинаковой направленности коммуникативных ин*

тересов, к заметным расхождениям в системе ценностей и т. п.

получает неодинаковую реализацию в текстах с конкретной ин*

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 517

* Здесь К — конкретное клише.

дивидуальной адресацией и с адресацией обобщенной. Сущест*

венно и то, что в одних случаях требования толерантности предъ*

являются субъекту прежде всего общими культурными традици*

ями социума и имеют скорее узуальный, чем нормативный ха*

рактер, в других — они закрепляются достаточно жестко, вплоть

до издания специальных законодательных актов. Например, со*

провождающие товар тексты иногда печатаются лишь на языке

страны фирмы*производителя; гораздо чаще коммерческие инте*

ресы и стремление поддерживать имидж организации, уважаю*

щей культурную специфику покупателей, заставляют фирму

предлагать такие тексты на значительном числе различных язы*

ков; но нередко страной, импортирующей товар, создаются, как

известно, и специальные торговые правила, защищающие право

покупателей получать информацию о товаре на родном для них

языке. Таким образом, проявления толерантности и сама степень

обязательности толерантного поведения в различных коммуни*

кативных ситуациях определяются большим комплексом речевых

и неречевых факторов с нестрогими отношениями между ними.

Нельзя упускать из виду и то, что граница между «своим» и «чу*

жим» весьма подвижна, и содержание этих понятий в сознании

даже одних и тех же людей и в одно и то же время может быть

различным в зависимости от того, какая область жизни и с ка*

кой точки зрения оценивается.

Традиционно явления, которые требуют приложения к ним

принципа толерантности, гораздо чаще рассматривались прагма*

лингвистикой, психолингвистикой, общей теорией коммуникации

(см., например: [Leech 1983; Грайс 1985; Гольдин 1978; Форманов*

ская 1989; и др.]), чем наукой о культуре речи, однако в настоящее

время в связи с совершающимися изменениями в понимании куль*

туры речи, в связи с усиливающимся вниманием к собственно ком*

муникативной, функциональной и этической стороне речевого по*

ведения (см., например: [Ширяев 1991; Культура русской речи 1996;

Гольдин и др. 2001]) они все чаще подвергаются анализу и в аспек*

те культуры речи.

Коммуникативным понятием и одновременно понятием теории

культуры речи, наиболее близким по содержанию понятию толе*

рантности, является вежливость, хотя полного взаимосоответствия

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности518

между ними, конечно, нет. Взгляд на толерантность со стороны

вежливости как проявления речевого этикета полезен тем, что поз*

воляет учесть еще одну сложность в определении коммуникатив*

ной толерантности: как вежливость, так и толерантность могут быть

формальными и содержательными.

В идеале, формальная и содержательная стороны вежливости

должны соответствовать одна другой. На деле же между ними

почти всегда обнаруживаются расхождения. Ф о р м а л ь н а я

с т о р о н а вежливости представлена, во*первых, всем известны*

ми специальными этикетными формулами типа Здравствуйте,

До свидания, Желаю удачи, Всего доброго, Мне очень жаль, С празд)

ником, Будьте добры, Пожалуйста, Спасибо и т. п. Эти формулы от*

личаются семиотической автономностью по отношению к дикталь*

ной стороне речи и характеризуются актуальной модальностью

«мы — здесь — сейчас». Во*вторых, она достигается многочислен*

ными способами варьирования (модулирования) не собственно

этикетной речи (выбор ты) / Вы*общения, прямых или косвенных

речевых актов, опора на стилистические оппозиции и т. п.), благо*

даря чему адресат чувствует, что его уважают, что избранной фор*

мой речи ему отводится в данной ситуации роль не ниже той, на ко*

торую он имеет право рассчитывать в соответствии с принятыми

в обществе системами ценностей.

Основой содержательной стороны вежливости является добро*

желательное отношение к партнерам по общению, признание их

права на самостоятельную позицию, на уважение к специфике их

культурных традиций. Ее сущность заключается не в форме речи,

а в основаниях выбора партнерами по общению тех или иных ре*

чевых действий, поступков и в соответствии этих действий, поступ*

ков ожиданиям адресатов. Вежливы и толерантны те речевые дей*

ствия, речевые поступки, которые оправдывают ожидания адреса*

та в том, что в процессе общения к нему будут относиться

доброжелательно, что с ним будут сотрудничать, станут с готовно*

стью помогать ему, оберегать от возможных неудач и т. д.

Различие между формальной и содержательной вежливостью не*

однократно обсуждалось в науке как «проблема искренности» эти*

кетного поведения, однако трудность разграничения формальной

и содержательной сторон вежливости привела часть исследовате*

Раздел 5. Язык — культура — толерантность 519

лей к идее принципиальной неразличимости этих сторон этикета,

к снятию самой проблемы. Между тем она возникает вновь и вновь,

в том числе в связи с определением границ и сущности толерант*

ности.

Поскольку одной из главных черт толерантной коммуникации

является доброжелательность по отношению к партнеру, эта чер*

та должна быть свойственна и содержательной толерантности,

должна выступать, если можно так сказать, в чистом виде там, где

формальная вежливость предельно ослаблена. Осознать доброже*

лательность в качестве основания содержательной стороны веж*

ливости и толерантности, как представляется, помогают наблю*

дения над современным человеко*машинным общением. Дело

в том, что собственно формальная вежливость компьютерных про*

грамм по отношению к пользователю*человеку сведена к мини*

муму: Пожалуйста, Спасибо, Вы. Ср. абсолютную невозможность

не только изысканно*вежливых и перенасыщенных этикетными

формулами обращений программы к пользователю (типа Прости)

те за беспокойство и не сочтите, пожалуйста, за вмешательство

в Ваши дела, но не будете ли Вы так добры сообщить, если, конеч)

но, это Вас не затруднит, действительно ли Вам хочется удалить

данный файл?), но и гораздо более скромных кратких этикетных

форм. Зато содержательная вежливость как доброжелательное от*

ношение к пользователю составляет одно из важных требований

к этой разновидности общения. Она обнаруживает себя в следу*

ющем:

а) развитие человеко*машинного общения неуклонно идет в на*

правлении разработки и использования языков все более высоко*

го уровня, в максимальной степени приближающихся к естествен*

ным человеческим языкам (в понятиях общения между людьми это

означает стремление по возможности говорить с собеседником на

его собственном или удобном для него языке);

б) пользователю предоставляется множество средств самосто*

ятельно настраивать системы в соответствии со своими потреб*

ностями, возможностями, вкусами: настройка рабочего стола,

клавиатуры, разрешения экрана, выбор устанавливаемых по

умолчанию форматов, режимов, состава вызываемых программ

и т. д. и т. п. (в понятиях общения между людьми это означает

Философские лингвокультурологические проблемы толерантности520