Кукарцева М.А. Современная философия истории США

Подождите немного. Документ загружается.

философско-исторического анализа. Мы полагаем необходимым определить

современную. американскую философию истории как эпистемологическую подсистему

последней, реализующуюся в позитивистской, лингвистической, аналитической,

деконструктивистской, постструктуралистской субсистемах.

Последняя важная черта философии истории США второй половины XX века -

восприимчивость к релевантным континентальным дискурсам. Эта восприимчивость есть

закономерное следствие общей ориентации философии США на взаимодействие с

континентальной философией. Для американцев "типично сравнение их

философствования с французским... широкое увлечение теми направлениями, которые в

последние десятилетия проникают в северную Америку из Франции (деконструктивизм,

постструктурализм, шизоанализ и др.)... Работы философов-аналитиков в значительной

мере потеснены на полках магазинов броской "постмодернистской" продукцией..."195.

Сильная ориентированность на Европу типична и для исторической науки США.

“История и историография США всегда испытывали сильное влияние их

континентальных коллег”, (196) - пишет Г. Химмелфарб. Речь прежде всего идет о

влиянии французской социальной истории XIX века купно с постулатами критической

философии истории Р. Арона. Значительное влияние оказывает немецкая историография

XIX - начала XX века (Э. Дюркгейм, М. Вебер, Т. Парсонс, В. Зомбарт, Э. Трельч).

Особой популярностью пользуется теория “культурной гегемонии” А. Грамши и теория

“ошибочной традиции” Э. Хобсбаума.

В последнее время под влиянием идей “Анналов” и “новой” истории, деконструктивизма

и постструктурализма континентальный стиль философствования с его методами

исторического и антропологического исследования начал оказывать сильное влияние

даже на аналитическую парадигму философии США, которая стала проявлять некоторый

интерес к событийной стороне истории. В континентальной философии американцев

привлекает культ истории, выработанный еще раннебуржуазной эпохой и возрожденный

Ницше, Шопенгауэром, Хайдеггером и Ясперсом в виде культурологического

(психологического, антропологического, этического) и онтологического неоисторизма.

Под последним имеется в виду тезис об изначальной экзистенциальной историчности

человеческого бытия, в принципе не определяемого собственно историей и не зависящего

от истории. Как подчеркивает Рорти, примерно в 1950 году “большая часть американских

интеллектуалов повернулась спиной одновременно к прагматизму и к аналитической

философии. Они стали смотреть в сторону Тиллиха, Сартра, Маркузе или какого-нибудь

другого философа, который казался более глубоким” (197). Такой экзистенциальный

мотив был бы весьма уместен в современной философии истории США, несколько

уставшей от обилия аналитических, прагматических, деконструктивистских техник,

немного скрашенных принципом имажинативного мышления новых интеллектуальных

историков. Но сегодня до сколько-нибудь адекватной реализации европейского постулата

неоисторизма в американской философии истории второй половины XX века еще очень

далеко, да вряд ли это вообще возможно.

Философия истории США второй половины XX века характеризуется следующими

основными чертами: 1) сильное влияние профессиональной рефлексии историков, в

меньшей степени - работающих в традиционной (ранкеанской) парадигме нарративных

описаний, в большей - новых историков, с неизбежным акцентом на междисциплинарном

синтезе и менее императивном - на нарративе; 2) неопрагматическая ориентированность и

как ее результат - внимание к "малым" историческим ситуациям и процесс политизации

философии истории; 3) деконструктивистская и постструктуралистская интерпретация

истории, сопровождающаяся абсолютизацией лингвистической концепции исторического

нарратива, риторического и референциального модусов его текста, влиянием на

философско-историческую рефлексию современных литературных теорий; 4)

аналитический анализ истории в парадигме логического позитивизма и философии языка,

акцент на исследовании логической структуры языка исторического нарратива; 5)

реализация двух стандартов научности - математического и гуманитарного, в общем виде

понимаемых как дистинкция объяснительной и интерпретационной парадигм анализа

искомого объекта; 6) спецификация философии истории как преимущественно

нарративной и нарративно-дискурсивной; 7) реализация себя как эпистемологической

подсистемы в ее разных субсистемах; 8) заметная восприимчивость к теоретическим и

отчасти методологическим идеям континентальной философии истории.

В следующих главах мы проанализируем все указанные особенности, но основной акцент

в силу их значительности и влияния будет сделан на исследовании аналитической и

деконструктивистско-постструктуралистской концепциях философии истории, сущности,

типологии и методологии "новой" истории.

http://abuss.narod.ru/Biblio/kukartzeva/kukartzeva1_3.htm

М.А. Кукарцева "Современная философия истории США"

Глава II СОВРЕМЕННАЯ АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ США

§1. Логический позитивизм и аналитическая герменевтика в философии истории США

второй половины XX века

Аналитическая философия истории (198) осуществляет: анализ специфики дискурса

истории как научной дисциплины через: 1) концептуальный анализ истории с целью

обеспечения надежных оснований исторического знания. В связи с этим в 50-е годы

особое внимание аналитической философией истории уделялось разработке новых

логических методов и совершенствованию прежней логической техники для выделения

аналитических и синтетических суждений, оценочных и дескриптивных199

высказываний, эксплицируемых в истории; 2) анализ того, чем должна заниматься

историческая теория и как она должна строиться. При этом аналитическая философия

истории строит свою методологическую стратегию на аналитических (“то, что есть”), а не

на нормативных (“то, что должно быть”) высказываниях; 3) анализ методологии истории,

пересекающийся с новыми проблемными областями феноменологии и герменевтики; 4)

исторический анализ конкретно-исторических обычаев словоупотребления. Реализуя эти

задачи, англо-саксонская аналитическая философия истории второй половины XX века

сконцентрировала свои усилия на а) поисках удовлетворительной концепции

исторического объяснения подводящей теорией Гемпеля – Поппера (200), б) анализе

проблем исторического познания аналитической герменевтикой и отрицании

традиционного (ранкеанского) историзма "новой" историей.

Идеи, во многом определившие пути развития "подводящей теории" исторического

объяснения, были изложены в работе М. Мандельбаума “Проблема исторического знания”

(201). В ней прослеживаются две главные темы размышлений: философский анализ

методологии познания истории и, в частности, проблема возможности верификации

исторического прошлого; анализ характера исторического знания как знания о

действительных зависимостях между отдельными историческими событиями и

историческими явлениями. Работа Мандельбаума ясно показала, что аналитическую

философию истории прежде всего привлекает исследование методологии исторической

науки и, в частности, исследование двух важнейших вопросов: является ли получаемое

историком знание однородным и функционально аналогичным знанию, добываемому

другими науками, и являются ли процедура дедуктивного объяснения и логическая

структура этого объяснения одинаковыми в естественных и общественных науках? Речь,

стало быть, шла о познавательном статусе принципа объяснения в истории. Мы

выборочно рассмотрим круг наиболее значительных имен и теорий этой известной (202)

дискуссии, для того чтобы показать логику и суть подхода аналитической философии

истории к проблемам исторического объяснения.

С одной стороны, Поппер в работах “Нищета историцизма” и “Открытое общество и его

враги”, с другой - Гемпель в классическом труде “Роль общих законов в историческом

исследовании” и поддерживающий их идеи Нагель (203) отрицали, что объяснение в

гуманитарных и общественных дисциплинах и конкретно в истории может опираться на

смутные интуитивные образы, эмпатию и т. п. Объяснение в этих сферах знания строится,

по их мнению, с соблюдением логики гипотетически-дедуктивного, а точнее, дедуктивно-

номологического метода, в соответствии с которым история есть сложное соединение

простых процессов, каждый из которых подчиняется специальному закону. Гемпель

весьма подробно описал суть этого метода в работах “Аспекты научного объяснения”

(1965) и “Объяснение в науке и в истории” (1966) (204). Сформулированный тип

объяснения был им назван Н-объяснением ЛП-парадигмы (научным объяснением логико-

позитивистской парадигмы). Н-объяснение всегда относится к процедурам

естествознания, не допускает многозначности и его результат есть предположение о

фактическом положении дел, логически выводимое из законов науки при данных

условиях. При помощи законов науки Н-объяснение достигает понимания искомого

события. Н-объяснение, как правило, объясняет свойства и характеристики общественных

систем и эмпирического знания.

В зависимости от принадлежности законов науки к разным областям знания (история,

этнография, литература и пр.) и от значения полученного объяснения Гемпель выделил

собственные Н-объяснения, которые применяют законы истории; не-собственные Н-

объяснения, которые применяют законы других наук; исторические Н-объяснения,

содержащие возможность различных объяснений исторических событий; вне

исторические Н-объяснения, не содержащие такой возможности. Здесь же им была

сформулирована подводящая теория объяснения, известная еще как “теория

охватывающего закона” (205).

Собственно, мотивы подводящей теории были сформулированы еще классическим

позитивизмом Конта - Милля, а сама эта теория стала в сегодняшней аналитической

философии истории едва ли не общим местом. Напомним ее суть: охватывающие

(универсальные) законы играют в гуманитарных науках такую же роль, что и в науках

естественных. Все индивидуальные (частные) случаи подводятся под эти охватывающие

законы так, что производится логическая дедукция особенного явления из общего закона.

По Гемпелю, общая теория объяснения имеет две подмодели: дедуктивно-

номологическую и индуктивно-вероятностную. Первая модель реализуется (или должна

реализоваться) во всех случаях. Ее главная функция - объяснение необходимости

появления определенных событий, объяснение того, почему они произошли. (По

Гемпелю, потому, что они должны были произойти). Логическая формула дедуктивно-

номологической модели общей теории объяснения такова:

;

где А - индивидуальное событие, нуждающееся в объяснении;

A1, ..., A-n - содержание события, предшествовавшего А;

Z1, ..., Z-n - охватывающие законы, которые связывают А и A1, ..., A-n.

Вторая модель реализуется как вероятностная гипотеза. В ней допущено некое значение Х

- средняя вероятность. Эта вторая модель не столько объясняет, сколько допускает

возможность непоявления А или подтверждает необходимость уже происшедших

событий. Эта модель объяснения, по Гемпелю, реализуется на весьма небольшом

множестве. Ее логическая формула:

;

где Х - средняя величина вероятности.

Гемпель задал простой вопрос: существуют ли в истории универсальные законы, на

которых может реализоваться дедуктивно-номологическая модель объяснения? Один из

авторов подводящей теории объяснения, Поппер, критикуя спекулятивную философию

истории, считал, что 1) в истории вообще действуют не законы, а тенденции, не имеющие

универсального характера, а потому ничего не объясняющие; 2) если законы и есть, то

они принадлежат к законам среднего уровня, т. е. ограничены рамками данного периода и

потому ничего не объясняют; 3) если и есть в истории общие законы, то их формулировки

отсутствуют по причине тривиальности этих законов, а, следовательно, эти законы ничего

не объясняют. Мы просто знаем эти законы, как знаем трюизмы, на уровне здравого

смысла и потому считаем эти законы несомненными. Поппер был убежден, что

прогнозировать исторические события на основе выявленной закономерности и известных

обстоятельств можно только в границах замкнутых систем, т. е. систем, изолированных от

спонтанных воздействий окружающего мира, обладающих инвариантным набором

системных характеристик и инвариантной периодичностью изменения этих

характеристик.

Очевидно, что подобные системы в истории и обществе очень редки, и поэтому

прогнозировать исторические события крайне сложно. Если же все-таки осуществить

прогноз в данных обстоятельствах и он не подтвердится конкретным эмпирическим

случаем, то теорию следует подвергнуть переоценке. По Попперу, ее с этого же момента

следует считать “фальсифицированной”, а по Лакатосу - серьезно пересмотреть. Заметим,

что Л. Стоун, крупнейший американский историк, тоже считает, что научных законов

истории нет в силу феномена “встроенности” случайности человеческого поведения в

исторический процесс.

Гемпель, продолжая собственный ход рассуждений, подчеркивает, что отсутствие общих

формулировок законов истории, а следовательно, единой теории истории объясняется не

тривиальностью этих законов, а их сложностью и сложностью их познания. Поэтому на

вопрос: “Могут ли научно объяснять историки?” следует ответить так: могут, но

пользуются при этом не полным, а эллиптическим объяснением, эскизом объяснения.

“Этот тип объяснения тоже может быть продуктивным и его логическая структура может

быть расширена для того, чтобы через более полную формулировку объяснительных

гипотез сделать искомый аргумент убедительным” (206).

Гемпель следует эмпирико-позитивистской традиции англосаксонской мысли,

механически переносящей в философию методы математики и естествознания и

стремящейся к методологическому объединению всех способов познания на уровне

общих законов. "Подводящая теория" была одной из кульминационных точек этой

традиции. Она реализовала в философско-историческом знании математический стандарт

научности, обслуживающий технику логических исследований истории, и работала в

объяснительной парадигме. Согласно этой теории, практика объяснения в истории

полностью отвечает логике естественнонаучного объяснения, привлечение не

поддающихся строгому определению факторов типа интуиции, вчувствования и т. п.

является спорным изобретением антипозитивистски настроенных философов.

Дедуктивно-номологический способ объяснения позволяет проникнуть "вглубь" явлений,

их связей и отношений, но и произвести формализацию этих связей с целью их

максимально четкого понимания. Когда формулируется закон, исследователь подводит

ряд разнообразных явлений под одну категорию, в результате чего достигается высокий

уровень общности. Однако, дедуктивно-номологический способ объяснения не исключает

других способов получения и упорядочивания знания, в том числе и реализуемых в ином

идеале когнитивной деятельности, т. к. абсолютизация номологической интерпретации

означала бы принципиальную непостижимость и невозможность научного осмысления

целого ряда иных важных фрагментов объективной реальности: истории, языка,

психологии и т.д. Попытка перенесения эталонов естествознания и позитивизма на

историю без поддержки иных исследовательских средств стимулировала поиск

познавательных эталонов, более других способствующих историческому исследованию.

Основное направление поисков пролегло через русло аналитической герменевтики и

философии языка.

Георг фон Вригт подробно проанализировал позицию Поппера - Гемпеля и пришел к

выводу, что позитивистская дедуктивно-номологическая модель подводящей теории,

объясняя, предсказывает, тогда как история нуждается в объяснении другого типа. Вригт

выделил две традиции объяснения в истории науки: аристотелевскую, где реализуется

телеологическое (финалистское) объяснение, и галилеевскую, где реализуется каузальное

(механическое) объяснение. Аристотелевская традиция действует в поле гуманитарного

знания, а галилеевская - в естествознании. Следовательно, научное объяснение - это

объяснение каузальное, т. е. подведение индивидуальных случаев под гипотетические

общие законы, а телеологическое объяснение есть объяснение в терминах намерений и

целей. Дедуктивно-номологическая модель Гемпеля, хотя явно и не использует понятия

причины и следствия, но чрезвычайно широкое поле ее самореализации имплицитно

включает в себя каузальное объяснение. "Подводящая" модель, по существу, есть модель

каузального объяснения в естественных науках, и там она и должна реализовываться. Фон

Вригту более комплиментарна идея У. Дрея, согласно которой историки научно не

объясняют (или мало это делают) потому, что вообще не опираются на общие законы, а не

потому, что не должны объяснять вообще (207). Дрей предлагает новую модель

объяснения, находящуюся на стыке собственно ЛП-парадигмы, аналитической парадигмы

и европейской парадигмы наук о духе (Дильтей - Хайдеггер). С У. Дрея, а точнее, с Р.

Коллингвуда начинает свой отсчет англосаксонская аналитическая герменевтика (208).

Сегодня термин "герменевтика" полисемантичен, он обнаруживает совершенно различные

трактовки. Основные из них таковы: герменевтика есть искусство интерпретации текстов;

искусство постижения смысла, т. е. теория понимания (В. Дильтей, Г. Шпет); искусство

постижения чужой индивидуальности или психологическая герменевтика (Ф.

Шлейермахер); учение о принципах гуманитарных наук и о принципах человеческого

бытия (Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, Х.-Г. Гадамер). Специфицируя собственную сущность,

аналитическая герменевтика противопоставляет себя "немецкой герменевтике". По

мнению аналитиков, немецкая герменевтика в основном интерпретирует тексты

(прошлое) и рассматривает их как нечто данное, застывшее, что понуждает исследователя

сделать шаг назад, чтобы открыть важность текста. Немецкая герменевтика выбирает

преимущественную точку зрения вне текста прошлого, она синтетична и в целом

безразлична к так называемому mens auctoris. Англосаксонская аналитическая

герменевтика, напротив, истолковывает не текст, а интенциональное действие человека и

движется, понимая, не прочь от прошлого, а внутрь этого прошлого, настаивает на

открытии в нем все новых и новых исторических фактов. Эти факты аналитическая

герменевтика ищет в интенциях, опережающих и формирующих действие, и в самом

действии. Этот тип герменевтики не безразличен к mens auctoris, а реконструирует его и в

своей сущности не синтетичен, а аналитичен.

По нашему мнению, аналитическая герменевтика есть вариант психологической

герменевтики, отчасти в шлейермахеровском смысле, как искусство понимания прошлого,

от которого нас отделяет большая временная, историческая, культурная и языковая

традиция, отчасти в психоаналитическом, анализирующем некоторые моменты

бессознательного в восприятии прошлого. В отличие от немецкоязычной аналитическая

герменевтика ориентирована не только на понимание другого "Я", но и на понимание

общественного поведения. Отсюда и интерес аналитической герменевтики к теории

действия, что составляет одну из ее (аналитической герменевтики) главных особенностей.

По мнению англосаксонских авторов 60 - 70-х годов, в ряде гуманитарных дисциплин

(истории, экономике и др.) центральным объектом исследования являются действие и его

детерминанты. Допускается, что существует внутренняя связь между описанными как

пропозиции ментальными состояниями, якобы детерминирующими действие, и

объектами, отождествляемыми с результатами интенционального действия. Сама эта идея

основана на методе "понимания" или интерпретирующего объяснения, заимствованного

из неокантианства, идей Дильтея, Вебера, Дюркгейма, Парсонс и др.

В аналитической философии теория действия (праксиология, теория решения, теория

рационального выбора и предпочтения и др.) разрабатывалась в русле традиции,

заложенной Пирсом, Дьюи, Джемсом и продолженной Куайном, Селларсом, Поппером,

Данто, Патнэмом, Рорти.

Согласно Дрею, общие законы в истории, возможно, существуют, но, объясняя, историки

должны отказаться от идеи использования модели объяснения через закон и перейти к

менее жесткой модели объяснения - через действия людей. Суть новой модели философии

истории в следующем: объяснить некоторое событие - значит показать, что оно было

обусловлено некоторой релевантной рациональной интенцией. Дрей сделал акцент на

рациональности действия, что привело аналитическую герменевтику в последующем к

дискуссии особого рода: о статусе принципа рациональности в гуманитарном знании.

Одни (Поппер, Гемпель, Нагель) считают, что допущение рациональности в

гуманитарных науках, особенно в истории, играет прежде всего эпистемологическую

роль, являясь своего рода заместителем еще не открытых естественнонаучных законов в

гуманитарной области. Это допущение определяет общую стратегию эвристики

теоретических построений в гуманитарных науках. Другие (Рорти, Селларс, Патнэм)

полагают, что это допущение гарантирует возможность перехода от базиса объяснений

(эксплананса - дескрипции детерминирующих действие убеждений и желаний людей) к

объекту объяснения (экспланандуму - характеристике искомого действия).

В 1958 году, практически одновременно с появлением концепции Дрея, вышла в свет

книга П. Уинча “Идея социальной науки”, далее развивающая идеи аналитической

герменевтики. Своей главной задачей Уинч считал создание аналитической философии

социальных наук в противоположность теории единства науки. Он отталкивается от

интерпретационной парадигмы в том ее виде, который был реализован Вебером,

Дюркгеймом, Парсонсом, Фрейдом, Коллингвудом, Оукшоттом. Совершенно особое,

определяющее влияние оказал на Уинча поздний Витгенштейн, и в частности обсуждение

им в “Философских исследованиях” понятия “следование правилу”. По Витгенштейну,

правила руководят человеческим поведением не так, как физические причины вызывают

природные явления. Витгенштейн настаивал на различении причин и мотивов.

Следование правилу не значит все, что угодно, иначе получалось бы, что правила никак не

воздействуют на поведение человека и все зависит от того, как их интерпретировать.

Витгенштейн утверждал, что всякая интерпретация заканчивается тогда, когда человек

принимает культурные практики своего сообщества. Человек начинает действовать по

правилу, императивному его культуре. Действовать по правилу есть практика, и каждое

человеческое существо выполняет культурно и биологически обусловленные практики.

В соответствии с этим понятием – “следование правилу” - Уинч полагает, что любое

правило (регулирующее поведение людей, например) должно иметь социальное

окружение или общий контекст для того, чтобы быть понятым и давать возможность

людям следовать этому правилу. Реализация понятия “следование правилу”

интерпретирует понимание в разных контекстах: философия истории, философия

искусства, науки, религии и т. д. - разъясняет особенности понимания истории науки,

религии, искусства как форм жизни. Всякое социальное поведение, рассмотренное в

интерпретационной парадигме, подчиняется правилу (правилам)209, и это правило имеет

смысл только тогда, когда человек способен сформулировать критерий правильности или

неправильности этого правила, т. е. реализовать такое поведение, которому существует

альтернатива. Последняя получает свой смысл из контекста человеческой социальной

деятельности. “Любое осмысленное поведение должно быть социальным, поскольку оно

может быть осмысленным только в том случае, если оно управляется правилами, а

правила предполагают социальное окружение” (210). Уинч считает, что любое социальное

или историческое поведение можно описать только в релевантных концептуальных

рамках, т. е. в границах уместного эпохе или ситуации социального контекста. “Способ

мышления и историческая ситуация, к которой он (человек. - М. К.) принадлежит,

образуют одно нераздельное целое”, “историческое объяснение не является применением

обобщений и теорий к отдельным примерам: оно состоит в отслеживании внутренних

отношений... подобно применению знания языка для понимания разговора” (211). Для

того чтобы понять любое историческое событие или образование в форме

рациональности, необходимо научиться “говорить” на языке или в понятиях этого

исторического события или образования. Например, чтобы понять любовное томление

средневекового рыцаря, необходимо научиться участвовать в его “форме жизни”,

вчувствовать ее, проникнуть во внутренние связи между идеями и социальными

отношениями, актуальными для данного общества. Это проникновение не совсем то, о

чем писали Дильтей и Коллингвуд, это не “переживание” и не “переигрывание”, а, скорее,

психо-социологическая интерпретация необходимых понятий и правил,

конституирующих поведение исследуемого агента.

Если следовать Уинчу, действия человека есть продолжающееся отражение той логики,

которая руководит нашими лингвистическими и концептуальными категориями, и

историки и социологи должны положить этот тезис в начало любой своей

исследовательской работы. История становится концептуальным анализом. Заметим, что

после Уинча большое внимание исследованию понятия “следование правилу” уделял Сол

Крипке (212).

Чуть раньше книги Уинча вышла работа Э. Энскомб “Интенции” (213), где акцент в

обсуждаемой проблеме был сделан уже не на действиях и их рациональности, а на

собственно интенциональности человеческого действия. Одна из проблем, анализируемых

Энскомб в ее книге, - проблема практического силлогизма, и именно эта проблема, как

полагает фон Вригт, “является моделью телеологического объяснения в истории и

социальных науках, которая так долго отсутствовала в методологии наук о человеке и

которая является подлинной альтернативой модели объяснения через закон” (214).

Практический силлогизм имеет следующий вид:

А намеревается осуществить р

А считает, что он не может осуществить р, если он не совершит а

----------------------------

Следовательно, А принимается за осуществление а.

Большая посылка - о цели действия или о намерениях. Малая посылка - о связи действия с

чем-то, как необходимом условии его осуществления. Заключение - описание (указание)

средств для достижения цели. Посылки и заключение в практическом силлогизме зависят

друг от друга. После заключения возможен следующий практический вывод, т. к.

изменившаяся ситуация провоцирует серию новых выводов. Отстаивая высказанное

мнение, фон Вригт подробно анализирует каузальное (215) и телеологическое объяснения

и этот анализ имеет важное значение для понимания сути расхождений между

подводящей теорией и аналитической герменевтикой в трактовке ими

эпистемологических проблем философии истории.

Приступая к анализу “каузализма”, Вригт предлагает свою трактовку детерминизма в

истории. Основной принцип его подхода - разграничение причинности в природе и в

истории, т. к. последняя есть поле интенциональных действий людей, т. е. поле действия

практического силлогизма. В области наук о человеке Вригт выделяет два типа

детерминизма: преддетерминация (идея предсказуемости) и постдетерминация (идея

осмысленности) исторического и социального процесса. “Осмысленность истории есть

детерминизм ex post facto (после событий. - М. К.)” (216). При этом говорить о

детерминизме в истории можно преимущественно на макроуровне, где действует закон

больших чисел, согласовывающий индетерминизм индивидуальных действий с

детерминизмом действий коллективных. В связи с этим Вригт различает каузальный

анализ и каузальное объяснение.

Анализ всегда предполагает наличие системы как фрагментов истории мира. В ней

производится каузальный анализ ее состояния в отношении прошлого или будущего. В

этой связи Вригт вводит динамическое понятие истории. Здесь под историей он понимает

а) последовательность полных состояний мира, б) описание этих состояний по типу

конъюнкция - дизъюнкция. Исходя из элементарного, родового (217) положения дел

выводятся полные состояния мира или возможный мир (комбинации элементарных

положений дел). Множество положений дел есть “пространство состояний”. Отвлекаясь

сейчас от анализа сущности временной логики Вригта (218), на оcнове которой строится

его динамическое понятие истории, приведем только формулу, которой описывается в

этой логике история: , где di - описание возможного мира, T - оператор.

Причиной изменения мира (изменения комбинации положения дел) могут быть как

каузальные воздействия внешних сил (природы, технологии), так и телеологические

“внутренние” изменения (изменения мотивации, когнитивных установок людей). В конце

концов, даже технологические изменения имеют мотивационную основу. Следовательно,

разные факторы могут вмешиваться в формирование последовательности полных

состояний мира, и человек может изменить ход его истории.

В отличие от каузального анализа каузальное объяснение образует такую систему, в

которой может быть описан экспланандум - результат объяснения. Каузальное объяснение

разделяется на два вида: 1) объяснение в терминах достаточных условий. Это объяснение

отвечает на вопросы “почему?”, “необходимо?”, “почему необходимо?” и используется

для предсказания. Дедуктивно-номологическая модель общей теории объяснения Гемпеля

- Нагеля как раз есть объяснение этого типа; 2) объяснение в терминах необходимых

условий. Это объяснение отвечает на вопросы “как?”, “возможно?”, “как возможно?” и

используется для ретроспекции. Каузальное отношение первого типа только косвенно

соотносится с историческим объяснением и играет роль только связи неюмовских причин

эксплананса с неюмовскими следствиями экспланандума. Например:

соперничество

двух городов

почему?

изменения экономической жизни региона

(эксплананс)

(связь)

(экспланандум)

Каузальная связь - связь внешняя, в отличие от телеологической, внутренней связи. В

обнаружении любых связей всегда выявляются два аспекта: активный и пассивный.

“Активный компонент - это приведение систем (каузального объяснения. - М. К.) в

движение путем продуцирования их начальных состояний. Пассивный компонент состоит

в наблюдении за тем, что происходит внутри системы, насколько это возможно без ее

разрушения” (219). По мнению Вригта, в научном исследовании оба компонента должны

быть соединены.

Второй тип каузального объяснения более, согласно фон Вригту, релевантен

историографии. Здесь экспланандум понимается как результат коллективных или

индивидуальных действий и дает ответ на вопрос, как эти действия оказались

возможными, а не почему они осуществились.

Каузальным объяснениям часто сопутствуют квазикаузальные, которые не зависят от

справедливости номической связи и преобладают в гуманитарных науках. Фон Вригт

считает, что квазикаузальные объяснения помогают понять, что именно имеет место и по

какой причине нечто происходит. Это типично традиционные задачи исторического

объяснения, и на философском уровне они должны решаться как исследование связи

между экспланансом и экспланандумом. Исследуя экспланандум, например

возникновение 1-й мировой войны, и эксплананс - выстрел в Сараево, фон Вригт видит

между ними “промежуточные связи, которые носят типичный характер мотивации

дальнейших действий” (220), что и послужило основой последующего “практического

вывода” австрийского правительства (ультиматум Сербии). Следовательно, эксплананс и

экспланандум связывает “не совокупность общих законов, а совокупность сингулярных

высказываний, которые образуют посылки практических выводов”, (221) - таково

заключение, вытекающее из принципов подхода аналитической философии к объекту

исследования. Это объяснение не является каузальным, т. к. модель объяснения через

закон здесь не работает, но оно и не телеологическое, хотя телеология существенным

образом сюда включена (намерения и цели как основа такого объяснения). Это

объяснение - квазикаузально.

В целом, каузальному объяснению соответствует свое понимание экспланандума, которое

можно определить ключевым словом “похожесть”. Здесь экспланандум интерпретируется

как некая вещь, тело, объект. Телеологическому же объяснению соответствует понимание

экспланандума в семантике “означает”. Здесь экспланандум есть некое интенционально

окрашенное действие человека. В гуманитарных и социальных науках в 90 % случаев

реализуется, убежден Вригт, телеологическое объяснение в его наиболее

распространенной модели - нормативном давлении. Последнее есть различные способы

принуждения субъекта к действию: шантаж, закон, авторитет, деньги, Бог и пр.

Мотивационной силой здесь выступают цель, во имя которой оказывается принуждение,

страх перед наказанием, следование обычаю и т. д. Вригт подчеркивает, что “механизм

принуждения является действенным именно в силу своей телеологической основы” (222).

В разных случаях эта основа может быть ослаблена в силу незначительности нормы или

потери ее императивности. Но приобрести исключительно номический (каузальный)

характер этот механизм вряд ли может.

Телеологическим объяснениям, так же как каузальным часто сопутствуют

квазителеологические. Они выполняют описательные функции, связанные с категорией

цели. В социальных науках такие объяснения возможны, но редки. Между экспланансом и

экспланандумом в истории, например, существует связь в виде мотивационного

механизма, действие которого можно реконструировать как серию практических выводов.

На основе этого механизма можно понять, почему и как действия одного человека или

одной группы людей делают возможным или необходимым историческое событие.

Разумеется, не все и не всегда поведение людей интенционально и его можно объяснить

телеологически, как результат практического вывода. Но примеры поведения этого типа

для истории и социальных наук даже не интересны, его “можно было бы совсем

исключить из рассмотрения в этих областях” (223).

Итак, по фон Вригту, в истории, как правило, реализуется телеологическое объяснение в

модели практического силлогизма. Дедуктивно-номологическая (каузальная)

объяснительная модель Гемпеля - Нагеля в истории, считает Вригт, непродуктивна и

реализуется чрезвычайно мало. Хотя, безусловно, можно говорить о детерминизме

телеологического объяснения, фон Вригт называет это рациональным детерминизмом.

Его крайней формой было бы утверждение, что все действия телеологически объяснимы.

При всей привлекательности идей аналитической герменевтики У. Дрея, П. Уинча, фон

Вригта, конкретная их интерпретация вызывает неясности. Связь действий и намерений

человека при анализе исторических событий должна как минимум быть ясной и

“отслеженной”. Если же эту связь установить невозможно, то, например, практический

вывод превращается в фикцию, т. к. объяснение действия должно дать нам его понимание.

Возникает и другой вопрос: а релевантен ли исторической науке тезис о практическом

выводе вообще? Аналитическая герменевтика не склонна обсуждать этот вопрос, для нее

он очевиден. Она просто жестко противопоставляет “каузализм” Гемпеля как

естественную необходимость “интенциализму” как логической необходимости. При этом

аналитическая герменевтика фон Вригта подчеркивает, что хотя каузализм и

интенциализм есть две равноправные формы научного познания, но в естественных и

социальных науках они используются в разной мере.