Кукарцева М.А. Современная философия истории США
Подождите немного. Документ загружается.
ОСОБАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ АВТОРУ КНИГИ
М.А. КУКАРЦЕВА
СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ США
Работа поддержана грантом РГНФ № 97-03-32425 "Современная философия истории"
(Кукарцева, М.А. Современная философия истории США / Иван. гос. ун-т. - Иваново:
Иван. гос. ун-т, 1998. - 215 с.)
На большом теоретическом и историко-философском материале исследований по
философии истории США и Западной Европы анализируется сущность философии
истории второй половины XX века; рассматриваются современные онтологические,
гносеологические и аксиологические модели философии истории. Особое внимание
уделено рассмотрению аналитической и постструктуралистской (деконструктивистской)
версий философии истории США.
Издание предназначено для специалистов в области истории философии, современной
философии США, историков, филологов, а также всех интересующихся данной
проблематикой.
Моей маме, с любовью и благодарностью
О Г Л А В Л Е Н И Е
Введение
Глава I. Общая характеристика философии истории
§1. Проблема определения предмета, объекта, сущности, типологии философии истории
§2. Основные черты философии истории второй половины ХX века
§3. Основные черты североамериканской философии истории второй половины XX века
Глава II. Современная аналитическая философия истории США
§1. Логический позитивизм и аналитическая герменевтика в философии истории США
второй половины XX века
§2. Аналитическая философия языка в философии истории США второй половины ХХ
века
§3. Философия истории "новой" истории США второй половины XX века
Глава III. Постструктурализм и деконструктивизм в современной философии истории
США
§1. Постструктуралистская версия философии истории Хайдена Уайта
§2. Деконструктивизм в философии истории США второй половины ХХ века
Заключение/Summary
Литература
ВВЕДЕНИЕ
Сегодня большинство ведущих философов согласны в том, что в начале XXI века
наибольшее значение для философии будут иметь философия сознания и социальная
философия. Составляющие элементы последней - философия истории, экономики, права -
становятся сегодня приоритетными областями соответствующих исследований. Именно
эти области философского знания осуществляют в конце нашего столетия глобальный
анализ сущности переходного характера современной исторической и социокультурной
ситуации, дают интеллектуально-ответственные и взвешенные ответы на вопросы о
смысле, цели и свободе человеческого бытия; обосновывают саму возможность анализа
человека в контексте специфики современной эпохи. Подобные задачи осуществляет
философский аналог указанных областей знания, т. к. только философия более
концептуальна и логически ориентирована, чем другие дисциплины, ее видение проблем
более объемно и она позволяет всем наукам, независимо от объекта изучения,
использовать методологические установки друг друга, связывать науки между собой, а
также с художественным познанием бытия. В рамках социальной философии существует
множество исследовательских программ, но ее идеологическое ядро базируется на
постулате определения себя как социально-полезной науки, призванной не только
понимать и объяснять ход развития истории и общества, но и способствовать этому
развитию, т. е. аккумулировать практически-полезный социальный опыт людей.
Философия истории является приоритетной темой социально-философских исследований.
Сегодня очевидно проникновение философско-исторической проблематики на все уровни
общественного сознания и, как следствие, обсуждение ее во всех уголках общества, что до
некоторой степени становится своеобразной модой и даже нормой поведенческой
коммуникации современного (и особенно российского) человека. История и философия
истории рассматриваются как один из любимых объектов критики и дискуссий, причем не
только специалистов, но всех мыслящих людей. Итоги обсуждения проблем смысла, идеи,
направления развития истории, ее единства (или множественности), механизма
функционирования и способов ее познания выплескиваются на страницы периодической
печати, в другие средства массовой информации. В целом это не удивительно, ведь
философия истории есть уникальное взаимополагание всеобщего и отдельного, всемирной
истории и жизненной судьбы отдельного индивида, общечеловеческих нравственных,
социальных, культурных идеалов и духовности, “растворенной” в структурах
повседневности.
Сегодня накоплен достаточный арсенал аргументов в пользу разных философско-
исторических установок (Августина, Макиавелли, Бодена, Бэкона, Вико, Гердера, Гегеля,
Маркса, Шпенглера, Тойнби, Ясперса и многих других), благодаря практическому
применению которых, в соответствии с убеждениями их создателей и последователей,
могли бы осуществиться те преобразования истории и общества, которые многие годы
казались человечеству невыполнимыми и недосягаемыми. Одновременно
вырабатываются и формы протеста против конкретных исследовательских программ
философии истории (основанных на постулатах этнической, расовой, религиозной
нетерпимости, эсхатологии, глобализма), которые могут быть направлены против
человечества или до которых, по мнению противников таких теорий (демографической,
ментальной), человечество еще не доросло. Так или иначе, но все более ясным становится
факт, что рассуждать о развитии истории и ее познании вне ее философского анализа
бессмысленно, необходимо одновременно и однонаправленно использовать результаты
исторического и философского знания, координируя их и фокусируя внимание на
императивности понимания общности целого ряда социально-исторических проблем,
стоящих перед людьми. Поэтому задача исследования современного алгоритма
моделирования философско-исторического знания, определяющего перспективу
теоретического познания человеческой истории, составляет важное направление
фундаментальных философских исследований XX века.
Закономерная смена теорий и объектов дискурса в гуманитарных и общественных
дисциплинах, приведшая их из состояния нормальной науки в состояние кризиса и
возникновения новой парадигмы, породила совершенно неоправданные и
преждевременные рассуждения о методологической несостоятельности чисто
гуманитарного знания (1). В полемике с социологическим (связанным с именем К.
Поппера) и постмодернистским отрицанием традиционной гуманитарной и философской
проблематики (2) и способов ее разрешения, а иногда и полным отрицанием философии
вообще, многие авторитетные ученые стараются доказать имманентную
фундаментальность традиций гуманитарных наук, определяющую преемственность в их
развитии; формируются новые варианты решения старых и вновь возникших проблем,
релевантные изменившимся условиям. Однако в эпоху постмодерна как доминирующей
сегодня культурологической парадигмы, в числе прочего оспаривающей саму
возможность философской разновидности исторического знания вообще, философия
истории в прежнем, традиционном виде существовать не может и требует новых
нестандартных форм.
Кроме того, “в конце XX в. философия истории не представляет собой единства ни по
объекту, ни по предмету, ни по методу, ни по целям. В наши дни является даже спорным
принадлежность некоторых ее типов к философии” (3). Современные философы истории
ориентируются на собственные (ими сформулированные) проблемы в рамках либо
сциентистского (К. Поппер, Д. Гемпель, У. Нагель, Г. Фогель, Д. Клабб и др.), либо
антисциентистского направления (У. Дрей, П. Уинч, Г. фон Вригт, Й. Ройзен, А. Стоун, Т.
Ниппердай, Ж. Годар, Г. Веллер, П. Шонню, Ф. Фишер, Т. Эрдман, Р. Шартье, Х. Уайт, Д.
Ла Капра, Х. Келлнер и др.). Как антиномия эти направления были зафиксированы еще В.
Дильтеем и Баденской школой неокантианства. Для первого направления,
инспирированного своеобразной верой в науку, ее могущество в решении всех проблем,
стоящих перед человечеством, характерно описание истории через законы науки,
доминирование принципов физикалистско-объективистского детерминизма, реализация
математического идеала (стандарта) научности. Второе, справедливо подчеркивающее,
что образы и критерии науки изменчивы, ищет иной подход, который был бы достаточно
широк для гуманитарного знания XX века и вместе с тем достаточно узок, чтобы
определить его как философско-историческое знание. Диапазон этого подхода колеблется
от герменевтического исследования интенционального человеческого поведения и
истории ментальности до философской нарратологии и философии языка. На первый план
выдвигается субъективно-психологическая сторона исторического процесса, перемещение
исследовательской практики в сторону поэтических, имажинативных процедур анализа
исторического, противоположных их прагматическим, логическим, диалектическим
аналогам. Антисциентистское направление современной философии истории
сконцентрировано на усвоении понятий и методов литературного дискурса, научной и
обыденной психологии, семантики, семиотики и реализует гуманитарный идеал
(стандарт) научного знания.
Как общая проблема этих двух направлений выступает вопрос о соотношении философии
и истории как самостоятельных научных дисциплин и социокультурных образований, в
ходе решения этого вопроса продолжает уточняться проблема специфики научного
знания. Поэтому объектом нашего исследования выступают два взаимопроникающих
феномена: философия и история, анализируемые в понятиях философии истории. При
этом нас интересует не столько сущность философии и истории как особых культурных
феноменов, сколько их понимание с некоторых науковедческих, отчасти
методологических позиций.
В целях максимальной конкретизации результатов исследования и их новизны анализ
осуществляется на материале северо-американской философии истории второй половины
XX века как наиболее разработанной версии современной философии истории. В ней
наиболее полно представлен весь спектр обсуждения философско-исторической
проблематики: от проблем науки и критериев научности в историческом знании до
решения вопроса о специфике рациональности в историческом анализе и ее соотношении
с формами внерационального, поэтического постижения истории. Североамериканская
философия истории второй половины XX века фокусирует доминирующее значение
эпистемологических, методологических и онтологических экстремумов современного
философско-исторического знания.
Автор монографии глубоко признательна рецензентам рукописи проф. И.В.
Дмитриевской, проф. Г.Н. Гумницкому, проф. А.Н. Портнову, доц. Г.И. Батуриной, доц.
А.Б. Зельманову за ценные критические замечания, которые были учтены при подготовке
рукописи к изданию. Автор благодарна М. Балябиной и Е. Прокофьевой за
организационно-техническую помощь при подготовке рукописи к печати.
http://abuss.narod.ru/Biblio/kukartzeva/kukartzeva_intro.htm
М.А. Кукарцева "Современная философия истории США"
Глава I ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ
§1. Проблема определения предмета, объекта, сущности, типологии философии истории
Философия истории традиционно включается в сферу компетенции социальной
философии наряду с философией историографии, права, экономики. Как отдельная
философская дисциплина философия истории подчиняется характерным именно для
философского знания правилам осмысления мира: теоретичности, автономности,
парадоксальности, стремлению к завершенности - и осуществляет анализ релевантного
объекта в особых, свойственных только философскому знанию формах. Определяя
философию истории, важно помнить, что это область именно философского, а не
исторического знания. Абсолютно прав был П. Гардинер, когда утверждал в 1952 году в
статье "Природа исторического объяснения" (4) дихотомию собственно исторических
вопросов и вопросов об истории. Первое - компетенция историков, второе, более широкое
- сфера деятельности философов (5).
Между тем, во многих работах по философии истории данное обстоятельство забывается,
исчезает и речь нередко идет именно об истории и сумме ее проблем. Кроме того, многие
историки выступают против вторжения философии в границы исторической науки. К. В.
Хвостова, например, считает, что роль философии в историческом исследовании сводится
только к определению приоритетов исторического анализа (6). Именно поэтому историки
часто сомневаются в возможности философии освоить всю сумму проблем истории, т. к.,
по их мнению, “философы сами сильно зависят от историков” (7), "философские идеи
приходят и уходят. Историки могут не знать последних эпистемологических и
метафизических веяний, но они знают, как делать историю и это все, что они должны
знать" (8).
Вместе с тем, историки нередко утверждают, что "общеисторическая теория должна
опираться на фундаментальные, т. е. общие свойства исторической реальности как целого,
иначе она действительно невозможна" (9). Именно философия, чей удел - исследование
всеобщего, способна вычленить эти фундаментальные свойства, дать философские теории
предельного уровня обобщений, т. е. попытаться объяснить всю историю. Американец Т.
Хамероу полагает, что сегодня “для большинства историков практика значит больше, чем
теория; деятельность больше, чем рефлексия. Те, кто это чувствуют, пишут об истории,
кто нет - о философии истории” (10). Это связано еще и с тем, что многие философы не в
полной мере владеют категориальным аппаратом исторического знания и не понимают
сути последнего. Эту идею хорошо выразил М. Фуко: "Существует своего рода миф
истории для философов. Знаете ли, философы по большей части весьма невежественны во
всех дисциплинах, кроме своей. Существует математика для философов, биология для
философов, ну и точно также - история для философов. Для философов история - это
своего рода огромная и обширная непрерывность, где перемешаны свобода индивидов и
экономические или социальные детерминации" (11).
Признавая справедливость брошенного упрека, все же подчеркнем, что историки,
находясь в плену собственной профессиональной рефлексии, заставляющей понять целое
путем компиляции его из частей, демонстрируют полное непонимание сути философского
подхода к действительности вообще и к действительности исторической в частности.
Между тем еще Гизо, рассуждая об обязанностях историка собирать факты, постигать их
взаимную связь и вдыхать в них жизнь, указывал на необходимость для исторической
науки философии истории как общей стратегии исторического поиска. Философия
истории есть концептуальный способ исследования, а история - преимущественно
эмпирический, основывающийся на практическом опыте. Отсюда и исследовательская
ситуация в истории последовательно реализуется от формирования фактологической
основы исследования, через постановку проблемы к выбору основных постулатов
методологии анализа, а в философии - от формулировки проблемы и изложения основных
подходов при ее решении к определению теории и методологии исследования.
Совершенно неверно полагать, что история задает философии определенный набор
релевантных проблем, и необходимо различать использование философской парадигмы в
историческом исследовании и осуществление философии истории как таковой.
Философия обладает достаточной степенью автономности, чтобы самостоятельно
обозначить свои приоритеты в философско-историческом исследовании и, одновременно,
обогатиться проблемами исторической науки. В рамках философии истории философские
и исторические вопросы взаимно сравниваются и осмысляются. Целью такого
осмысления является конструирование и познание того, что называется "картиной
истории". Любое "стоящее исследование общества должно быть философично по
характеру, и любая стоящая философия должна интересоваться природой человеческого
общества" (12). Философия способна непредвзято подойти к разъяснениям своего способа
понимания объекта исследования так же, как и к способам разъяснения объекта
релевантной науки. Эта непредвзятость не исключает заинтересованности философии в
самой себе, а напротив, стимулирует в ней научный поиск и интегративные процессы.
"Философия занимается разъяснением и сравнением способов понимания мира в
различных интеллектуальных дисциплинах" (13). При этом философия не вмешивается в
концептуальные основания исследуемых отраслей знания, а тактично предлагает как иной
возможный вариант свое понимание анализируемых вещей.
К сожалению, сегодня между историками и философами наблюдается глубокий разрыв в
мышлении, причем не только относительно поиска задач исторического познания и
сущности человеческой истории, но и в самих формах мысли и языка (14). Очевидно, что
для выработки общего языка необходимо создание соответствующих условий
академического взаимопонимания, релевантного когнитивно-психологического климата,
благоприятствующего совместной работе историков и философов. Осуществляя эту
задачу важно не впасть в другую крайность и не установить полного тождества
философии и истории в духе философии абсолютного историцизма Б. Кроче. В
действительности, с первого взгляда очевидна глубокая органическая связь теории
истории и философии истории. Невозможно определить основоначала истории иначе, как
через отношение их к основоначалам бытия и знания вообще. Всякий теоретик истории
неизбежно должен выяснить: в чем заключается специфичность исторического бытия и
существует ли эта специфичность, каковы основные категории исторического познания,
основные исторические понятия, те же ли они, что и в области познания природы, или
другие, и т. д. Все это делает настоятельно необходимым рассмотрение теоретико-
исторических и философско-исторических проблем во взаимной их связи и позволяет
объединить обе дисциплины под общим именем одной из них как философию истории
(15).
Философия истории основана на способности видеть, понимать и объяснять тотальность
истории через абстрактное мышление в форме философской рефлексии. Философские
абстракции отличаются от абстракций других наук своей универсальностью,
рефлексивностью, способностью проникать в основание вещей и феноменов мира. Они
как подчеркивал М. Хайдеггер, “нацелены на целое, где человек выговаривается до
последней ясности и ведет последний спор” (16). Абстракции - форма бытия знания
философии истории - бывают разных уровней обобщения. Чем выше уровень, на который
выходит философ, тем более отвлеченной становится историческая реальность.
Абстракции философии истории имеют самые разные формы выражения, нередко с точки
зрения исторической науки совершенно неадекватные сущности исторического процесса
и методологии его познания. С точки зрения философии истории искать Идею истории
можно в самых разных сегментах объективной (или субъективной) реальности, а также в
области мифологического и эзотерического знания. Современный еврейский философ С.
Н. Эйзенштадт, например, предлагает собственную концепцию осевого времени,
устанавливающего особого рода связи между трансцендентными и земными мирами, что
требует перестройки земного порядка вещей в соответствии с представлениями о
трансцендентном (17). Уважая права какой-либо одной точки зрения, философия истории
не терпит, тем не менее, абсолютизации этих прав. Например, утверждения типа: “судьба
человеческого общества есть отражение судьбы человеческого разума... и только такая
история может сделаться предметом работы и задачей для философа” (18); только “на
основе теоретической истории может и должна строиться философия истории, по крайней
мере признающая принципы рационального мышления и познания” (19) - в разной
степени догматичности претендуют на абсолютность и универсальность.
Очевидно, что для философии, преимущественно реализующейся как историко-
критическая парадигма рефлексии мира, имплицитно содержащая в себе как аксиому
идею вариативности мира, мысль о том, что наша реальность возможно не единственна,
что ее подлинность и действительность ничем не гарантированы, обозначенный
узкорационалистический подход явно недостаточен. Он разрушает внутренний баланс
философского знания как продуктивного синтеза мистической духовной традиции и
рационализма. Речь должна идти о специфике рациональности и о ее соотношении с
формами внерационального бытия и познания. В философии истории существует
множество различных типов дискурсов, что спровоцировано методологической и
субстратной вариативностью философского знания, наличием в нем эзотерики и
экзотерики. В связи с существованием различных взглядов одна научная дисциплина
может содержать более чем только один тип исследования. Нередко из "подпольных"
размышлений выходят на свет передовые идеи. Безусловно, далеко не каждая точка
зрения в равной мере заслуживает внимания и анализа. Речь идет о недопустимости
ограничения и догматизации философской рефлексии вообще и философско-
исторической в частности. Можно применять разные методологические и эвристические
подходы к философско-историческим исследованиям. Главное потом - не оставить
семантических дыр в объяснительной теории философии истории, избежать
непоследовательности в применении тех принципов, которые были приняты как
обязательные. При этом сетовать на абстрактность философии – “то же самое, что
обвинять составителей медицинского атласа в забвении правил приличия. Вопрос лишь в
том, насколько абстракции философии способны прояснить суть дела, которое попадает в
орбиту философской рефлексии” (20).
Очевидно, что философия истории (как и философия вообще) способна не просто
оперировать абстрактными представлениями об истории и ее познании, но и выходить на
уровень реального исторического исследования настолько, насколько это вообще
возможно для фундаментального гуманитарного знания. Философско-историческое
исследование не может состоять из одних абстракций. Философ истории должен иметь
некое “историческое чувство” для того, чтобы его понимание природы анализируемого
было отрефлексированным, а не внешним описанием некоторых событий. При этом
философ истории неизбежно использует понятия исторической науки, а также понятия,
существующие в контексте исторической науки. Как справедливо замечает К. В.
Хвостова, “влияние современных философских течений... на конкретное (выделено мною.
- М. К.) историческое исследование опосредовано и имплицитно” (21). Логическая схема
истории должна наполняться историческим материалом, а для того чтобы иметь
возможность эмпирической интерпретации, теоретическая схема должна быть
содержательной и обладать разработанным и разветвленным категориальным аппаратом,
т. е. быть в необходимой мере конкретной. Здесь значительную роль играет воображение
философа истории. Л. Стоун, например, считает, что сознательный отказ от воображения
приводит к узкой специализации, мелкотемью в истории, а в философии истории - к
подсознательному следованию идеологии, не основано на тексте истории.
Философия истории, стало быть, амбивалентна: с одной стороны - это умозрительное,
концептуальное построение онтологии и гносеологии истории, т.к. без теоретических
предпосылок ни один философов или историк не может ориентироваться в бесконечном
многообразии эмпирического материала, ему нужна хотя бы начальная гипотеза.
Шопенгауэр говорил, что для того чтобы подняться над доступным эмпирическим
материалом необходимо найти точку баланса, чтобы не нарушать перспективу. С другой
стороны, теоретические предпосылки философии истории опираются на обобщение
эмпирических (и теоретических) данных других наук - семиотики, информатики,
исторической психологии, исторической поэтики, климатологии и пр. Амбивалентность,
таким образом, сообщает философии истории высокую продуктивность исследований,
хотя, рассуждая об амбивалентности философии истории, всегда следует помнить, что
философско-историческое знание характеризуется слабой проверяемостью, поэтому
вторая (эмпирическая) сторона философии истории должна пониматься как критическое
(филологическое, например) исследование исторических источников и фактов.
Классическим примером такого рода является философия истории Гегеля, где
осуществляется последовательное нисхождение с высот абстракций в эмпирию: Дух как
конкретная тотальность - Мировой Дух (общее) - отдельный человек (единичное) - дух
отдельного народа (особенное и субъект Всемирной истории). При этом надо заметить,
что Гегель создал две вещи в рамках одной задачи: философию истории как теорию и
методологические постулаты анализа истории и философскую историю - описание
истории в собственном смысле слова как эволюцию человеческого общества, описание
буквальное, наглядное, в полной конкретности истории. Тем самым Гегель, нигде этого
специально не оговаривая, разграничил философию истории в узком и специальном
смысле термина “философия”, как теорию первоначал, сущности и смысла исторического
бытия в единстве бытия и знания вообще, и философскую историю как конкретное
познание исторического процесса в свете выработанных философией истории
теоретических представлений. Н. Кареев назвал первое - философским, абстрактным
обозрением истории человечества, т. е. философией истории, а второе - философской
теорией исторического знания или общей теорией философии истории как практической
дисциплины, предлагающей свод методологических принципов философско-
исторического исследования – историософией (22). При этом философия истории не
стремится к точной исторической истине. Речь идет об истине философской, которая
может быть не точна, но достаточна человеку. Философия истории дает возможность
системно понять, объяснить и изложить историю с точки зрения, вынесенной за пределы
истории, дает возможность посмотреть на историю глазами человека другого, не
исторического мира и в итоге получить не фактуальную истину, а исследовать природу
концептуальных связей истории с позиций единой Идеи истории. Полагаем, что это - тот
главный вид деятельности, который придает философии истории интеллектуальное
оправдание.
Предмет любой науки формируется в процессе исследования и детерминируется а)
познавательным отношением человека к некоторому релевантному сегменту реальности,
б) специфическими именно для данной науки средствами познания. Отсюда - предмет
науки подвижен, открыт инновациям, но, одновременно, устойчив как инвариантный
аспект содержания науки.
Объект науки - это искомый сегмент реальности, то, что исследуется. Объект науки менее
изменчив, чем ее предмет.
Предметом философии вообще является знание о мире в целом и знание о механизме
познания человеком этого мира. Факт текучести предмета философии общеизвестен и
общепризнан. Очевидна и мера инвариантности предмета философии: изменяется аспект
(аспекты) проблем, что зависит от конкретных исторических и познавательных ситуаций,
но сами по себе философские проблемы вечны. Объект философии - некоторая
тотальность, границы горизонта которой прямо пропорциональны существу
объединяемых в единое проблемное поле вещей или феноменов.
Мы допустили, что философия истории как особая философская дисциплина подчиняется
характерным для философии правилам формирования своего предмета и объекта,
унификации своего категориального аппарата. Поэтому предметом философии истории
является знание об общих, первоначальных истоках и причинах Всемирной или любой
локальной истории; знание о смысле и о фундаментальной, детерминирующей
периодизацию и процессуальную форму истории Идее; знание о методологии познания
истории. Объектом философии истории выступает тотальность исторических фактов и
закономерностей.
В предмете любой науки выделяют его содержание и объем (23). Содержание предмета
науки есть собственно сумма последовательно решаемых на разных этапах развития науки
проблем. Объем предмета науки - сумма аспектов исследуемого фрагмента реальности, т.
е. сумма анализируемых аспектов объекта науки.
Содержанием предмета философии истории являются взаимно детерминирующие друг
друга и закономерно сменяющиеся процессы философского поиска:
1) общих философско-исторических понятий и оснований, позволяющих рассуждать об
истории в специфических терминах стадий и фаз исторического развития;
2) особых принципов, обосновывающих единую структуру истории;
3) подходов при решении философских проблем свободы, необходимости, причинности в
истории;
4) мер совпадения теории истории и теории общества;
5) специфики философского, естественно-научного и собственно исторического анализа
истории;
6) теории и методологии философско-исторического познания мира;
7) ценностей в истории и ценностей самой истории;
8) социально-психологических детерминант истории;
9) основ междисциплинарного синтеза в теории философии истории;
10) создания теоретической истории как “комплекса взаимосвязанных теорий,
объясняющих ход и взаимодействие множества частных историй и Всемирной истории”
(24);
11) истоков и принципов исследования специфического языка истории.
Объем предмета философии истории равен сумме аспектов объекта научного познания
философии истории: онтологического, гносеологического, аксиологического - и
закономерных вариаций этих аспектов. А. Игнатов очень удачно дифференцировал объем
предмета философии истории на “что”, “как”, “куда”, “сколько”, “где” и “когда” истории
(25). Для того чтобы пояснить метафоры Игнатова и четко обозначить объем предмета
философии истории, выделим ее основные типы. По нашему мнению, после Гердера и
Гегеля одной из наиболее последовательных, интересных и удачных попыток общей
типологизации философии истории была работа Х. Раппопорта (Философия истории в ее
главнейших течениях(, вышедшая в 1898 году (26). Раппопорт пошел по следующему
пути: 1) выделил два значения философии истории - теоретическое (научное) и
практическое (прикладное); 2) вычленил три направления философии истории -
провиденциальное (Августин), метафизическое (Гегель), научное (Вико - позитивисты -
Маркс); 3) научное направление разделил на физико-климатическое, физиолого-
психологическое и культурно-историческое. В рамках науки того времени это была
типологизация, в определенной мере упорядочивающая философско-исторические
исследования, и именно поэтому она, трансформировавшись в необходимой степени,
продержалась почти до первой трети XX века.
В современной философской литературе выделяют материалистический,
субстанциальный, субъективистский типы философии истории (И. Кон, Ю. Кимелев, Ю.
Губман и др.). Основания такого деления неясны. И. Кон разграничивает
субъективистский и объективный типы философии истории по гносеологическому
принципу. Однако полученное в результате деление слишком широко и не вполне
адекватно задаче точного определения и типологизации философии истории. Так же не
достаточно разделение на линеарные и нелинеарные философско-исторические
концепции ввиду чрезвычайной вариативности объекта философии истории, явно не
умещающегося в пределы только пространственного деления и исключительно
онтологического рассмотрения.
Интересен подход Л. Голдстейна к обозначенному вопросу. В работе "Историческое
знание" (27) он предложил выделять в теории философии истории ее инфраструктуру, как
наиболее важную часть, в которой исследуется техника и методология истории как
научной дисциплины, и суперструктуру, т. е. собственно историческую продукцию,
произведенную не всегда только историками и имеющую целью дать всем
интересующимся некоторое представление о том, "на что похожа часть исторического
прошлого". А. И. Ракитов предложил разделить историографию, историософию и
историческую эпистемологию так, что первая принадлежала бы исторической науке,
последняя - философии истории, а историософия - им обеим. Он различил выделенные
области знания по объекту, предмету и типу знания, объекту и методологии исследования
(28). Такой подход, безусловно, плодотворен, поскольку четко разграничивает сферы
деятельности наук об истории, но вместе с тем он и "затушевывает" своеобразие
философско-исторического анализа истории, не исчерпывающегося только логико-
методологическим анализом исторического, но включающего в себя и художественно-
эмоциональное познание истории. Кроме того, термин "историософия" вообще четко не
определен и часто понимается (особенно в русской философской традиции) как
абсолютный синоним понятия философии истории.
В наибольшей же степени нам комплиментарна идея Ф. Анкерсмита, в соответствии с
которой философия истории разделяется на три большие области: историографию,
описывающую историю написания истории; критическую философию истории,
представляющую собой философскую рефлексию по поводу того, как вообще возможно
историческое заключение; спекулятивную философию истории, исследующую ритм
истории (29). Конкретизация и развитие этих идей приводят к более детальной и точной
типологизации философии истории (30).
Осуществим процедуру определения и типологизации философии истории системным
методом как наиболее строгим из имеющихся в сегодняшней гуманитарной науке, но
прежде подчеркнем, что мы понимаем философию как особую когнитивную деятельность,
в равных долях сочетающая объяснение и систему его логического обоснования и
понимание в виде художественно-эмоционального и непосредственно-интуитивного
постижения истины. При этом мы исходим из того, что указанные аспекты когнитивной
деятельности пересекаются частью своих объемов, являясь экспликацией и элементами
общей процедуры широкой философской интерпретации. Понятие "понимание"
заимствовано из теоретико-понятийного аппарата герменевтики, где оно
интерпретируется как результат работы сознания, направленного на улавливание смысла.
Понимание в герменевтике - практическое владение смыслами. Сегодня понимание в
гуманитарном знании есть универсальная категория, характеризующая деятельность с
любыми семиотическими системами. Функции понимания - когнитивная, регулятивная,
идеологическая. Понимание реализуется не только в рациональной модели, т. е. как
универсальное понятийное мышление, теоретическая деятельность, но и в невербальных
формах человеческой активности, направленной на схватывание смысла. Объяснение есть
универсальный способ теоретического отношения к миру как миру объектов, сумма
средств, необходимых для достижения определенных целей. Функции объяснения и
понимания в науке совпадают, но в отличие от понимания объяснение всегда реализуется
как рациональная модель познания. Семантика объяснительной парадигмы заключается в
ответе на вопрос: “почему это так?”, а понимающей – “что это такое?”. Объяснительная
парадигма есть более узкий и более строгий подход к анализу объекта, т. к. понимая
события, историк одновременно должен и понять “людей прошлого, понять то, чем они
отличаются от нас” (31). Тем не менее, объяснительная и интерпретационная парадигмы
тесно связаны в научном исследовании и нередко стимулируют развитие друг друга.
“Объяснение на одном уровне часто подготавливает почву для интерпретации фактов на