Коэн Д.Л., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория
Подождите немного. Документ загружается.
7
ГЛАВА 11
орию до максимально мыслимых пределов, хотя, вследствие очевидных
соображений, о которых мы скажем позже, его теория останавливается
на пороге принципа демократической легитимности и потому остается
лишь частичной. Дворкин соглашается с Роулзом в том, что, если прави
тельство принимает закон, неправомерно вторгающийся в права инди
вида от лица государства, тот имеет моральное право нарушить этот
закон. Это не какое-то отдельное право, но свойство обладания правами
по отношению к государству46. Однако Дворкин идет сушественно даль
ше Роулза, утверая, что не существует такого общего обязательства,
как послушание закону в любых случаях, тем более когда нарушены мо
ральные права. Проблема возникает ни в случае наришения моральных
прав, а в ситуации непроясненности закона, когда сушествуют сомнения
относительно его валидности. «Когда закон неясен, в том смысле что его
можно толковать в пользу обеих сторон, тогда гражданин поступает пра
вильно, если следует своему собственному суждению»47. Это, конечно,
очень вольное определение непроясненного закона: отсутствие ясности
относится не к писаному тексту закона, а скорее к ситуации, в которой
опротестована правовая норма.
В Соединеых Штатах разрешее вопросов толкования сомНитель
ных по отношен к правам законов является функцией Верховного суда.
Оако, как замечает Двор, суд может «поменять свое мнение». Дейст
вительно, любой суд может отменить свое же решение. Знат, мы не мо
жем быть увере, что в каждый данный отрезок времени Конституция есть
именно то, что о ней говорит Верховный суд48. Нельзя убедительно дока
зать, что в случае соительности закона граждане могут следовать своим
собственным сужде только до тех пор, пока эта авторитетная инстан
ция не решит данное дело. Напротив, если аане должны действовать,
исходя из валидности сомнительного закона и в ожидании окончательного
решения Верховного суда, являющегося финальм этапом разбирательст
ва, «тогда утравается главное наше средство отклонения закона по
моральм основаниям, и со временем закон, которому повинуемся,
несомненно, станет менее правильным и справедливым, а свобода наших
аждан, там образом, безусловно,
сужается»49. Если бы никто не возра
жал против на первый взгляд устоявшихся законов во имя фуаменталь
ных прав, мы бы не могли узнавать, как с течеем време меняется обще
ственная мораль50. Без давления со стороны несогласных увается
возможность того, что нами управлять принципы, протоположные
тем, что исповедуются нами. Закон, по сути, частично и развивается через
экспериментировае со стороны аждан и в ходе состязательного процес
са, а аанское неповиновение помогает оформить проблемы, поежа
щие разбиратеству51. Поскольку законы находятся в постоном процес
се ревизии и адаптац, гражданское неповиновение может задавать тон в
НСКОЕ
Н
ОВИНОВЕНИЕ И
Н
СКОЕ ОБЩЕСТВО
741
деле внесения давно назревших поправок и новаций, без чего жизнеспособ
ной республике было бы трудно поддерживать в своих ажданах веру в со
хрантощуюся легитимность унаследованных от прошлого законов.
Это обсуждение валидности права представляет собой важнейшую
часть в защите Дворкиным граанского неповиновения и' потому нужда
ется в дальнейшем прояснении. Согласно Дворкину, валидность закона
предполагает непрерывный процесс его проверки, соответственно, в кото
ром в функцию судов входит и рассмотрение морально релевантных ин
терпретаций принципов, лежащих в основе конституции. Ясно, что здесь
на карту поставлена не только процедурная корректность законодательно
го процесса, породившего данный закон, но и интерпретация моральных
принципов, на которых выросла закрепленная в конституции политичес
кая культура. И об этих принципах могут размышлять не только судьи, но
и рядовые граждане; испытание закона не является монополией судей.
Эти рассуения связаны с введенным ГЛ.А. Хатом различением
между внутренним углом зрения участника и внешним углом зрения на
блюдателя. В неявной форме это различение соответствует двум уровням
анализа валидности закона: со стороны уважения к сушествующим пра
вилам и процедурным требованиям и со стороны соответствия мораль
ным принципам. ВОПРОС
�
I процедурного соответствия в рамках «модели
правил»
предполагают только точку зрения наблюдателя. Вопросы ва
лидности часто тае толкуются в этом ключе: закон признается валид
ным, если и его создание, и его применение признаны процедурно кор
ректными и не нарушающими других видных прав. Испытание ва
лидности в этом смысле требует, чтобы испытатели встали в позицию
«объективных юристов», оценивающих вероятность успешного ему про
тивостояния. Они должны быть согласны безоговорочно подчиниться
последующему решению судебной коллегии, коль скоро оно в свою оче
редь корректно с точки зрения процедуры52. В этой модели валидны те
законы, которые не отменены или не признаны неконституционными.
Законы, отмененные или утратившие силу ввиду меняющихся толкова
ний конституции (хотя точную границу здесь провести трудно), не теря
ют задним числом своего прежнего статуса законов.
Дворкина, имеющего в виду не столько рутинные, сколько «слож
ные» случаи, такая модель валидности не устраивает. Его понимание ва
лидности подразумевает угол зрения как наблюдателя, так и участника.
Могут быть дела-прецеденты, когда нарушители закона рассматривают
себя как часть объективного процесса, нацеленного на прояснение ва
лидного закона. Когда же в судебном прецеденте речь идет о жалобе на
нарушение коренящихся в конституции моральных принципов (прав),
разбирательство должно включать и угол зрения участника. Согласно
Дворкину, такого рода порядок истолкования подразумевает действие и
742
ГЛ 11
суда, и тех, кто нарушил закон, для того чтобы инициировать процесс
испытания валидности закона. Такие дела-прецеденты, включающие в
себя выходящие за рамки закона действия граждан, убежденных в том,
что данный закон нарушает основные моральные права и потому не
обладает валидностью, являются неотьемлемой частью процесса, в ходе
которого суды оценивают конституционность закона, т.е. его валид
ность. В этой более широкой модели «пробных
дел» результатом успеш
ного противостояния является признание данного закона не обладает
валидностью, т.е. не законом, с момента его промульгации, независимо
от того, каковы основания для его отмены - нарушения процедуры, не
соответствие КОНСТИТУЦи или высшие нормативные принципы.
В этой модели гражданское неповиновение трактуется как разновид
ность прецедентного дела безотносительно к тому, чем мотивированы
его участники - представлениями о том, что закон не обладает
валидностью, или более общей убежденностью в несправедливости или
нелегитимности этого закона или данной политики. По сути дела, при
такой интерпретации, в случае если закон, которому бросают вызов уча
стники гражданского неповиновения, признается не обладающим
валидностью, оказывается, что они сами никакого закона не нарушали.
Однако такая интерпретация не может быть признана удовлетвори
тельной, так как в ней недооценивается существующая в гражданском не
повиновении специфическая напряженность между травмирующей не
обходимостью нарушения закона гражданами, вообще признающими и
уважающими правовую систему, и подчинением высшему закону или
нормативному принципу. Этот тезис можно проиллюстрировать двумя
примерами. Во-первых, возможно, большинство акций гражданского не
повиновения, в отличие от всех действий сознательного возбуждения
прецедентных дел, предполагают нарушение законов, относительно ко
торых у участников движения нет стремления подвергнуть их юридичес
кому испытанию. Действительно, все примеры гражданского неповино
вения, на которые ссылается Дворкин, - движение против войны во
Вьетнаме (за возможным исключением уклонения от воинской повинно
сти), движение за гражданские права (за исключением демонстраций пу
тем занятия мест) и антиядерное движение - попадают в эту категорию и
поэтому не могут рассматриваться как прецедентные дела в обычном
смысле. Фактически все рассмотрение Дворкина направлено на такого
рода незаконные действия, а не на стандартные пробные дела. Во-вто
рых, гражданское неповиновение, направленное против конкретных по
литических курсов, легитимность которых Дворкин ограничивает, но не
отрицает, не подвергает сомнению конституционность законов, а стре
мится убедить в том, что эти законы неразумны, аморальны или то и дру
гое одновременно. Политика в данном случае не является не обладающей
ГРНСКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ И ГРНСКОЕ ОБЩЕСО
7
валидностью и потому может быть отменена (хотя и без того, чтобы эта
отмена имела обратную силу) только законодательным путем. В этих слу
чаях речь идет, скорее, о легитимности , а не о валности закона. Эта
легитимность подвергается сомнению со стороны субъектов, стоящих ис
ключительно на позиции участников, т. е. тех, кто ставит себя на место
законодателей и фактически вступает в процесс коммуникаuии с их пред
ставителями и электоратом (или общественностью) в целом.
Мы убеждены, что есть смысл различать, по меньшей мере в аналити
ческих uелях, гражданское неповиновение и пробные дела
53
. В граждан
ском неповиновении в строгом смысле этого слова преобладает точка
зрения участника, а речь идет прежде всего о претензиях к легитимности
закона. В строго понимаемом процессе испытания закона речь идет о
правильности проuедур, как предшествовавших испытанию, так и со
провождавших юридический процесс их самопроверки, а также о после
довательности и согласованности всей системы правовых норм. Какой
бы ни была мотивировка испытующего, проверка закона предполагает
только точку зрения наблюдателя.
Конечно, бывают случаи, когда испытание закона и гражданское непо
виновение нелегко развести, коа вопрос ставится не просто о правиль
ности процедуры или легитимности, а о правомочности в том сложном
значении, которое имеет в виду Дворк. Без сомнения, имеются случаи
гражданского неповиновения, такие, как уклонение от воинской повинно
сти или сидячие забастовки, когда не исючается проблема валидности, и
те, кто нарушают закон, прибегая к приемам коллективного действия, наде
ются, в частности, и на изменение статуса закона в плане его валидности. А
могут быть и случаи юридического испытания, коа испытывающее за
кон лицо не готово согласиться с прогнозами юристов или с постановле
нием суда и когда самому происходящему в судейском зале рассчитано на
драматизацию несправедливости, а то и нелегитимность закона в глазах
действующих субъектов и электората, находящихся вне данного судопро
изводства. Несмотря на такие смешанные случаи, в противоположность
Дворкину мы полагаем, что процессы испытания закона и гражданское
неповиновение полезно различать. И хотя он не проводит такого разли
чия, в целях настоящего обсуждения мы считаем оправданным исходить
из того, что у него имеется в виду собственно гражданское неповиновение.
При том что он склонен подчеркивать валидность, а не легитимность и
уподоблять гражданское неповиновение прецедентному делу, его рассмо
трение гражданского неповиновения в контексте процессов защиты фун
даментальных прав (коа даже решение Верховного суда не может
считаться последним словом) подразумевает действие высших принципов
нашего правового порядка в его цостности и очевидным образом выхо
дит за рам прецедентного дела как общей модели.
7
ГЛА
В
А 11
Выходит, что мы здесь имеем дело с обоснованием гражданского не
повиновения в ситуациях иных, нежели вопиющие нарушения сест
вующих индивидуальных прав. В гражданском неповиновении можно
видеть ключевой элемент механизма перемен в конституционной демо
кратии. Это один из важнейших источников создан прав (т.е. институ
ционализации моральных прав, до этого не институционализирован
ных). Гражданское неповиновение также инициирует процесс обучения,
способствующий развитию политической культуры и институциональ
ным изменениям. Основанием для гражданского неповиновения служит
общественное мнение, понятое в том глубоком смысле, который мы
имеем в виду, говоря о наших политически релевантных моральных
принципах. · Роль политически релевантных гражданских акций, таким
образом, расширяется за пределы защитных реакций на конкретные на
рушения индивидуальных прав и включает вопросы о том, какие прин
ципы, какие нормы должны быть оформлены законодателями в виде за
кона. По мнению Дворкина, тае вопросы должны быть переведены на
язык прав, однако действие, подразумевающее утверждение новых (а не
только защиту существующих) прав, в этой модели является несомненно
политическим. Дворкин тем самым предлагает динамическое понима
ние какую роль играет граанское неповиновение в процессе создания
прав и в просвещении общественного мнения.
Именно потом что аии гражданского неповиновения трактуются в
широком смысле - как политического действия со стороны граждан, ори
ентированных на защиту и создае прав, и потому, что они предполагают
оказание влияния на политический процесс через публичные сферы граж
данского общества, такие акции нуждаются в более сильных обоснованиях,
чем действия отказа по соображениям совести. Последние подразевают
моральные возражения против отдельных законов и ставят своей задачей
персональное от них освобоение; первые же нацелены на политичесе
институты и стремятся способствовать переменам. В конституционной
демократии, где, в конце концов, обеспечены права граждан на участие и
правление большинства является решающим принципом при осуществле
нии законодательства, на защитниках права гражданского неповиновения
лежит обязанность показать, что оно не нарушает принципов правления
большинства и не является антидемократическим.
Это подводит нас ко второму объяснению того, почему даже в почти
справедливой конституционной демократии гражданское неповинове
ние является вполне вероятным и важным компонентом политической
культуры. Подобно Роулзу, Дворкин интерпретирует легитимность
принципа правления большинства в процедурном смысле: закон имеет
обязывающий характер, если соблюдены правильные процедуры пред
ставительной политической системы. Имеется, однако, одна существен-
Г
РНСКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ И
Г
Р
А
СКОЕ ОБЩЕСТВО
745
ная оговорка: не должны быть нарушены права меньшинства. Посколь
ку любой консенсус большинства всегда бьmает только эмпирическим,
он может быть и ошибочным, как на этом настаивает Роулз. Это внут
ренне присущий демократическому политическому процессу риск. Кон
сенсус большинства может быть просто комбинацией предубеждений,
личных антипатий, интересов большинства и надуманных мотиваций,
присущих законодателям или общественному мнению. Более того, «ос
новная масса законов - та, которая определяет и направляет социаль
ную, экономическую и внешнюю политику, - не может быть нейтраль
ной. В своей большей части она должна выражать взгляды на общее благо,
разделяемые большинством»54. В сложном, дифференцированном, плю
ралистическом гражданском обществе институты прав ограничивают
объем и характер решений, открытых законодательному большинству.
Права тем самым не противопоставляются демократическим принци
пам, поскольку институт прав воплощает то обещание, которое дает
большинство меньшинствам, а именно, что их достоинство и равенство
будут соблюдены; более того, существенные ограничения со стороны
фундаментальных прав на право большинства принимать решения как
раз и являются источником легитимности принципа правления боль
шинства55. Действительно, тезис о правах предполагает существование
чего-то, стоящего над законом, а именно моральных принципов, служа
щих основанием легитимности всей правовой системы в целом. Для ли
берала это и есть принцип индивидуальных моральных прав.
Но как нам узнать, в каком случае речь идет именно о правах? Как от
личить акции граанского неповиновения от действий, бросающих вы
зов принципам конституционной системы56? Дворкин, отвечая на этот
вопрос, выделяет два вида публичных проблем: те, что предполагают при
нятие политических решений, затрагивающих коллективные цели всего
сообщества, и те, что предполагают принятие решений, касающихся во
проса принципов, Т. е. затрагивающих какие-то индивидуальные или груп
повые права57. Это различение меу политикой и делом принципа вхо
дит в дворнскую ассификацию вов граанского неповиновения,
будучи частью попытки точно определить, коа гражданское неповино
вение является легитимным, а когда нет. Если же закон нарушается во имя
защиты прав меньшинства против интересов или целей большинства, то
имеет место граанское неповиновение «с опорой на справедливость».
Если закон нарушается не из-за убеения, что какая-то политика амо
ральна или несправедлива, а потому что она представляется неразной,
глупой или опасной для общества, то имеет место гражданское неповино
вение «с опорой на политику>,58. При том что оба этих вида гражданского
неповиновения «наступательны» В том смысле, что они имеют инсумен
тальный и стратегический характер (их цель - изменить политику или за-
7
ГЛА
В
А 11
кон), мы ДОЫ, далее, провести различение двух типов стратегий -
стратегии убеждения, нацеленной на то, чтобы принудить большинство
выслушать контраргументы и, возможно, изменить свои взгляды, или
стратегии, не прибегающей к убеждению и имеющей своей целью такое
увеличение издержек проводимого политического курса, которое сделает
Я большинства цену его продолжения неприемлемо высокой. Та ким об
разом, по форме и задачам гражданское неповиновение может быть дис
курсивным (политика влияния) и недискурсивным (стратегия силы).
Используя стратегию убеения, гражданское неповиновение никаким
образом не отторгает принцип правления большинства, поскольку логика
нелегального коллективного действия состоит в том, чтобы добиться от
большинства внимания й заставить его прислушаться к аргументам. Его
цель - повлиять на политическое общество. Стратегии, не прибегающие
к убеждению, даже если они носят ненасильственный характер, с мораль
ной точки зрения менее оправданны, но могут применятьс в случае, если
какая-то политика представляется глубоко несправедливоЙ. Они не под
рывают радикальным образом принципы конституционной демократии,
потому что сама идея прав перед лицом государства вытекает из представ
ления о том, что большинство должно уважать права и его можно прину
дить быть справедливым против его воли59. И все же, когда речь идет о
неповиновении «с опорой на политику», когда дело касается не прав мень
шинства и, значит, не вопросов принципа, а как-то конфликтующих
предпочтений, стратегии, не прибегающие к убеждению, задевают самую
сердцевину принципа большинства и не могут быть оправданы.
Это различение стратегий убеждения и стратегий, не прибегающих к
убеждению, на многое бросает свет и потому является важным. Однако
совершенно не очевидно, что можно провести различие между непови
новением «с опорой на
справедливость» и «с опорой на политику» так,
как это пытается сделать Дворкин, Т. е. отправляясь от содержания при
нимаемых решений. В таком случае либо остается под вопросом разли
чение политики и принципа, поскольку отсылки к права м могут быть
сделаны относительно почти любого политического решения и в ряде
случаев именно эта пограничная линия служит предметом спора6О, либо
же это различие можно проводить только ценой принятия чисто утили
тарной модели демократического политического процесса и общего бла
га. Последнее и преобладает в работе Дворкина. По существу, Дворкин
возвращается к типичному либеральному различению политики и мора
ли, рассматривая правление большинства, мнения большинства, пред
почтения, общий интерес и дела политические как часть нормального
демократического политического процесса вне этого процесса, и
оставляя вопросы моральных принципов или прав. А отсюда следует, что
какие бы опровержения здесь ни звучали, права и демократия, мораль и
Г
РНСКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ И
Г
РАН
СКОЕ ОБЩЕСО
747
политика оказываются противопоставленными друг другу. В та кой ин
терпретации общественное мнение сводится в лучшем случае к набору
предпочтений, в худшем - к набору навязанных извне предпочтений, а
{< нормальный демократический процесс» и законотворчество лишаются
своего нормативного и принципиального характера и 0ДЯТСЯ к соеди
нению интересов, компромиссу и реакциям на давление, короче говоря,
к утил итарной модели плюрализма групп интересов. Отсюда же и пред
ставление о гражданском обществе как моральной (неполитической)
сфере, в которой единственно легитимным внеинституциональным по
литическим действием считается политически ориентированная акция с
целью повлиять на политическое общество в вопросах защиты прав. Лег
ко увидеть, почему права должны взять верх над определяемой таким
образом демократией и почему политические решения не рассматрива
ются в связи с принципиальными вопросами.
Та кая модель политики уничтожает самим же Дворкиным выдвинутые
положен о творческой роли гражданского неповиновения и в очередной
раз сводит эту роль к оборонител ьной стратегии. Она также мешает Двор
ну признать, что его понимание гражданского неповиновения как полити
ки влияния отклоняет стандартную либеральную дихото общественно
го и частного - граанского общества как сферы частности и индиду
альной автономии и государства или политического общества как области
нормальной политической активности. Если ажданское неповиновение
предполагает процесс научения и играет роль в развитии нашей либераль
но-демократической политической культуры и институтов, если целью со
ответствующего коллективного действия является, во-первых, обществен
ное мнение, существующее в рамках гражданского общества и благодаря
гражданскому обществу, а во-вторых, законодательные и судебные орга
Hbl61, тогда демократический политический процесс есть нечто большее,
чем простое объединение интересов, а у политически ориентированного
действия в гражданском обществе должны существовать и иные парамет
ры, нежели отстаивание интересов и защита индивидуальных прав. Ибо
именно это, в отличие от стратегии силы, предусматривается политикой
влияния. В противном случае внеинституциональные попытки изменить
политичесе институты, инициировать радикальную институциональную
реформу при сохранении верности конституционным принципам и повли
ять на законодателей через обращение к общественному мнению во имя
морали данного сообщества, в случа, когда речь не идет об индивидуаль
ных правах, будут выглядеть антидемократической демагогией.
Дворкин, подобно другим либералам, не может избежать таких заклю
чений, так как связывает легитимность конституционной демократии ис
ключительно с индивидуальными моральными правами, которые та обе
регает. Гр ажданские права включены в перечень фундаментальных
748
ГЛАВА
11
морьных прав, но либералы полагают, что они, а вместе с ними и сам
принцип демократии, полностью институционализированы вместе с -
v
6
2
версализацией избирательного права и права на занятие должностеи .
Принцип демократической легитимности тем самым растворяется в идее
индивидуальных прав и электоральных процедур, институционализиро
ванных с целью осуществления принципа большинства. Если определен
ной категории граан отказано в их политических правах, то граждан
ское неповиновение правомерно, но будучи использовано как средство
дальнейшей демократизации гражданского или политического общества
призвано заставить последнее более полно представлять взгляды всех
граждан или же расширить собственное влияние на государство,
гражданское неповиновеие полностью исючается из либерьной
концепции. Это становится ясно из неубедительных попыток Дворкина
истолковать защищаемые им ньrnешние акции ажданского неповинове
ния исключительно в терминах защиты прав6
3
. И еще яснее выражена эта
мысль при рассмотрении гражданского неповиновения в ситуациях, где
его нельзя свести к защите индивидуальных прав, тогда Дворн толкует
его как политическое и пользующееся стратегией, не прибегающей к
убеению, а следовательно, как нелегитимное64. Обсуждая, например,
выступления против ядерного оружия в Ге рмании, Дворкин настаивает на
том, что вопросы размещения ракет и стратегии устрашения являются
слоыми политическими проблемами, при обсуждении которых нельзя
пользоваться незаконными акциями. Он обвиняет движение за мир в том,
что оно прибегает к стратегии, не использующей убеждение и нацеленной
на увеличение цены того политического курса, которому оно сопротивля
ется6
5
. Здесь особенно очевидна слабость различения полити и принци
па, ибо легко доказать, что именно это разграничение и ставилось под во
прос в соответствующих акциях гражданского неповиновения. Отвлече
ние широкой общественности от сложности затронутых проблем, как это
звучит в обвинениях Дворкина, не было целью движения, как раз наобо
рот: оно стремил ось распространить общественные обсуждения на те сфе
ры, которые до этого оставались зоной «государственных
соображений»
и
заповедником государственных бюрократий, и протестовало против госу
дарственной монополии не на средства насилия, а на политику и мораль
ные вопросы, связанные с легитимным использованием этих средств66.
Здесь шла речь не об индивидуальных правах, а о демократических прин
ципах. В самом деле, едва ли имеет смысл трактовать живые цепи или си
дячие демонстрации протеста как демонстрацию силыI, как игру мускула
ми без попыток убеждения, а не как символическое деяние, призывающее
к началу дебатов путем «привлечения внимания достаточного числа людей
из тех, кто постесняется
отвернуться»67.
В рассматриваемом случае речь
шла по крайней мере о двух нормативных принципах: о моральности оп-
Г
РСКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ И ГРНСКОЕ
ОБЩЕСТВО
749
ределенного
вида оружия и о демократических и представительных KaLle
ствах политического общества, принявшего данное политическое реше
ние. Мы не хотим здесь сказать, что различение политических вопросов и
вопросов, относящихся К правам, несостоятельно, но лишь утверждаем,
что оба вида проблем могут задевать принципы и что, еС
И этого не при
знать, можно серьезно ошибиться в понимании характера соответствую
щих акций гражданского неповиновения.
Либерализм правого толка, оперирующий своим узким пониманием
принципа легитимности, не в состоянии отдать должное проблеме граж
данского неповиновения в почти справедливых конституционных демо
кратиях. Либералы призывают к декриминализации акций гражданского
неповиновения по поводу прав, утверждая, что существует внеинститу
циональное моральное основание длн нарушения закона, которое, если
ему следовать, укрепляет, а не подрывает уважение к правовому устрой
ству. Чего они не признают, так это наличин в политических системах,
руководствующихсн принципами конституционализма,
д
во
й
ного внеин
ституционального нормативного основания легитимности закона. Само
гражданское неповиновение, в отличие от любого другого морального
права, не может, без нарушения логики, быть объявлено юрическим
или конституционным правом. Право добиваться прав, строго говорн,
вовсе не является правом; оно не соотносится с поннтием морали, о
б
о
со
б
ленно
й
от политики, а обращено непосредственно к нормативным
принципам самой политики, по сути, к демократической концепции то
го, что считаетсн политическим .. Неповиновение при защите индивиду
альных прав действительно следует из идеи фундаментальных прав, но
гражданское неповиновение в собственном смысле этого слова, особен
но если оно ставит вопрос о создании новых прав, следует из второго
нормативного основания конституционных демократий, который яв
Лщегосн еще одним принципом конституционализма, забытым либе
ралами, а именно из идеи демократической легитимности.
Здесь мы можем предложить свою собственную рабочую дефиницию.
Гр ажданское неповиновение предполагает совершение незаконных
акций, обычно коллективных, публичных, принципиальных и символи
ческих по своему характеру, использующих преимущественно ненасиль
ственные методы протеста и обращенных к разуму и чувству справедли
вости населения. Гр ажданское неповиновение нацелено на то, чтобы
убедить общественное мнение гражданского и политического обществ
(или экономического сообщества) в том, что какой-то закон или какая
то политика нелегитимны и потому требуются перемены. Участвующие в
гражданском неповиновении коллективные субъекты взывают к утопи
ческим принципам конституционнь� демократий, апеллируя к идеям
фундаментальных прав или демократической легитимности. Граждан-
750
ГЛА
В
А 11
ское неповиновение, таким образом, есть средство восстановления свя
зи между гражданским и политическим обществами (или гражданским и
экономическим сообществами) в условиях провала легальных попыток
первого влиять на второе, равно как и всех прочих подходов68.
Итак, гражданское неповиновение представляет собой незаконную
форму политического участия коллективных акторов. Это политическое
действие с политической направленностью, по определению активизи
рующее публичные сферы гражданского общества и подразумевающее
внеинституциональную активность граждан. Ее конечным оправданием
в демократической системе должна быть сама демократия наряду с иде
ей фундаментальных моральных прав. Но мы никогда не разорвем по
рочный круг, если будем считать, что демократия представляет собой со
вокупность процедур и институтов, которые прописаны в конституции и
могут быть теоретически осмыслены в рамках утилитарной модели поли
тики. В этом случае не может существовать таких демократических аргу
ментов в пользу граанского неповиновения (иные, чем те отсылаю
щие к правам), которые одновременно не задевали бы принцип правле
ния большинства. Рещить проблему можно, только предложив другую
модель демократического процесса, гражданского общества, их норма
тивных оснований и взаимных отнощениЙ.
Действительно, в своей полемике с лордом Девлином Д воркин наметил
неутилитарную модель демократического политического процесса. Он ут
верждает, что, когда законодательство не может быть нейтральным, когда
речь идет о вопросах, затрагивающих общественную мораль69, законодате
ли должны прибегать к моральной герменевтической рефлексии, наподо
бие той, которой пользуются судьи. Это означает, что попытка определить,
какова моральная позиция сообщества по тому или ИНО вопросу, должна
состоять не в про ведении опроса и не в составлении баланса различных
предпочтений (политика), а в выявлении моральных принципов, заложен
ных в коллективной идентности, котор это сообщество стремится
сберечь. Там образом, «если состоась публичная дискуссия, в которой
прозвучали высказьmая газетных передовиц, коег законодателя, пред
ставителей заинтересованных групп... законодатель должен тщательно
рассмотреть все эти аргументы и позиции и определить, что в них является
предубеждением рационализацией, а что предполагает наличие общих
принципов или теоретичесх построений»70.
Короче говоря, законода
тель должен отказываться принимать за моральные убеения сообщества
проявления общественного негодования, нетермости и возмущения.
Если бы Дворн хотел избежать обвинений в моральном элитизме, он
должен был бы рассмотреть те последствия, которые имеют такого рода от
ношения меу общественным мнением и законодательством концеп
ции демократии и прина правления большинства. Ведь из этих отно-
ГР
СКОЕ НЕ
Л
ОВИНОВЕНИЕ И
ГР
СКОЕ ОБЩО
751
шений вытекает, что политический процесс есть нечто большее, чем Jlред
ставительство различных интересов; законодательство - нечто большее,
чем компромисс тересов; общее благо или общий интерес - больше,
чем соединение воедино оельных предпочтений, а моральные JlРИНЦИ
пы, лежащие в основе конституционализма и правления �ольшинства, -
больше, чем просто защита индивидуальных прав. Представление о том,
что законодатели должны пытаться выявить моральные принципы сооб
щества и что осведомленное и сформированное общественное мнение
должно иметь возможность доводить эти принципы до законодателей и
иметь влияние на законодательный процесс, говорит в пользу того, что у
гражданского общества есть относящаяся к политике составляющая. В са
мом деле, такие принципы показывают, что у законодательства есть со
ставляющая, которая предполагает определенную интерпретацию поли
тической культуры или коллективной идентичности сообщества. А эти ве
щи формулируются в гражданском обществе. В этом отношении влияние
гражданского общества на политическое представляет собой гл авную со
ставляющую демократии. Законы, в которых институционализированы
отдельные стороны морали сообщества (а ниодна политическая система
не может быть в этом отношении полностью нейтральной), нельзя свести
ни к политичесм решениям, ни к правам. Более того, процесс обшест
венного обсуждения требует рефлексивного отношения к коллективной
идентичности обшества (трициям и общим нормам), как и в случае с
моральными правами. Здесь тае не может быть какой-то единственной
авторитетной инстанции, и апеллировать по поводу решений законода
тельного органа в этом случае нужно не к судам (если тол ько речь не идет
об индивидуальных правах), а к самому общественному мнению. Верхов
ным апелляционным судом становится общественность: конечным пунк
том при определении легитимности решений в парламентской публичной
сфере является мнение, появившееся и сформулированное в публичных
сферах граанского общества. Либералы понимают, что жизненно важ
ные публичные пространства в гражданском обществе, гарантированные
права ми (свободой слова, собраний, объединений), фундаментально не
обходимы для защиты этих прав. Но они фундаментально необходимы и
для ПРИНЦИПОВ демократии. Та кая концепция подрывает жесткий дуализм
морали и политики, граанского общества, мыслимого как неполитиче
ская частная сфера, и государства, представляемого как единственное
легитимное вместилище политики. Тае подрывается и утилитарная
концепция демократического процесса. Хотя индивидуальные права на
свободу слова, собраний и объединений служат предпосылкой институци
онализации публичных пространств внутри граанского общества, вдох
новляющий их принцип является глубоко политическим: это принцип
демократической легитимности.
752
ГЛА
В
А 11
Демократическая
теория и граанское неповиновение
Радикальная демократическая теория исходит скорее из принципов де
мократической легитимности, чем из идеи индивидуальных прав перед
лицом государства. Эта традиция не хочет отказаться от утопических де
мократических норм прямого участия граждан в общественной жизни в
пользу более «реалистичных»
моделей элитарной демократии, допол
ненных перечнями индивидуальных прав. Она поднимает на щит второй
утопический идеал гражданского общества - выработку такого институ
ционального устройства, которое на современной эгалитарной почве
осуществило бы классические принципы гражданства, а именно участие
всех в управлении в качестве и управляющих, и управляемых.
Перед нами стоят следующие вопросы: какая роль предназначена, ес
ли вообще предназначена, гражданскому неповиновению в почти спра
ведливой конституционной демократической системе, и каковыми могут
быть демократические доводы в его обоснование? Сохранится ли вообще
необходимость в гражданском неповиновении при радикально-демокра
тической модели гражданского общества? Не является ли гражданское
неповиновение проблемой исключительно для либерального устройства?
Как и в случае либеральной теории, мы отмечаем в радикально-демо
кратической традиции два общих направления. Первое склонно отвер
гать гражданское неповиновение в «почти демократической» политиче
ской системе; второе оправдывает его на основании демократических
норм. Рассмотрим каждое из них по очереди.
Наиболее влиятельная формулировка радикально-демократического
идеала демократии участия принаежит Жану Жаку Руссо. Классическое
руссоистское решение проблемы морального долга гражданина соблюдать
законы имеет следующий вид. В демократическом обществе и при право
вом порядке люди не являются объектом чуждой им воли, в нем они под
чинены сами себе. В результате, каждый человек является одновременно и
гражданином, и подданным. Конфликт между аанином, озабочен
ным общественным благом, и индивуальным «я»,
стремящимся к соб
ственному счастью, интернализуется. Моральный долг подчинения зако
ну складывается у гражданина, как в результате добровольного согласия,
так и благодаря тому, что исчезает пропасть между управляющими и уп
равляемыми. Каждый гражданин становится законодателем посредством
такого институционального устройства, которое отоествляет управляю
щих и упраяемых. Таким образом, гражданин, отказывающийся вести
себя в соответствии с общей волей, с законом, либо совершает ошибку, ли
бo является эгоистом, которого нужно при нудить быть свободным.
В руссоистской версии радикально-демократической теории изна
чально присутствовала неясность. Является ли общая воля обязывающей
Г
Р
А
НСКО
Е
Н
ЕЛ
ОВИНОВ
Е
НИЕ И
Г
РНСКО
Е
ОБЩЕСТВО
753
потому, что она справедлива (выражает общий интерес или общее благо),
или потому, что это воля народа? С точки зрения наших задач обе альтер
нативы проблематичны. Мы рассмотрим ответ на вторую часть вопроса,
так как он имеет наиболее близкое отношение к поставленому нами во
просу и самым очевидным образом соприкасается с процедурной моде
лью демократической легитимности. Руссоистская концепция демокра
тической легитимности руководствуется принципом зависимости всех
имеющих политические последствия решенийдискурсивного прсщесса
формул ирования воли всеми гражданами. Руссо переводит этот принцип
непосредственно в плоскость должной организации власти. Либо демо
кратическая политическая система обеспечивает прямое участие граж
дан в принятии политических решений, либо она не демократична.
Предполагается, что нормы демократической легитимности могут быть
полностью институционализированы в правильно организованном
политическом обществе. Они теряют свой контрфактический характер,
если устанавливается тождество между управляемым и управляющим,
между нормой и организацией7].
Руссоистский идеал демократии участия получил концептуальное во
площение в институциональной модели, имеющей целью заменить (а не
дополнить) недемократический буржуазный институт представительного
парламента. В самом деле, идея тождества управляемых и управляющих
автоматически отрицает наличие демократического потенциала у любого
варианта принципа представительства (например, у совета советов), ибо
представительство всеа предполагает дистанцию между представителя
ми и представляемыми. Единственное исключение - это таинственное
совпадение общей воли и позиции представителей. И как следствие,
структурные предпосылки парламентской демократии - разделение го
сударства и гражданского общества, общественного и частного, сосредо
точенность на индивидуальных правах - представляются источником
политического отчуждения72. С этой точки зрения безразлично, обраща
ется ли мысль теоретика вспять к идеализированной модели греческого
полиса (Арендт), к позднесредневековой республиканской традиции
(Руссо) или устремляется к новым формам прямой демократии, родив
шимся в среде рабочего движения и распространившимся в качестве ор
ганизационного принципа на все общество (коммунизм советов, револю
ционный сиикализм). В любом из этих случаев подразумевается, что
единый организационный принцип дл я всех социальных, политических
и экономических институтов может дать жизнь демократической утопии.
Должно быть ясно, что предназначение руссоистской модели ради
кальной демократии (наряду с неоаристотелианской и социалистичес
кой моделями) является дедифференциация. Она тяготеет к соединению
политики и морали в понятии гражданской доброд�тели, не позволяю-
25. Заказ М 832.
7
ГЛА
В
А 11
щей личной морали подвергать сомнению то, о чем достигнуто коллек
тивное .согласие. Рушатся тае политическое и граанское общества.
Неподчинение общей воле или наличному консенсусу выглядит не
справедливым и антидемократичным, так как не существует морали, от
дельной от гражданской добродетели или общего блага. Другими словами,
в почти демократической конституционной демократии, где процедурный
принцип правления большинства опирается на полную, открытую, нико
го не исключающую дискуссию, на участие всех заинтересованных сторон
в соответствующих обсуениях, почти не остается ни места, ни оправда
ния я акций гражданского неповиновения, Т. е. для вызовов законам,
полученным в результате такого демократического процесса, или для ак
ций, совершаемых в обход этого процесса.
В такой политической системе единственно мыслимым поводом для
гражданского неповиновения могут быть какие-то формы недопущения
к участию (исключения). Могут высказываться претензии относительно
недостаточной демократичности институтов, по поводу замалчивания
мнения той или иной группы, недостаточного внимания к чьим-то аргу
ментам и т. д. И всегда могут быть предъявлены претензии на недоста
точность демократизма в институтах радикальной демократии участия.
Но признать это значило бы вновь ввести различие между источником
легитимности и организацией власти, между управляющими и управля
емыми, меу представителями и представляемыми, между политичес
ким и гражданским обществами, Т. е. восстановить именно тот разрыв,
который стремятся преодолеть радикальные демократы.
Истинный демократ должен был бы пойти дальше и признать, что де
мократия никог
д
а не может
б
ыть полностью институционалирована
73
.
Нет такого момента, когда можно было бы расслабиться и сказать: вот те
перь нами достигта совершенная процедурная институционализация
принципов демократической легитимности. Подобно принципу прав, де
мократия должна рассматриваться как verite ajaire *, процесс обучения,
независимо от того, какое достигнуто институциональное устройство по
литической системы. Каая реальная организационная форма демокра
тии имеет свои механизмы исключения. В современной представительной
демократии умаляется значимость тех, кто не состоит в членах мощных
добровольных ассоциаций и партий; прямая демократия исключает по
литически неактивных людей, не ставящих на первый план проблемы об
щественного блага; территориальная демократия дискриминирует произ
водителей; производственная - потребителей. Федерализм возвышает
слабых енов федерации за счет несоасных лиц и групп внутри каждо
го из ее енов. Централизаторская демократия не дает стимулов потен-
*
Ис
т
ина, т
ре
бщая
д
оказатель
с
тва
(
фр
.
)
.
ГРН
С
К
ОЕ НЕПОВ
ИНОВЕНИЕ
И
П
РН
С
К
ОЕ
ОБЩЕ
СТ
В
О
755
циально важным самоуправляющимся единицам. И никакая комбинация
этих принципов не может полностью устранить исючение. Вместо это
го мы выступаем за множественность демократических форм как идеал
институционализации современного граанского обще€тва, но угверж
даем, что даже продвинувшись в этом направлении, все равно необходи
мо различать нормативные принципы демократической легитимности и
вопросы организации верховной власти, с тем чтобы первые МОГЛИ слу
жить моральной отправной точкой для критики последней.
Второй подход принадлежит двум лучшим из живущих в ХХ в. теоре
тикам демократической легитимности - Ханне Арендт и Юргену Хабер
масу. ОJ-�И оба отказались от руссоистской версии радикально-демокра
тическои теории, не отбрасывая при этом ее нормативных идеалов74. Оба
поместили понятие публичной сферы в центр своей политической тео
рии. И, что любопытно, оба описали проблему граанского неповино
вения в терминах демократической теории, свободной от многих изъя
нов радикально-демократического подхода75. Мы кратко обобщим эти
позиции и покажем, что они открывают возможность синтеза всего луч
шего, что есть в либеральной традиции.
Теоретические и политические границы либеральных теорий граж
данского неповиновения хорошо видны, когда обращаешься к теорети
кам, рассматривающим проблему не с точки зрения закона или даже
прав, а с точки зрения демократии. Это наиболее явно просматривается
у Арендт, основные доводы у которой связаны с гражданским неповино
вением. Она утверждает, что невзирая на все усилия различить граждан
ское неповиновение и протест по соображениям совести, либеральный и
преимушественно юридический подход не может надлежащим образом
этого Достичь7
6
. Когда юристы пытаются оправдывать участника граж
данского неповиновения на моральных и правовых основаниях, они ста
раются придать поступку вид протеста по соображениям совести или ис
пытания закона на его конституционность. «Самой большой неправдой
в нынешних спорах [1969] мне представляется исходная посылка, что мы
имеем дело с людьми, сознательно и от своего лица выступившими про
тив общественных законов и обычаев, - посылка, которую разделяют и
защитники, и противники гражданского
неповиновения»77.
Дело в том, что ситуацию участника гражданского неповиновения
не�ьзя приравнивать к ситуации любого отдельно взятого индивида по
тои простой причине, что такой участник может действовать и уд ержи
вать свои позиции только как член группы78. В отличие от отказ ников по
соображениям совести, не подчиняющихся какому-то законодательному
установлению из-за того, что оно противоречит их личному моральному
сознанию, участники гражданского неповиновения часто нарущают за
коны, сами по себе не вызывающие возражений, с целью протеста про-
2
5
*
756
ГЛА
В
А 11
тив других несправеивых указов, политических решений или прави
тельственных постановлений. Иначе говоря, решающей чертой nолити
ческого характера акций гражданского неповиновения - каковая, собст
венно, и делает их политическими в глазах Арендт - является то, что их
участник действует не в одиночку. Мы имеем дело с коллективным дей
ствием, социальными движениями, индивидами, действуюшими как
часть организованного меньшинства, связанного воедино общим мне
нием (стоящим над общим интересом). Более того, их действие произра
стает из согласия друг с другом, и именно это согласие, а не личные нрав
ственные устои, сообщает их мнению уверенность и убеенность.
Значит, речь здесь идет не о моральной цельности индивида и не о
правилах личной совести (намеренный ход юристов, проводяших разли
чие между такими акциями и преступлением), а о легитимности проти
возаконных политических действий со стороны граждан, действующих
заодно. Таким образом, хотя гражданское неповиновение и предполага
ет какую-то форму овесного обращения к большинству с целью оказать
на него влияние, оно также является политическим
д
е
й
ствием в публич
ных пространствах гражданского общества, нацеленным на то, чтобы
повлиять на действующих лиц политического общества. Здесь имеется в
ву нечто большее, чем принципы Первой поправки, защищающие
свободу слова. Согласно Арендт, «гражданское неповиновение возника
ет тогда, когда значительное число граждан убеждается либо в том, что
нормальные каналы (влияния) больше не работают и на их жалобы нет
реакции, либо что правительство, наоборот, готовится к переменам и уже
настойчиво предпринимает такие действия, легальность и конституци
онность которых подлежит серьезным
сомнениям»79.
В этом определе
нии подчеркиваются наличие изменений, екватность каналов влияния
гражданского общества на политическое (и тем самым на государство) и
принципы легитимности (конституционности), которыми должны руко
водствоваться и ограничиваться все действия государства.
Арендт тае хочет поместить гражданское неповиновение между
преступностью и настоящей революцией, но, в отличие от либералов
или юристов, она не настаивает на ненасильственности как отличитель
ном признаке гражданского неповиновения и не делает ударения на
нарушениях индивидуальных прав. Она отсылает нас ко всему корпусу
трудового законодательства - к праву заключения коллективных дого
воров, к праву создавать организации и бастовать - как к примерам
прав, которые мы склонны сегодня считать само собой разумеющимися,
в то время как им предшествовали десятилетия ожесточенного граждан
ского сопротивления законам, впоследствии устаревшим8О. Специфику
граанского неповиновения, следовательно, но искать в чем-то дру
гом. Главная проблема, стоящая перед конституционными демократия-
СКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ И СКОЕ ОО
757
ми, такова: достаточно ли гибки институты свободы, чтобы выдержать
натиск перемен без гражданских войн и революций? От ответа на этот
вопрос зависит отношение между гражданским неповиновением и зако
ном. Мысль Арендт состоит не в том, чтобы утвердить наилие, ибо 13 на
силии она видит нечто противоположное политическому действию, а
гражданское неповиновение есть политическое действие par exceence.
Но коллективное действие есть сложное явление; и не характер кон
фликта, насильственный или ненасильственный, отличает гражданское
неповиновение от восстания, а скорее дух этого действия и дух законов,
к которому оно обращено.
Арендт утверждает, что, будучи в наши дни явлением всемирным,
граанское неповиновение по своему происхоению и сути - феномен
американский. На ее взгл, в других языках нет даже соответствующего
слова. Однако в ОТЛичие от Дворкина Арендт не связывает особенности
американского конституционализма с выраженным в нем принципом мо
ральных прав или с легалистским пониманием разделения властей. По ее
представлениям, при сущий конституционализму Американской респуб
лики, ее особому правовому сознанию уникальный дух состоит в принци
пе активного согласия, в том смысле, что в делах общественного интере
са и значимости существует активная по
дд
ержка и постоянное участие
людей. Люди при этом мыслятся не как недифференцированная, единая
масса с общей волей и общим мнением (Руссо), а как доным образом
учрежденная множественность местных, региональных и общегосударст
венных политических организаций (федеральный принцип разделения
властей), в рамках которых получает возмоость высказать свое мнение
множество различных сегментов общества. Арендт утверждает, что авто
ритет и легитимность американской конституции покоятся на принципе
народовластия: власть, вручаемая правительству и органам управления,
ограничена, делегирована и может быть отозвана.
Здесь Арет семится связать граанское неповиновение с тради_
циями республиканской политической культуры, лежащей в основе аме
риканского конституционализма, - с традицией добровольных ассоциа
ций, с практикой заключения обязательств и соглащения путем взаимных
обещаний, с традицией объединения частных лиц и их совместных дейст
вий. «С моей точ зрения, граанское неповиновение есть не что иное
как позднейшая форма добровольной ассоциации, и его участни дейст�
вуют в полном согласии со старейшими традициями страныI)81 •. Согласие,
право на несогласие и искусство объединяться выражения мнения
меньшинства и тем самым ограничения моральных полномочий боль
шинства составляют гранскую добродетель республи современной
эпохи. Арендт справедливо усматривает в массовых демонстрациях конца
1960-х важный пример продолжения старых традиций. Ей тае понятно,
ГЛА
В
А 11
к\кое ошеломляющее воздействие на мнение большинства могуг оказы
Ba посредством акций гражданского неповиновения организованные
ме�\шинства. Та ким образом, политическое противостояние в самой
сердцевине гражданского общества, каковым является гражданское непо
вино�ение, есть принцип добровольного объединения в действии.
Арендт так и не представил а нам теории гражданского общества, адек
ватной тому пониманию гражданского неповиновения, которое она за
щищает в своей статье. Подобно другим неоаристотелианским коммуни
таристам, она оперирует теоретически устаревшими понятиями. Те м не
менее, когда ей приходится сталкиваться с феноменом граанского не
повиновения в СоединеЫХ Штатах, она вынуждена при бегать к неко
торым ключевым составляющим понятия гражданское общество, проти
:
воречащим ее собственной общей теоретической конструкции82. Самыи
разительный пример - ее отсылка к локковской модели общественного
договора, той, что наиболее пригодна для описания американского опы
та договоров, обязательств и соглашений, приобретенного в период до
Войны за независимость. Хотя Арендт ссьmалась на локковскую модель и
раньше83, в данной статье она толкует ее совершенно по-новому. По ее ут
верению, Локк полагал, что договоры ведут к образованию не прави
тельства, но общества (societas), добровольной ассоциации индивидуаль
ных членов, которые, уже будучи взаимосвязанными, договариваются о
создании правительства84. Однако на этот раз она толкует эту «горизон
тальную» версию общественного договора в том плане, что он ограничи
:
вает власть каждого индивидуального члена, оставляя неприкосновеннои
власть общества. Пока сохраняется общество, эта власть не может вер
нуться к индивиду, но не может она и быть присвоена in toto * правитель
ством - власть правительства ограничена и сохраняется, пока это угодно
обществу. Новым здесь является то, что Арендт пользуется горизонталь
ной моделью заключения договоров и соасования действий не для опи
сания революционных способов создания новых политических образова
ний, а для объяснения феномена гражданского неповиновения, при
котором субъекты коллективного действия образуют добровольные ассо
циации в рамках общественных двений, не нацеленных на револю
цию, в смысле упразднения существующих или создания новых форм
политического общества.
Арендт не изменила своих оценок современного общества или совре-
менной политической систем в Америке и в других местах. Для нее
Америка остается по преимуществу массовым обществом, в котором со
гласие целиком фиктивно, а представительное правление находится в
кризисе «отчасти из-за того, что со временем оно утратило все институ-
* Полностью (
л
а
т
.
)
.
НС
К
ОЕ
НЕПОВИ
НОВЕНИЕ И
НС
К
ОЕ
ОБЩЕС
Т
ВО
759
ты действительного участия в нем граждан, а отчасти из-за поразившего
его тяжкого недуга, от которого страдает партийная система, - бюрокра
тизации и склонности обеих партий не представлять никого, кроме соб
ственных партийных
машин»8
5
.
По сути, она критикуТ существующие
институты с позиций внешней по отношению к ним, идеализированной
модели прямой демократии. Нормы демократической легитимности об
ладают верховенством над современными конституционными полити
ческими системами. Отсюда непоследовательность всей ее защиты граж
данского неповиновения. С одной стороны, она приводит внешне
убедительные доводы относительно нормьности гражданского непо
виновен ия, когда речь заходит о защите политического участия частных
лиц в гражданском обществе и расширении их влияния на экономичес
кое и политическое сообщества; с другой стороны, отправляясь от своей
общетеоретической схемы, она, как представляется, видит в традиции
добровольной ассоциации не просто общественную предпосылку пред
ставительных институтов, таких, как партии и парламенты, а их замену.
В конце концов, традиция заключения договоров и образования объеди
нений, на которую она ссылается, - это, согласно ее работе «О револю
ЦИИ»,
именно та традиция, в рамках которой пер во начально создавались
(опыт эпохи колонизации) и затем пересоздавались (опыт времен Войны
за независимость) политические институты. Для Арендт они являют со
бой политические пространства для прямого демократического участия,
зародыш будущего преобразования политической системы от партий и
парламентов в направлении какого-либо типа модели советов.
Те м не менее в своей статье о гражданском неповиновении Арендт
возвращается к некоторым кл ючевым моментам современных граждан
ских обществ - добровольной ассоциации и общественным движени
ям, - когда речь заходит о тех видах внеинституциональных политичес
ких действий и гражданских добродетелей, которые характерны для ча
CTHX лиц в современном дифференцированном обществе. По крайней
мере в этой работе она относит принципы демократической легитимно
сти не к политической системе или правительству, а (во всяком случае
имплицитно), к гражданскому обществу, рассматриваемому обособлен
но от них. К тому же опора скорее на демократическую, нежели на либе
ральную теорию, позволяет ей разглядеть политический характер граж
данского неповиновения и его политическую функцию: граанское
неповиновение во имя дальнейшей демократизации граанского об
щества, политического строя и экономической системы есть легитимное
политическое действие. Арендт встает на защиту гражданского непови
новения, нацеленного либо на защиту и утверение прав меньшинств,
либо на демократизацию политического общества и (довольно непосле
Довательно) экономических институтов.