Клямкин И.М. Европейский выбор или снова особый путь?

Подождите немного. Документ загружается.

сованы в российской трансформации. Они постоянно напоминают о пробле

ме свобод и прав человека в России, что не позволяет западным лидерам свес

ти всю свою политику в отношении Москвы к совсем уж циничному прагма

тизму.

Но общественное измерение западной политики, увы, пока не столь влия

тельно, чтобы заставить политический Запад отказаться от курса попуститель

ства Кремлю. Речь не о том, чтобы западные лидеры продвигали в России де

мократию, — это никому не нужно. Они, кстати, пытались это делать во вре

мена Клинтона, но их помощь демократии кончилась поддержкой

коррумпированного ельцинского режима и фальсифицированных президен

тских выборов.

Мы должны ожидать от Запада другого: отказа от открытой и безоговороч

ной поддержки персоналисткой власти и создания благоприятных внешних

условий для ее воспроизводства. Никто не заставляет западных руководителей

поступать так, как это, например, сделал французский президент Саркози,

признавший российские выборы в 2007–2008 годах «справедливыми». Луч

шей поддержкой российской трансформации было бы просто следование За

пада своим цивилизационным принципам.

Игорь КЛЯМКИН:

Давайте договоримся: после того, как все выступят, я предоставлю каждо

му возможность отреагировать на выступления коллег. Так у нас принято,

и давайте этот регламент не нарушать.

Екатерина МИШИНА (доцент факультета права ГУ—ВШЭ):

«В России только потому могут быть такие выборы, что предела терпению

у нашего народа нет»

Прежде всего, огромное спасибо докладчикам. Это было необыкновенно

интересно. Из услышанного меня больше всего поразил тот факт, что суще

ственный процент избирателей, пришедших на избирательные участки,

не проявил никакого интереса к результатам подсчета голосов. И это проли

вает свет на природу явления. Все, что происходит в России в последние

15 лет, напоминает мне последовательную проверку населения страны

на предел терпения.

Выясняется, что такого предела нет. И не потому, что страна населена ан

гелами. Это совершенно другое.

Это, вопервых, глубокое безразличие к происходящему. И вовторых

(здесь я солидаризируюсь с моим заведующим кафедрой Михаилом Алексан

дровичем Красновым), Россия не готова к осуществлению принципа разделе

ния властей как такового. Мы ждали, что общество както отреагирует на от

мену выборов губернаторов, но так и не дождались. Мы ждали, что оно отре

291

Российские выборы: вчера, сегодня, завтра

агирует на то, что происходило и происходит с судом присяжных и что в ито

ге закончится, как я подозреваю, выхолащиванием его истинного смысла.

Но население оказалось безразличным и к этому.

Политический режим, который существует в нашей стране, в юридичес

кой науке называется «управляемой демократией». Это когда налицо некото

рые атрибуты демократии за исключением одного, но самого существенного

— результаты выборов не предопределены заранее. Происшедшее на ок

тябрьских выборах стало еще одним свидетельством того, что в России пра

воприменительная практика идет по пути минимального использования зако

нодательных возможностей. Вы же знаете, что конституция, равно как и лю

бой закон, деюре и дефакто существенно друг от друга отличаются. И

не только, кстати, в России, но и в других странах. Причем такое бывает

и на самых верхних этажах государственной власти.

Конституцию Пятой республики во Франции называют цезаристской, она

предоставляет президенту огромные полномочия. Но это не значит, что фран

цузские президенты использовали все предоставленные им конституционные

возможности. Даже тогда, когда срок их пребывания в должности составлял

семь лет, а не пять, как сейчас. Что касается нашей страны, нашего избира

тельного законодательства и его использования в ходе предвыборных кампа

ний и самих выборов, то я боюсь, что произошло то, что называется «караул

устал»: народу такая игра без правил стала неинтересной.

Народ не верит в институт выборов и его перспективы, как не верит и в за

кон, призванный защищать их от фальсификаций. Некоторые идут на избира

тельные участки по привычке, потому что сказали коллеги по работе, потому

что туда идут друзья. Лев Дмитриевич Гудков, как социолог, это здесь под

твердил. А по сути своей это уже некий такой ритуал, причем ритуал, ни к че

му не обязывающий.

Кирилл РОГОВ (научный сотрудник Института экономики переходного пе'

риода):

«Выборы продемонстрировали начало распада режима, при котором мы жили

предыдущие несколько лет»

Я бы хотел сделать несколько общих замечаний по предмету нашего об

суждения. Эти замечания касаются как тактических, так и стратегических ас

пектов коллизии с последними выборами.

По всей видимости, эти выборы являлись частью плана укрепления «Еди

ной России» как некой цементирующей партии, плана создания монопартий

ной системы по, так сказать, мексиканскому сценарию. Что нужно сделать,

чтобы двигаться в этом направлении? Для этого нужно создать абсолютное

доминирование «Единой России» на региональном электоральном поле. Что

бы все значимые элиты решали свои проблемы внутри этой партии, а не так,

292

Европейский выбор или снова «особый путь»?

как они играли в начале и середине 2000х: одни — за «Единую Россию», дру

гие — за «Справедливую»…

Лилия ШЕВЦОВА:

Если так, то это проявилось уже в Сочи, где кандидат «Справедливой Рос

сии» вообще был отстранен от участия в выборах мэра…

Евгений ЯСИН:

Но там еще допустили участие Немцова. А потом, очевидно, с такого рода

экспериментами решили покончить…

Кирилл РОГОВ:

И появился план, согласно которому «несистемные» кандидаты до выбо

ров не допускаются, а участие в них кандидатов «системных» должно соче

таться с обеспечением безальтернативности «Единой России» на региональ

ном уровне. Онто и предопределил, как мне кажется, крайнее администра

тивное давление на октябрьских выборах и небывалый уровень

их фальсификации.

Однако протест «системных» (ручных, точнее) партий свидетельствует

о том, что в центре — в Москве, в Кремле — далеко не все хотят, чтобы этот

проект a la Mexico осуществлялся. Демарш не был спонтанным, он был рас

считан и сделан с сознанием, что эта позиция у когото найдет отклик.

Он не столько отражает собственные позиции этих партий, сколько некото

рый расклад сил по отношению к проекту монопартийности.

Еще один результат последних выборов заключается в том, что стало ясно:

КПРФ остается мощнейшей оппозиционной силой, ее потенциал очень вы

сок и она способна составить конкуренцию «Единой России». И власти осоз

нают эту опасность. Ведь если даже населению просто показать реальный ре

зультат, где у «Единой России» — 40–47%, а у КПРФ — 23–28%, то возникнет

уже иная, чем сейчас, политическая ситуация. Это будет означать, что

в КПРФ можно «вкладываться», что это имеет смысл. Что, в свою очередь, из

менит ориентиры в выборе стратегии для элит.

Ведь на случай нового витка ухудшения экономической ситуации (а тренд

здесь не изменился) и, соответственно, возрастания потенциала протеста —

на этот случай есть, оказывается, политическая сила, которая готова протест

возглавить. И не просто возглавить, а рассчитывать на более чем 30% избира

телей. Это и продемонстрировали выборы, если смотреть на их нефальсифи

цированные результаты. А на них, конечно, в Кремле смотрят.

Если же говорить о более общих вещах, то, мне кажется, выборы проде

монстрировали начало распада того режима, при котором мы жили предыду

щие несколько лет и который — в терминах Роберта Даля — можно назвать

293

Российские выборы: вчера, сегодня, завтра

«инклюзивной гегемонией». Это режим, при котором уровень публичной

конкуренции, публичной дискуссии весьма низок, а политическое участие

населения довольно высоко. То есть это авторитарный режим, опирающийся

на значительную реальную поддержку общества. Он существовал в России

в первой половине — середине 2000х, но сегодня, как я уже сказал, наблюда

ются, помоему, верные признаки его распада.

Самым важным параметром на этих выборах мне представляется явка —

реальная, а не приписанная. Явка около 20% для такого режима выглядит неп

риличной по нескольким причинам.

Вопервых, ее неприятно показывать, а показав, попрежнему утверждать,

что нашей главной партии, надежде и опоре страны, доверяет население. По

тому что если явка составляет 20%, а за «Единую Россию» голосуют 50–60%

(при фальсификации), то это значит, что она имеет поддержку 10–12% изби

рателей. Это никакая не гегемония, это ерунда какаято. Для демократичес

ких, альтернативных выборов такой уровень «включенности» населения

вполне нормален. А для безальтернативных — нет.

Вовторых, при такой явке, как здесь уже было сказано, неизбежны боль

шие издержки на фальсификацию. Надо много кидать бюллетеней, чтобы

восполнить малую явку и дать нужный результат. И при этом все всё знают:

если на выборы ходят 20%, то это значит, что образуются целые социальные

слои, в которых на выборы никто не ходит вообще. Это значит, что человек

не пошел голосовать, зная, что и все его соседи и знакомые не пошли тоже.

Это значит, что нет и того «активистского» ядра, которое транслирует «пра

вильную» норму: мы — за Путина, мы — за «Единую Россию»! Но если так,

то, когда люди видят официальные результаты, их не надо убеждать в том, что

все это «нарисовано». Так и проявляется отсутствие политической «включен

ности», ее деструкция.

Мне кажется, что симптомы разрушения режима «инклюзивной гегемо

нии» стали обнаруживаться и в некоторых социологических опросах второй

половины 2000х. Мы видим в них, что установка людей на «централизацию»,

на жесткие политические модели постепенно размывается. А ценность «плю

ралистических» моделей, наоборот, возрастает.

Так, по данным ЛевадаЦентра, в ответах на вопрос, что важнее — права

человека или порядок в государстве, чаще попрежнему фигурирует порядок,

но соотношение сторонников «порядка» и «прав человека» существенно из

менилось: в 1997 году это было 60% против 27%, а сейчас — 51% против 39%.

Разрыв уменьшился в три раза.

Другой вопрос — о многопартийности. В 1994 году доля ее сторонников

и противников была одинаковой — 40%. К 1997му процент противников да

же возрос (до 48%), а процент сторонников остался прежним. Но в 2004 году

мы обнаруживаем уже 50% сторонников при 40% противников, а в 2007м со

294

Европейский выбор или снова «особый путь»?

ответственно 56 и 36%. Тренд совершенно четкий. Спрос на многопартий

ность с 1994 года до второй половины 2000х вырос в полтора раза.

Третий вопрос: нужна ли сильная оппозиция власти? Это непосредствен

но относится к теме «монопартийного проекта». Тут тоже впечатляющий рост

утвердительных ответов по сравнению с 2001 годом. Тогда в пользу необходи

мости оппозиции высказывались 59% опрошенных при 23% голосов «про

тив». Сейчас же процентное соотношение стало 71:16.

Но если в настроениях людей можно уловить растущую склонность к кон

курентным и плюралистическим моделям, то настроения властей, видимо,

прямо противоположные. Проект «либерализации» показался им неприемле

мым и пугающим, помоему, даже в самом игрушечном своем варианте. Вер

нее, стало ясно, что игрушечный вариант не получится. Соответственно, если

разрушается модель «инклюзивной гегемонии», а вариант демократизации,

видимо, совершенно отвергнут, то единственный реалистичный сценарий —

это попытка перехода к настоящей гегемонии, более жесткой. Но переход

к этой модели возможен только в том случае, если общество удастся серьезно

чемто напугать.

Игорь КЛЯМКИН:

Спасибо. Я хочу обратить ваше внимание на слово «распад», прозвучавшее

в выступлении Кирилла Юрьевича. Происходившее 11 октября и в первые дни

после выборов можно интерпретировать двояко. Можно считать это проявле

нием системной устойчивости и способности власти изыскивать средства для

ответов на новые вызовы. А можно — проявлением назревающего глубокого

системного кризиса, или распада. Какието внешние симптомы этого можно

было наблюдать, кстати, в поведении некоторых лидеров «Единой России» —

в частности, Володина и Исаева.

Вспомним, как реагировали они на протесты системных партий. Они реа

гировали откровенной «жериновизацией» политической стилистики…

Лилия ШЕВЦОВА:

Истерически реагировали.

Игорь КЛЯМКИН:

Да, истерически. И это симптом неуверенности, симптом того самого рас

пада, о котором говорил Кирилл Рогов.

Несколько слов по поводу возможностей «более жесткой гегемонии».

Это необязательно ликвидация выборной процедуры вообще. Может быть

и вариант юридических ограничений, когда система воспроизводит себя

не посредством манипуляций и фальсификаций итогов голосования, а посре

дством недопущения к выборам оппозиционных политических сил, способ

295

Российские выборы: вчера, сегодня, завтра

ных составить конкуренцию власти. Так было, например, в Южной Корее

в пору нахождения там у власти генералов.

Кстати, в определенном смысле такая система более правовая, чем наша:

она обеспечивает монополию на власть не за счет нарушения закона или отка

за неугодным партиям в регистрации, а за счет дискриминационности самого

закона. Но такая легализация ограничений природе российской системы, как

мне кажется, все же не соответствует. Ей нужен юридически чистый фасад,

а такая «чистота» может поддерживаться только за счет имитационности.

Владимир ГИМПЕЛЬСОН (директор Центра трудовых исследований ГУ—

ВШЭ):

«Растущие издержки фальсификации могут подавить нынешний высокий

спрос на нее»

Мне тоже показался очень интересным и качественным анализ, представ

ленный Дмитрием Орешкиным и Львом Гудковым. После их выступлений об

щая картина происходящего уже никаких вопросов не вызывает. Позволю се

бе сделать несколько дополнений в развитие того, что было сказано коллегами.

Дмитрий Борисович говорил о том, что со стороны власти спрос на «фаль

шак» последовательно растет. И предложение «фальшака», которое обеспечи

вается избирательными комиссиями, растет тоже. Это два узла единого меха

низма, поддерживающие и стимулирующие друг друга.

Пока издержки фальсификации малы, такой механизм надежен. Можно

осуществлять ее, никого и ничего не боясь. И логика дальнейшего развития

вроде бы понятна: все больше и выше. Тем более что технология фальсифика

ции осваивается и распространяется очень быстро. В данном отношении «вы

сокие технологии» в России освоены. Загвоздка же в том, что издержки фаль

сификации не остаются постоянными, со временем они могут меняться.

И они, как показали докладчики и некоторые другие выступавшие, уже нача

ли расти.

Если реальная явка 20%, то доложить еще 10% — это гораздо проще, чем

доложить 20% при явке 10%. Издержки увеличиваются. И использование

КУИБ заметно усложняет вмешательство в ход голосования и тоже повышает

издержки. Увеличивает их и негативная реакция — пусть вялая — системных

партий. И эти издержки фальсификации, скорее всего, будут расти, подавляя

и спрос и предложение.

Повлияет ли на их динамику апатия населения, которое ни во что уже

не верит? Однозначный ответ дать трудно. Можно лишь попробовать объяс

нить, почему люди так реагируют, почему им по большому счету все равно,

что происходит.

Как вы, наверное, помните, Альберт Хиршман в своей книге «Exit, Voice

and Loyalty» выделяет две альтернативные стратегии поведения: стратегию

296

Европейский выбор или снова «особый путь»?

выхода и стратегию голоса. Участие в выборах, политическая или обществен

ная реакция на выборы — это стратегия голоса, требующая усилий. А страте

гия выхода, как правило, намного «дешевле», и потому рациональные инди

виды предпочитают чаще именно ее. Выход — это голосование ногами, кото

рое происходит в разных формах.

Когда мы видим, что в Центральной и Западной Европе появляются целые

российские поселения, то это выход, это реакция на российскую политику,

включая и фальсификации результатов выборов. Люди живут на два дома, мо

таются тудасюда, и им в значительной степени действительно стало все рав

но, что происходит в стране. Это не высшая, но средняя (в том числе регио

нальная) элита. И пока у людей есть выход, пока они могут им в разных фор

мах воспользоваться, они будут придерживать свой голос и не будут

им пользоваться. Или, говоря иначе, не будут вмешиваться в ход событий. Это

означает, что индивидуальные стратегии приспособления взяли верх над кол

лективными действиями и над политической активностью в любых формах.

Если мы смотрим на структуру нашего общества, используя длинные ста

тистические тренды, то видим нарастание этой индивидуализации очень от

четливо. Сегодня уже половина всех занятых не работает в корпорациях или

какихто организациях. Они предоставлены самим себе и решают свои проб

лемы теми способами, которые им удобны и доступны. Поэтому государство

им малоинтересно. К тому же нередко они видят в нем не механизмы решения

своих проблем, а механизмы создания проблем дополнительных. А значит,

от него лучше держаться подальше. И пока можно выживать и существовать

таким образом, явка на выборы будет падать, а реакция на фальсификацию

их результатов будет оставаться вялой. Но это разложение общества и распад

общественных связей.

Как долго такое будет продолжаться? Мне кажется, нам это знать не дано.

Во всяком случае, у меня лично нет ответа на вопрос, куда это все может прий

ти. Но у меня есть ощущение, что издержки фальсификации для власти все

таки будут расти. Поэтому можно предположить, что с выборами могут по

кончить вообще. Но я согласен и с тем, что выборы — последняя линия леги

тимизации действующей системы.

Думаю, что для власти рациональной реакцией на происходящее был

бы плавный, постепенный выход из «фальшака». Хотя бы потому, что и дегра

дация выборов, и их свертывание грозят в перспективе гораздо более круп

ным, системным обвалом.

Игорь КЛЯМКИН:

Все, что вы сказали, — дополнительные штрихи к симптоматике того рас

пада, о котором говорил Кирилл Рогов. Они наблюдаются не только в элите.

Какието слабые симптомы проявляются и среди избирателей. На меня ко

297

Российские выборы: вчера, сегодня, завтра

лоссальное впечатление произвел документ — он размещен на нашем сайте, —

представленный наблюдателем от «Яблока».

Он был свидетелем подсчета голосов на одном из московских избиратель

ных участков. И он приводит два протокола: первый, составленный сразу пос

ле подсчета, и протокол итоговый, официальный. Так вот, по первому прото

колу победила «партия»… испорченных бюллетеней! Она набрала 46% голо

сов, а «Единая Россия» — всего 7%. В окончательном же протоколе у «Единой

России» оказалось 26%, а количество недействительных бюллетеней умень

шилось больше чем на порядок.

Не берусь судить, что означают эти 46% избирателей, сделавших свои бюл

летени недействительными. Но это тоже может быть локальным симптомом

какихто протестных настроений в обществе. Настроений, которые социоло

гическими опросами пока не фиксируются.

Алексей КАРА5МУРЗА (заведующий отделом Института философии РАН):

«На октябрьских выборах был преподан наглядный урок всем, кто хочет

пойти в политику: мало быть абсолютно лояльным, надо иметь "правильный"

партбилет»

Спасибо большое докладчикам. Чувствуется, что мы проводим время

в правильном месте и с правильными людьми. Теперь о сути обсуждаемой

проблемы.

Вопервых, очевидно, что та точка, в которой мы оказались и сейчас нахо

димся, — абсолютно закономерна. Это очередная логичная веха на полити

ческой линии нескольких последних лет. Линии, которую определили такие

факты, как отмена губернаторских выборов, избрание Путина лидером правя

щей партии, обретение выигравшей партией права предлагать кандидатуры

губернаторов, и т.д.

Региональные элиты все с меньшим количеством исключений все более

концентрируются в «Единой России», и сохраняющиеся в этих элитах конф

ликты интересов все более поглощаются этой большой партийной «губкой».

А все те, кто не поглощается, обречены на маргинализацию, с которой уже го

товы, кажется, примириться. Отсюда и мое впечатление от демарша партий

системной оппозиции в Государственной Думе. Своим уходом они демон

стрировали свой протест не перед избирателями и не перед первыми лицами

государства, а перед своими спонсорами: «Вы нам свои места в избирательных

списках проплатили, а мы в свою очередь сделали все, что от нас зависело.

И все было бы как надо, но нас банально кинули. А потому и все вопросы те

перь не к нам…»

Вовторых, любые выборы у нас, как и прежде, — это производная от глав

ных выборов, президентских. Важнейший вопрос для всех: дадут ли Медведе

ву пойти на второй срок?

298

Европейский выбор или снова «особый путь»?

Как известно, кандидатуры президента теперь выдвигают партии. Напом

ню, что Медведева формально выдвинули четыре партии. Аграриев и партию

Барщевского как самостоятельные силы ликвидировали; «Справедливую Рос

сию» на региональных выборах (особенно в Москве и Астрахани) унизили,

и президент не смог ее хоть както защитить. «Шелуха» отпала, осталось «ед

ро» — «Единая Россия», у которой есть конкретный лидер. Чтобы избираться,

Путину не надо теперь нарушать Конституцию, как было бы, пойди он на вы

боры в 2008м. И мне очень трудно представить ситуацию, в которой «Единая

Россия» в 2012 году предложит на президентский пост не своего лидера, а ко

гото другого. Трудоустройство же нынешнего президента на будущие двенад

цать лет — вопрос для некоторых, возможно, морально тяжелый, но для сло

жившейся системы все же технический.

А теперь я добавлю к тому, что сказал, некоторые личные впечатления —

своего рода «картинки с натуры». Вот Республика МарийЭл, где только что

прошли региональные выборы — одни из самых вопиющих в отношении мас

совых фальсификаций. Там участвовал список «Правого дела», созданный

на базе активистов бывшего Союза правых сил. Еще совсем недавно это была

сильная и влиятельная команда с немалыми ресурсами. Правда, она была пре

дельно лояльна как к центральным, так и к местным властям. Бывали време

на, когда марийский СПС имел большую фракцию в региональном парламен

те; ее лидеров знали и «верхи» и «низы», их регулярно выбирали. Но на этот

раз «правых» было решено «зачистить по полной». На тех участках, где до кон

ца отработали надежные наблюдатели, результат правых — не менее 10%. А

официально списку «Правого дела» нарисовали всего три процента.

Таким образом, характерной чертой последних выборов стала безжалост

ная «зачистка» всех альтернативных «Единой России» кандидатов и списков,

даже предельно лояльных. Преподан наглядный урок всем, кто хочет попасть

в политику: мало быть абсолютно лояльным, надо иметь «правильный» парт

билет. Оборотной стороной этой окончательной монополизации политики

становится, как я уже заметил, обострение борьбы за места в списках «Единой

России».

Может ли президент, на словах ратующий за многопартийность, притор

мозить этот процесс или даже перенаправить его в иное русло? Можно ли сок

ратить число откровенных фальсификаций, наказать «особо отличившихся»?

Сделать это будет невероятно трудно, ибо придется противостоять тенденции,

набиравшей силу и инерцию все последние годы.

Весной 2010 года предстоят новые выборы во многих регионах. Возьмем

хотя бы два из них — Воронежскую и Рязанскую области. В обоих регионах

недавно «наделены полномочиями» новые губернаторы — заметные люди в

«Единой России». Логика современной политики диктует им удерживать и да

же наращивать процент голосов, поданных за данную партию. Потому что та

299

Российские выборы: вчера, сегодня, завтра

ковы условия индивидуального выживания: надо продемонстрировать, кто

«хозяин» в регионе. Этого будут требовать однопартийцы из числа начальни

ков и кураторов, а особенно те местные единороссы, кто уже формирует реги

ональные партсписки и избирательные бюджеты.

Добрая воля начальства или индивидуальная совесть когото из местных

руководителей — это, увы, очень слабые контраргументы в такой ситуации.

Денис ДРАГУНСКИЙ (главный редактор журнала «Космополис»):

«В эпоху постмодерна нельзя создать демократию эпохи модерна»

Я тоже хочу поблагодарить Дмитрия Борисовича Орешкина и Льва Дмит

риевича Гудкова за замечательные выступления. Но у меня осталось от этих

докладов тягостное впечатление. И не только потому, что все изложенное

на самом деле очень печально: и наглые фальсификации, так объемно и убе

дительно проанализированные Орешкиным, и — особенно — безразличие

людей, о чем говорил Гудков.

Кстати, в докладе Гудкова все время встречается цифра — 60–65%. Столь

ко людей считали, что выборы будут сфальсифицированы, но столько же на

роду, уже после выборов, считает, что все прошло, в общемто, нормально,

приемлемо. Парадокс? Случайность? Ничуть.

Эта роковое число (в точности речь идет о 62,5% — число «золотого сече

ния») было применительно к данной проблеме исследовано математиком

и философом Владимиром Лефевром и его последователями. Появление это

го числа означает, что респондентам, по существу, совершенно все равно,

их не задевает смысл происходящего. Если, например, высыпать перед чело

веком из мешка множество совершенно одинаковых, идеально отполирован

ных металлических шариков и предложить расклассифицировать их на «хоро

шие» и «плохие» (или на «пусиков» и «масиков»), то что получится у него

в итоге? Получится, что «хороших» — 62,5%, а «плохих» — 37,5%. Шестьдесят

на сорок, грубо говоря. Хороших больше, ибо срабатывает правило положи

тельной интенции. С «пусиками» и «масиками» будет та же картина в смысле

пропорций, но кто победит — это уже зависит от того, кого человек предпочи

тает, какое слово ему больше нравится.

Вот именно поэтому у меня и возникло тягостное чувство второго, так ска

зать, уровня. Вызванное уже не бессовестными фальсификациями и даже

не прискорбным равнодушием избирателей. Вызванное нашей аналитичес

кой позицией.

Перенесемся мысленно во вторую половину XIX или в начало ХХ века.

Тогда признанным и на тот период наиболее эффективным инструментом по

литического анализа был марксистский. То есть рассмотрение политической

реальности с точки зрения классовой борьбы, концентрации капитала,

эксплуатации наемного труда и т.п. И ведь действительно, в пору индустри

300

Европейский выбор или снова «особый путь»?