Клейн Л.С. История археологической мысли. Курс лекций. Часть 1
Подождите немного. Документ загружается.
отдаленном прошлом - об этом были книги Гелланика (V в. до н. э.) и "Археология" Гиппия,
но они не сохранились.
Термин archaiologia стали широко употреблять в эллинистическом периоде. Вместе
с тем римляне предпочитали другой термин – antiquitates (древности).
Итальянский историк Арнальдо Момильяно считает, что в V веке до н. э. термин
употреблялся не ко всякому обсуждению древностей, а к специфическим работам.
Исторические труды того времени он делит на две категории – общие истории, доводимые
до современности, как у Геродота или Фукидида, и истории отдаленного прошлого,
сосредоточенные на генеалогии и нравах, написание эрудитами и полные подробных
описаний, как у Гелланика и Гиппия. Первые он называет собственно историями, а вторые
– археологиями или antiquitates, их пишут "антикварии".
Разницу между этими двумя категориями он видел еще и в следующем:
"1. В своем описании историки упирают на хронологию, тогда как антикварии следовали
систематическому плану.
2. Историки представляли факты, которые служили, чтобы иллюстрировать или
объяснить некую ситуацию; антикварии же собирали весь материал, относящийся к данному
сюжету, имеется ли проблема для решения или нет" (Momigliano 1983: 247).
Но сам Момильяно признал, что термин скоро утратил свое отличительное значение еще в
античном мире. Уже "Римская археология" Дионисия Галикарнасского и "Иудейская археология"
Иосифа Флавия были типичными историями, в первом смысле этого слова.
Спасая постулат Момильяно, Ален Шнапп выдвигает на роль "археологии" книгу
Теренция Варрона "Antiquitates" ("Древности"). Как и книга Гиппия, она не дошла до нас, но
известна нам по краткому описанию в труде Августина Блаженного. Судя по этому
библиографическому описанию, труд Варрона состоял из 41 книги, из которых 25 было
посвящено человеческим делам, а 16 – божественным. Книги были построены по
систематическому плану и тем соответствуют определению "археологии" по Момильяно. Из
всего этого следует одно: что деление исторических трудов у Момильяно, возможно, и
справедливо, но его привязка этих подразделений к терминам не имеет решительно
никакого обоснования. С самого начала нет никаких твердых доказательств, что авторы
употребляли термин "археология" как противоположный термину "история" и ограниченный
систематическими и описательными трудами.
Он означал просто общее учение о древностях, изыскания в древней истории.
Основываясь на нескольких мыслях Фукидида, Ален Шнапп пишет:
"Комментаторы не ошибались, когда они называли эту часть книг Фукидида
"археологией", не в нашем смысле слова, но в истинно греческом смысле – изучение древних
дел… Что эта форма археологии может пересекаться с тем, что мы сегодня именуем
археологией, легко показать, и известный пассаж о пурификации на Делосе дает тому
превосходный пример. В этом смысле знание прошлого – archaiologia в греческом значении
термина – очень близка к той специализированной отрасли истории, которую два последних
столетия мы называли археологией" (Schnapp 1996: 50).
С этим трудно согласиться. Древние артефакты редко служили грекам и римлянам
для изучения и выводов. Как пишет Триггер (Trigger 1989: 30), "ученые не делали попыток
систематически открывать такие артефакты", и артефакты эти "не становились предметом
специального изучения".
10. Живучесть "сакральной археологии". Подводя итог, придется признать, что
археология Древнего Востока ("азиатской формации", по Марксу), а в значительной части и
античного мира была "сакральной", то есть далекой от целей познания и научности. Как ни
странно, этот аспект обращения с древностями очень живо ощущается и в современной
жизни. Когда я наблюдаю успешную борьбу нынешней церкви за возвращение древних икон
из музеев (не говоря уже о призывах политиков, недавних коммунистов, к освящению Думы и
изгнанию из нее бесов), я узнаю ту же мистическую ментальность, которая побуждала царя
Набонида реставрировать древний храм как действующую святыню, а древних эллинов
исполнять предписания Пифии. Мы видим этот архаический дух в претензиях православной
церкви на влияние в историческом осмыслении прошлого страны и на распоряжение
церковными зданиями и сакральными древностями.
71
Конечно, церковные общины имеют право на здания и вещи церковного обихода, но
когда эти вещи становятся древними и обретают статус ценнейших свидетельств истории
культуры, нужно понимать, что их повседневное бытование в церковных службах и
отсутствие надлежащего хранения (консервации, реставрации) приводит к их интенсивному
изнашиванию и гибели, а также повышает риск похищения. Вместо реставрации церковь
обычно предпочитает подновление, что вредит историческому памятнику. Нужны законы,
которые бы ограничивали распоряжение древностями и даже выводили их из церковного
обихода, и церковь, стремящаяся слыть просвещенной, не должна была бы этому
препятствовать. К сожалению, отделение церкви от государства у нас значительно менее
радикальное, чем, скажем, во Франции, и церковь пользуется слишком большим влиянием.
11. А была ли археология необходима? Но и за вычетом "сакральной
археологии" в древнем мире мало общего с археологией как наукой. Мы должны признать,
что аргументы сторонников глубокой древности археологии несостоятельны, даже если
принять, что она существовала не в современном виде. Как пишет Филлипс,
"Не более чем остальное человечество до европейцев последних двух веков,
практиковали греки археологию, хотя и делали открытия, археологически интересные, и даже
извлекали правильные заключения… Но в прежние века эти открытия были случайными и
никогда не делались в целенаправленной охоте за знаниями. Еще менее они сопоставлялись и
классифицировались, и из них нельзя было вывести никакой хронологии" (Phillips 1964: 17).
Ни на Древнем Востоке, ни в античном мире археологии не было. А, собственно,
почему? Те, кто стараются доказать противоположное исходят из естественной
убежденности, что археология – необходимый компонент системы знаний и что как только
возникает возможность узнавать древности, находятся и люди, готовые этим заниматься.
Но вот что заметил английский историк античности Мозес Финли, вообще склонный
к парадоксальному мышлению и к провоцирующей постановке вопросов. Финли обнаружил,
что древние греки, не говоря уж о римлянах, были вполне способны проводить
систематические раскопки древних поселений, если бы они хотели это делать.
"Технически, - заявил Финли (Finley 1977: 22), - Шлиман и сэр Артур Эванс имели мало что
нового в своем распоряжении, чего бы не было у афинян в пятом веке". Лопата, заступ,
мастерок, ножичек, кисти, щетки – всем этим греки обладали. Чертить, рисовать умели.
Писать тоже. Не было фотографии, но без этого можно было обойтись. Не было бумаги для
чертежей, но был папирус и были глиняные таблички. Не было крафта, но можно было
упаковать находки в ткани или ящики. Связать расскопанные вещи со своим легендарным
прошлым греки тоже умели. Отдельные рассуждения Геродота и особенно Фукидида,
слишком редкие, чтобы говорить об археологии как науке, тем не менее, показывают, что
археологическое мышление тоже было доступно античным эллинам.
"Древние греки, - продолжал Финли, - уже обладали умениями и персоналом, с которыми
можно было раскопать шахтные гробницы Микен и Кносский дворец, и разумом, чтобы связать
раскопанные камни (буде они бы их раскопали) с мифами об Агамемноне и Миносе. Чего им
недоставало, был интерес – вот в чем огромная пропасть между их цивилизацией и нашей,
между их взглядом в прошлое и нашим".
Они не проводили систематических раскопок с целями познания потому, что им это
не было нужно. С целями ограбления или добывания святынь копали. А с целями познания
нет.
Оказывается, обществу не всегда и не все науки нужны. Это кстати очень важный
вопрос для тех, кто озабочен будущим археологии, в частности в нашей стране. В Англии
Гордон Чайлд много размышлял об этом сакраментальном вопросе. Артамонов, помню, в
самый разгар раскопок на Волго-Доне, когда скреперы вгрызались в курганы и самосвалы
крейсировали в пыли, а 400 зеков долбили ссохшуюся землю, останавливался и бормотал
про себя: "И кому всё это нужно?"
Древним грекам это не было нужно. Почему?
Археология как источниковедческая наука, нацеленная на обработку материальных
источников, предполагает, что ограничение письменными источниками не устраивает
историков. А греков в истории это устраивало, потому что те вопросы, которые они
задавали истории, не нуждались в привлечении материальных источников. История
рассматривалась как череда поступков властителей и героев, а также как действия в
72
условиях определенных законов, нравов и природной среды. Для всего этого достаточно
было письменных источников и устных преданий. К тому же античный мир был
чрезвычайно доверчив к священным мифам и литературным авторитетам. Подвергнуть их
сомнению и проверке просто не приходило в голову.
Общество еще не созрело для археологии. Даже столь блистательное, как
греческое, и столь цивилизованное, как римское. Для своего появления и существования
археология требует очень продвинутой цивилизации и человечества столь поумневшего,
что оно научилось сомневаться. Сомневаться в авторитетах. Сомневаться в утешительных
мифах и божественных истинах. Сомневаться, проверять и доказывать.
Вопросы для продумывания:
1. Представляются ли Вам убедительными аргументы сторонников или
противников углубления археологии в античный мир и почему?
2. Можно ли исключить размышления о происхождении культуры и цивилизации
из археологии, как это сделано в предложенной трактовке?
3. Находите ли Вы всё же у Гомера какие-то сообщения или рассуждения
археологического плана?
4. Всякое ли использование археологического материала есть археология? (ср.
использование у Геродота, у Дионисия, у Страбона).
5. Каковы основания для привязки коллекционирования к археологии?
6. Подытожьте, что нового внесли древневосточные занятия объектами,
впоследствии вошедшими в археологию, по сравнению с первобытными? Чем
они выше "народной археологии"?
7. Чем было обусловлено это превышение? Какие характеристики
древневосточной цивилизации позволили древневосточным властителям
подняться на ступеньку выше в освоении древностей и какие удерживали их
близко от уровня "народной археологии"?
8. Можно ли сказать, что развитие занятий материальными древностями в
Китае опережало развитие в европейском античном мире, и если да, то чем
опережало?
9. Связана ли история дисциплины с историей ее названия?
10. Библейская археология, церковная археология и "сакральная археология" –
это одно и то же?
11. Достаточно ли полно изложены причины того, что археологии не было в
античном мире? Не находите ли Вы других причин?
12. Может ли ситуация с ненужностью археологии повториться?
Литература (3. Ростки археологии в древнем мире).
Клейн Л. С. 1991. Рассечь кентавра. О соотношении археологии с историей в советской традиции.
– Вопросы истории естествознания и техники (Москва), 4: 3 – 12.
Клейн Л. С. 1992. Методологическая природа археологии. – Российская Археология (Москва), 4:
86 – 96.
Клейн Л. С. 1977. "Человек дождя": коллекционирование и природа человека. – Музей в
современной культуре. Сборник научных трудов. Санкт-Петербургская гос. академия культуры. Санкт-
Петербург: 10 – 21.
Baldry H. C. 1952. Who invented the Golden Age? – Classical Quarterly, n. ser., XLVI, 2: 83 – 92.
Baldry H. C. 1956. Hesiod's Five Ages. – Journal of the History of Ideas, 17: 553 – 554.
Blundell S. 1986. The origins of civilization in Greek and Roman thought. London, Routledge.
73
Brundell S. 1986. The origins of civilization in Greek and Roman thought. London, Routledge.
Chang Kwang-Chih. 1968. The archaeology of Ancient China. New Haven and London, Yale
University Press.
Cheng Te-Kun. 1939. Archaeology in China, vol. 1. Cambridge, Cambridge University Press.
Cook R. M. 1955. Thucydides as archaeologist. Annual of the British School at Athens, L: 266 –
277.
Edwards I. E. S. 1985. The pyramids of Egypt. Revised ed. Harmondsworth, Penguin.
Eichhoff K. J. L. M. 19??. Über die Sagen und Vorstellungen von einem glücklichen Zustande der
Menschheit bei den Schriftstellern des klassischen Altertums. - Jahresbücher für
Philologie und Pädagogik, Bd. 120: ???????????????.
Evans J. D. 1981. Introduction: On the prehistory of archaeology. – Evans J. D., Cunliffe B. and Renfrew
C. (eds.). Antiquity and man. Essays in honour of Glyn Daniel. London, Thames and Hudson:12 – 18.
Finley M. I. 1975. The use and abuse of history. London, Chatto & Windus (n. ed.: 1986 – London,
Hogarth).
Gomaa F. 1973. Chaemwese Sohn Ramses' II und hoher Priester von Memphis. Wiesbaden,
Harrassowitz.
Griffiths J. G. 1956. Archaeology and Hesiod's Five Ages. – Journal of the History of Ideas, 17:
109 – 119.
Griffith J. G. 1958. Did Hesiod invent the Golden Age? – Journal of the History of Ideas, 18: 91 –
93.
Hansen G. Chr. 1967. Ausgrabungen im Altertum. – Das Altertum, 13 (1): 44 – 50.
Heider K. H. 1967. Archaeological assumptions and ethnographical facts: A cautionary tale from
New Guinea. – Southwestern Journal of Anthropology, vol. 23: 52 – 64.
Helmich F. 1931. Urgeschichtliche Theorien in der Antike. – Mitteilungen der Anthropologischen
Gesellschaft in Wien, Bd. 61: 29 – 73.
Kitchen K. A. 1982. Pharaoh triumphant: The life and times of Ramses II. Mississauga, Benben
Publications.
Klejn L. S. 1994. Prehistory and archaeology. – Kuna M. and Venclova N. (eds.). Whither archaeology?
Papers in honour of Evžen Neustupny. Praha, Institute of archaeology: 36 – 42.
Lovejoy A. O., Boas G., Albright W. F. and Dumont P. E. 1935. Primitivism and related ideas in
antiquity. Baltimore, Hopkins Press.
Mahoudeau P.-G. 1920. Lucrèce transformiste et précurceur de l'anthropologie préhistorique. –
Révue archaeoologique, 30 (7 – 8): 165 – 176.
McNeal R. A. 1972. The Greeks in history and prehistory. – Antiquity, XLVII: 19 - 28.
Momigliano A. 1983. L'histoire ancienne et l'antiquaire. – Problemes d'historiographie ancienne et
moderne. Paris, Gallimard: 244 – 293.
Müller R. 1968. Antike Theorien über Ursprung und Ebtstehung der Kultur. ß Das Altertum, 14 (2): 67 –
79.
Mustilli D. 1965. L'origine della vita l'evoluzione della civiltá umana nella tradizione degli scritori
classici. – Atti del VI Congres Internazional delle szienze preistorici e protostorici, 2. Firenze: 65 – 68.
Phillips E. D. 1964. The Greek vision of prehistory. – Antiquity, XXXVIII (151): 171 – 178.
Reinach S. 1889. Le Musee de l'Empereur Auguste. – Revue d'Anthropologie, 4: 28 – 36.
Schnapp A. 1996. The discovery of the past. The origins of archaeology. Transl. fr. French (origin.
1993).
Schnapp A. 2002. Between antiquarians and archaeologists – continuities and ruptures. –
Antiquity, 76 (291): 134 – 140.
Sima Qian [Ssu-ma Ch'ien]. 1961. Records of the Grand Historian of China. Transl. by Burton Watson. 2
vols. New York, Columbia University Press (n. ed. Hong Kong, Renditions - New York, Columbia University
Press 1993).
74
Sichtermann H. 1996. Kulturgeschichte der klassischen Archäologie. München, C. H. Beck.
Smith W. S. 1958. The art and architecture of Ancient Egypt. Baltimore, Pengwin.
Trigger B. G. 1989. A history of archaeological thought. Cambridge et al., Cambridge University
Press.
Unger E. 1931. Babylon die heilige Stadt nach der Beschreibung der Babylonier. Berlin, De
Gruyter.
Wace A. J. B. 1949. The Greeks and Romans as archaeologists. – Bulletin de la Société royale
d'archéologie d'Alexandrie, 38: 21 – 35.
Wang Gungwu 1985. Loving the ancient in China. – McBryde I. (ed.). Who owns the past?
Melbourne, Oxford University Press: 175 – 195.
Иллюстрации:
11. Статуя Каваба, сына Хеопса, с надписью Хаэмвасета, сына Рамсеса II (Schnap
1996: 328).
12. Стела с надписью Набонида из Ларсы (Schnapp 1996: 17).
13. Табличка с надписью конца III тыс. до н. э. на одной стороне, а на другой – надпись
6 в. до н. э. (Schnap 1996: 32).
14. Воин в шлеме, обшитом клыками вепря. Костяная пластинка с о.Делос (конец XV –
начало XIII века до н. э.). (Клейн 1994: 12).
15. Смена типов щита: восьмеркообразный и башенный (1 и 2) сущестовали только в
ахейское (микенское) время, дипилонский (3) характеризует гомеровское время
(Клейн 1994: 78).
16. Римский рельеф из Остии I в. до н. э. Рыбаки вытягивают сетью греческую
бронзовую статую, вероятно, Геракла, начала V в. до н. э. Геракл показан и в
центре рельефа (Schnapp 1996: 59).
75
Лекция 4. Средневековье и древности.
1. Средневековый образ мышления. Средневековье очень слабо отражено в
историографии археологии. Лишь в немногих историографических курсах (Sklenař 1983;
Trigger 1989; Schnapp 993/1996) есть соответствующие разделы, и только один из этих
курсов (Алена Шнаппа) содержит значительный объем фактов. На него приходится чаще
всего ссылаться.
Чтобы понять средневековое отношение к древностям, нужно хотя бы кратко
рассмотреть средневековый образ мышления.
Огромное место в средневековом мире занимала религия, гораздо большее, чем в
античном мире. Еще рабовладельческие монархии пытались сформировать
монотеистическую религию, в которой бы одному земному властителю соответствовал
один Бог (опыт такой реформы в Египте при Аменхотепе III – Эхнатоне провалился).
Первой такая религия (иудейская) сложилась у маленького семитского народа на востоке
Средиземноморья – евреев. Народ был небольшим и часто страдал от нашествий более
сильных соседей (Египта, Ассирии, Вавилона, Рима). В этих условиях особую популярность
получили пророки – юродивые вероучители, диктовавшие по наитию путь к спасению, и
вера в Мессию – боговдохновенного спасителя, который придет и резко изменит жизнь к
лучшему. Во время кризиса рабовладельческого общества в составе Римской империи в
первые века н. э. широкое распространение по всей империи получила одна секта
иудейской религии, по учению которой Мессия, по имени Иисус Христос, уже побывал на
земле и принял мученический конец во искупление грехов человечества. Учение призывало
низшие слои к покорности, дав им надежду на вечное блаженство в царствии небесном в
воздаяние за их муки на земле. Христианство стало господствующей религией по всей
Европе.
В Азии и Африке несколькими веками позже распространилось, как пожар, другое
ответвление иудейской религии – ислам (мусульманство или магометанство). Согласно
этому учению, истинным мессией был не Христос, а араб Мухаммед (Магомет), живший в
VII веке. Это учение, распространявшееся вначале среди наиболее многочисленных
семитов – арабов, вольных кочевников, меньше упирало на греховность человека и не так
принижало человека в земной жизни, как христианство (первоначально религия рабов), но
– в силу большей отсталости – ставило каждого человека в более жесткую зависимость от
общины и стариков.
Эти две религии по сути сформировали мировоззрение средневековой Европы,
западной части Азии и северной Африки, где и складывался феодализм.
Триггер (Trigger 1989: 31 – 35) построил свое изложение по пунктам "средневековой
парадигмы истории". Речь у него идет об основных чертах средневекового образа
мышления, которое так отличало средневекового человека Европы от современного в
понимании хода истории и устройства мира и делало многие поступки и речи людей того
времени непонятными нам. Некоторые черты изложил также Эрнст Вале (Wahle 1951: 507 -
511), а наиболее полно средневековая ментальность описана А. Я. Гуревичем (1972). Эту
"парадигму", сформированную христианской религией, можно изложить по следующему
плану (заглавия пунктов мои):
1. Ре веля ц и о низм (от лат. слова revelatio – Откровение). Истинная вера дана
человеку самим Богом в виде Священного Писания (Библии), дополнена Евангелями и
является единственным источником истинного знания. Отсюда примат веры над разумом.
Истолковывать откровение и блюсти истинную веру призвана церковь. Отсюда ее власть
над духовной жизнью людей. И с этим же как-то связана была безоглядная вера в
авторитет писанного, книжного слова (Библия, писания отцов церкви, Аристотель). Это,
конечно, заведомо подрывает необходимость в археологии.
2. Креаци о н изм ( от creatio – сотворение). Средневековый человек усвоил из
Библии, что мир создан единым всемогущим Богом и должен повиноваться его отеческим
заповедям. Отсюда застойный кон се р в а тизм средневекового мышления и нередкие
вспышки ф у н д а ме н т а лизма – воинствующего учения о том, что неизменность основ
76
мира есть благо и всякое нарушение заведенных порядков (божественных!) есть тяжкий
грех, что всякое новшество опасно.
3. Ади нам и з м в о спр и я т ия . Библейская хронология вообще была очень сжатой
– сотворение мира мыслилось за несколько тысяч лет до Рождества Христова. Для
средневекового человека характерна не только поразительная статичность социально-
исторической жизни, ее застойный характер, длительность всех процессов, но и
нечувствительность к ходу времени. Отчасти из-за действительной застойности жизни,
отчасти из-за креационизма люди не замечали изменений вещественного мира – как видно
по их рисункам, представляли себе далеких предков в тех же одеждах, что носили сами, и в
таких же городах, в которых жили сами, помещали давние народы в близкое время.
Древних греков и римлян представляли по своему образу и подобию. Это тоже снимает
мотивированность археологии.
4. Д е г е нера ц и о низ м . Всё в мире было создано в лучшем виде, а постепенно
ухудшается, разрушается и приходит в упадок. Причина – первородный грех первых людей
(нарушение запрета на половые сношения). Ухудшается и вера: истинная вера в единого
Бога сменяется многобожием и идолопоклонством.
5. Эсха то л о гизм (от греч. eschatologos – конечный, последний). Мир движется к
своему концу, который наступит скоро. Это будет Страшный Суд, когда Бог покарает
грешников и наградит праведников. Нужно жить по заповедям, задаривать Бога и молиться.
6. Прови д е н циали з м . Всё, что происходит в мире, представляет собой
уникальные события и происходит по прямому промыслу Божиему, его волей, по его плану.
Вне этого человеческие дела либо стоят, либо повторяются по заведенному циклу.
8. Орие н т о це н тр и з м . Коль скоро Библия впервые появилась у евреев,
начальная история человечества изображается происходившей на Востоке, корни всего
мыслятся там, а остальную историю благочестивые историки должны подключать к этой
первой, библейской истории, и к библейским народам.
Можно сказать, что обстановка жизни, родившая некогда увлеченность греков и
римлян науками и философией, в корне изменилась. Исчез слой людей, обладавших
свободой и знаниями для размышлений о происхождении человека, культуры и народов,
исчезла городская цивилизация и светская образованность. Люди изрядно одичали в своих
деревнях и замках, а культура грамотности сосредоточилась в церковных пристанищах -
аббатствах и монастырях, оказавшись под жесточайшим контролем христианской религии.
2. Древности из классического наследия. Религиозный центр тогдашней Европы
находился в Риме, где по традиции, унаследованной от Римской империи, была
резиденция главы католической церкви, управлявшего верующими христианами всего
западного мира. Церковники заядло уничтожали все символы язычества – храмы, статуи,
святыни. Но часть таких материальных следов язычества они просто переделывали в
христианские святыни, вырезая на них кресты и надписывая благочестивые молитвы.
Светские властители, признавая частично авторитет церкви и конкурируя с ней в борьбе за
политическую власть и влияние, гораздо больше интересовались памятниками древности –
дворцами, статуями, колоннами, утварью, монетами – как символами власти и могущества.
Это определяло отношение к древностям: часть уничтожалась, часть
использовалась, но в преобразованном виде.
В первые века после падения Империи новая культура в значительной мере
строилась на использовании остатков старой. Ален Шнапп пишет:
"Какая разница была между германскими вождями, обосновавшимися во дворце
римского губернатора, крестьянами, захватившими опустевшую часть сельской виллы,
князьями, добывавшими мрамор больших городов для вымостки их залов, епископами,
коллекционировавшими колонны, статуи и саркофаги для украшения их церквей и гробниц, и
учеными, которые в неустойчивом мире своих библиотек, выискивали цитаты древних
авторов? Чтобы превратить остатки Империи в рамку для нового образа жизни, должно было
возникнуть искусство использования руин" (Schnapp 1996: 85 – 87).
Разграбление Римских древностей началось сразу же после падения империи.
Король остроготов Теодорих Великий (кон. V – начало VI вв.), захватив Рим, украшал свой
77
дворец в Равенне красивейшими колоннами и мраморными статуями из Рима (рис. 1). Для
этого он применял к древностям право на выморочное имущество, поручая своему
подвластному:
"Мы посему повелеваем тебе, этим moderata jussio, где услышишь о погребенных
сокровищах, прибыть на место с подходящим свидетелем и объявить для общественной
Сокровищницы как золото, так и серебро, удерживаясь, однако, от возложения рук на прах
покойника. […] не будет жадностью убрать то, что хозяин не сможет никогда оплакать как
утрату" (из писем Кассиодора, IV, 34, цит. по: Schnapp 1996: 84).
Развелось много грабителей могил, с которыми византийские императоры боролись,
претендуя на свое исключительное право владеть этими сокровищами.
Византия и страны Западной и Центральной Европы тогда опережали Италию по
образованности. Из Рима европейские короли и князья вывозили статуи на север. Уже Константин
Великий забрал из Греции много статуй в свою восточную столицу – Константинополь. Король
вандалов Гейзерих утащил из Рима статуи и позолоченную черепицу. Императоры Карл Великий и
позже Фридрих Барбаросса собирали античные геммы и монеты, использовали в своих постройках
римские детали архитектуры и подражали римским статуям (Weiss 1969: 3 – 15). В VIII и IX вв. папы
Адриан I и Лев III разбирали для своих построек старые римские здания.
Карл Великий претендовал на восстановление под своей властью империи, подобной
Римской. В его царствование наступил "первый ренессанс" – увлечение античным наследием.
Античные авторы теперь почитались в монастырях наряду с отцами церкви. Карл выпросил у папы
Адриана разрешение на раскопки в Риме, чтобы извлекать "мраморы и колонны" для украшения
аббатств Э-ля-Шапель и Сен-Рикер. В 774 г. папа Адриан I, который даже не знал латыни, выдал
Карлу Великому разрешение на вывоз в Аахен произведений искусства, в том числе статую всадника
с обнаженной сопровождающей фигурой, что для северных стран было непривычно. Конная статуя
самого Карла Великого (рис. 2) изготовлена как очень близкая копия римской статуи императора
Марка Аврелия (второй четверти II в. н. э.) (рис. 3). В самом Риме уже плохо знали, кто изображен на
коне – говорили, что это некий крестьянин, взявший в плен короля – тогда еще под поднятым
копытом имелась маленькая фигура плененного властителя со связанными руками – об этом
сообщают "Mirabilia Romae" ("Чудеса Рима"), рукопись 1150 г. (Sichtermann 1996: 40 – 43). Развился
обычай использовать античные саркофаги для похорон знати. Сам Карл был похоронен в саркофаге с
изображением похорон Персефоны, Людовик Благочестивый – в саркофаге с изображением
утопления войск фараона в Красном море.
Потом претензии на восстановление империи переместились в Германию, и позже это рыхлое
образование получило название Священной Римской империи. Император Фридрих II Остолбенение
Мира (царствовал с 1220 по 1250) тоже вывозил в Германию бронзовые скульптуры. Из своей
резиденции на Сицилии он посылал в Италию специального уполномоченного по раскопкам "в
местах, где можно ожидать максимума числа находок" (Weiss 1988: 12).
Примеру королей последовали владетели помельче, князья и владыки аббатств. Началась
торговля древними произведениями искусства. В середине XII в. епископ Генрих Винчестерский
приобрел в Риме статуи, которые вывез в Англию. Только в 1162 г. сенат Рима установил немалую
ответственность за сохранность колонны Траяна, тогда во владении женского монастыря Св. Кириака,
- смертную кару за ее поврежедение. "Мы желаем, чтобы она оставалась в целости, без вреда, столь
долго, сколь мир будет стоять … Любой, кто попытается повредить ее, должен быть осужден на
смерть, а его добро должно быть передано в казну" (Schnapp 1996: 94). Это был самый радикальный
закон об охране памятников!
После "Каролингского Ренессанса" развилось паломничество ученых монахов из наиболее
богатых монастырей Европы в Италию, особенно в Рим, чтобы лично увидеть почитаемые и славные
древности. Около 1030 г. для нужд любителей древностей появилось описание Рима – "Graphia-
Libellus" ("Книга-описание"). Веком позже, около 1150 г., при папе Иннокентии II (1130 – 1143),
предположительно Бенедикт, регент хора собора св. Петра, составил большое описание памятников и
произведений изобразительного искусства Рима под названием "Чудеса города Рима" ("Mirabilis urbis
Romae"). Цели этого труда изложены так:
"Эти и многие другие храмы и дворцы кесарей, консулов, сенаторов и префектов, кои были в
языческие времена в этом золотом граде, как мы это читали в старых анналах и видим собственными
глазами и от древних это слышали, как они прекрасно блистали златом, серебром и медью, слоновой
костью и драгоценными каменьями, мы постарались, соразмерно своим силам, изложить яснее в этом
писании для памяти тех, кто придет после нас" (Sichtermann 1996: 44).
78
Насколько люди средневековья развили в себе вкус к античным вещам, можно
видеть по высказыванию Ристоро д'Ареццо, мастера керамики XII века, о древнеримских
сосудах:
"Из этих сосудов я смог приобрести небольшой сосуд, украшенный рельфно столь
естественными и тонкими вещами, что знатоки, увидевшие их, громко вскричали, утратили
самообладание и вели себя, как идиоты – тем, кто ничего о них не знал, могло бы показаться,
что они хотят разбить их и выбросить вон" (Weiss 1988: 13, note 4).
И то сказать, XII век – это уже преддверие Ренессанса.
3. Средневековое увлечение древностями в Азии. Ко ллек ц и о ниро в а н и е
древностей имело давние (и иные) корни в Китае, о чем уже говорилось. В средние века
это увлечение продолжалось. Сохранился очень ранний, рубежа древнего времени со
средневековьем, отчет о случайном вскрытии могилы. Знатный китаец Жу Лин в V в. н. э.
раскопал древнюю могилу, и описание раскопок содержится в сочинении принца Цзи
Хуйлян в начале VI в. н. э.
"Выкапывая ров к северу от Восточного округа, мы дошли до глубины в несколько
ярдов, когда наткнулись на древнюю могилу. Не было никакого знака сверху, а для саркофага
не использованы черепицы, только дерево. В саркофаге было два гроба, совершенно
квадратные, без изголовий. Что до сосудов, то мы нашли их двадцать или около того разного
рода из керамики, бронзы и лака, большинство их необычной формы, и мы не могли опознать
их все. Было также более двадцати человеческих фигур, сделанных из дерева, каждая три
фута длины. Когда могила была впервые открыта, мы увидели, что это были всё человеческие
фигуры, но когда мы стукали по ним или чем-либо протыкали, они рассыпались в прах под
нашими руками. На верху гроба были более чем сотня монет династии Хан весом с "пяти-
грошовые". В воде были сочленения сахарного тростника вместе с косточками сливы и
семенами дыни, все они всплыли, ни одно из них не очень попорчено.
Могильная надпись не сохранилась, так что мы не сумели установить дату или
возраст могилы. Мой господин распорядился. Чтобы работавшие на стене перехоронили их на
восточном холме. И тут с поросятиной и вином мы провели церемонию для покойных. Не зная
их имен, были ли они близки нам или далеки, мы дали им условные имена "Темные Господин и
Госпожа".
В седьмой год царствования Юнь-Цзя на четырнадцатый день девятого месяца
владетельный Чжу Лин, распорядительный начальник и секретарь цензората, назначенный
Главным Управителем арсенала, главный ригистратор, правитель Линшаня, приготовил
церемониальныю свинину и вино и почтительно предложил их духам Темных Господина и
Госпожи".
Год, указанный автором (7-й год царствования Юнь-цзя), это 430 г. н. э. Далее в
тексте следуют сочиненные по этому случаю стихи о том же (Owen 1986: 39 – 40).
Из этого видно, что в самом начале средневековья, полторы тысячи лет тому назад, при
обнаружении могилы очень тщательно отмечалось ее устройство, содержимое
регистрировалось и описывалось, покойники почтительно перехоранивались. А вещи? Об
этом ничего не сказано, но для чего же так усердно делались попытки датировать могилу,
опознать находки? Ясно, что это было важно потому, что вещи шли в коллекции.
С V века появились рукописные книги о древностях, основанные на коллекциях.
Одна из коллекций дошла до нас. Она принадлежала Ли Шоули, генерал-губернатору
района Шен-цзи, умершему в 741 г. н. э. Это два больших керамических сосуда и
серебряная ваза, содержащие фаянсовую посуду, драгоценности, лекарства и серию
монет. Кроме китайских монет тут были сасанидские из Ирана и византийские, а из
китайских древнейшая относится к V в. до н. э., то есть ко времени коллекционирования ей
было уже 800 лет.
С утверждением в IX веке династии Сонь (960 – 1270) увлечение древностями
стало еще более выраженным. Его стимулировало случайное открытие бронзовых сосудов
Шаньской династии по причине изменения русла Хуан хэ. Сосуды эти вошли в состав
императорской коллекции древностей (до сих пор сохранилась в Пекине). Составлялись
ката л о г и древностей (бронзовых и нефритовых), а еще немного позже появились первые
иллюстрированные резными по дереву гравюрами печатн ы е к ниги о древностях: "Каогу
ту" Лу Далина в 1092 г. (в ней более 200 объектов из коллекции императора и 30 из частных
коллекций) и "Богу ту" в 1122 г. (839 позиций). На каждом рисунке в заголовке – имя
79
коллекционера, на обороте – протирка надписи на сосуде, ее перевод в современные
иероглифы, помечены местонахождение, размеры и вес объекта (рис. 4 и 5). В
каталогизировании китайцы, приученные своими философами и чиновниками к
аккуратности, опережали всех.
Собирание и упорядочивание коллекций развивало интерес к происхождению
древностей, к поискам на местности, к обзорам памятников. Так, в 1080 г. был сделан план
города Цзян, столицы Таньской империи – это на полвека позже, чем план Рима, но он был
основан на более ранних образцах. В начале XI века Лю Чжан объяснил, что древние
бронзы могут удовлетворить три разных потребности: историки религиозных ритуалов
могут определять употребление ваз, генеалоги устанавливать последовательность
исторических фигур, а языковеды дешифровать надписи и устанавливать происхождение
значений. Его современник с печалью отмечал потери вещественных свидетельств истории
со временем: "Но горы сносятся и равнины заполняются, и стихии наносят им ущерб,
разрушая их. Когда мы нисходим до периода Чень Хо и Цзюан Хо, восемь десятых от этих
древних объектов оказывается уже утраченными" (Rudolph 1962 – 1963: 170, 175).
Всё это Восточная Азия. Что касается арабского Востока, то, хотя арабов весьма
интересовали греческая наука и философия, больше интереса у них вызывали древности
Египта, чем Греции и Рима. Особенно привлекали пирамиды (Лауэр 1966: 36 – 44). Масуди,
арабский историк Х века сообщает, что когда в 820 г. халиф ал-Мамун прибыл в Египет и
увидел пирамиды, он приказал в одной из них сделать пролом. Внутри обнаружили
бассейн, наполненный золотыми монетами. Это явная сказка: во времена фараонов монет
не было. В более поздних рукописях находки ал-Мамуна излагаются более реалистично:
камера, колодец, малахитовая статуя, внутри которой тело человека в золоте.
В рукописи конца XII века "История Египта и его чудес" Ибрагима ибн Вазиф-шаха
описывается совершенно сказочная история сооружения пирамид за триста лет до потопа
царем Суридом. Излагаются устрашающие подробности о мерах по охране содержимого
пирамид: "Западную пирамиду охраняла статуя из гранитной мозаики; в ее руке было нечто
вроде небольшого метательного копья, голова была увенчана змеей, свернувшейся в
клубок. Как только кто-нибудь приближался к статуе, змея бросалась на него, обвивалась
вокруг шеи, умерщвляла и возвращалась на свое место". И т. д. Прочтя это, нетрудно
понять источник страха современных феллахов перед вскрытием пирамид, но и смелость
грабителей, у которых жажда наживы пересиливала страх.
4. "Народная археология" в средние века. Увлечение римскими древностями в
Европе вовсе не означает, что дело шло к классической археологии. Увлечение это было
простым следствием того, что римские древности издавна считались показателями
богатства и роскоши у варварских соседей Рима, что в средние века притягательным
идеалом светской власти была Римская империя, а центр духовной власти помещался в
Риме. Отношение к прочим древностям продолжало руководствоваться нормами "народной
археологии". Не случайно примеры разных аспектов "народной археологии" в значительной
части были взяты мною из средних веков.
Из рассказов о "громовых камнях" к средним векам относится отправка в 1081 г.
византийским императором Алексеем Комнином в дар германскому императору Генриху IV
небесного топора, оправленного в золото; также цитированные мною немецкие стихи
реннского епископа Марбода о благостных свойствах громового камня.
Из фольклора, связанного с мегалитами, средневековый пласт составляют записи
Саксона Грамматика (1200 г.) о великанах-строителях мегалитов; можно отнести к сугубому
средневековью отраженное несколько позже (XIV век) сказание о воздвижении
Стоунхенджа чародеем Мерлином. К средним векам относится и наименования курганов у
померанского хрониста 1234 г. - "tumulus gigantis" (могилы великанов").
Поскольку огромного распространения достигло разграбление римских древностей,
особенно много баек о заколдованности сокровищ было сопряжено с кладами и тем, что
принимали за клады.
Фотий в IX в. рассказывает: "Группа людей собралась вскрыть греческую могилу в
поисках богатств. Коль скоро они трудились тщетно и не нашли ничего, каждый сказал
своему соседу: «Пока мы не убъем собаку и не съедим ее мяса, земля не выдаст нам то,
80