Кислов Б.А., Туев В.А., Ткачева М.П. Философия

Подождите немного. Документ загружается.

– 241 –

выше работа, с. 285). Иначе говоря, вторая концепция имеет своим

источником опыт достаточно развитой науки, обобщенный и фило-

софски осмысленный. Но мне думается, что это слишком сильное

заявление, по сути правильное, но не содержащее истину во всем

ее объеме. Конечно, программное положение философии Д. Берк-

ли (а он один из создателей конструктивистской концепции) о том,

что познаваемый предмет есть ничто иное как совокупность наших

ощущений вряд ли будет принято обыденным сознанием, да и воз-

никает это положение отнюдь не на основе житейских впечатлений.

Берклиевский тезис обретает смысл, лишь будучи встроенным в соот-

ветствующий контекст, в систему логически последовательных обо-

снований. А это все достаточно далеко от повседневности, и, значит,

будет ею отторгнуто.

Все это так, однако решаюсь утверждать, что и конструкти-

вистская концепция имеет своим истоком обыденные знания о зна-

нии, донаучный и вненаучный опыт — например, художественно-

эстетическое и религиозное познание.

Исходные посылки конструктивистской концепции таковы: а так

ли уж очевидно и однозначно сходство предмета и его образа в созна-

нии? Где свидетельства и гарантии, что образы сознания повторяют

реальный предмет? Не будет ли более правильным говорить о творе-

нии, созидании в сознании познаваемого предмета? Эти проблемы

возникают и обыденном сознании, житейско-повседневном философ-

ствовании. Английский физик М. Борн в своих воспоминаниях рас-

сказывает, что его брат, имевший склонность к философствованию,

по дороге в школу любил обсуждать такие, например, вопросы: и я

и ты, говорил брат, видим, что у деревьев листья зеленые, но откуда

ты знаешь, что я вижу листья точно такими же, как и ты? Может быть

я их вижу совсем другими, чем ты, общее лишь название «зеленый»?

Кстати, как показывает современная наука, — это вопрос не совсем

уж и праздный. Ученые достоверно установили (каким образом они

это умудрились сделать — сказать не могу), что, например, красный

цвет пчела воспринимает как желтый, зеленый для человека цвет

— для собаки он будет черным. Кто прав — человек, пчела, собака?

Вопрос бессмысленный, поскольку цвет есть не собственная харак-

теристика, свойство предмета, а результат сложного взаимодействия

объективных свойств предмета и органа зрения, поэтому то, каким

именно (какого цвета) предстанет предмет — это зависит от устрой-

– 242 –

ства глаза и его разрешающей способности. Подобного рода примеры

свидетельствуют о том, что наши знания о предметах есть резуль-

тат конструктивной способности сознания, и их можно продолжать

до бесконечности.

Выше уже отмечалось, что истоком конструктивистской кон-

цепции может быть вненаучное художественное познание. Широко

известна полушутливая чеховская фраза: два человека видят лужу,

но один видит просто лужу, а другой — отражающиеся в ней звез-

ды. Однако возьмем пример посложнее. Принято считать, и не без

основания, что вненаучное и научное понимание факта радикально

различаются: если в первом случае под фактом подразумевается кон-

кретное событие, явление, процесс, то во втором случае в структуру

факта в качестве его необходимой составляющей входит интерпрета-

ция, истолкование, оценка этого события, иначе говоря, в науке факт

понимается как отрефлексированный сознанием феномен.

Но какое все это имеет отношение к художественному познанию,

искусству? А вот какое. Лет 30-40 тому назад на экраны страны вы-

шел американский фильм, вызвавший всеобщий интерес и даже ажи-

отаж. Название фильма как-то улетучилось, но, помнится, это было

действительно художественное явление, ничего общего не имеющее

с теперешними «стрелялками». Сюжет этого фильма прост, но зани-

мателен. В крайне схематичном изложении он таков. В фильме по-

казывается жизнь вполне благополучной супружеской пары, однако

с первых же кадров в поведении супруги обнаруживаются некоторые

странности, которые замечает муж. Женщина часто тайком уходит

из дома, встречается с мужчинами, причем с одним из них регулярно,

в обстановке достаточно двусмысленной — в номере гостиницы и т.

д. Наблюдающий за всеми этими событиями муж делает однозначный

вывод: супружеская измена налицо. Конец первой серии. Вторая серия

начинается с буквального повторения — и это важно отметить — тех

же самых событий, но они уже показываются в другой интерпрета-

ции — глазами женщины. И оказывается, что все ее поступки продик-

тованы заботой о попавшей в беду сестре, которая крайне нуждается

в деньгах, но не может по каким-то причинам сказать это открыто. Ни о

каком адюльтере, следовательно, не может быть и речи, все поступки

супруги продиктованы иными, благородными по сути мотивами.

Конечно, зрителя этого фильма интересует прежде всего его ин-

трига, мастерская игра актеров. Но у вдумчивого зрителя где-то под-

– 243 –

спудно, может быть даже на уровне подсознания, вызревает и другая

идея: сами по себе события, поступки героини не есть еще безупреч-

ные и доказательные факты, для понимания существа дела оказывает-

ся чрезвычайно важными интерпретация событий, угол зрения на них.

Проще сказать, само действие или событие еще не есть факт. Совер-

шенно очевидно, что создатели фильма совсем не были озабочены

проблемой природы и сущности факта, а преследовали иные, чисто

художественные цели. Но эта идея косвенно, опосредованно вполне

может быть вычитана, выведена из «текста» фильма размышляющим

зрителем.

Таким образом, конструктивистская концепция познания вы-

зревает в тесном взаимодействии (точно так же как объективистско-

реалистическая концепция) с художественным и обыденно-житейским

опытом. Более того, непрерывная циркуляция идей между философ-

ским и вненаучным знанием есть условие существования и развития

и того и другого. Причем — подчеркиваем это особо — речь идет не о

связи, а о взаимо-связи, взаимодействии этих видов знания. Так, вряд

ли можно считать пьесы Ж.-П. Сартра, романы С. де Бовуар, эссе А.

Камю лишь иллюстрациями к абстрактным тезисам экзистенциализма

(поясним, что экзистенциализм основывается на конструктивистской

гносеологии). Скорее всего, экзистенциализм — результат общего, ин-

тегрального философско-художественного видения мира, где каждая

из форм общественного сознания (философия и искусство) вносит свой

неповторимый опыт в становление и оформление концепции экзистен-

циализма. Здесь — паритет, не исключающий, впрочем, субординации

в конкретных ситуациях.

Я так подробно останавливаюсь на этом вопросе потому, что

сведение эмпирической и теоретической базы конструктивистской

концепции лишь к науке существенно обедняет реальные связи фи-

лософии и общественного сознания. Вполне логично предположить,

что, замкнувшись лишь в материале науки, философия превращается

в секту, орден для посвященных, где цели построения и выработки

знания носят исключительно автономный характер, малосоотноси-

мый с общей человеческой культурой. На самом деле все обстоит

совершенно по-другому. Даже самые абстрактные, спекулятивные

и метафизические построения заданы целями совокупной человече-

ской культуры, куда входит и обыденное, и художественное и любое

иное знание. Другой вопрос, что последовательно проследить эту

– 244 –

связь весьма затруднительно. Но она должна существовать, что на-

зывается, по определению. Но и наоборот. Оформившаяся философ-

ская концепция так или иначе, через все многообразие каналов связи

(а не только через науку) воздействует на становление современной

общекультурной парадигмы мышления (в единстве ее теоретическо-

го и методологического компонентов), становится ее частью.

Обратимся, однако, к непосредственному рассмотрению интере-

сующей нас концепции. После всего сказанного уже достаточно ясен

основной генерализующий принцип этой концепции. Он заключается

в том, что познание есть не отражение реальности, а творение, сози-

дание, конструирование сознанием познаваемого предмета, самой ре-

альности. И было бы вполне понятно, если бы человек, не отягощен-

ный философскими знаниями, заявил бы по поводу этой концепции

следующее: Какой абсурд! Какая дурацкая философия! Однако эти

слова принадлежат не профану в философии, а великому французско-

му мыслителю XVIII века

Д. Дидро, когда он познакомился с работами субъективного

идеалиста Д. Беркли. Да что там Дидро! В. И. Ленин уже в XX веке

в своей ранней философской работе «Материализм и эмпириокри-

тицизм» дает, мягко говоря, не совсем адекватное изложение суще-

ства конструктивистской гносеологической позиции в субъективном

идеализме, приправив это изложение долей сарказма: если сознание

человека творит реальность, мир, то как этот мир существовал до по-

явления человека на Земле? Остается предположить, что в те древние

времена мир существовал благодаря сознанию динозавров, однако

у этих существ сознания нет. И все же эта сентенция Ленина бьет

мимо цели, поскольку в субъективном идеализме речь идет о творе-

нии реальности в другом смысле слова. Правда, Ленин как человек

с неординарным мышлением и интеллектом в более поздней работе

«Философские тетради» выскажет следующее положение: «Сознание

человека не только отражает, но и творит мир», которое повергло в со-

стояние растерянности некоторых ортодоксальных последователей

марксизма в силу близости этой формулировки к ранее критикуемой

Лениным установке субъективного идеализма. Однако, думается, это

положение вполне вписывается в объективистско-реалистическую

концепцию, более того, существенно ее обогащает и развивает, о чем

мы подробнее скажем дальше.

– 245 –

Утверждение о том, что конструктивистская концепция возника-

ет на основе опыта новоевропейской науки, совершенно оправданно

и несет в себе огромный позитивный смысл. Специально не занима-

ясь гносеологическими (т. е. философскими) проблемами, наука (в

частности, естественные науки) тем не менее ревниво и придирчиво

следит не только за тем, что она познает, но и как это «что» познается.

Сущностным признаком науки является перманентная методологиче-

ская саморефлексия, т. е. обращенность на познавательный процесс,

его постоянная корректировка и уточнение, удержание его в границах

логических правил. Именно на такой — идеальной (лучшей, образцо-

вой) во многих отношениях — эмпирической базе и возникает кон-

структивистская гносеологическая концепция.

Изложение существа этой концепции начнем с того, как именно

понимается в ней объект познания. С позиций наивно-реалистического

взгляда познание есть запечатление в сознании субъекта свойств, ка-

честв, характеристик объекта с последующим извлечением инфор-

мации из представленного материала путем логических операций.

Но весь парадокс в том, что никакого знания объекта в данном случае

еще не возникает, единственное, что можно зафиксировать, так это

то, что объект есть, существует. Знание же есть информация о том,

что есть объект, что он собою представляет. Такое знание мы можем

получить лишь в том случае, если «встроим», включим имеющую

информацию в контекст предшествующего опыта, предшествующе-

го знания. Поясним это положение аналогией, памятуя, что аналогия

— не самое сильное доказательство. Допустим, дикарь из Африки

попал в город и впервые увидел автомобиль. Понять, что это такое

он может, лишь сопоставив увиденное с имеющимся опытом. По-

видимому автомобиль в его представлении будет означать большое

животное, которое двигается, издает звуки и т. д. Не важно, что такое

знание далеко от правильного (но ведь и ложное знание — это зна-

ние), важно отметить то, что оно возникает, формируется, будучи опо-

средованным предшествующей информацией. Таким образом, знание

в данном случае следует не из самого объекта, а из той мысленной

конструкции, которую создал человек (в нашем случае дикарь).

Мощным подкреплением именного такого в взгляда на процесс

познания является наука, где конструирование познаваемого объекта

является скорее не исключением, а правилом. Научное знание создает

такие идеализированные объекты, теоретические конструкты, без ко-

– 246 –

торых научное познание практически невозможно, как и сама наука.

Такими идеализированными объектами являются «идеальный газ»,

«абсолютно черное тело», «точка», «прямая» и т. д. В самой природе

идеального газа или абсолютного черного тела существовать не мо-

жет, хотя, конечно, черные тела встречаются нам постоянно. Идеаль-

ный газ — это умственный, теоретический конструкт, и в реальной

действительности ему ничего не соответствует, референта (реально-

го объекта) ему нет. Однако законы химии формулируются именно

на основе использования этого конструкта, а не на основе наблюде-

ния за реальными газами (наблюдения лишь помогают утвердить или

опровергнуть закон).

Аналогичная ситуация в современной математике и физике, кото-

рые развиваются, нередко совсем не апеллируя к действительности.

Дедуктивным (логико-дедуктивным) путем из одного положения (те-

ории) математики выводится другое положение, из второго — третье

и т. д. И если первое положение еще как-то может связываться с дей-

ствительностью, то относительно последующих мы говорим: мы не

знаем, что соответствует в реальности этим положениям, теориям,

формулам. Референт (реальный прототип) им установить им невоз-

можно. Тем не менее эти чисто умственные конструкции эффективно

работают в науке, способствуют получению нового знания.

В физике существует понятие «физическая реальность». Но это

не предметы в их физических характеристиках, а продукт деятель-

ности ученого — физика. Это, следовательно, не материальная ре-

альность, а картина этой реальности, во многом не похожая на саму

реальность: скажем, (возьмем приведенный выше пример) физик

оперирует идеальным конструктом «абсолютное черное тело», созда-

вая оптическую теорию. Таким образом, не реальность сама по себе,

а картина реальности есть источник развития теоретического научно-

го знания.

Специфически понимается в границах конструкционистской кон-

цепции и сам результат познания — знание. После всего сказанно-

го понятно, что знание — это не факт отражения субъектом объекта,

а творение, создание, конструирование субъектом познавательной

информации. Знание есть следствие (и только следствие) творческих

способностей человека, переход этих способностей в форму знания.

Но здесь возникает чисто гносеологический вопрос: а как же со-

относится знание с объектом, ведь знание, возникающее у субъекта,

– 247 –

все-таки есть знание именно этого, конкретного предмета, коррели-

рующегося (т. е. имеющего отношение) с познаваемым предметом?

Вариант ответа Д. Беркли. Английский философ формулирует такое,

эпатирующее (удивляющее) обыденное сознание положение: «Пред-

меты ощущений суть не что иное, как эти же ощущения, соединен-

ные, смешанные или сросшиеся вместе». Следовательно — выска-

жемся еще радикальнее — предмет и ощущение предмета — одно

и то же? Да, но в определенном смысле. Что же это за «определен-

ный» смысл?

Обосновывая свою гносеологическую позицию, Беркли неодно-

кратно говорит: «Я нисколько не сомневаюсь, что в окружающей дей-

ствительности существуют предметы, ибо усомниться в этом может

только сумасшедший». Однако для человека предмет существует, об-

ретает реальность только тогда, когда имеются ощущения (зрительные,

тактильные) этого предмета, предмет «сращивается» с ощущениями,

являет собою единое целое. Говорить о предмете, о его существова-

нии вне ощущений — значит высказывать гипотетическое суждение.

Отсюда и следует главное положение философии Беркли: существо-

вать — значит быть воспринимаемым. Суть берклиевской позиции

совсем не в том вульгарном утверждении, что предметы «выскакива-

ют» из человеческого сознания, становясь фактом реальности.

Теперь мы уже можем дать пояснения по поводу критики пози-

ции Д. Беркли В. И. Лениным, которая была изложена выше. Если

напомнить положение английского философа о том, что он совсем

не отрицает существования предметов реальности, то вопрос В. И.

Ленина о том, как же существовал мир без человека, без его ощуще-

ний (благодаря «сознанию динозавров»?) имеет простой ответ: да так

же и существовал, как всегда, и динозавры здесь ни причем. Реаль-

ность, по Д. Беркли, есть следствие акта божественного творения.

У Беркли же речь идет только о реальности, соотнесенной с челове-

ком, «сплавленной» с человеком, конституируемой (определяемой)

человеком и ни о какой другой.

В русле берклиевской теории создает свою философию и немец-

кий философ XVIII века И. Кант. Его гносеологическая концепция

в значительной мере отличается от предшественника уже хотя бы тем,

что И. Кант делает акцент не на проблемах онтологии (бытия, суще-

ствования), а на проблемах теоретико-познавательных. Кроме того,

немецкий философ дает, несомненно, более богатую, разносторон-

– 248 –

нюю картину знания (знание априорное, апостериорное, рассудочное,

разумное т. д.). Из всего спектра идей И. Канта мы возьмем лишь одну,

проясняющую суть конструктивистской концепции. И. Кант создает

учение о так называемой «вещи в себе».

«Вещи в себе» — это предметы реальности, имеющие объектив-

ное существование. Однако «вещь в себе» непознаваема в том смыс-

ле, что мы никогда не узнаем, что она собою представляет «на самом

деле». Мы знаем только то, каким образом она дана в самом сознании,

сконструирована сознанием. В конце концов не важно, имеет ли сход-

ство сконструированная, созданная человеком «модель» с предметом.

Если выработанное знание позволяет соотнестись с объектом, дока-

зать свою эффективность при оперировании с объектом, приводит

к желаемым результатам, это будет означать, что такое знание имеет

статус истинного.

В более позднем варианте конструктивистской концепции эта

идея выражена еще более радикально. Э. Гуссерль, немецкий фило-

соф XX века, вводит в познание процедуру феноменологической ре-

дукции. Суть этой операции заключается в том, что познающий субъ-

ект должен абстрагироваться от познаваемого объекта, «вынести его

за скобки» познания, сосредоточившись на действиях с имеющимся

и вырабатываемым знании.

Как же решается в рамках рассматриваемой концепции проблема

истины? Принять корреспондентскую теорию истины (соответствие

знания отображаемому объекту) авторы конструктивистской позиции

не могут хотя бы в силу следующих соображений. «О сравнении вещи

с представлениями никогда не может быть речи, если сама «вещь»

не есть представление, — пишет известный немецкий философ В.

Виндельбанд. — Так как вещь и представление несоизмеримы, так

как мы никогда не можем сравнить ничего другого, кроме представле-

ния, с представлением, у нас нет ни малейшей возможности решить,

совпадает ли представление с чем-либо иным, кроме представления».

Сравнить представление с объектом, продолжим от себя эту мысль,

все равно что сравнивать килограмм с километром: здесь нет общего

основания, общего масштаба.

Итак, знание можно сравнить, сопоставить только со знанием.

Но в таком случае, истина выявляется не сопоставлением знания

с реальным предметом (может быть, это выглядит несколько навяз-

чиво, но скажем еще раз: нельзя реальный предмет сравнения поме-

– 249 –

стить в голову человека, где обитает знание), а только со знанием. Так

в рамках данной конструктивистской концепции рождается когерент-

ная (от латинского «coherence» — быть связанным, взаимосвязанным)

теория истины: знание признается истинным, если оно согласуется,

не противоречит другим знаниям, положениям теории, уже доказав-

шим свою истинность (или эффективность, как считает прагматизм

и операционализм). Научную состоятельность теории когеренции

можно подтвердить и таким образом. Истина есть характеристика

не действительности, объективной реальности, а характеристика зна-

ния. Сам по себе предмет не истинен и не ложен, он существует, и для

его существования совершенно не важно, высказывает ли кто-то суж-

дения о его существовании. Совершенно очевидно, что если бы не

было человека, его познания, не было бы ни истины, ни заблуждения.

Истина — определение знания, но не реальности.

Рассмотренные нами гносеологические концепции имеют в тео-

рии познания значение главных парадигм (образцов) познания, при-

нятых научными сообществами. Каждая из этих парадигм имеет свои

достоинства, недостатки, уязвимые, слабо проработанные положе-

ния. Отношения между ними достаточно сложные, есть и конкурен-

ция, и взаимная критика, и заимствования, ассимиляция идей. Случа-

ются даже такие удивительные вещи, когда явно конструктивистская

позиция логического позитивизма заимствует из объективистско-

реалистической концепции не какое-то второстепенное положение,

а генерализирующий принцип — принцип реальности: научное по-

знание в таком случае есть следование этому принципу.

Возникает непростой вопрос — какую из концепций предпо-

честь, излагая далее конкретные проблемы гносеологии. Скажу сра-

зу: предпочтение будет отдано первой гносеологической парадигме

в силу следующих причин. Объективистско-реалистическая концеп-

ция представляется более обоснованной в плане исходных своих

позиций: в ней совершенно однозначно характеризуется источник

знаний — сама реальность. Конструктивистская концепция видит,

как уже отмечалось, источник знаний в конструктивных, творческих

способностях сознания. Однако почему все-таки при всей свободе

конструктивной деятельности знание об объекте формируется в гра-

ницах сходства с познаваемым объектом или, проще говоря, знание

есть знание «этого», конкретного объекта, привязано именно к нему?

Откуда, как не из самой реальности, берется исходный материал для

– 250 –

конструирования знания: ведь в любом случае мы имеем знание не о

наших познавательных способностях, а об объектах познания?

Ответ на эти вопросы может быть таким. Человек вписан в саму

реальность, является ее элементом и потому изначально обладает

теми же свойствами, что и сама реальность, изначально несет в себе

информацию, принадлежащую реальности. Так появляется концеп-

ция «врожденных идей» (Р. Декарт), априорного (доопытного) зна-

ния (И. Кант), т. е. знания, которое не есть отражение реальности.

И все же откуда мы знаем, например, об объективном существовании

кантовской «вещи в себе», не является ли это знание воспроизведе-

нием действительного существования данной вещи, существующей

независимо от процесса познания? Не получается ли так, что теория

воспроизведения (скажем даже определенней — теория отражения)

неявно, «контрабандно» присутствует в конструктивистской концеп-

ции? Предположение отнюдь не беспочвенное.

Однако чаще мы встречаемся с более радикальным мнением

на этот счет. Гуссерлевское «вынесение за скобки» познаваемого объ-

екта можно истолковать и так: задача специалиста по теории познания

— исследовать имеющееся у субъекта знание, выявить его динамику

и т. д. Проблема начального генезиса (происхождения) знания попро-

сту снимается. Но снять проблему — не значит ее решить.

Вторая причина предпочтения первой гносеологической концеп-

ции заключается в том, что, строго говоря, конструктивистская пара-

дигма есть не гносеология (наука о познании), а эпистемология (наука

о научном познании). Разумеется, эпистемология может решать и гно-

сеологические вопросы, но это не главная ее задача. Модель познания,

создаваемая эпистемологией, выявляет специфику научного познания

и закономерности, формулируемые ею, далеко не всегда проявляются

в «просто» познании. Так, в гносеологии принято разделение позна-

ния на чувственную и логическую ступени, в эпистемологии же суще-

ствует эмпирический и теоретический уровень знания. Разграничение

познания на эмпирическое и теоретическое не является, следователь-

но, его всеобщим признаком и не приемлемо для обыденного, художе-

ственного, религиозного познания. Главная закономерность научного

познания — восхождение от абстрактного к конкретному знанию —

также не наблюдается (по крайней мере, в явной форме) в иных фор-

мах познания.