Кин Морис. Рыцарство

Подождите немного. Документ загружается.

400

Глава III

была связана с тем фактом, что стоимость военного снаряжения посто-

янно повышалась. Новое, лучшего качества оружие и современные

доспехи требовали также большего мастерства в изготовлении; их

создавали самые умелые кузнецы и оружейники; часто доспехи еще и

специально испытывали на прочность с помощью выпущенных в упор

тяжелых арбалетных стрел.

Так что они, естественно, стоили очень

дорого. Как, впрочем, и боевые лошади, которым полагалось быть дос-

таточно сильными, чтобы нести не только всадника в тяжелых доспе-

хах, но и свои собственные, конские доспехи; для таких целей отбира-

лись кони особой породы и прошедшие специальную выучку. Конный

воин, кроме того, не мог удовольствоваться только одной лошадью;

ему, во-первых, нужны были сменные лошади для себя, а также -

некоторое количество более дешевых лошадей для оруженосцев и

прочего сопровождения.

В 1297 г. Жарар де Моор, сеньор Вессе-

гем, владел семью боевыми конями общей стоимостью 1200 турских

ливров, то есть, стоимость его личных боевых коней была равна годо-

вому доходу весьма обеспеченного английского рыцаря.

Малколм

Вейл подсчитал, что в XV веке французский воин вкладывал в покуп-

ку только одного боевого коня сумму, примерно равную своему полуго-

довому или годовому жалованью, а на свое вооружение тратил сумму,

равную как минимум его трехмесячному жалованью.

И подобные

траты в подавляющем большинстве случаев делались частными лица-

ми. И в данной ситуации следует учитывать не только стоимость

экипировки воина, но и не менее важную проблему - проблему его

подготовки. Сделанные Рамоном Луллием обзор и оценка потенци-

альных возможностей тогдашних военных учебных заведений были,

как мы уже убедились, несколько преждевременными: о таких заведе-

ниях до XVI века практически и не слыхали. Ответственность за

военную подготовку, как и за экипировку, до конца средних веков

полностью лежала на частных лицах и воспринималась как одна из

общественных обязанностей знати. И правда, говорит автор «La vraie

noblesse», «это выглядит весьма прискорбно и противоречит их сослов-

ной принадлежности, если рыцари и оруженосцы не способны обеспе-

Рыцарство и война

401

чить себя хорошими боевыми конями и достойной экипировкой... так

что те, кто уже состарились и не могут носить оружие, должны, в

соответствии со своими возможностями, помогать и поддерживать мо-

лодых людей, содержать и воспитывать их в своем доме, стараясь на-

учить всему, что надлежит знать истинным представителям благород-

ного сословия и рыцарства».

Эти слова соответствующим образом

высвечивают социальные задачи, прозвучавшие в некоторых замеча-

ниях того же автора несколько раньше и весьма похожие на сослов-

ную спесь: «Было бы куда полезнее и почетнее (для королевства),

если бы там нашлось три-четыре сотни достойных рыцарей... доста-

точно богатых, чтобы поддерживать честь своего сословия, чем тысяча

или полторы тысячи иных, ибо эти четыреста рыцарей, смелых, пред-

приимчивых и хорошо воспитанных, способны кормить, учить и вести

за собой любое количество достойных оруженосцев и просто товари-

щей по оружию».

Таким образом, чтобы иметь возможность при-

звать на службу этих «достойных оруженосцев и просто товарищей по

оружию», которые и станут основной опорой сеньора в случае нужды,

правитель страны и поддерживал тот «благородный» стиль жизни, о

котором мы говорили в одной из предшествующих глав и который

вдохновлял юношей из знатных семей на занятия такими видами

спортивных состязаний, которые заставляли их садиться в седло -

охотой, в том числе и с ловчими птицами, и подготовкой к будущим

турнирным боям в виде, например, упражнений у столба с чучелом для

отработки удара копьем. Существовали также и вполне реальные

социальные и политические причины, лежавшие в основе той моды,

которая вдохновляла этих юношей также тратить деньги - в свое

время, разумеется, - на собственную экипировку, покупку коней и воо-

ружения для турниров (а также на пышные празднества и процессии,

которыми сопровождались подобные события), ибо не было лучшего

способа научить молодых рыцарей - за их собственный счет или за

счет их родственников - управлять боевым конем, владеть оружием и

сражаться в полных боевых доспехах, что сопровождалось, правда, рис-

ком получить ранение или сломать конечность, но также - поздравле-

402 Глава III

ниями приятелей и танцами с хорошенькими девушками. Собственно,

весь круг обязанностей «благородного» образа жизни и деятельности

был связан с некими «взносами» в копилку таких ценностей, как воен-

ная служба. Это стоило усилий и правителя, и всего общества, старав-

шихся воспитывать и поощрять в представителях знати высокую са-

мооценку, для которой именно стиль жизни служил внешним, видимым

символом.

Однако же процесс обучения - в широком смысле этого слова -

на этом отнюдь не кончался. В армии воин, имевший опыт боя в

конном строю и познавший все трудности военной службы, ценился в

два раза выше тех, у кого за плечами были всего лишь парадные

выходы, турниры, да военно-аристократическое воспитание. Все сред-

невековые армии вплоть до середины XV века были войском времен-

ным, набранным на ограниченный срок, и чем сильнее в войске была

закваска из действительно опытных бойцов, тем лучше - как для ко-

мандира, так и для боевых товарищей этих ветеранов. Желание побу-

дить честолюбивых молодых людей из хороших семей искать военного

опыта в заморских странах и дальних странствиях, а также - привлечь

к этому внимание общества, было в данных обстоятельствах совершен-

но понятной и весьма разумной реакцией со стороны светской власти,

не говоря уж о том, что подобное поведение рыцарства вполне соот-

ветствовало традициям. Именно в этот период становится весьма

заметно, как две, с первого взгляда противоречивые, темы в культе

странствующего рыцаря - идеал служения своему господину и идеал

личного стремления идти навстречу испытаниям в предприимчи-

вости, храбрости и выносливости - приходят к общему знаменателю

и гармонизируются. Потребности военной службы требовали лич-

ного стремления к странствиям и поискам приключений, что, в свою

очередь, получало законное признание от тех представителей власти

и высшей знати, которым требовалась такая служба и которые пред-

лагали для нее определенные возможности. Эти социальные фак-

торы и силы поддерживали средневековый культ родовитого воина

и оправдывали его поиски приключений на войне как в глазах са-

Рыцарство и война

403

мого Господа Бога, так и в глазах сеньора, а также возлюбленной,

ибо такова уж была его военная профессия. Именно поэтому рыцарь,

одновременно посвятивший себя всем трем формам служения, был

непревзойденным образцом для богатой рыцарской литературы.

Это также являлось причиной того, почему богатые покровители гото-

вы были снаряжать рыцарей в далекие экспедиции - в Пруссию,

например, или куда-то еще. Это опять же повышало как значимость

рыцарской службы, так и без того высокую общественную репутацию

рыцарства.

•к "к -к

Однако нельзя не отметить одну весьма реальную опасность, про-

истекающую из такого положения вещей. Одно дело вдохновлять

рыцарей на индивидуальные поиски приключений, но совсем другое -

и потенциально чрезвычайно трудное - как-то их контролировать.

Конрад фон Мегенберг заставлял знатных молодых людей в Герма-

нии, если они были бедны, искать счастья и чинов на военной службе

в Италии, чтобы иметь возможность поддерживать соответствующий

благородному сословию образ жизни.

® Герольд Гельдерн высказывал-

ся о войнах в Ломабрдии как о «школе войны»

(те же слова, следует

отметить, часто использовались применительно к турнирам). Ну что ж,

тем лучше: вот вам и школа! Поиски приключений в Италии в каче-

стве странствующих рыцарей непременно должны были бы сделать

этих молодых дворян куда более опытными воинами, так что по воз-

вращении домой их за эти скитания следовало исключительно восхва-

лять. Однако же с точки зрения итальянцев, все выглядело совсем

иначе: для них эти иностранные авантюристы были хуже чумы. Сак-

кетти рассказывает весьма поучительную историю о том, как великий

английский кондотьер сэр Джон Хоквуд

* однажды встретился у во-

рот Монтеккио с двумя монахами, которые пожелали ему мира. «Да

отведет Господь ваши молитвы, - таков был его ответ на это благосло-

вение. - Неужели вы не знаете, что именно война дает мне средства к

404

Глава III

существованию, тогда как мир грозит мне полным разорением?» «Что

ж, - подолжает далее рассказчик, - дела у него шли очень хорошо, ибо

в те времена войны почти не прекращались.»

Хоквуд и его люди

были сущим наказанием для тех земель, в которых они воевали; и это

такие, как он, заставили его современника, юриста Бартоломео ди Са-

личето презрительно воскликнуть: «Что сказать об этих бандитах, по-

истине наводнивших наши города? У меня нет сомнений в том, что я

назвал их правильно, ибо они настоящие разбойники... и как разбой-

ники должны быть наказаны за все те преступления, которые совер-

шили.»

Школа войны и рыцарских приключений могла, по всей

видимости, легко - и даже слишком легко! - превратиться в школу

разбоя.

Таким образом мы подходим к следующему вопросу, над которым

нам теперь придется поразмыслить. Как в умах современников культ

странствующего рыцаря уживался с пониманием того, какие ужасы и

преступления могут быть связаны с действиями таких рыцарей по

отношению к мирным жителям? Опустошенные земли, беспорядки в

обществе - вот что следовало всего лишь за прохождением средневе-

ковой армии по той или иной территории, и этому имеется немало

свидетельств в письменных источниках. Причем описания эти вряд ли

страдают преувеличениями, даже если авторы воспринимают ущерб,

нанесенный войной, как фактор чрезвычайной социальной и экономи-

ческой важности, и сравнивают его как минимум с эпидемией чумы.

Описание французским хронистом Тома Базеном тех земель, где про-

исходили основные сражения во время англо-французских войн XV

века, возможно и носит слегка преувеличенный характер, однако в

качестве яркого свидетельства последствий войны безусловно заслу-

живает того, чтобы его процитировать:

- Я собственными глазами видел огромные равнины Шампани, Боса,

Бри, Гатине, окрестностей Шартра и Дре, провинции Мен, Перш и Век-

сен, французские и нормандские земли, Бовэ, Ко, что в Нормандии, и

земли от Сены до Амьена и Аббвиля, земли вокруг Санлиса, Суассона и

Валуа вплоть до Лаона, и даже Геннегау совершенно пустынными, забро-

Рыцарство и война

405

шенными, заросшими чертополохом и сорным кустарником, а там, где еще

способны были расти деревья, быстро зарастающими лесом.

?Кан де Бюэй, изображая себя молодым рыцарем, который скачет

верхом по этим самым опустошенным войной землям в самый разгар

сражений, тоже упоминает о «заброшенных и опустелых» полях в

сельской местности, где хижины крестьян подобны «скорее логови-

щам диких зверей, чем жилищам человека», и самое лучшее жилье,

сколько-нибудь достойное человека знатного, какое только можно найти,

оказывается укрепленным поместьем обедневшего феодала.

Столь

печальные социальные и экономические последствия войн, покрывших

шрамами всю страну, и подвигнули Филиппа де Мезьера на изобра-

жение в виде аллегорического сада Нимрода, «ужасного и опасного

сада войны». Он изобразил этот «сад» как некую бесплодную пусты-

ню, в центре которой расположены развалины старинного дворца, ли-

шенного крыши, а сама она населена алчущими крови пиявками и

гигантской саранчой.

Последствия прохождения по территории той

или иной страны войск под командованием такого героя, как Хоквуд,

или тех «вольных отрядов» наемников, в которых Хоквуд и постигал

воинское искусство, или же Ecorcheurs (букв, «живодеров», т.е. «бур-

гиньонов») XV века, действительно напоминали налеты саранчи. Та-

кие армии до нитки обчищали окрестные территории, и любые челове-

ческие законы оказывались перед ними бессильны.

Существовало немало причин, по которым взять под контроль по-

добные ситуации было очень трудно; я назову две основных. Первая

связана с уже знакомой нам проблемой затрат на ведение войны.

Если учесть, сколь дорого это стоило, а также то, что чаще всего у

правителей не было иного выбора, как переложить часть расходов - на

экипировку и обучение - на плечи самих рыцарей, то вполне есте-

ственно возникла традиция, согласно которой военные трофеи, или по

крайней мере львиная их доля, доставались победителям (действовав-

шим либо по отдельности, либо целыми отрядами). Этот обычай прак-

тически не подвергался сомнению и воспринимался как справедливая

компенсация за риск, которому эти воины подвергались, и как возме-

406

Глава III

щение тех расходов, которые они понесли, готовясь к войне. Само

собой разумелось, чтобы именно они и получили преимущественные

права при дележе добычи.

От восприятия военных трофеев как

компенсации за риск до стремления к откровенному мародерству был,

как оказалось, совсем крошечный шажок, к тому же, представлявшийся

вполне естественным - особенно для почти нищего и не слишком

знатного воина, который мечтал как-то поддерживать тот образ жизни,

которого требовала его принадлежность к благородному сословию.

Филипп де Мезьер очень уверенно попал «не в бровь, а в глаз», когда

указал на в высшей степени двойственное положение таких людей, а

именно - «вторых, третьих и так далее сыновей в семействе, которые

практически не имели (или имели крайне малые) доли в наследстве и

которых именно нужда толкала на участие в несправедливых и зах-

ватнических войнах; только так они обретали возможность поддер-

жать тот образ жизни, который соответствовал их сословному положе-

нию, ибо не знали иной профессии, кроме военной; и во время войн

они совершали столь много злодеяний, что было бы просто страшно

рассказывать о бесконечных грабежах и прочих преступлениях, кото-

рые держали в страхе несчастное население этих стран».

Тем, кто не

имел поместья, о котором необходимо заботиться, эта традиция тоже

казалась достаточно привлекательной; для них война тоже предостав-

ляла возможность службы, а военные трофеи и награбленное добро

могли открыть путь к быстрому обогащению и, может быть, даже к

повышению своего социального статуса. Каталанские almogarves (на-

емники), которые под предводительством Роджера Флора (Роже де

Флора)

* завоевали Фракию в первые годы XIV века, были по боль-

шей части совсем не знатными людьми; однако довольно многие из

них добыли себе и титулы, и поместья благодаря своим боевым каче-

ствам и в итоге стали править на землях тех, кого обездолили.

Вторая причина, по которой мародерство и грабежи было так трудно

взять под контроль, имела (как и первая) самое непосредственное

отношение к огромной стоимости войн, а также - соблазну наживы.

Правители находили даже весьма привлекательным использование

Рыцарство и война

407

наемников, не имеющих корней, ибо в таком случае их (правителей)

обязанности перед таким войском кончались сразу после расплаты, то

есть как только кончалась и сама военная кампания. Ну а наемников

подобные условия привлекали тем, что в перспективе их ожидало не

только вознаграждение за службу но и военные трофеи, а также иные

преимущества, хотя, возможно, и менее ощутимые материально - те

почести, что были связаны с их принадлежностью к уважаемой про-

фессии воина, а также, например, возможность «красиво» проиграть в

карты или пропить кое-что из неожиданно приваливших богатств. В

эпоху, когда даже не подвергалось сомнению право различных прави-

телей и представителей высшей знати - герцогов, графов, баронов - а

также крупных городов использовать войны для решения территори-

альных и династических споров, не было недостатка и в потенциаль-

ных нанимателях для таких воинов (или же для молодых странству-

ющих рыцарей, желавших приобрести соответствующий профессио-

нальный опыт). Многочисленные независимые правители только и

мечтали взять друг друга за горло, и это действительно было одной из

отличительных черт данного периода. В таких спорах стороны вряд

ли были способны воздержаться от использования наемников. Так

что постоянное пополнение рядов вооруженных воинов породило, так

сказать, и неестественно большой спрос на них, а потому численность

их все увеличивалась, а постоянные поиски ими мест профессиональ-

ного приложения своих сил все сильнее отрывали их от родных кор-

ней и усиливали их материальную зависимость от военных трофеев и

грабежей. Каталанский отряд Роджера Флора был создан во время

Сицилийских войн, после так называемой Сицилийской вечерни, когда

правители Арагона вели спор с анжуйскими правителями Неаполя

из-за острова Сицилия. Армия наемников после окончания этой кам-

пании продвинулась дальше на восток в поисках новых кредитоспо-

собных нанимателей; в итоге, когда больше никто не пожелал им

платить столько, сколько они требовали, они захватили Фракию. Зна-

менитый «Белый отряд» Хоквуда начал свое существование как обыч-

ный отряд наемников, которые после того, как англо-французские вой-

408

Глава III

ны в 1360 г. временно закончились перемирием в Бретиньи, покинули

Францию и (после грабежей, учиненных вместе с другими представи-

телями воинства, в папских владениях в Комтат-Венессен) принялись

искать нового приложения своих сил в Италии. Войны между прави-

телями разных стран собирали вместе целые армии наемников, и во

время войны их деятельность была окутана показным блеском рыцар-

ского великолепия. Одно из свидетельств тому - красочно описанные

Фруассаром приключения таких лишенных корней вольных наемни-

ков, как Перро ле Беарнуа, Мериго Марше и Раммоне де Л'Эпе. Во

время войны рыцари, подобные этим, смешивались со стоявшими выше

них по социальному статусу вассалами своего нанимателя и его род-

ственниками, а довольно многие даже умудрялись навсегда сохранить

за собой постоянное место у него на службе. По большей части пра-

вители рассчитывали расплатиться с наемниками только после окон-

чания войны, но главная беда заключалась в том, что расплатиться с

наемным войском и распустить его - это совсем не одно и то же. Тем

более что экипировка была собственностью воинов. Так что правите-

лям приходилось оставить все как есть, и армии наемников практичес-

ки выходили из-под контроля нанимавшего их ранее правителя, под-

вергая грабежам целые провинции; в этом к рыцарям стремилась

присоединиться и солдатня, чей образ жизни был полнейшей антите-

зой тому, за что, собственно, ратовало настоящее рыцарство - доброде-

тельной жизни и защите слабых, сирот, вдов и бедняков.

Однако на данной стадии недостаточно было бы просто назвать

подобное поведение антитезой истинному рыцарству. Сложностей в

эту проблему добавляла уже сама по себе идеалистическая рыцарская

этика с ее подчеркнутым честолюбием, которое следовало проявлять в

личных благородных подвигах и поисках приключений, поскольку уже

сама военная профессия изначально считалась благородной. Состав

«вольных отрядов» был безусловно очень разнороден в социальном

плане, однако совершенно не случайно их предводители по большей

части происходили из мелкой знати. И если положиться на результа-

ты сделанного Шаффером анализа социальных корней германских

Рыцарство и война

409

отрядов в Италии в XIV веке, то и там среди наемных воинов дей-

ствовало очень и очень немало представителей мелкой знати.

Да и в

любом случае было бы заблуждением предполагать, что привычка

профессиональных наемников к грабежам могла служить препятстви-

ем для приема их на службу. 1 акие экспедиции, как великий chevauchee

(поход) Черного Принца по всему Лангедоку в 1355 г., в числе основ-

ных целей имели и опустошение территории противника огнем и ме-

чом и, разумеется, добычу военных трофеев (то есть мародерство и

грабежи).

В теории действительно обычно проводилась некая раз-

делительная черта между рыцарями и прочей знатью, ибо рыцари

верой и правдой служили своим сеньорам и сражались на войне за

них и во имя славы, и теми наемниками, которые участвовали в сраже-

ниях на чьей угодно стороне, а точнее, на стороне тех, кто им платит, и

для которых одним из наиболее привлекательных моментов их служ-

бы были военные трофеи. Ничего нового в подобном разграничении

не дало и позднее сердневековье; граница между этими двумя типами

воинов была четко установлена еще в XII веке, когда многие страны

Европы впервые пробовали использовать достаточно крупные отряды

профессиональных наемников, лишенных корней - например, внушав-

ших всем ужас «брабансонов» (жителей Брабанта), которых I енрих

II Английский использовал во время своих кампаний.

Однако же на

практике различия между странствующими рыцарями и воинами-на-

емниками установить было порой очень трудно.

Основной причиной было то, что военные трофеи были ничуть не

менее привлекательной целью для «истинных» рыцарей, чем для на-

емников. Когда английский археолог Аиланд писал об усадьбе сэра

Уильяма Беркли в Биверстоуне - что она, дескать, построена благода-

ря выкупам, полученным от пленных, захваченных его прадедом в бит-

ве при Пуатье, - или о замке Эмптхилл, который был построен за счет

военных трофеев, завоеванных лордом Фэнхоупом во Франции, он, в

сущности, рассказывал о том, как обогащались представители знатных

семейств за счет военных трофеев и выкупов, а отнюдь не по причине

социального возвышения.

Соглашение, заключенное в 1421 г. между