Кин Морис. Рыцарство

Подождите немного. Документ загружается.

360

Глава III

вком и павильоном, чтобы они могли вспомнить детали состоявшегося

представления и развлечься.

Если на некоторое время отвести взгляд от этих изысканных сцен

и вернуться назад, то мы увидим в рассказах о турнирах XIII века в

Хеме и Шованси

, которые тоже для своего времени казались весьма

пышными, очень много общего с описаниями костюмированных тур-

ниров позднего средневековья, но есть и контрасты, и они-то поражают

более всего. Они продолжают оставаться поразительными, даже если

сбросить со счетов тот факт, что менестрели, описывавшие турниры в

Хеме и Шованси, делали это в стихах, и главной их целью было

развлечение аудитории, тогда как описания костюмированных турни-

ров XV века сделаны в прозе и имеют целью дать самый подробный

и по возможности объективный отчет о том или ином конкретном

событии. Бретель узнает о турнире в Шованси за несколько недель

до этого события; де Лален подписывает «устав» своего pas d'armes

за год до того, как впервые открывается павильон на острове Сен-

Лор ан. Турнир в Шованси продолжается неделю; изысканный и слож-

ный спектакль в Шалоне показывают целый год. В Шованси угроза

быть смертельно раненым вполне реальна; в Шалоне никто не был

даже сколько-нибудь серьезно оцарапан, и уж никому, похоже, настоя-

щая опасность даже не угрожала. Сам по себе ритуал, однако, стал

значительно более сложным и стилизованным. Ни в Шованси, ни

даже в Хеме, несмотря на изысканные «артуровы» костюмы и анту-

раж, мы не слышим ни слова о чем-либо подобном той торжественной

процедуре принятия вызова, как в Шалоне - он был связан, как уже

упоминалось, с прикосновением к одному из трех щитов, обозначавших

вид предстоящего состязания. Не слышим мы ни слова и о сколько-

нибудь дотошной процедуре установления и подтверждения родови-

тости участников турнира специалистами по геральдике (турнирные

уставы 1448 г. очень точно указывали, как именно следует проверять

гербы участников, которые явились на турнир в качестве chevalier

mesconnu, «неизвестных рыцарей», чтобы при этом никак не навредить

им и не раскрыть присутствующим их настоящие имена).

Пышные процессии, турниры и торжественные обеты

361

Вся концепция pas d'armes является, похоже, крайней степенью

развития моды на индивидуальные рыцарские поединки, которая, как

мы могли убедиться, начала расцветать в конце XIII века. Возможно,

впрочем, что у этого и еще более древние корни: безусловно есть некие

намеки на это уже в истории Анны Комнины (сестры византийского

императора Алексея - И.Т.) о французском рыцаре, который прибыл

в Константинополь в 1096 г. и рассказывал ее отцу следующее: « На

перекрестках той страны, откуда я родом, стоит старое распятие, к

которому приходит каждый рыцарь, желающий сразиться с кем-то

один на один; он должен быть уже полностью готов и экипирован и

должен молиться у этого распятия Богу, ожидая того, кто осмелится с

ним сразиться. На таких перекрестках и я частенько подолгу ждал,

мечтая о сопернике.»

Как свидетельствует сам термин pas d'armes

(что можно перевести, как «военный балет» или, точнее, «театрализо-

ванный турнир» - И. I .), это действо являло собой спектакль, восста-

навливавший на сцене классическую военную ситуацию (которая в

ранних эпических поэмах успела стать постоянным литературным то-

посом), когда горстка воинов (или даже один человек) изо всех сил

стараются удержать некую завоеванную стратегически важную пози-

цию - «проход» («pas»). Кое-что в этом действе было также позаим-

ствовано из источника совсем другого рода: здесь отчетливо ощущают-

ся отголоски судебного поединка, во время которого человек перед

судьями и с оружием в руках защищает свои права и свою честь или

же права и честь своей дамы. Обе эти ситуации - удержание «прохо-

да» и поединок во имя защиты чести - охотно использовались в

литературных и театральных разработках. Не совсем ясно, что за

история лежала в основе театрализованного турнира «У Фонтана

Слез» и кто была та благородная девица, рыдавшая на пороге павиль-

она, а также что послужило причиной ее слез и какую роль во всем

этом играл единорог (хотя идеал чистоты тут явно задействован)

Ясно одно: доблестному герою необходимо понять девицу, утешить ее и

защитить. Итак, как мы уже отчасти убедились, в основу устава этого

pas d'armes был положен некий мини-роман, то есть нечто значитель-

362

Глава III

но более глубокое и связанное с настоящим искусством театральной

драмы, чем просто парад рыцарей в костюмах эпохи Артура или иных

романтических одеждах.

Справедливости ради стоит подчеркнуть, что pas d'armes, постав-

ленные Лаленом, были явлением отнюдь не единичным. Они даже не

были самым изощренным или самым экстравагантным из больших

театрализованных турниров XV-XVI веков; просто об этом действе

сохранилась особенно хорошая и полная запись. Однако есть и мно-

жество других примеров: pas d'armes под названием «Arbre de

Charlmagne» («Древо Карла Великого»)(1443), «Rocher Perilleux»

(«Опасный утес»)(1445), «La Ве^еге»(«Пастушка»)(1449), «La Belle

Maurienne» («Прекрасная мавританка») (1454), «Perron Fee»(1463),

«Arbre d'Or»(«Золотое дерево») (1468) - и мы еще перечислили

далеко не все.

Названия и «уставы» pas d'armes свидетельствуют о

богатстве и разнообразии тех литературных источников, которые вдох-

новили создателей этих представлений. Для pas d'armes «Пастушка»,

устроенного в 1449 г. в Гарасконе, Рене Анжуйский выбрал пасто-

ральное оформление. Галерея для зрителей напоминала тростниковую

хижину, а в одном из углов ристалища сидела «пастушка» (фаворитка

Рене, Жанна де Лаваль), и двое «рыцарей-пастушков» бросали из-за

нее перчатку - один с черным щитом меланхолии тем, кто был удачлив

в любви, а второй с белым щитом liesse (счастья) тем влюбленным,

кто потерпел неудачу. Антуан, Бургундский бастард, во время pas

d'armes подназванием «Femme Sauvage» («Дикарка»),поставленного

в 1470 г., велел изобразить нечто вроде примитивной жизни дикарей

и в духе той аллегории, которая стала известной благодаря популяр-

ному «Роману о Розе»: его «героя Веселых Приключений» исцелила

от ран Femme Sauvage (дикарка), когда он, покинув страну Детства

(Enfance), отправился в страну Юности (Jeunesse) и там вышел на

ристалище, окруженный целым отрядом подчиненных ей «дикарок».

Впрочем, особенно любили устроители pas d'armes и турниров, как и

следовало ожидать, представления на тему артурова Круглого Стола и

каролингского прошлого. Участники, которых герцог Людовик Орле-

Пышные процессии, турниры и торжественные обеты

363

анский собрал в Сандрикуре в 1493 г., с воодушевлением предавались

игре в рыцарей короля Артура и выезжали верхом в лес, расположен-

ный близ замка («Заброшенный лес») в сопровождении юных девиц

в поисках «случайной» встречи с соперником. По мнению Iерольда

Орлеанского, столь великолепного зрелища не видели со времен само-

го Артура.

Сохранились, впрочем, и некоторые фрагментарные запи-

си рассказов о еще более экстравагантном состязании, датированном

несколькими годами раньше. Устав этого «Quest» («Приключения»,

как оно называется) требовал, чтобы каждому из участников герольды

подобрали соответствующий герб одного из рыцарей короля Артура,

каждый был одет в доспехи нарочито древнего образца и каждого

непременно сопровождали карлик и девица, пока он «искал» встречи с

противником.

Желая создать романтическую атмосферу, с расходами

явно не считались, а также по этому случаю было проделано немало

исторических исследований, чтобы на сцене все было «как в жизни».

Все эти экстравагантные постановки свидетельствуют о том особом

внимании - почти одержимости - к ритуальным действам и декору и

о неком совершенно новом уровне расточительности. Все это в итоге

и привело, как мы уже видели, к тому, что историки стали ставить под

сомнение рыцарскую систему ценностей да и саму суть рыцарства

позднего средневековья.

В этом контексте следует еще несколько слов сказать о развитии

ритуальной составляющей в pas d'armes, на которую, возможно, особое

воздействие оказал такой фактор, как судебный поединок с его тща-

тельнейшим образом регламентированной процедурой, призванной под-

твердить справедливость Божьего суда. Хотя судебный поединок вос-

принимался как крайнее средство, допустимое только в том случае,

когда все прочие возможности судебного расследования бывали ис-

черпаны, все же в XIV-XV веках он еще был допустим как средство

достижения истины, и во время него обе стороны были представлены

людьми благородного происхождения. Сложные приготовления с уст-

ройством специального ристалища (а также галереи для зрителей и

судей) в подобных случаях свидетельствуют о сходстве судебного

364

Глава III

поединка с обычными рыцарскими поединками, ну а трактаты о дуэлях

всегда были популярны в рыцарских кругах.

Литература, впрочем,

оставила не менее заметный и значительно легче выявляемый след в

искусстве pas d'armes. Особенно поразительны примеры ее ритуаль-

ного воздействия, связанные с параграфами уставов целой серии pas

d'armes, где говорится о так называемом «perron» (см.выше «Perron

Fee»); видимо, это некое искусственное возвышение или столб, кото-

рый часто помещали возле «древа рыцарства»(«tree of chivalry»)."

Этот «perron» был самым тесным образом связан с ритуалом вызова

на поединок: часто щиты, которых вызывающий должен был коснуть-

ся, вывешивались именно на нем. Иногда эта процедура бывала и

более сложной, но сам «perron» всегда оставался ее центральным элемен-

том. В pas d'armes под названием «Perron Fee», например, сперва

вызывающий на поединок должен был протрубить в рог, который

висел на этом perron (столбе?), и только потом от него стало требо-

ваться и прикосновение к вывешенным щитам. Этот ритуал имел

прямое литературное происхождение. Кретьен де Груа в своем рома-

не «Ивейн» описывает волшебный источник в лесу Броселианде, осе-

ненный самым прекрасным деревом в мире, к которому были направ-

лены сперва Калогренант, а затем и сам Ивейн.

Возле этого источ-

ника находился некий обширный сосуд, прикованный цепью, куда

собиралась вода из источника, и «perron». Когда рыцари плеснули

водой, собравшейся в сосуде, на этот «perron», началась страшная буря,

затем огромная стая певчих птиц расселась на ветвях дерева, и по-

явился весьма мрачного вида рыцарь, разгневанный тем, что эта буря

натворила в его саду, и этот рыцарь вызвал незадачливых chevaliers

errants на поединок. (Калогренанта ему удалось сразить, зато Ивейн

сразил его самого.) Начиная с Кретьена, эта история о магическом

вызове на поединок с помощью perron в самых различных вариациях

встречается в целой серии романов, а с течением времени она самым

естественным образом стала и моделью определенного ритуала pas

d'armes. История этого явления нам, правда, известна не полностью;

например, не совсем ясно, как сюда вписывается процедура касания

Пышные процессии, турниры и торжественные обеты 365

щитов и откуда она взялась. Гем не менее этот пример ритуального

действа, основанного на литературной модели, говорит нам вполне до-

статочно. Особенно примечательно то, что, похоже, никто толком и не

понимал, какое конкретно значение имеет этот ритуал, связанный с

perron, имелись лишь самые общие представления о том, что это некий

«потусторонний» отголосок легенды об Ивейне. То есть это действи-

тельно было просто действо ради самого действа, пустой, действитель-

но ничего не значащий ритуал, свидетельствующий о том, что главная

забота уделялась театральным эффектам, а не воспроизведению чего-

то важного, связанного с рыцарской системой ценностей.

Аналогичным явлением, но совсем иного рода, представляется и

существенное усиление в период позднего средневековья декоратив-

ных и театральных элементов рыцарского поединка и турнира. По-

степенно эти состязания становятся все более и более отличными от

основной - военной - деятельности рыцарства, с которой они исходно

были непосредственно связаны. Технические усовершенствования и

различные меры безопасности, уменьшая риск для участников турни-

ров, уменьшали и сходство самих турниров с настоящим боевым сра-

жением. Особенно важными инновациями были поединок с копьем

«в упор», а также установление барьера между отдельными участками

ристалища, что делало невозможным случайное столкновение конных

участников турнира; при поединке в пешем строю барьер, через кото-

рый участники наносили друг другу удары, также явился аналогичным

нововведением. Особое оружие, которое так и называли arms a plaisance,

то есть «для забав» (затупленное или же - при использовании копий

- со специальными, надетыми на острие «коронками»), во время тур-

ниров использовалось все чаще, хотя определенные требования чести

все еще вели порой к бою «а l'outrance» (т.е. до победного конца, что

означало, правда, не «до смерти», а всего лишь «с использованием

боевого оружия»). Параллельно развивалась и традиция использова-

ния в бою и на турнирах различных гербовых щитов (например, гер-

бовой щит Черного Принца, предназначенный «для войны», был укра-

шен гербом Англии с цветком в виде трезубца, а на его «мирном»

366

Глава III

гербовом щите красовались три серебяных страусовых пера на черном

поле). Действительно, к XV веку боевые щиты, выйдя из употребления

как часть обязательной экипировки кавалериста, использовались почти

исключительно во время турниров. А уже с середины XIV века мы

постоянно встречаем - особенно в завещаниях, конторских книгах и

описях имущества - упоминания о специальных турнирных доспехах

и оружии. Именно для турниров и поединков ковались такие доспехи,

как шлем «лягушачий рот» (когда на голове был такой шлем, участ-

ник турнира мог видеть, только наклонившись в седле вперед с копьем,

зажатым под мышкой, и готовясь к удару; а когда он выпрямлялся,

нанеся этот удар, глаза его были полностью защищены)." Такой уро-

вень защищенности был возможен и полезен только на ристалище; на

поле брани, во время военных действий, подобный шлем попросту не

имел смысла, ибо лишал всадника возможности нормально видеть, тог-

да как в конном сражении мобильность и способность хорошо ориен-

тироваться всегда были предпочтительнее любых самых прочных лат.

Подобные технологические новшества являются свидетельствами того,

как в позднее средневековье рыцарские поединки постепенно превра-

щались из военного мастерства в декоративное искусство (теперь уже

недостаточно было, скажем, просто выбить противника из седла; это

требовалось сделать строго определенным образом). Отсюда оставал-

ся совсем маленький шажок до желания овладеть этим новым искус-

ством в полной мере. Таким образом, возникла связь между расшире-

нием театральной составляющей в pas d'armes и все более усиливав-

шимися отличиями мастерства ведения поединков и турниров от

настоящего воинского мастерства. Театр и декор, расширяя свое вли-

яние, как бы заполняли пустоту, образовавшуюся в результате значи-

тельного уменьшения сходства рыцарских видов спорта и настоящего

боя. Последствия этого были весьма важны. Когда стоимость турни-

ров - выражавшаяся в стоимости экипировки, пиров, наград и символов

позора - поднялась до невообразимых высот, ристалища, по сути дела,

оказались закрыты для бедных молодых рыцарей, в отличие от эпохи

Гийома ле Марешаля. Кастовая исключительность турнирных союзов

Пышные процессии, турниры и торжественные обеты 367

стала еще более жесткой (свидетельство тому - усилившееся внима-

ние к вопросу родовитости участников). И в то же самое время, как

мы уже убедились, организаторов чрезвычайно заботило, чтобы турни-

ры как ритуальные действа были по возможности более зрелищными

и реалистичными. Это стало поистине навязчивой идеей.

Если бы этим утверждением и можно было завершить картину, то

обвинение рыцарства позднего средневековья в полной утрате своих

истинных ценностей и практического предназначения уже не нужда-

лось бы в дальнейшей поддержке - по крайней мере в отношении

спортивных рыцарских состязаний. Однако картина эта еще далеко

не завершена. Есть и другие ее аспекты, которые мы теперь и должны

рассмотреть более внимательно.

Во-первых, будет весьма уместно вспомнить о том, что так легко

забыть: расти и воспитываться вдали от ристалищ и прочих мест под-

готовки воинов для отпрысков знатных семейств стало делом обыч-

ным. В течение всего XIV века и в начале XV века турниры melee

(групповые) предоставляли рыцарям весьма полезную возможность

потренироваться не только в управлении конем и использовании ору-

жия, но и в бою (в составе отряда) - поскольку члены одной турнир-

ной команды чаще всего и во время войны сражались вместе. Напри-

мер, те, кто сопровождал сеньоров Гистеля и Ла Грютхейзе во время

турниров, которые были ими организованы на рыночной площади в

Брюгге в марте 1393 г., были, по мнению Вейля, их родственниками,

вассалами и просто товарищами по оружию; и каждый из них подраз-

делял свое сопровождение на пять lignes (групп или отрядов), сражав-

шихся во время групповых турниров (melee) под знаменем своего

командира, рыцаря-баннерета.

Ральф Феррер, выступая свидетелем

перед английским Рыцарским Судом в 1386 г., все еще мог с полным

основанием описывать турниры как место, «где учатся владеть оружи-

ем».

Кювелье, писавший всего несколькими годами раньше, мог, на-

пример, изобразить Черного Принца как рыцаря, неотразимого в роли

противника Бертрана дю Геклена, главного героя Кювелье, создавая

портрет первого в окружении закаленных в турнирах рыцарей.

Его

368

Глава III

поэма, а также хроники Фруассара и других авторов полны рассказом

об особом виде поединков - особой формы как вызова, так и самого

боя, - которые специально проводились в перерывах между военными

кампаниями и в течение временных перемирий. Рассказы Кювелье о

подвигах молодого Дю Геклена на поединке, происходившем во время

осады Ренна, как раз и принадлежат к подобным историям, как и

рассказы о «постановочных» турнирах между французскими и анг-

лийскими рыцарями и оруженосцами, которые столь любовно и под-

робно описывает Фруассар в своем рассказе об участии во французс-

кой экспедиции Бекингема в 1380 г.

Такие события значительно

реже имели место в XV веке, но так или иначе мода на них и не

думала умирать даже во времена Баярда.

Во время таких поединков

оружие и доспехи были настоящими, боевыми, а также имела место

совершенно иная система наград и наказаний, отличная от театрализо-

ванных pas d'armes и весьма сходная с системой военных наград и

штрафов. И если из-за пышного декора pas d'armes практически

утратили сходство с реальным боем, то упомянутая выше разновид-

ность рыцарских поединков, как и групповые турниры, этого сходства

пока что почти не утратила.

Баярд прославился как «рыцарь без страха и упрека» (chevalier

sans peur et sans reproche) в тяжелых сражениях во время Итальянс-

ких войн начала XVI века. Однако же впервые он выступил с ору-

жием в руках (и сразу привлек к себе внимание) восемнадцатилетним

юнцом, приняв вызов во время pas d'armes, организованных бургундс-

ким ветераном Клодом де Водрэ в 1491 году, и не отступил, достойно

сражаясь с куда более опытным противником.

Выступая одновре-

менно в этих двух, столь непохожих ролях - прирожденного воина и

чемпиона турниров и поединков, - Баярд был далеко не одинок. Что

уже само по себе является весьма важной причиной того, почему нам

следует быть очень осторожными, определяя границу между миром те-

атрализованных pas d'armes и настоящей воинской службой. До-

кументы говорят сами за себя. Жан де Бусико был, например, изве-

стен как главный организатор турниров в Сен-Энглвере близ Кале в

Пышные процессии, турниры и торжественные обеты 369

1390 г., удостоенный наград за доблесть, проявленную во время этого

мероприятия, несомненно одного из самых расточительных в свою эпо-

ху. И в Италии он также прославился как участник поединков - по

свидетельству Антуана де ла Саль

*; а среди его соперников на рис-

талище был знаменитый condottiero Галеаццо ди Мантуа (Галеас из

Мантуи), которого, как мы знаем, воспевали как образец рыцарствен-

ности в «Chevalier Errant».

Но Бусико (как и Галеаццо) также

участвовал в большом количестве настоящих сражений и даже был на

стороне побежденных во время двух ужасных битв - при Никополе и

Азенкуре. «Warwick Pageant»(Уорвикский pas d'armes ), устроенный

в честь подвигов графа Уорвика Ричарда Бошана (1381-1439), вос-

производит множество прекрасных иллюстраций к подвигам своего

главного героя, совершенным во время турниров и поединков, а так-

же - на полях сражений, ибо у графа была долгая военная карьера.

Он участвовал в сражении при Шрусбери (1403), сражался во всех

военных кампаниях Генриха V в Нормандии и в качестве лейтенанта

сына Генриха командовал английскими армиями (в Нормандии) с

1436 по 1439 гг.

Наряду с придворной знатью в числе участников

роскошного pas d'armes, поставленного по приказу Рене Анжуйского в

1446 г., «Emprise du Dragon» («Путы дракона») можно найти имя

мужественного гасконского routier (наемника) Потона де Ксантрай,

самого что ни на есть профессионального воина, и его товарища по

оружию капитана Пьера де Брезе.

Высказывания другого их това-

рища по оружию, Жана де Бюэя, часто цитировались в свое время как

пример критики рыцарских турниров и интерпретировались как знак

того, что рыцарские поединки уже не в чести среди настоящих вои-

нов.

Однако же его точка зрения, скорее всего, была исключением, а

не правилом.

В этом отношении рыцарская литература XV века несколько

ближе к жизни, чем это порой признается. Описание Мэлори pas

d'armes под названием «Остров Радости» (это действо якобы приду-

мано Ланселотом) - это вполне реалистичное описание подобного

театрализованного pas d'armes XV века, и, похоже, Мэлори использо-