Кашин В.А. Налоги и налогообложение. Актуальные проблемы налоговой политики и налогового администрирования

Подождите немного. Документ загружается.

не нуждается в деньгах как средстве обращения,

но претерпевает неисчислимые

трудности из-за отсутствия денег как универсальной меры стоимости.

Пока же нынешний финансовый механизм рыночной экономики можно

охарактеризовать как основанный на запрете настоящих денег, на замене их долговыми

инструменты (к исключительной выгоде эмитентов этих инструментов), на подавлении

реального производительного капитала и замене его капиталом фиктивным,

спекулятивным, на решении ключевого вопроса - кризиса перепроизводства – способами

накопления долгов (а не более разумного перераспределения богатств и доходов). Какое-

то время эти средства работали – но всему приходит конец.

И поэтому сейчас полезно еще раз задать вопрос: а может ли вообще современный

рыночный механизм действовать без денег? Без денег не как средства обращения –

очевидно, что может и вполне успешно, но без денег как всеобщего и независимого от

какой-либо власти эквивалента стоимости, соизмерителя стоимости вещей, объективного

измерителя богатства – людей, компаний, народов, государств? Если ответить на этот

вопрос правильно, то становится очевидной и прямая заинтересованность России в

реализации решения, вытекающего из такого ответа на него.

Основой всякого развития и экономического роста вообще являются накопления

населения и реализация долгосрочных инвестиционных проектов, но при неопределенной

будущей «ценности» денежной единицы (а точнее – при большой уверенности в падении

ее «ценности», но и при сохранении неуверенности в отношении скорости этого падения)

стимулы к накоплению таких «денег» резко снижаются, а окупаемость вложений в

«длинные» проекты не может быть просчитана даже приблизительно, что фактически

исключает возможность использования на эти цели банковских или межгосударственных

кредитов. Поэтому всякое манипулирование товарной стоимостью денежных единиц и

создание возможностей для накопления непогашаемых денежных долгов как во

внутринациональном обороте, так и в международных отношениях – что стало

отличительной особенностью современного механизма государственного регулирования

Действительно, представим себе случай с двумя экономическими субъектами (производителями), которые

договорились обменивать один трактор на 100 т зерна. Нужны ли им для такого обмена деньги как средство

обращения? Очевидно, что нет. Далее, эти субъекты договорились на следующий год произвести и обменять

в той же пропорции, соответственно, 4 трактора и 400 т зерна. И опять у них нет нужды в какой-либо

«ликвидности». Предположим далее, что к этому обороту присоединяются другие экономические агенты –

производители металлов, химудобрений, и т.д. И опять же для обеспечения всех расчетов между ними

никакой «ликвидности» не требуется. Нужно лишь, чтобы некоторое третье лицо (банк или любой простой

учетчик) вело записи взаимных расчетов между этими экономическими субъектами в некоторых единых

расчетных единицах (подойдет, например, и зерно, и трактор).

Возьмем далее ситуацию, когда расчеты осуществляются не одномоментно, а с отсрочкой (на условиях

кредитования). Если такая отсрочка имеет место по взаимному согласию сторон, то опять никакой нужды в

дополнительной «ликвидности» не возникает – просто одно лицо воздерживается от потребления продукта,

производимого другим лицом в течение согласованного периода времени (производитель трактора не ест

хлеб, обходясь картофелем, или производитель зерна пока пашет землю на волах). Но острая нужда в

«ликвидности» возникает тогда, когда некоторый ловкач решает просто пользоваться продуктами труда

других лиц, не оплачивая их никакими своими товарами (в порядка принудительного использования

кредита других лиц в свою пользу – как это и практикует сейчас американское правительство). В этом

случае, действительно, производитель не оплаченного нашим ловкачом товара испытывает серьезные

трудности, поскольку ему нечем оплачивать затраты на производство новой партии товара. И он должен

либо остановить производство – если у него есть какие-то возможности протянуть это время на старых

накоплениях, либо обратиться за кредитом – например, в банк. И если банк согласится предоставить ему

кредит, то здесь действительно образуется дополнительная «ликвидность» - некоторое количество

денежных единиц, не обеспеченных новой товарной массой. А поскольку эти дополнительные денежные

единицы выводятся на прежний, не увеличенный товарный рынок, то товарная «ценность» всех

обслуживающих расчеты денежных единиц уменьшается пропорционально доле излишне выпущенных

денежных единиц. Т.е, происходит обесценение (инфляция) «денег», которое невозможно при обращении,

основанном на настоящих, товарных деньгах (золото входит и выходит из обращения, но его «ценность» в

отношении всех других товаров не меняется – если только случается, по каким-то причинам, резкий прирост

весовой массы золота на данном товарном рынке).

экономики – закономерно создает предпосылки для сползания в хронические финансовые

кризисы, разрушительно отражающиеся на экономическом развитии.

Единственной возможностью устранения этой угрозы является возврат к товарной

основе денег и переход к такому механизму регулирования товарных отношений, который

бы исключал в принципе возможность для отдельных экономических субъектов и

государств существовать за счет накопления долгов перед другими субъектами

хозяйственного оборота. При возвращении к настоящим деньгам открывается

возможность и устранения отношений «процентного закабаления», которые сейчас

сложились между финансовым сектором и сферой реального производства в странах

Запада. Действительно, при современных условиях значительная часть доходов и

прибылей, реализуемых в сфере производства, перераспределяется через секторы

финансово-банковского и фондового рынка (практически все крупные состояния сейчас

формируются именно с использованием этих механизмов) и затем, за высокие проценты и

на весьма обременительных условиях, предлагается участникам товарного производства.

При этом инициируемые правительствами инфляционные процессы создают «лихорадку»

на денежных рынках – деньги должные немедленно вкладываться в какие-то

высокопроцентные операции, чтобы только сохранить свою стоимость.

При введении настоящих денег, представляющих собой реальные материальные

ценности – золото, другие ценные металлы, нефть, и т.д., необходимость в такой

лихорадочной деятельности отпадает. Более того, появляется реальная возможность

накаливать капиталы (и ссужать их денежный эквивалент) без процентов (или под

минимальные, воспринимаемые рынком 1 %, 2 %, 3 %). Действительно, если обратить

внимание на феномен роста производительности труда – и, соответственно, на издержки

производства разных обращающихся на рынке товаров – то мы увидим, что этот рост

наиболее велик и заметен в производстве высокотехнологичных товаров, в стоимости

которых преобладают затраты высококвалифицированного труда, накопленных знаний,

новых основных капитальных активов, и т.д. А поскольку используемые в виде денег

достаточно редкие природные материалы по своим трудозатратам практически

постоянны, то выражаемые в них цены всех остальных товаров имеют тенденцию к

постоянному снижению. И из этого вытекает то, что только простое хранение денег

(даже без начисления на них процентов) дает постоянное накопление богатства,

выражаемое в росте массы полезных товаров, которые могут быть приобретены на

сохраненные деньги. И, самое главное, при возврате к настоящим деньгам резко

сокращаются возможности накопления безвозвратных долгов (государства и частных лиц,

включая частные банки) и формируемых на их основе фиктивных капиталов: во-первых, у

государства отнимается возможность бесконтрольной эмиссии бумажных денег, и, во-

вторых, долговые обязательства любых частных лиц и институтов, при выпуске их на

свободный рынок, будут пристально тестироваться рынком на предмет их обеспечения

реальными активами, находящимися в собственности этих лиц и институтов.

Таким образом, с одной стороны, резко урезаются возможности государства (и

любых частных лиц) выпускать в обращение фиктивные долговые «деньги», и, с другой

стороны, создается полная свобода для участников рынка (а не финансовых «игроков»)

«делать» настоящие деньги (золото, другие металлы, нефть, и т.д.) и формировать

настоящие, реальные денежные капиталы. При этом следует подчеркнуть, что, во-первых,

для решения этого вопроса нет необходимости искать какого-то «консенсуса» всех или

только ведущих стран мира (на самом деле, это может сделать и одна страна,

располагающая достаточным весом в мировых товарных отношениях), и, во-вторых, из

всех стран мира именно Россия, обладающая наибольшими природными богатствами,

находится в наиболее выгодном положении и может выиграть больше других стран от

ликвидации системы финансового капитализма. Заинтересованность в этом сейчас

проявляет и Китай, который уже реально ощущает угрозу обесценения своих

накопляемых – пока еще - в долларах США валютных резервов.

Для этого необходимо поставить вопрос перехода к мировой валюте, основанной

на реальных товарных ценностях, не зависящих от воли или произвола любых сторон и

участников региональных (международных) отношений. В этом случае мировая

экономика получит надежный стоимостной стандарт, обеспечивающий справедливые и

равноправные условия международного обмена товарами и услугами и исключающий

злоупотребления со стороны любого из государств-участников такого обмена.

Обеспечив возврат к настоящим деньгам, далее необходимо будет радикально

пересмотреть роль финансового сектора – с точки зрения его воздействия (негативного

или позитивного) на социально-экономическое развитие страны и решительно изменить

налоговую политику – в сторону стимулирования самофинансирования, самовыживания и

саморазвития всех способных к этому частных хозяйственных структур и отдельных

работников и предпринимателей.

При этом для перехода к реальным, основанным на товарном эквиваленте, деньгам

никаких особых правовых норм принимать не нужно. С.Ю. Витте в свое время ввел

золотой стандарт, просто установив, для начала, обязанность расчета налоговых

обязательств в золоте. Аналогичным образом и сейчас для возврата к золотому стандарту

достаточно просто зафиксировать твердую цену золота в рублях. Это приведет, конечно, к

прекращению биржевой игры с золотом – но эта небольшая потеря для рынка, поскольку

взамен инвесторы избавятся от излишней головной боли при расчете эффективности

своих планируемых на этом рынке вложений. У них еще останутся риски

производственные, технологические, маркетинговые, финансовые, и т.д., но им уже не

нужно будет гадать, на сколько обесценятся сами деньги за период реализации проекта.

А начальным шагом для России должно стать фиксирование минимальной (пока не

единой) цены на экспортируемую нефть – например, на отметке 70 дол. СЩА за баррель

(учитывая важность этого продукта, его универсальность на мировом рынке и тесную

связь цены на золото с ценами на энергоносители). Следом – фиксирование единой

твердой мировой цены на нефть в отношении к золоту и затем – переход к единому

золотому стандарту в денежном обращении России и других стран, заинтересованных в

стабилизации своего денежного обращения.

Возврат к реальным деньгам – это освобождение денег от чуждой им налоговой,

фискальной функции, высвобождение государства от необходимости содержать многие

тысячи служащих, занятых исключительно борьбой с инфляцией и «поддержанием

стабильности курса национальной валюты» (фактически – манипулированием с

долговыми обязательствами государства), лишение банкиров возможности выгодных

спекуляций на курсах валют, устранение основанного источника международных

«горячих денег» (фактически – излишней денежной ликвидности, денежных пузырей,

таящих в себе постоянную угрозу финансовых кризисов). Переход к реальным деньгам в

общемировом масштабе, кроме того, выбивает из рук государственных банковско-

финансовых органов нерыночные, спекулятивные средства конкурентной межстрановой

борьбы (т.н. «управление учетной ставкой и курсами валют») и резко сокращает

возможности злонамеренной налоговой конкуренции (стимулирование межстрановых

перетоков «горячих денег» средствами налогового стимулирования).

1.3. Институты и их роль в функционировании современного общества.

Физики утверждают, что все процессы в мире определяются энтропией, или, иначе

говоря, всякая упорядоченность с течением времени трансформируется в хаос. Правда, те

же физики одновременно считают, что и началось все с хаоса (в этом они не оригинальны

– так же считает и христианская религия, только «хаос» в ней пишется с большой буквы).

Для человеческого общества таким хаосом можно считать состояние «вечной

райской жизни», при котором двое или более человеческих индивидуумов ни в чем не

нуждались, ни о чем не заботились и ничего не добивались (и, в частности, не добивались

увеличения своей изначально заданной численности, в противном случае, их райской

жизни когда-нибудь должен был наступить конец - либо из-за истощения изначально

заданного им ресурсообеспечения, либо из-за необходимости начать извлекать

дополнительные ресурсы из эксплуатации окружающей их среды – т.е., трудиться, как-то

организовывать свой труд, делить его результаты, и т.д.). Частный случай, когда человек в

таком раю был один, можно не рассматривать, поскольку в этом положении он был

равносилен богу (вечен, ему принадлежало все и он никому не подконтролен); обычно

закрепляемая за богом функция всемогущего Созидателя для такого индивидуума просто

не нужна и, наоборот, еще возлагает на него дополнительное обременение (надо еще что-

то изобретать, о чем-то думать – т.е., трудиться, а ради чего?).

Можно ли предполагать, что при некотором естественном развитии событий

человечество может опять вернуться к такой «райской жизни»? Наверно, ведь и сейчас

есть племена, которые как раз и пребывают в такой нирване, где-нибудь на островах

Тихого океана. Но тогда нужно принять и те условия, в которых живут эти племена:

сохранение постоянной численности населения и отказ от всякого научно-технического

прогресса (и, соответственно, от пользования всеми его продуктами).

Если же мы обратимся к феномену упорядоченности современной жизни

человечества, то увидим, что эта упорядоченность основана на применении двоякого рода

инструментов: институциональных и функциональных. В первой группе мы видим два

важнейших института: государство, которое отвечает за упорядочивание жизни

населения, некоторого сообщества людей, проживающих на определенной ограниченной

территории, и семья - институт, который обеспечивает воспроизводство этого населения

(в прежней или нарастающей численности). Во второй группе выделим право частной

собственности и деньги – как инструменты, функционально связывающие людей в

процессе их общественной, совместной хозяйственной деятельности.

Значение всех этих инструментов вполне очевидно: без института семьи люди бы

либо перестали заводить детей, либо бы перестали заботиться об их выживании (т.е,

просто бы вымерли как биологический тип); без института государства постоянно бы

воевали за передел территорий, что так же грозило бы им вымиранием (в средние века в

периоды войн население в Европе сокращалось в разы); без института частной

собственности люди бы постоянно ссорились и спорили за права на землю и ее продукты,

и вряд ли бы кто стал заниматься производительной деятельности, зная, что в любой

момент кто-то более сильный или более агрессивный может отнять у него все результаты

его труда; и без института денег люди не могли бы рассчитывать на справедливый и

стабильный обмен продуктов их труда – и значит, не имели бы никакого стимула

производить этих продуктов больше, чем это нужно для их личного потребления.

Что же происходит сейчас с этими основами современной упорядоченности жизни

человеческого общества? Возьмем для рассмотрения группу развитых стран («рыночные

демократии», по образцу которых предлагается перестроить весь остальной мир).

Институт семьи в них прогрессивно отмирает (как и предсказывали в свое время К.

Маркс и Ф. Энгельс): «трехпоколенные» семьи - как базовая хозяйственная ячейка – давно

исчезли, малый наследуемый бизнес прогрессивно отмирает, свобода сексуальных

отношений отменила необходимость в браке как в средстве легализации таких отношений,

а уравнивание полов в браке превратило брачный договор в обыкновенный

хозяйственный контракт (об объединении, пользовании или разделении имущества, об

установлении «справедливой платы» за оказание сексуальных услуг, и т.д.) и еще вызвало

к жизни такую карикатуру на семью, как однополые (бесплодные) «браки».

Если взять пример развитых стран, то мы увидим, что среди коренного населения

этих стран на арену выходит уже второе поколение людей, выросших как один ребенок в

семье с одним родителем, которым, как правило, является мать. Социальные последствия

этого явления таковы, что дети из таких семей, становясь взрослыми, ненавидят женщин

(мальчики) и презирают материнство (девочки). И те, и другие почти до сорока лет

предпочитают учиться, «искать себя», и если и заводят затем семью, то либо

ограничиваются одним ребенком, либо просто покупают себе «готового» младенца из

стран третьего мира.

Всей современной системой воспитания (преимущественно, женским -дома и в

школе), и под влиянием СМИ они изначально ориентируются на получение удовольствий

от жизни («здесь и сейчас») и на нетерпение в достижение любых целей («не получается

сразу - брось, лови удачу в другом занятии»). При этом к тем же сорока годам у этого

поколения появляется возможность получения наследства, последовательно, от шести

человек: двух пар дедушек и бабушек (назовем их по-английски «грэндами» - поскольку в

русском языке такого понятия нет вовсе) и родителей. По данным статистики, в развитых

странах в совокупности это может составлять до 2-3 миллионов долларов – чего на

оставшиеся 30-40 лет жизни вполне достаточно.

Кроме того, издержки одностороннего чисто женского воспитания в неполных

семьях приводят к тому, что в них вырастают мужчины, презирающие и ненавидящие

женщин, и женщины, ненавидящие материнство и вообще сам институт семьи. До

крайних пределов эта ситуация уже доведена в США: там вошло в обыкновение для

мужчин, обладающих состоянием или занимающих крупные посты в бизнесе, открыто

объявлять себя гомосексуалистами – чтобы обезопасить себя от исков со стороны

«оскорбленных» ими женщин, а женщины все более ориентируются на карьеру и успех в

бизнесе, удовлетворяя свою потребность в материнстве разведением домашних животных

или приобретением «готовых» детей у семей в странах третьего мира.

В современном западном демократическом обществе женский феминизм (с

провозглашением права женщины на единоличное принятие решения об аборте) и

мужской эгоцентризм (взгляд на секс как на рядовое удовольствие, которое удобнее и

дешевле получать «на открытом рынке», чем в рамках объективно стесняющего института

семьи), вместе и раздельно, каждый со своей стороны, последовательно и эффективно

разрушают как создаваемое столетиями уважение к семейному состоянию как таковому,

так и вообще все сложившиеся моральные основы современного человеческого общества.

Семья все больше становится некой формой обычного коммерческого договора (брачного

контракта), который при этом часто используется в целях, далеких от поддержки

здорового института нормальной семьи. Например, для целей налоговой оптимизации, для

усыновления детей родственников, для установления опеки (хорошо оплачиваемой

государством) над брошенными или отказными детьми (что недоступно для одиноких

граждан).

Следует также подчеркнуть, что все известные до сих пор общественные формации

основывались именно на семье - как основной базовой экономической ячейке общества. В

семье дети получали первичные уроки общественных отношений, знакомились с

экономикой семейной жизни, получали представления о ролевых установках муж-жена,

родители-дети, пожилые родители-взрослые дети, бабушки\дедушки-внуки, и т.д. семья

также служила начальной школой хозяйственной деятельности и предпринимательства:

производственной кооперации – распределение обязанностей по ведению семейного

хозяйства между членами семьи; менеджмента и делегирования полномочий – между

главой семьи и членами семьи; маркетинга – наилучшее использование трудовых и

хозяйственных способностей на рынке труда и личных услуг; инвестиционной

деятельности – наиболее выгодное и безопасное размещение семейных накоплений;

предпринимательства – работа в семейном бизнесе; инноваций – поиск наиболее

выгодных средств и методов повышения благосостояния семьи, и т.д.

Все это сейчас заменяется единой и самой простой схемой: плати налоги и

социальные взносы государству, и обо всем остальном можно не заботиться. Государство

берется содержать и детей – при живых родителях, и стариков – при вполне

состоятельных детях, а также предоставлять жилье, помогать начинающим бизнесменам,

обучать молодых людей – бесплатно- экзотическим специальностям, которые едва ли

будут востребованы обществом и даже заботиться о создании рабочих мест – по

программам борьбы с безработицей. Но в наиболее успешном в прошлом государстве, в

США, государство почти ничего этого не делало – кроме предоставления земли, свободы

труда и необременительных налогов. Сейчас примерно также действуют и новые

промышленные государства – Китай, Вьетнам, Малайзия, Бразилия, и т.д.

При этом в государствах «всеобщего социального благоденствия» уже

складывается последовательное воспроизводство семей – во втором-третьем поколении,

которые ориентированы на существование за счет государственной социальной помощи, и

дети в этих семьях изначально вместо поиска трудовых занятий учатся маневрированию в

сложных системах социального обеспечения, по формуле: чем беднее и неспособнее

изобразишь себя перед соответствующими государственными службами – тем на больший

объем благ и помощи можешь рассчитывать.

Характерно, что сейчас в развитых странах многие семейные предприятия в малом

и среднем бизнесе закрываются из-за нежелания детей продолжать дело своих родителей,

а пополнение рядов мелких предпринимателей осуществляется в основном из числа

иммигрантов. При этом происходит и серьезное качественное изменение малого бизнеса –

вместо прежних производственных предприятий создаются массы торговых,

посреднических, полукриминальных структур, способствующих расширению «черного» и

«серого» (укрываемого от налогов) сектора экономики.

Этому способствует и сложившаяся система воспитания молодого поколения, при

которой при преимущественно женском воздействии – дома и в школе – упор делается на

заучивание больших объемов информации, действия исключительно «по указаниям», «с

разрешения» и вообще на полную «послушность» в поведении, и, наоборот, подавляется

инициативность, «строптивность», стремление к риску. Таким образом, вступающие в

жизнь молодые люди не готовы принимать ответственность за свои действия, боятся

самостоятельных действий, затрудняются в самостоятельной оценке внешних условий, не

готовы действовать в ситуации неопределенности, и т.д. - т.е., в конечном счете, лишены

всех тех необходимых качеств, без которых невозможна любая предпринимательская,

инновационная деятельность.

Соответственно в структуре коренного населения развитых стран

прогрессирующими темпами сокращается процент граждан, вообще в какой-то мере

склонных к самостоятельной, предпринимательской деятельности, и даже просто

способных понимать, что такое ответственность – перед близкими в семье, партнерами по

бизнесу, перед нанимающим их государством – за свои действия. В политике уже давно

принято разделять предвыборные обещания и реальные намерения (Б.Обама недавно

проговорился об этом в прямом эфире), управляющие крупных компаний и банков не

стесняются получать многомиллионные «бонусы» даже за доведение управляемых

заведений до состояния банкротства, из отношений между мужчинами и женщинами

вообще исчезает всякое понимание ответственности, связанной с институтом семьи.

В конечном семья перестает существовать и как базовая экономическая ячейка

общества, и как школа начального экономического и социального воспитания новых

поколений, и даже как инструмент биологического воспроизводства населения. Но это

только в кругу развитых стран. Институт семьи сохраняет свое значение во всех

мусульманских странах, в странах других верований (индуизма – в Индии, иудаизма – в

Израиле, и т.д.). Китай при всем сохранении официальной социалистической идеологии

также воздерживается от замещения семейных ценностей попечительством государства

(система обязательного социального страхования и обеспечения в этой стране пока не

распространяется на большую часть населения).

Таким образом, с учетом миграции извне в развитые страны (и повышенного

уровня рождаемости в семьях мигрантов) в этих странах не позднее, чем через 40-50 лет

можно ожидать ситуации, когда в парламентах этих стран на арабском или китайском

языках будет обсуждаться острая проблема «престарелых белых иждивенцев», которые

непонятно на каких основаниях претендуют на социальное обеспечение и медицинскую

помощь «наравне с трудозанятым населением страны». Следует отметить, что

аналогичная участь ждет и российский народ – учитывая, что власти РФ идут по пути

прямого заимствования западной модели социально-экономического и налогового

регулирования жизни общества.

Но не лучше обстоит дело и с другими важнейшими общественными институтами.

Институт государства во всем мире трещит под двойным натиском «социальной

демократии» и «глобализации». Глобализация «сливает» группы государств и целые

континенты (а предполагается – и приветствуется – и мир в целом) в общие «котлы», в

которых национальные и группы интересы перемешиваются самым непрозрачным

образом, и процессы управления становятся действительно все более хаотическими. При

социальной демократии органы власти выбирает большинство, финансово зависящее от

этой самой власти (государственные служащие, пенсионеры, получатели социальных

пособий, и т.д.) и потому крайне заинтересованное в постоянном росте расходов

государства. Поэтому сейчас почти наверняка выборы выигрывает та группировка

политиков (партия), которая обещает наибольший рост социальных и иных выплат из

бюджетных фондов. При этом для обеспечения такого роста власть может использовать

такие инструменты, как денежная эмиссия, прирост внутреннего государственного долга и

внешние займы, продажа государственной собственности, и т.д. и, конечно, повышение –

до пределов возможного и невозможного – ставок налогов. На один или на два

избирательных цикла таких средств финансирования хватает, а дальше к власти приходит

другая партия (группировка политиков) – под такими же или еще более популистскими

лозунгами.

Кризисы для такой политики неизбежны, но пока они затрагивали относительно

слабые звенья стран «социальной демократии», и только сейчас, наконец, «докатило» и до

США. Глобализация мировых рынков и интернационализация, на этих рынках, крупного

капитала, с одной стороны, помогают смягчать последствия кризисов для отдельных стран

(средствами «соцдемократической» взаимопомощи), но и они же, с другой стороны,

способствуют накоплению противоречий и встроенных дефектов такого

государственного управления, чреватому и грозящему уже всеобщим мировым

финансовым и экономическим кризисом. Поэтому все эти процессы «группирования»

стран и интеграции национальных экономик в международном масштабе, при сохранении

в странах, ведущих в этом процессе, модели «социально-демократического управления»,

снижают степень ответственности национальных правительств («мы все делали по

велению народа и по апробированным советам международных организаций») и

превращает сам институт национального государства в нечто совсем аморфное. При этом,

если раньше, в процессе избирательной борьбы «консерваторы», «либералы» и «социал-

демократы» сменяли друг друга у власти, с соответствующими корректировками в

социально-экономической политике, то сейчас все эти традиционные противники почти

одинаково заражены «популизмом» и вступают во власть, уже связанные своими

предвыборными популистскими обещаниями.

В этих новых условиях и функция защиты национальных границ для отдельных

государств уже теряет всякое значение. Например, в Европе было пролито много крови в

борьбе против двух ее «объединителей» (Наполеона и Гитлера), однако сейчас те же

немцы, французы и англичане через союзные военно-политические структуры и через

экономическую мощь своих компаний и банков заправляют делами не только всей

прежней (западной) Европы, но и примыкающих к ней стран-«сателлитов» (Скандинавии,

Балтии, стран Восточной Европы, Турции, Грузии, Украины, и др.). Сейчас в ЕС уже ни

одной из стран не позволено свободно выбирать свою модель национальной

экономической политики, и уже не только экономическими рычагами (как это было во

времена плана Маршалла), но и средствами прямого политического давления (например, в

Австрии законное избранное правительство было удалено от власти давно известными

методами политического шантажа). А такое единообразие методов управления создает

мощный мультиплицирующий эффект ускоренного переноса и распространения

кризисных явлений между странами. Кроме того, следует учитывать, что уходит в

прошлое и разноцикличность экономической конъюнктуры в разных странах,

позволявшая в прошлом капиталам и предпринимателям спасаться от локальных

кризисов, перенося свою деятельность в другие, не затронутые кризисом страны.

Таким образом, подрыв стратегической функции в системе управления государства

идет с двух сторон – снизу, в процессе борьбы партий за власть «под флагом популизма»,

на короткой дистанции, за ближайший цикл правления, и сверху, за счет втягивания

национальных государств в общемировую парадигму «социализации» общей целевой

установки государственного управления в этих странах.

Институт частной собственности (как основа любого товарного производства) пока

продолжает исполнять свою роль, правда, существенно урезаемую под предлогами

необходимости «социальной защиты общества». Однако «под прицел» социально-

налоговой политики государства уже взят «капитал», до последнего времени

сохранявший своего значение ключевого института всей частнокапиталистической

системы производства.

Действительно, в современных условиях, когда государство практически во всех

странах (с исключением таких стран, как Китай и некоторые другие) держит курс на

проведение инфляционистской денежной политики (с целью взимания скрытого

эмиссионного налога) и поддержание высоких ставок налогообложения (по совокупности

всех применяемых налогов), то капитал в своей денежной форме уже не только не

воспроизводится, но даже и не сохраняется. Так, процентные ставки по вкладам срочным

вкладам почти никогда не покрывают потери капитала по причине инфляции, по текущим

счетам предприниматели имеют чистую потерю капитала (и значительную – если еще

учесть банковские комиссии «за ведение счета»), и даже собственники банковского

капитала (акционеры банков) не получают достаточных доходов, чтобы компенсировать

обесценение его реальной стоимости. Соответственно и накопление денег как капитала –

первичное, когда вообще только складывался капиталистический строй, и текущее,

обеспечивающее нормальный процесс капиталистического воспроизводства

(финансирование в порядке самонакопления капитала), и накопление капитала в его

национальной денежной форме (денежные сбережения населения) сейчас в развитых

странах выведены за пределы здравого смысла, а для финансирования экономического

роста в современных условиях принято использовать инструменты внешнего (к самому

процессу воспроизводства капитала) финансирования – банковские кредиты и долговые

оборотные инструменты, государственные инвестиции и льготы по налогам, внешние

займы, иностранные инвестиции, и т.д. Но если даже предположить, что все эти внешние

дополнительные вливания в процесс воспроизводства покрывают или перекрывают

потери реальной стоимости капиталов, уже задействованных в национальном

воспроизводственном процессе, то все равно этот арифметический (количественный)

баланс не в состоянии качественные потери в мотивации собственников денежного

капитала. Для последних становится все более очевидным, что, действуя в рамках

национального рынка и оставляя свой капитал внутри процесса национального

производства, они оказываются не в состоянии сохранить его прежнюю стоимость от

инфляционно-налоговых наездов своего же государства.

И тогда они убеждаются, что, чтобы только сохранить реальную стоимость своего

капитала, они должны либо прятать его от государства (например, через укрытие

получаемых на свой капитал доходов от налогообложение), либо запускать его, частично

или полностью, в каналы международных финансовых трансакций и фондовых

спекуляций. Но действуя таким образом, собственники капитала из капиталистов-

предпринимателей превращаются в капиталистов-спекулянтов и, соответственно,

промышленные капиталы в массовом порядке трансформируются к капиталы финансовые

спекулятивные, паразитические – по отношению к сектору реального, материального

производства.

А если такой процесс действительно «пошел» (в чем уже нельзя сомневаться, имея

перед глазами картину разворачивающегося всеобщего финансового кризиса), то резонно

поставить вопрос об изменении самого существа существующей в развитых странах

экономической системы – ведь очевидно, что система, основанная на обороте

промышленного капитала, совсем не то, что система, в которой преимуществом

пользуется оборот финансового, фондового, фиктивного, виртуального капитала. В

современной экономической науке пока только очень немногие ученые осмеливаются так

ставить вопрос и из них еще очень немногие – пробуют ответить на него (например,

последователи так называемой австрийской школы). Но у государственных властей в

развитых странах эти ученые совсем не в почете, они почти не представлены в ведущих

исследовательских центрах и на кафедрах известных университетов, их труды

малоизвестны, а в России они фактически под запретом. И только в последние год-два

ситуация начинает меняться: так, в Германии уже некоторые довольно известные ученые

заговорили об угрозе «налогового социализма», а вновь избранный президент Франции Н.

Саркози потребовал принять действенные меры по ограничению «финансового

капитализма».

Действительно, «игры в деньги» - спекуляции на росте акций (фиктивного

капитала), биржевые операции с несуществующими реально вещами (сделки на рост или

падение цен товаров, валют, ценных бумаг), непомерное разрастание рынка деривативов –

способствуют перетеканию капиталов в «игровую зону», за счет финансового

«обескровливания» сферы реального производства. Если все производства необходимых

потребительских товаров переместится в страны Азии и Латинской Америки (а к этому

все и идет), то возникает неизбежный вопрос – в обмен на какие полезные вещи эти

товары будут поставляться потребителям в странах, увеченных строительством

«постиндустриальной экономики»? В обмен за услуги банковско-финансового сектора,

туризма, шоу-бизнеса, за предоставление патентов и авторских прав? Возможно, но

наивно верить, что условия обмена необходимых для жизни товаров, произведенных

«Востоком», на виртуальные (во многом) услуги, предлагаемые «Западом», сохранятся в

нынешних пропорциях и не будут решительно изменены в пользу первого.

Таким образом, отказ «Запада» от сложившихся в условиях всеобщего товарно-

денежного производства и обращения финансово-экономических моделей семьи,

предприятия, капитала – при том, что на «Восток» эти тенденции не распространяются –

чреват превращением «Запада» (составляющих его стран и населяющих его народов) в

некоторого нового мирового иждивенца, который будет зависеть уже не только и не

столько от поставок сырья и энергоносителей, сколько от снабжения всей гаммой товаров

и вообще предметов готовой продукции.

Какую позицию следует занять России в этом складывающемся противостоянии?

Стремиться к роли «мировой энергетической державы», сделать упор на развитие

нанотехнологий и иных «тонких» наукоемких производств, претендовать на более

значительную роль в мировой финансовой спекулятивной деятельности (через создание в

РФ «регионального финансового центра»)? Очевидно, что во всех этих сценариях для

большей части населения России места просто нет. На наш взгляд, Россия может

сохранить свою роль в мировой экономики только как промышленная держава, поскольку

только при этом сценарии в максимальной степени могут быть использованы все ее

основные преимущества – обширная территория и богатые природные ресурсы,

значительное население, с высоким уровнем культуры и образования. На это и должна

быть нацелена, в первую очередь, ее стратегическая фискальная политика.

Таким образом, как мы видим, государство в современном мире берет на себя все

более широкие функции – и для этого все более повышает налоги. Высокие налоги

подрывают способности граждан и предприятий к самовыживанию и

самофинансированию – и этим оправдывается следующий виток расширения социальных

и иных обязанностей государства. Как пишет известный американский ученый Ф. Котлер,

«сокращение занятости означает уменьшение покупательной способности и снижение

продаж, и так образуется замкнутый круг».

И не просто замкнутый, а порочный круг, а

если точнее, то – спираль, по которой все развитые страны, вместе со слепо следующей за

ними Россией, скатываются в пучину «налогового социализма».

И, действительно, государство уже полностью берет на себя функции семьи –

принимая на себя заботу о детях и престарелых; и о первых – даже при живых и вполне

работоспособных родителях. Но производить детей государство пока еще не научилось –

поэтому взялось дополнительно стимулировать усыновление чужих детей.

Государство заменило и деньги своими долговыми обязательствами. Но обеспечить

экономику постоянным стандартом стоимости государство не может – и вместо этого

предлагает «управление денежной эмиссией», заполняя рынок хаосом противоречивых

сигналов и произвольно выбираемых стимулов, нередко определяемых волей отдельных

групп чиновников или приближенных к власти олигархов.

Государство уничтожает «капитал» (двигатель рыночной экономики, средства и

цель свободного предпринимательства) средствами инфляции и высоких налогов,

предлагая взамен систему всеобщего регулирования и стимулирования. И вместо

предпринимателей-капиталистов, осуждаемо рвущихся к личной выгоде, получили племя

ловких манипуляторов государственными ассигнованиями и спекулянтов, неимоверно

быстро сколачивающих фантастические состояния за счет доступа к тайнам

государственной политики и бюрократической верхушки крупного бизнеса.

Государство всеми средствами минимизирует риски предпринимательства и потери

рабочих мест – и вместо венчурных (ранее говорили – авантюрных) капиталистов и

работников наивысших уровней профессионализма получаем полагающихся на

гарантированные доходы (процентные, аренда, роялти, и т.д.) рантье и специалистов по

«выбиванию» разного рода социальных субсидий и льгот.

В России сейчас число получателей социальной помощи от государства и

обеспечивающих себя работников и предпринимателей примерно равно. Но уже через 20-

25 лет эта пропорция необратимо изменится в пользу первых (число только пенсионеров

вырастет с нынешних 38 млн. чел. до 50-55 млн.) и это обстоятельство самым

демократическим путем закрепит в России режим «налогового социализма», при котором

всякие надежды на воссоздании в стране конкурентного на мировом рынке

хозяйственного механизма придется окончательно оставить.

Вместе с тем, при нынешней экономической политике в РФ упор делается на вывозе

невосполнимых природных ресурсов – капитала, созданного природой. Но когда-нибудь

этот капитал закончится. Промышленный капитал, создаваемый трудом народных масс в

период СССР, не проходя процесс реновации, прогрессивно разрушается и теряет свою

производственную и финансовую ценность (примеры: авиастроение, АвтоВаз, Саяно-

Шушенская ГЭС, и др.). Страны-конкуренты России на мировом рынке либо воссоздают

свою промышленную мощь – но уже на новой технологической основе (Китай, Индия,

Бразилия, Мексика), либо стремятся наращивать свое благосостояние за счет

использования накопленного интеллектуального капитала. Появилась также концепция

«гуманитарного капитала», в которой объединяются элементы прошлого знания (патенты,

авторские права), интеллектуальные и профессиональные способности и опыт трудовых

масс и потенциал действующей в данной стране системы образования, развития науки и

ее культурный потенциал.

Россия пока еще не сделала никаких шагов, чтобы попытаться как-то использовать

возможности своих интеллектуальных ресурсов. Взять, к примеру, изобретателя автомата

Калашникова. В любой другой стране он давно стал бы мультимиллионером. И главное, и

сейчас это можно сделать очень просто: подать от его имени иск в суд к российскому

Котлер Ф. Десять смертных грехов маркетинга, «Нева», Санкт-Петербург, 2004, с. 19.