Иванова Н.К. (отв. ред.) Актуальные проблемы лингвистики и межкультурной коммуникации

Подождите немного. Документ загружается.

279

тельный аппарат Бенедикта, главного героя, осуществляет разложе-

ние метафоры и прочитывает каждое слово лишь в его единственном,

прямом значении.

Символичен в этом плане конец романа. В результате еще одно-

го взрыва, устроенного Главным Истопником Никитой Иванычем в

знак протеста против его собственной казни, в живых остаются начи-

танный, говорящий цитатами, но не понимающий их первоначально-

го значения и помышляющий о единоличной власти Бенедикт, Лев

Львович из диссидентов, изрекающий, как Швондер, лозунги и пар-

тийно-большевистские нравоучения, и сам Никита Иваныч. Наслед-

ники всех достижений цивилизации, перерожденцы и сохранившиеся

после первого взрыва жители, борясь с архетипами и одновременно

цепляясь за них в надежде смоделировать новое общество, не могут

разорвать путы зла, тяги к насилию и стремление к подавлению и ис-

треблению себе подобного. Пройдя весь цикл социального развития,

пытаясь отвергнуть диктатуру, они, по сути дела, возвратились к той

точке, на которой когда-то были растерянные герои романа «Наслед-

ники» Голдинга, чтобы вновь создать общество, в котором кто-то

сильнее других, то есть, «одни равнее других».

Наряду с констатацией устойчивости поэтики жанра антиутопи-

ческих произведений в разных литературах с приоритетом в них об-

щечеловеческого над локальным с известной степенью уверенности

можно говорить о национальной специфике концептуальной анти-

утопии. «Все пророчества интересны главным образом тем, что они

проливают свет на эпоху, в которую родились», - заметил как-то

Хаксли. Можно продолжить эту мысль, утверждая, что в пространст-

ве антиутопии последующее всегда подготовлено предыдущим, а на-

стоящее во многом объясняется прошлым с социальной точки зрения,

но природа человека мало изменяется в ходе исторического развития,

поскольку зло в человеке изначально сильно. И это во многом объяс-

няет модель речевого поведения героев антиутопии.

Созданная европейскими писателями, антиутопия исследует со-

отношение природного и приобретенного человеком в ходе развития

цивилизации, проблему личности и социума в тесной связи с его ду-

ховной наполненностью. Американская антиутопия выясняет соци-

альные последствия научно-технического прогресса и машинной ци-

вилизации для человека как мыслящей личности. Для русских писа-

телей в силу исторического опыта характерна озабоченность тем, что

на каком-то этапе развития цивилизации и социальных институтов

социум неизбежно примет уродливые формы диктатуры и вновь пре-

280

вратит человека не в одухотворенную личность, а в частичку огром-

ного, безликого, общего «Мы». И способы речевой коммуникации ге-

роев с миром, их окружающим, и друг с другом, усиливают автор-

скую озабоченность тем, что Слово, язык, находясь в дискурсе наси-

лия, потеряет богатство своих оттенков, а коммуникация в бездухов-

ном пространстве станет не обогащающим, а всего лишь прагматиче-

ским компонентом бытия.

Библиографический список:

1. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986.

2. Брэдбери Р. 451 по Фаренгейту // Библиотека современной фанта-

стики в 15 томах. Москва, 1965. т.3

3. Голдинг У. «Шпиль» и другие повести. М. 1981.

4. Струкова Т.Г. Феномен социальной власти в творчестве Уильяма

Голдинга // Эссе о социальной власти языка. Межрегиональные ис-

следования в общественных науках. Воронеж, 2001.

5. Толстая Т. Кысь. М, 2001.

6. Утопия и утопическое мышление. М., 1991.

7. Хаксли О. Обезьяна и сущность // Утопия и антиутопия ХХ века.

М., 1990.

8. Bradbury R. Farenheit 451. New York, 1953.

9. Golding W. The Inheritors. 1955.

10. Golding W. Lord of the Flies. The Pyramid. Envoy Extraordinary.

Moscow, 1982.

ДИАЛОГИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО В РОМАННОМ

ДИСКУРСЕ

И.Ф. Шувалова

Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина

Тамбов, Россия

schuwalowa@yandex.ru

В современной философии диалог признаётся свойством мыш-

ления, теоретическое мышление объясняется как внутренний диалог,

акт мышления – как социальный акт общения: «Быть – значит об-

щаться диалогически… Два голоса - минимум жизни, минимум бы-

тия» (2, 294).

Сам термин «диалог» греческого происхождения - греч. dialo-

gos- ‘разговор, беседа’, букв. ‘речь через’. Для большинства совре-

менных исследователей, как отечественных (Н.Д. Арутюнова,

Т.Г. Винокур, Е.В. Падучева, Г.Г. Почепцов, Н.Ю. Шведова… ), так и

281

зарубежных (В.К. Барнет, Т.А. ван Дейк, K. Hausenblas, D. Wunderlich

и др.) характерны две трактовки диалога: в широком и в узком пони-

мании. Диалог в широком понимании – это «конкретное воплощение

языка, форма речевого общения, сфера проявления речевой деятель-

ности человека и, наконец, сама форма существования языка» (3, 4).

Диалог в узком смысле связан с непосредственным общением двух

или более лиц и трактуется как «форма речи, представляющая собой

определённым образом организованную структуру, которая возника-

ет в результате чередования речи двух или более собеседников, каж-

дый из которых попеременно становиться то говорящим, то слушаю-

щим» (3, 7).

Несмотря на то, что диалог на сегодняшний день изучается на

основе реальной диалогической речи, первоначальным источником

описания был диалог в художественной литературе. В рамках общей

теории диалога уже давно предпринимаются попытки разработать

теорию художественного диалога (В.В. Виноградов, М.М. Бахтин,

Б.Н. Ларин, Г.О. Винокур, Т.Г. Винокур, Н.Ю. Шведова, М.Б. Бори-

сова, В.М. Милых, Г. Бауер, Г. Лерхнер, Р. Циммер, Б. Шпильнер и

др.). Различие реального и художественного диалога вскрывается на

основе ряда дифференцирующих признаков, таких как: устная /

письменная коммуникация, спонтанность / подготовленность, мень-

шее внимание уделено форме выражения / большая забота о форме

выражения, наличие / отсутствие паралингвистических средств, не-

большая доля невербальной коммуникации. По мнению ряда иссле-

дователей, художественный диалог представляет собой лишь доста-

точно близкий и одновременно далёкий «слепок» с реального диалога

(Н.А. Кожевникова, О.А. Лаптева, О.Б. Сиротинина, Т.Г. Винокур,

А.Г. Бакланова и др.). Дополнительными задачами художественного

диалога (по сравнению с реальным) являются: 1) характеристика пер-

сонажей посредством диалога; 2) развитие действия; 3) передача ин-

формации о внешней обстановке, причинах поведения персонажей. И

этот список далеко не полный.

Как в отечественной, так и в зарубежной науке идёт спор о воз-

можности применения единого метода исследования по отношению к

реальному и художественному диалогу. Причём, если в отношении

художественного диалога в драме уже имеется ряд фундаментальных

работ (Р. Циммер, Г. Бауер, В.И. Лагутин), то диалог в эпосе изучен

ещё не достаточно полно.

282

В настоящее время с развитием дискурсивного анализа как са-

мостоятельной научной дисциплины исследования диалога (в том

числе и художественного) включаются в область дискурсивных ис-

следований. Так, с позиции теории дискурса пространственную кон-

цепцию поэтического текста разрабатывает французская исследова-

тельница болгарского происхождения Ю. Кристева. В рамках этой

концепции она вычленяет три измерения текстового пространства:

субъект письма, получатель, внеположные им тексты (контексты) –

«три инстанции, пребывающие в состоянии диалога» (4, 215-216).

Конкретизируя свои исследования на структуре романного простран-

ства, Ю. Кристева разбивает его на монологическое и диалогическое

(4, 224).

Особый интерес представляют исследования диалогического

пространства на основе анализа коммуникативного процесса с пози-

ций лингвистики текста (Т.Я. Кузнецова, А.Г. Бакланова, Г. Лерхнер,

Г. Вернер). Художественная коммуникация в романе организуется на

двух уровнях (уровневый дуализм диалогического пространства): на

уровне общения персонажей – внутритекстовый уровень (зачастую

выраженный эксплицитно) и на уровне коммуникации автора с чита-

телем – затекстовый уровень (выраженный эксплицитно- имплицит-

но). Первый уровень включает также внутренние диалоги («микро-

диалоги» по Бахтину), которые могут протекать и одновременно с

внешними диалогами/ диалогами персонажей. Опираясь на концеп-

ции М.М. Бахтина, Ю. Кристевой и др., всё вышеизложенное можно

представить в виде следующей схемы:

А-автор, Ч-читатель, Т-текст-нарратив

Как видно из схемы, внешние композиционно выраженные диа-

логи, включающие также внутренние диалоги, неразрывно связаны с

объединяющим их «большим диалогом» (по Бахтину) романа в це-

Диалогическое

А Ч

пространство (ш.п.)

Диалологическое

пространство (у.п.)

283

лом. Если в первом случае мы говорим о диалогическом пространстве

в узком понимании, то во втором случае речь идет о диалогическом

пространстве в более широком контексте.

Размеры диалогического пространства теоретически безгранич-

ны, и его границы могут показаться открытыми. На самом же деле,

глобальная связность диалогического пространства обеспечивается

единством темы (понятийный образ некоторого положения

дел/конгломерат информации). Обычно тема определяется как то, о

чем идет речь.

В отличие от реального диалогического пространства, единица-

ми художественного диалогического пространства считают не диало-

гические единства, а тематически связанные диалогические блоки. В

основу каждого смыслового блока кладут микротему, а все диалоги-

ческое пространство рассматривается как система микротем, объеди-

ненных единой темой (макротемой). Г.Г. Полищук, О.Б. Сиротинина

подчеркивают тот факт, что диалогическое пространство художест-

венного дискурса интегрировано в единую текстовую структуру про-

изведения. Сомнительной, однако, представляется их точка зрения по

поводу того, что данный факт отражается, например, на ограничен-

ном количестве тем в произведении (5, 199). Единство диалогическо-

го пространства и текстовой структуры подтверждается методом

элиминирования диалогического пространства из текста.

Кроме тематической спаянности диалогического пространства,

вслед за американским лингвистом Т. Гивоном, стоит отметить и

другие компоненты его внутренней связности (особенно характерные

для нарративного дискурса): 1) референциальный компонент (тожде-

ство участников); 2) пространственный; 3) временной; 4) событийный

компонент. В качестве примера рассмотрим начало романа Т. Манна

«Будденброки». Действие происходит в ландшафтной обстановке:

«Man sass im Landschaftszimmer, im ersten Stockwerk des weitlaufigen

alten Hauses in der Mengstrasse…» (7, 10) – пространственный компо-

нент. Автором точно указывается время действия: «es war

Donnerstag», «gegen vier Uhr nachmittags, in der sinkenden

Daemmerung», «es war schon nach halb fuenf Uhr» – временной компо-

нент. Будденброки устраивают ужин (событийный компонент) для

гостей семьи: Dichter Jean Jacquees Hoffstede, Doktor Grabow

(Hausarzt), Pastor Wunderlich, Makler Graetjens, Senator Doktor Lang-

hals, seine Frau, die Kroegers, Herr Oeverdieck mit seiner Frau… – рефе-

ренциальный компонент диалогического пространства. И, наконец,

тематическая скрепа («беседа о жизни» до, во время и по окончании

284

ужина) связывает компоненты диалогического пространства воедино,

причём сама беседа настолько приближается к реальной коммуника-

ции, что затруднительно выделить несколько конкретных микротем в

описываемом диалогическом пространстве. Как отмечают исследова-

тели, именно реальное повседневное общение характеризуется «на-

громождением тем, сменяемость которых в сущности трудно пред-

сказуема, а тематическая связь «фрагментов» диалогического про-

странства трудно обнаруживаема, либо вообще отсутствует» (6, 89).

Изменение одного из компонентов диалогического пространства

приводит к изменению характеристик диалогического пространства:

«Es war ziemlich spaet, gegen elf Uhr, als die Gesellschaft , die sich im

Landschaftszimmer noch einmal zusammengefunden hatte, beinahe

gleichzeitig aufzubrechen begann» (7; 41). Изменение всех компонентов

означает смену одного диалогического пространства другим.

Таким образом, подводя итог, ещё раз подчеркнём, что одним из

различительных признаков реальной и художественной коммуника-

ции является, по мнению учёных, неограниченность тем в реальной

коммуникации и их ограничение в художественном дискурсе. Однако

такое, скорее чисто теоретическое утверждение, опровергается прак-

тическим материалом, дающим повод говорить об обратном, тем са-

мым приближая диалогическое пространство произведения к реаль-

ному диалогическому пространству, что, кстати, и отмечается от-

дельными учёными. Диалоги в составе эпической прозы более напо-

минают естественную разговорную речь (1, 84). Что касается понятия

«диалогическое пространство», то выделенные составные компонен-

ты наверняка до конца не исчерпывают его многогранности, однако

дальнейшие исследования в этом направлении должны быть, на наш

взгляд, продуктивными, особенно в области дискурсивных исследо-

ваний и теории художественной коммуникации.

Библиографический список:

1. Бакланова А.Г. Лингвостилистическая характеристика драмы как

типа текста. Дис. … канд. филол. наук. М., 1983.

2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.

3. Бырдина Г.В. Динамическая структура русской диалогической ре-

чи. Тверь, 1992.

4. Кристева Ю. Бахтин М.М.: Слово, диалог и роман. // М.М. Бахтин:

pro et contra. Личность и творчество М.М. Бахтина в оценке рус-

ской и мировой гуманитарной мысли. СПб., 2001, Т.I. С.213-244

285

5. Полищук Г.Г., Сиротинина О.Б. Разговорная речь и художествен-

ный диалог// Лингвистика и поэтика. М.,1979, С.188-199

6. Теплицкая Н.И. О структуре диалогического текста// Науч. Тр.

МГПИИЯ им. М. Тореза. М., 1975. Вып. 84, С. 314-331

7. Th. Mann Buddenbrooks, Fischer Taschenbuch Verlag, 1996.

КОНСТРУКЦИЯ ТИПА “ist im Werden” КАК СРЕДСТВО

ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ГЛАГОЛЬНОГО ВИДА

А.В. Щербакова

Тамбовский высший военный авиационный институт,

Тамбов, Россия

Современное состояние общества и, как следствие, языка, об-

служивающего это общество, характеризуется все более очевидной

связью и единством языка и мышления. Особенно заметно это прояв-

ляется в письменной форме языка, так как сфера науки, публицисти-

ки, прессы в их лучших образцах, напрямую связанная с письменным

языком, изначально предполагает творческое языковое мышление.

Можно с определенной долей уверенности утверждать, что в этих

функциональных сферах значительно возрастает когнитивная, своего

рода мыслеоформляющая функция языка. Все глубже проникая в

суть вещей и явлений, человек естественно пытается отразить это в

своем языке, от которого требуется все более гибкое и дифференци-

рованное соответствие окружающей действительности.

Язык как инструмент реализации познавательного процесса, как

эволюционирующая система являет образец действия главного закона

диалектики - закона единства и борьбы противоположностей. С од-

ной стороны, как уже отмечено в предшествующей главе, он посто-

янно стремится к экономичному использованию языковых средств, с

другой стороны, он нацелен на эффективность, действенность любой

своей единицы, на четкость языкового выражения, на разграничение,

дифференциацию все более тонких нюансов. Поэтому в процессах

языковой дифференциации главной движущей силой становится

стремление к точности, ясности. В результате именно борьба этих

двух противоположных на первый взгляд тенденций - к экономии и к

точности - обеспечивает языку ту динамичность и гибкость, без кото-

рых его функционирование было бы невозможно.

Наряду с экономией, В.Г.Адмони считает тенденцию к точности

постоянно действующей, от природы присущей любому человече-

скому языку (immer währende, jeder natürlichen menschlichen Sprache

286

innewohnende... Änderungstendenz) (2, 84-85). В качестве примеров ав-

тор называет специализацию подчинительных союзов в немецком

языке нововерхненемецкого периода, а также появление некоторых

предлогов, характерных для письменного языка. При этом

В.Г.Адмони отмечает двойственный характер тенденции к точности:

“In mancher Hinsicht wirkt die Tendenz zur Deutlichkeit in derselben

Richtung wie die zur Ökonomie. Aber sie können auch gegeneinander

wirken” (2, 86). Проанализированный материал подтверждает эту

мысль: в современном немецком письменном языке в ряде случаев

стремление к точности, дифференцированному обозначению идет в

ущерб экономии, в других же случаях - сопутствует ей, позволяя в

сжатой, экономной структуре выразить четкое, точное содержание.

Большое внимание проблеме точности языкового выражения

всегда уделяли немецкие лингвисты, хотя у разных авторов это поня-

тие трактуется по-разному, что отражается уже в том обилии терми-

нов, которые для этого используются: Prägnanz, Genauigkeit, Präzision,

Präzisierung, Deutlichkeit, Verdeutlichung, Eindeutigkeit. Учитывая, что

предметом анализа в данной работе являются письменные тексты, в

том числе и научные, можно использовать данное понятие в том зна-

чении, какое уже закрепилось в лингвистической литературе приме-

нительно, в первую очередь, к научным текстам, а именно: однознач-

ность, отсутствие двусмысленности. Но вместе с тем точность пред-

полагает степень истинного соответствия чему-то. Таким образом,

тенденцию к точности в письменном литературном языке можно оп-

ределить как стремление достичь максимальной степени соответст-

вия действительности, что в отношении языка науки будет означать

ту степень соответствия, какой достигло на данный момент человече-

ское познание.

Совершенно очевидно, что, чем многообразнее и полнее люди

будут познавать окружающий мир, тем более дифференцированным,

а, значит, и более точным будет становиться аппарат языкового вы-

ражения. В эпоху постоянно усложняющихся знаний об окружающем

нас мире вопросы языковой дифференциации приобретают особое

значение. Это проблемы точной номинации находящихся в поле дея-

тельности человека объектов, понятий и т.п., четкого разграничения

сфер функционирования параллельных морфологических форм или

синтаксических конструкций и т.д. В данной статье точность понима-

ется как семантическая дифференциация смежных языковых явлений,

их четкое разграничение и специализация.

287

Предметом исследования в данной статье будет явление, отра-

жающее тенденцию к точности, которая в современном немецком

письменном языке проявляется на разных уровнях, в частности, кон-

струкция типа “ist im Werden” как средство дифференциации гла-

гольного вида, которую немецкие лингвисты называют новой формой

несовершенного вида, специализирующейся на выражении длитель-

ности события, без какого-либо ограничения во времени, и относят к

числу особых синтаксических средств поля аспектуальности. Аспек-

туальное значение длительности актуализуется благодаря тесному

взаимодействию глагола-связки и субстантивированного инфинитива

с предлогами bei, an, in, семантика которых указывает на занятие, со-

стояние: beim Frühstücken, beim Waschen sein; er ist am Leben;

Интерес представляет сам факт появления этой конструкции в

немецком языке, в котором, как известно, отсутствует четкое видовое

противопоставление глаголов. В отличие от русского языка с его раз-

витой системой видовых пар глаголов, у которых значение совер-

шенного и несовершенного вида выражается внутри самих глаголов с

помощью суффиксов и префиксов, в немецком языке данная катего-

рия, зачатки которой можно обнаружить еще в древневерхненемец-

кий период, не получила своего развития, а противопоставление

Präterit-Perfekt-Plusquamperfekt в конце концов свелось к оформлению

категории относительного времени. В результате в немецком глаголе

вид может быть отчасти выражен некоторыми формами предельных

глаголов, тогда как полная парадигма глагольных видов у большин-

ства из них отсутствует. Очевидно, именно это и определило остроту

дискуссий, которые ведутся в немецкой лингвистике по этому вопро-

су.

Несовершенство немецкой глагольной парадигмы в отношении

вида заставляет язык искать своего рода компенсаторные способы

выражения определенного значения, а, не находя их в полной мере на

морфологическом уровне, язык использует синтаксические конструк-

ции, одной из которых и является относительно новая для немецкого

языка структура “ist im [am, beim] + Infinitiv”. При этом нельзя не за-

метить, что уже внутри исследуемой структуры происходит даль-

нейшая дифференциация, своеобразная “специализация”: конструк-

ция с “beim” связывается обычно с агенсом, тогда как конструкция с

“am” сочетается не только с агенсом, но также и с пациенсом: Er war

am Gewinnen; sie ist am Kochen, beim Waschen; Sie ist beim Lesen; ...

das Gas strömte wieder, das Mittagessen sei am Kochen; Hier ist immer

288

etwas am Wachsen. Конструкция с “im” - наиболее частотная в пись-

менном литературном языке: im Werden/im Wachsen/im Entstehen/im

Erscheinen/im Kommen/im Vordringen/im Schwinden/ im Abklingen/im

Absterben/im Abebben sein.

Употребление этой новой конструкции в письменном литера-

турном языке немецкие лингвисты рассматривают как свежее влия-

ние разговорной речи и диалектов, где аналитические конструкции с

глаголами sein и tun с давних пор используются очень широко, в ча-

стности как форма выражения глагольного вида (“allgemeine

Ausdrucksform der “Aktionalität” und “Verbalität” – (4, 46). Примерами

“er tut mähen” и “er ist beim/am Mähen” Й.Эрбен иллюстрирует упот-

ребление форм, сигнализирующих протекание действия (4, 50).

Одна из причин появления описательных форм в литературном

языке - стремление к точности, четкости стиля, в частности к четкому

выражению глагольного вида. Вот как пишут об этом в немецкой эн-

циклопедии: “Die Ursache für die Ausbreitung analytischer Formen...

liegt... in dem überall zu beobachtenden Streben nach Verdeutlichung. Die

starke Differenzierung auf allen Lebensgebieten verlangt eine deutliche

Ausdrucksweise, die der Sprecher durch zusätzliche Verwendung

umschreibender Wörter zu erreichen sucht” (3, 269).

Большое количество простых непредельных глаголов в немец-

ком языке (durative/imperfektive/kursive Verben) выражают несовер-

шенный вид недифференцированно; действие обозначается как неог-

раниченное во времени, без указания на его настyпление, конец или

результат. Такие глаголы представляют в известной степени неотме-

ченный нейтральный член видовой оппозиции. К ним можно отнести

глаголы arbeiten, blühen, eilen, fahren, leben, liegen, malen, pflügen,

reden, schlafen, sitzen, stören, wachsen, wohnen и др. Если необходимо

особенно подчеркнуть продолжительность или течение события, то

прибегают к описательной аналитической конструкции, которая вы-

ступает как отмеченный член видовой оппозиции, срав.: blüht - ist am

Blühen; er redet - er ist beim Reden; ihre Bedeutung wächst - ihre

Bedeutung ist im Wachsen. Вместо простого глагола для четкого обо-

значения длительного действия [процесса] употребляется уточняю-

щая аналитическая конструкция.

Роль дуративной конструкции как средства дифференциации

глагольного вида проступает еще более четко, когда в перифразу втя-

гиваются предельные глаголы типа kommen, abklingen, срав.: Der