Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

291

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

устройство университетов. Вступительные экзамены останут-

ся те же, но от них увольняются все ученики гимназий и учи-

лищ, равных гимназиям, выдержавшие успешно выпускные

свои экзамены. В приготовительном курсе экзамена с курса

на курс быть не должно. Переходный экзамен от общего курса

к специальным факультетам необходим для всех слушателей

этого приготовительного курса; он дозволяется всем молодым

людям, воспитанным дома, требующим прямо этого высшего

экзамена; но в нем поставляется правилом, что по каждой от-

расли наук новопоступающего испытывает не тот профессор,

который ее преподавал в первоначальном курсе. От переходно-

го экзамена увольняются первые нумера гимназических вос-

питанников. Они вступают из гимназий прямо в факультеты.

Успешно выдержанный переходный экзамен дает в обществен-

ной службе университетским студентам и всем посторонним

права и выгоды, предоставляемые лучшим гимназистам. Спе-

циальные курсы продолжаются три года, но лишний год дозво-

ляется всем студентам, которых успехи могли быть замедлены

или болезнию, или обстоятельствами домашними, а иногда и

посторонними занятиями. В специальном курсе отменяются

все экзамены и весь счет годовых баллов, на основании кото-

рого, в противность здравому смыслу, ученик, улучшавшийся

с года на год, становится иногда ниже ученика, который был

старателен в первые годы и несколько нерадив в последний.

Этот счет, по-видимому, создан только для упражнения се-

кретаря университетского в четырех правилах арифметики и

для возбуждения досады, часто весьма разумной, в студентах.

Выпускной экзамен дает по-прежнему степень студента или

кандидата, смотря по успехам. Экзамены должны быть весь-

ма строгими, и, для того чтобы они могли быть строгими, все

положения, наказывающие неуспех как преступление, должны

быть отменены. Ни один добросовестный профессор, ни один

честный человек не решится приговорить (как бы следовало по

теперешнему положению) молодого человека к наказанию за

то, что он нетвердо знает греческие спряжения или какое ко-

личество ситца выделывается ежегодно на английских фабри-

292

А. с. Хомяков

ках. В этом уверены все студенты. Испытания обращаются в

пустую форму, и мера, придуманная для того, чтобы экзамены

были как можно строже, совершенно уничтожает экзамен.

Испытания на высшие ученые степени могут оставаться

без изменения; к ним должны быть допускаемы все без исклю-

чения. Иностранцы всегда пользовались в России правом эк-

заменов на степень доктора, и нет никаких разумных причин,

почему то, что дозволяется уроженцу Йорка или Эдинбурга,

было бы воспрещено человеку, воспитавшемуся в Иркутске,

Тифлисе, Воронеже или в степном поселке. Наконец, следу-

ет прибавить, что, по моему мнению, вход на лекции должен

быть открыт всем без исключения. Этого требует польза нау-

ки и образования общественного; этого требует нравственная

справедливость, не дозволяющая, чтоб учение детей было

тайною для родителей; этого требуют выгоды самого прави-

тельства, приобретающего в надзоре общества вернейшую по-

руку в дельности и безвредности самого преподавания. Точно

так же должно давать и экзаменам на высшие степени или по

крайней мере диспутам величайшую общедоступность: вход

должен быть свободен, возражение свободно. Всякое ограни-

чение этой свободы должно быть устранено. Без нее испыта-

ние кандидата на ученую степень делается ничтожным, и та-

ково оно отчасти теперь, когда и кандидат за своею кафедрой,

и возражатели на своих стульях спорят друг с другом как буд-

то под страхом уголовного следствия или гайнауского суда

В самых семинариях понимают, что возражатели на диспуте

не могут стесняться постановлениями и учением Церкви. Это

простое требование здравого смысла.

Таков, как кажется, должен быть устав университетов.

В университетах же заключается главный двигатель всеоб-

щего просвещения, и они должны быть признаны не только

на слове, но и на деле высшими изо всех учебных заведений,

из которых ни одно не должно равняться с ними в правах и

преимуществах.

Сказав свое мнение об училищах и преподавании наук, я

считаю себя обязанным заметить, что точно так же как воспи-

293

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

тание не начинается школою, точно так же оно и не кончается

ею. Последний и высший воспитатель есть самое общество, а

разумное орудие общественного голоса есть книгопечатание.

Вред, происходящий от злоупотребления книгопечатания, об-

ратил на себя внимание многих и сделался в последнее время

предметом страха почти суеверного. Книгопечатание, как са-

мое полное и разнообразное выражение человеческой мысли,

в наше время есть сила, и сила огромная. Как сила, оно может

произвести вред, и вред значительный, хотя мнение об этом

вреде вообще очень преувеличено и ему приписываются такие

явления, которые или вовсе, или почти вовсе от него не зави-

сели. Но из того, что какая-нибудь сила может произвести ги-

бельные последствия, должно ли ее умерщвлять? Если бы Бог

дал слабому человеку такое могущество, конечно, нашлись бы

люди, которые вздумали бы уничтожить те силы, которые, по-

являясь в виде бурь и землетрясений, разрушают великие горо-

да и опустошают целые цветущие области: эти люди из благих

намерений убили бы жизнь природы, и спасаемых ими братий,

и свою собственную. То же самое должно сказать и о книгопе-

чатании. Люди, восстающие против него, не догадываются, что

в их собственной голове из мыслей, которые они считают своею

собственностию, едва ли сотая принадлежит им и не почерпну-

та прямо или косвенно из того источника, который они хотели

бы иссушить. Всякая мелочность и подавно мелкий страх дол-

жен быть отстранен от общественного управления везде и по

преимуществу в таких высших державах, как Россия.

Книгопечатание может быть употреблено во зло. Это зло

должно быть предотвращено цензурою, но цензурою не ме-

лочною, не кропотливою, не безрассудно-робкою, а цензурою

просвещенною, снисходительною и близкою к полной свободе.

Пусть унимает она страсти и вражду, пусть смотрит за тем,

чтобы писатели, выражая мнение свое, говорили от разума (ко-

нечно, всегда ограниченного) и обращались к чужому разуму,

а не разжигали злого и недостойного чувства в читателе; но

пусть уважает она свободу добросовестного ума. Цензура без-

рассудно строгая вредна везде (этому Австрия служит приме-

294

А. с. Хомяков

ром и доказательством: закормленная, запоенная и одуренная

Вена была в 1848 году хуже Берлина и Парижа); но цензура без-

мерно строгая была бы вреднее в России, чем где-либо. По ми-

лости Божией, наша родина основана на началах высших, чем

другие государства Европы, не исключая даже Англии: ими

она живет, ими крепка. Эти начала могут и должны выражать-

ся печатно. Если выражение их затруднено и жизнь словесная

подавлена, мысль общественная, и особенно мысль молодого

возраста, предается вполне и без защиты влиянию иноземцев

и их словесности, вредной даже в произведениях самых невин-

ных, по общему мнению. Так, например, письма из Парижа в

«R�v�� trang�r�»

, в которых старый аристократ облизывает-

ся при воспоминании об ужинах Людовика ��, хуже в своих

нравственных последствиях, чем жалкий бред Консидерана

или остроумное и страстное безумие Прудона

. Я скажу более:

иностранная словесность сама по себе, без противодействия

словесности русской, вредна даже в тех произведениях, кото-

рые, по общему мнению, заслуживают наибольшей похвалы

и особенного поощрения. Для русского взгляд иностранца на

общество, на государство, на веру превратен; не исправленные

добросовестною критикою русской мысли, слова иностранца,

даже когда он защищает истину, наводят молодую мысль на

ложный путь и на ложные выводы, а между тем, при оскуде-

нии отечественного слова, русский читатель должен понево-

ле пробавляться произведениями заграничными. Но скажут:

строгость цензуры никогда не может падать на произведения

безвредные или полезные. Это неправда. Можно доказать, что

излишняя цензура делает невозможною всякую обществен-

ную критику, а общественная критика необходима для самого

общества, ибо без нее общество лишается сознания, а прави-

тельство лишается всего общественного ума. Но если бы даже

это было правдою, то и тогда вред был бы неисчислим. Чест-

ное перо требует свободы для своих честных мнений, даже для

своих честных ошибок. Когда, по милости слишком строгой

цензуры, вся словесность бывает наводнена выражениями низ-

кой лести и явного лицемерия в отношении политическом и

295

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

религиозном, честное слово молчит, чтобы не мешаться в этот

отвратительный хор или не сделаться предметом подозрения

по своей прямодушной резкости: лучшие деятели отходят от

дела, все поле действия предоставляется продажным и низким

душам; душевный разврат, явный или кое-как прикрытый, про-

никает во все произведения словесности; умственная жизнь

иссякает в своих благороднейших источниках, и мало-помалу

в обществе растет то равнодушие к правде и нравственному

добру, которого достаточно, чтобы отравить целое поколение

и погубить многие, за ним следующие.

Такие примеры бывали в истории, и их должно избегать.

«шаткОе здание нашегО пРОсвещения»

пРедислОвие к «РусскОй Беседе»

Любезный читатель!

«Русская Беседа» просит твоего благосклонного внима-

ния. Всякий журнал имеет свой характер, свое значение, свой

образ действия. «Беседа» определяет свое значение самым

именем своим. Простая, искренняя, непритязательная Рус-

ская Беседа обо всем, что касается просвещения и умственной

жизни людей. Кажется, тут и объяснять нечего: все остальное

узнается из дальнейшего хода журнала. Оно и так, но все же

приятно прежде вступления в какую бы то ни было беседу

узнать, хоть сколько-нибудь, направление и характер собесед-

ников. «Русская Беседа» понимает это естественное желание с

твоей стороны, любезный читатель, и постарается удовлетво-

рить ему сколько возможно.

В «Русской Беседе» ты встретишь людей, искренно лю-

бящих просвещение, от которых услышишь дельное или при-

ятное слово, но которые более или менее разногласят между

собою во мнениях касательно важных и отчасти жизненных

вопросов; при всем том «Беседа» постоянно сохранит един-

ство характера и направления. Какие бы ни были различия в

мнениях почтенных и радушно принятых гостей, домашний

296

А. с. Хомяков

кружок связан единством коренных, неизменных убеждений.

Полное изложение их и приложение ко всем предметам мыс-

ли и знания – впереди; беглый очерк их встретишь ты в сле-

дующих строках.

Когда народ получает от другого первые начала пись-

менности, просветитель передает ученику собственную свою

азбуку или возникает новая, более сообразная с звуковыми

потребностями новопросвещаемого народа. В первом случае

являются нелепые сочетания согласных, как у славян, приняв-

ших латинские буквы, или эс, це, га немцев, или множество изо-

фонетических знаков, как у французов (напр., 24 манера писать

звук �n и 28 манеров писать звук an), или, наконец, та уродливая

письменность английская, в которой буквы ставятся, кажется,

не для того, чтобы показать, какие звуки следует произносить,

а для того, чтобы читатель знал, каких звуков он произносить

не должен. Во втором случае является азбука разумная, как,

например, наша кириллица. В первом случае народ принимает

грамоту, во втором грамотность. Точно то же является и при

всякой передаче просвещения от народа к народу. Новопросве-

щаемая земля может получить в деле просвещения данные и

выводы уже готовые и, так сказать, вытвердить их на память,

или получить ту искру просвещенной мысли, которая должна

впоследствии разгореться светлым и чистым огнем, питаемым

родными материалами. Но последний случай составляет весь-

ма редкое исключение. Обыкновенно народ-просветитель (хотя

бы он был действительно просветителем только в отношении

к положительному знанию) поражает таким блеском глаза сво-

их учеников, что все явления его умственной и нравственной

жизни, все даже внешние особенности его вещественного быта

делаются предметом суеверного поклонения или безрассудно-

го подражания. Таково было отчасти влияние народов роман-

ских на племена германские. Самолюбивая Англия обезьянни-

чала перед Италиею, а в Германии еще Фридрих II презирал

немецкий язык. То же явление повторилось и у нас, только в

размерах гораздо больших, потому что Запад уже развил все

свои умственные силы, а мы были в совершенном младенче-

297

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

стве в отношении к знаниям, которые мы получили от своих

европейских братий. Соблазн был неизбежен. Но время течет;

но мысль, ознакомившаяся с просвещением, избавляется от су-

еверного поклонения чужому авторитету по мере того, как по-

лучает большее уважение к своей собственной деятельности.

Наступает период критики. Прошедшее со всею его невольною

ложью отстраняется не с негодующим упреком, а с добродуш-

ною, иногда и горькою улыбкою. Дальнейшее самоуничиже-

ние перед мыслию иноземною делается уже невозможным для

всего народа и смешным в тех лицах, которые еще не хотят

или не могут понять требований современных. Безграничное

доверие к учителю и его мудрости очень любезно в ребенке и

часто свидетельствует о богатом запасе любознания, оно снос-

но в отроке, оно нестерпимо в человеке взрослом: ибо служит

признаком слабоумия или, по крайней мере, пошлости.

Когда русское общество стало лицом к лицу с западною

наукою, изумленное, ослепленное новооткрытыми сокрови-

щами, оно бросилось к ним со всею страстию, к которой толь-

ко была способна его несколько ленивая природа. Ему показа-

лось, что только теперь началась умственная и духовная жизнь

для русской земли, что прежде того она или вовсе не жила,

или, по крайней мере, ничего такого не делала, что бы стоило

памяти в роде человеческом. Но действительно было совсем не

то. Русский дух создал самую Русскую землю в бесконечном

ее объеме, ибо это дело не плоти, а духа; Русский дух утвердил

навсегда мирскую общину, лучшую форму общежительности

в тесных пределах; Русский дух понял святость семьи и по-

ставил ее как чистейшую и незыблемую основу всего обще-

ственного здания; он выработал в народе все его нравственные

силы, веру в святую истину, терпение несокрушимое и полное

смирение. Таковы были его дела, плоды милости Божией, оза-

рившей его полным светом православия. Теперь, когда мысль

окрепла в знании, когда самый ход истории, раскрывающей

тайные начала общественных явлений, обличил во многом

ложь западного мира и когда наше сознание оценило (хотя, мо-

жет быть, еще не вполне) силу и красоту наших исконных на-

298

А. с. Хомяков

чал, нам предлежит снова пересмотреть все те положения, все

те выводы, сделанные западною наукою, которым мы верили

так безусловно; нам предлежит подвергнуть все шаткое здание

нашего просвещения бесстрастной критике наших собствен-

ных духовных начал и тем самым дать ему несокрушимую

прочность. В то же время на нас лежит обязанность разумно

усваивать себе всякий новый плод мысли западной, еще столь-

ко богатой и достойной изучения, дабы не оказаться отсталы-

ми в то время, когда богатство наших данных возлагает на нас

обязанность стремиться к первому месту в рядах просвещаю-

щегося человечества.

Таковы, любезный читатель, убеждения, которые «Рус-

ская Беседа» должна выражать; содержанием же для нее может

служить всякий предмет, относящийся к умственной жизни

человека в ее личных или общественных проявлениях. В кругу

общих интересов человечества и оставаясь верными правилу:

«H�m� s�m n�h�� h�man� a m� a��n�m p�t�»

, издатели будут

всегда давать первое место тому, что будет прямее относить-

ся до нашей отчизны и ее умственной жизни. Это разумеется

само по себе; но происшествие нынешнего времени, оправды-

вая наши давнишние и не раз высказанные сочувствия, послу-

жили, вероятно, уроком для всякого русского человека. В те

дни, когда вся Европа оглашалась криками неистовой вражды

против нас, когда все дышало злобою, голос сочувствия услы-

шали мы только от своих братий по крови – славян, и братьев

по вере –греков; но не голос только слышали мы, а видели

дело, видели подвиг любви, бестрепетно встречающей смерть

за братьев. Рядом с интересом отечества «Русская Беседа» по-

святит особое внимание всему тому, что будет иметь отноше-

ние к жизни народов славянских и народа греческого. Она счи-

тает долгом, хоть словом, благодарить их за любовь, которую

они запечатлели своею кровию.

Форма «Беседы»... Но как исчислить формы человеческой

беседы? Критика, рассуждение, исторический рассказ, повесть,

стихи, – все входит в ее состав. Разумеется, будут в издании от-

299

русское общество — НАциоНАльНое созНАНие

делы; но тебе, конечно, случалось не раз, любезный читатель,

проводить с друзьями вечера, на которых не было рассказано

ни одного анекдота, не пропето ни одной песенки, и все-таки

вечера оставляли в тебе приятные и добрые впечатления, и ты

не роптал, а был доволен. Приложи же это правило к нашей

«Беседе» и, если какого отдела не найдешь, скажи себе, что,

видно, не было на этот раз анекдотического или стихотворного

вдохновения, и поставь: не имеется, как ставят в грамматиках,

когда какой-нибудь формы недостает в глаголе. Слово не име-

ется, право, лучше пошлой повести и плохого стиха.

Предметом «Беседы» будут, как уже сказано, служить

все разнообразные проявления умственной жизни человека;

но не должно забывать, что самая умственная жизнь полу-

чает все свое достоинство от жизни нравственной. Ее совре-

менная слабость отзывается в том, что можно назвать пусто-

душием европейского просвещения. Вопросы нравственные

должны присутствовать при разрешении почти всех умствен-

ных вопросов. Поэтому не удивляйся и не гневайся, если ино-

гда услышишь слово несколько строгое, даже, может быть,

несколько оскорбительное для уха, избалованного крайней

нежностию нашей печатной словесности. «Беседа» не счи-

тает себя вправе обходить требования нравственной правды.

Без сомнения, стараясь разрешать, сколько возможно, старые

или новые вопросы, беспрестанно представляемые жизнию и

мыслию человеческою, она нисколько не льстит себе надеж-

дою на безошибочность решения. Она даже позволит себе,

может быть, и нередко, ставить новые, еще не разрешенные

вопросы, в полной уверенности, что вопросы не разрешен-

ные далеко не бесполезны: они будят деятельность ума и го-

товят его к будущему разрешению. «Беседа» не обещает ни

безошибочности, ни всезнания, но обещает искренность и

добросовестность; от тебя же просит внимания и беспристра-

стия, дабы общий труд мог совершаться успешно: ибо все, как

пишущие, так и читающие, одинаково сотрудники в деле зна-

ния, в деле просвещения, в деле жизни.

300

А. с. Хомяков

«вОпРОс О жизни и смеРти»

О вОзмОжнОсти РусскОй

худОжественнОй шкОлы

В письме, напечатанном мною в «Московском сборнике»

я сказал, что преобладание и одностороннее развитие рассуд-

ка составляют характеристику нашего мнимого просвещения.

Никто не опровергал этой истины: она так очевидна, что ее

и оспаривать невозможно. Но с другой стороны, многие, до-

пуская ее, не видят в ней беды. Иначе и быть не может. Обще-

ство, которое лишилось полноты разумного развития, должно

было отчасти лишиться способности понимать и ценить эту

полноту. Оно должно быть склонно презирать утраченное или

еще недостигнутое и утешаться скудными приобретениями,

купленными ценою великих потерь. Это состояние общества

не случайно. Полнота и целость разума во всех его отправле-

ниях требуют полноты в жизни; и там, где знание оторвалось

от жизни, где общество, хранящее это знание, оторвалось от

своей родной основы, там может развиваться и преобладать

только рассудок, – сила разлагающая, а не живительная, сила

скудная, потому что она может только пользоваться данными,

получаемыми ею извне, сила одинокая и разъединяющая. Все

прочие животворные способности разума живут и крепнут

только в дружеском общении мыслящих существ; рассудок

же в своих низших отправлениях (в поверхностном анализе)

не требует ни сочувствия, ни общения, ни братства и делается

единственным представителем мыслящей способности в оску-

девшей и эгоистической душе. Впрочем, это преобладание

односторонней рассудочности не есть действительное укре-

пление рассудка. Он сам приходит в упадок и лишается выс-

ших аналитических способностей, но кажется только преоб-

ладающим и крепнущим, потому что все прочие способности

подавлены. Я почел необходимым прибавить это объяснение

для читателей, которые могли полагать (иные действительно