Хардт М., Негри A. Империя

Подождите немного. Документ загружается.

КОНТР-ИМПЕРИЯ 201

народ правительств, были метко названы «участниками со-против-ления»

(«against-men»)

. Теперь всеобщее «бытие-против» масс должно увидеть в

имперской суверенной власти своего врага и найти адекватные средства

для свержения ее господства.

Здесь мы снова видим изначальный республиканский принцип: бегство,

исход и номадизм. Если в дисциплинарную эру важнейшим понятием со-

противления был саботаж, в эру имперского контроля им может стать

бегство. Если «бытие-против» в период современности зачастую означа-

ло прямую и/или диалектическую противоположность сил, то в постсов-

ременности «бытие-против» будет наиболее действенным в несимметрич-

ной или диагональной позиции. Битву с Империей можно выиграть, ос-

тавив поле сражения. Это не бегство куда-либо, это лишение власти ее

пространства.

На протяжении истории современности мобильность и миграция рабо-

чей силы подорвали дисциплинарные ограничения, стеснявшие рабочих.

Против этой мобильности власть применила крайнее насилие. В этом от-

ношении рабство может рассматриваться в одном ряду с системой наем-

ного труда как наиболее жесткий репрессивный аппарат, препятствующий

мобильности рабочей силы. История черного рабства в обеих Америках

демонстрирует как жизненную необходимость контроля над мобильнос-

тью труда, так и неукротимое желание бегства со стороны рабов: от закры-

тых кораблей «среднего перехода» до хорошо продуманных репрессивных

техник, применявшихся в отношении беглых рабов. Мобильность и мас-

совый номадизм рабочих всегда выражают неприятие и поиск освобож-

дения: сопротивление чудовищным условиям эксплуатации и поиск сво-

боды и новых условий жизни. На самом деле, было бы интересно написать

общую историю способов производства с точки зрения стремления трудя-

щихся к перемещению (из деревни в город, из города в мегаполис, из стра-

ны в страну, с континента на континент), а не просто прослеживать это

развитие с точки зрения регулирования капиталом технологических ус-

ловий труда. Эта история могла бы существенно изменить марксистскую

концепцию развития организационных форм рабочего движения, которая

служила теоретической основой для многих авторов вплоть до Поланьи

Сегодня перемещения рабочей силы и миграционные движения чрез-

вычайно рассеяны и трудноуловимы. Даже наиболее значительные движе-

ния населения в эпоху современности (включая черную и белую миграцию

через Атлантику) представляют собой ничтожные события по сравнению

с нынешними колоссальными перемещениями. Призрак бродит по миру,

и это — призрак миграции. Все силы старого мира объединяются в беспо-

щадной борьбе с ним, но это движение непреодолимо. Наряду с бегством

из так называемого третьего мира есть также потоки политических бежен-

цев и перемещения работников интеллектуального труда, дополняющие

202 ИНТЕРМЕЦЦО

массовые передвижения сельскохозяйственного и промышленного проле-

тариата, а также пролетариата, занятого в сфере услуг. Легальные и офици-

ально зафиксированные перемещения ничтожны по масштабам в сравне-

нии с нелегальной миграцией: границы национальных суверенных госу-

дарств — это решето, и любая попытка всеобъемлющего регулирования

наталкивается на жестокое сопротивление. Экономисты пытаются объяс-

нить это явление, представляя свои уравнения и модели, которые, даже ес-

ли бы и были исчерпывающими, не объяснили бы непреодолимого жела-

ния к свободному перемещению. На самом деле, то, что толкает в спину,

в негативном смысле, является бегством от жалких культурных и матери-

альных условий имперского воспроизводства; но позитивно, то, что тянет

вперед, — это богатство желания и накопленные возможности производ-

ства и выражения, созданные в сознании каждого индивида и каждой со-

циальной группы процессами глобализации, — и потому некоторая на-

дежда. Исход и бегство— эффективные формы классовой борьбы внутри

и против имперской постсовременности. Эта мобильность, однако, все еще

остается сегодня на уровне стихийной борьбы и, как мы заметили раньше,

часто приводит к новой бедности и нищете.

Новая кочевая орда, новая раса варваров возникнет, чтобы завоевать

или разрушить Империю. Ницше в XIX веке странным образом предви-

дел их судьбу: «Вот задача: где же варвары двадцатого века? Очевидно, они

появятся и сплотятся лишь после чудовищных социалистических кризи-

I сов»

. Мы не можем точно сказать, что же Ницше прозревал в своем ге-

ниальном безумии, но, действительно, какое из последних событий мо-

жет быть более ярким примером силы бегства и исхода, власти кочевой

орды, нежели падение Берлинской стены и коллапс всего советского бло-

ка? Неконтролируемое перемещение и массовая миграция — бегство от

«социалистической дисциплины» — в существенной мере способствова-

ли падению системы. Фактически бегство производственных кадров де-

зорганизовало и нанесло удар в самое сердце дисциплинарной системы

бюрократического советского мира. Массовый исход высококвалифи-

цированных рабочих из Восточной Европы сыграл главную роль в паде-

нии Стены

. Хотя этот пример связан с особенностями социалистической

государственной системы, он показывает, что мобильность рабочей силы

может и в самом деле выражать открытый политический конфликт и спо-

собствовать разрушению режима. Однако нам нужно больше. Нам необхо-

дима сила, способная не только ввести в организационное русло разруши-

тельный потенциал масс, но еще и создающая альтернативу при помощи

их желаний. Контр-Империя тоже должна стать новым глобальным виде-

нием, новым способом жизни в мире.

Многочисленные республиканские политические проекты периода сов-

ременности считали мобильность приоритетной сферой борьбы и орга-

КОНТР-ИМПЕРИЯ 203

низации: от так называемых социниан эпохи Возрождения (тосканских и

ломбардских ремесленников и поборников реформы церкви, которые, бу-

дучи изгнанными из своей страны, подстрекали к мятежу против католи-

ческих наций Европы от Италии до Польши) до сектантов XVII века, ко-

торые в ответ на резню в Европе отправились в путь через Атлантику; от

агитаторов ИРМ в Соединенных Штатах в 1910-х гг. до европейских авто-

номистов в 1970-х. В этих примерах из истории современности мобиль-

ность становится активной политикой и основой политической позиции.

Эта мобильность рабочей силы и политический исход переплетены тыся-

чами нитей: старые традиции и новые потребности перемешались так же,

как сплетались вместе республиканство и классовая борьба современнос-

ти. Перед постсовременным республиканством, если ему суждено возник-

нуть, будет стоять та же задача.

НОВЫЕ ВАРВАРЫ

Те, кто против, должны также постоянно пытаться построить новое тело

и новую жизнь, избегая локальных и частных ограничений своего челове-

ческого существования. Это — неизбежно жестокий, варварский переход,

но, как говорит Вальтер Беньямин, это позитивное варварство: «Варвар-

ство? — Именно! Мы утверждаем его, чтобы внедрить новое, позитивное

представление о варварстве. К чему принуждает варвара скудость опыта?

К тому, чтобы начать обновление, начать заново». Новый варвар «не видит

ничего постоянного. Но именно по этой причине он повсюду находит пути.

Там, где другие встречают стены или горные вершины, он тоже видит путь.

Однако поскольку он повсюду видит путь, он должен повсюду его расчис-

тить... Поскольку он видит пути повсюду, он всегда стоит на перепутье,

никогда не зная, что принесет с собой следующий миг. Все существующее

он превращает в руины, но не ради разрушения, но чтобы проложить че-

рез них путь»

. Новые варвары разрушают утверждающим насилием, про-

кладывая новые тропы жизни посредством собственного материального

существования.

Эти варварские действия влияют на человеческие отношения в целом,

но сегодня мы можем распознать их прежде всего в телесных отношени-

ях, а также в структурах тендера и сексуальности

. Традиционные нор-

мы внутри- и межгендерных телесных и сексуальных отношений все ча-

ще ставятся под сомнение и видоизменяются. Сами тела преобразуются

и приобретают новые качества, создавая новые постчеловеческие тела

Первым условием этого преобразования тел является признание того, что

человеческая природа никоим образом не отделена от природы в целом,

что не существует строгих и необходимых границ между человеком и жи-

вотным, человеком и машиной, мужчиной и женщиной и так далее; это —

204 ИНТЕРМЕЦЦО

признание того, что сама природа является искусственной сферой, откры-

той всем новым мутациям, смешениям, гибридизациям

. Мы не только

сознательно ниспровергаем традиционные границы, одеваясь, к примеру,

в рыболовную сеть, но мы к тому же перемещаемся в созидательной, не-

определенной зоне аи milieu, в зазоре между этими границами, не обра-

щая на них больше внимания. Сегодняшние процессы приобретения те-

лами новых качеств составляют антропологический исход и представля-

ют собой чрезвычайно важный, но все еще весьма двусмысленный элемент

республиканской конфигурации, противостоящей имперской цивилиза-

ции. Антропологический исход важен в первую очередь потому, что имен-

но здесь начинает появляться позитивное, конструктивное лицо мутации:

онтологическая мутация в действии, реальное изобретение первой новой

локальности в а-локальном пространстве. Эта творческая эволюция не

просто занимает некую существующую локальность, но скорее изобрета-

ет новую; это желание, создающее новое тело; метаморфоза, разрушающая

все натуралистические гомологии современности.

Однако понятие антропологического исхода все еще весьма двусмыслен-

но, поскольку его методы, гибридизация и мутация, тождественны спосо-

бам функционирования имперского суверенитета. В мрачном мире кибер-

панковских фантазий, к примеру, свобода самовыражения часто неотли-

ji ' чима от власти всеохватывающего контроля

. Бесспорно, мы нуждаемся в

|: изменении собственных тел и себя самих, и возможно, гораздо более ради-

' кальном способом, нежели тот, что воображают себе киберпанки. В нашем

сегодняшнем мире теперь уже ставшие привычными эстетические теле-

сные мутации, такие, как пирсинг или татуировки, панк-мода, а также раз-

личные ее имитации, — оказываются первым, ранним признаком этой те-

лесной трансформации, хотя в конечном счете они являются лишь слабым

подобием необходимой нам радикальной мутации. Воля быть против, на

самом деле, нуждается в таком теле, которое будет совершенно неподвлас-

тно принуждению. Ей нужно тело, неспособное привыкнуть к семейной

жизни, фабричной дисциплине, правилам традиционной половой жизни

и так далее. (Если обнаружишь, что твое тело отвергает все эти «нормаль-

ные» способы жизни, не отчаивайся — используй свой дар!)

Помимо ра-

дикальной неготовности к нормализации, новое тело должно быть способ-

но к созданию новой жизни. Мы должны пойти гораздо дальше, чтобы оп-

ределить эту новую локальность в а-локальности, гораздо дальше простых

опытов по смешению и гибридизации и всего того, что им сопутствует. Мы

должны создать целостное политическое изобретение, искусственное ста-

новление, в том смысле, в котором гуманисты говорили о созданном ис-

кусством и знанием homohomo и в котором Спиноза говорил о могущес-

твенном теле, созданном высшим сознанием, наполненным любовью.

Бесконечные тропы варваров должны сформировать новый образ жизни.

КОНТР-ИМПЕРИЯ 2O5

Однако такие изменения всегда останутся неубедительными и неопре-

деленными, коль скоро они будут выражены только в терминах формы и

порядка. Сама гибридность — это пустой жест, и простое отрицание по-

рядка лишь оставляет нас на краю небытия — или хуже того, эти действия

скорее рискуют укрепить имперскую власть, нежели бросить ей вызов.

Новая политика обретает реальное содержание, только когда мы смеща-

ем фокус с вопроса о форме и порядке к режимам и практикам производ-

ства. В сфере производства мы сможем понять, что эта мобильность и эта

искусственность не просто выступают как особый опыт малых привиле-

гированных групп, но указывают на общий производительный опыт масс.

Уже в самом начале XIX века пролетарии считались кочевниками капита-

листического мира". Даже когда они не меняют место проживания (как

это было в большинстве случаев), их творчество и производительность оп-

ределяют телесные и онтологические миграции. Антропологические мета-

морфозы тел совершаются посредством общего опыта труда и новых тех-

нологий, обладающих конститутивным воздействием и онтологическими

смыслами. Орудия всегда выполняли для человека роль протезов, интегри-

рованных в наши тела нашей трудовой практикой, они были своего рода

антропологической мутацией, как в отношении индивида, так и в отноше-

нии коллективной жизни общества. Сегодняшняя форма исхода и новая

жизнь в условиях варварства нуждаются в том, чтобы эти орудия труда

стали пойетическими протезами, высвобождающими нас из условий,» ко-

торых находилось человечество во времена современности. Возвращаясь

к сделанному нами ранее отступлению, к идеям Маркса, когда диалектика

внутреннего и внешнего подходит к концу и когда обособленная локаль-

ность потребительной стоимости исчезает с имперских территорий, на но-

вые формы рабочей силы возлагается задача по производству нового че-

ловека (или, на самом деле, постчеловека). В первую очередь эта задача бу-

дет решаться при помощи новых, все более и более аматериальных форм

аффективного и интеллектуального труда, в образуемом ими сообществе,

посредством искусственности, предлагаемой ими в качестве проекта.

Вместе с этим переходом деконструктивистская фаза критической мыс-

ли, которая от Хайдеггера и Адорно и вплоть до Деррида была мощным

инструментом выхода за рамки современности, утратила свою эффектив-

ность

. Теперь этот эпизод завершен, и мы остаемся лицом к лицу с новой

задачей: созданием —• в а-локальности — новой локальности; онтологичес-

ким конструированием новых определений человека, жизни — мощной

искусственности бытия. Притча Донны Харрауэй о киборгах, основанная

на зыбкости границ между человеком, животным и машиной, подводит

нас сегодня — гораздо более успешно, чем деконструкция, — к этим но-

вым сферам возможностей; но стоит помнить, что это всего лишь притча

и не более того. Та сила, что взамен должна двигать вперед теоретическую

I/'

•I

206

ИНТЕРМЕЦЦО

практику, чтобы актуализировать эти сферы возможных превращений,

все еще (и все более интенсивно) является общим опытом новых произ-

водительных практик и концентрацией производительного труда в плас-

тичной, изменчивой сфере новых коммуникативных, биологических и ма-

шинных технологий.

Сегодня быть республиканцем означает прежде всего бороться изнут-

ри, возводя контримперские конструкции на гибридной, меняющейся тер-

ритории Империи. Здесь следует добавить, в ответ на все нравоучения,

обиды и ностальгию, что эта новая имперская территория предоставля-

ет большие возможности созидания и освобождения. Массы в их стрем-

лении «быть против», в их желании освобождения должны пройти сквозь

Империю и оказаться по ту сторону.

ЧАСТЬ 3

ПЕРЕХОДЫ ПРОИЗВОДСТВА

i>'

3.1 ПРЕДЕЛЫ ИМПЕРИАЛИЗМА

Мир уже практически полностью раздроблен

на части, и оставшееся делится, расхищается

и превращается в колонии. Подумайте о звез-

дах, о бесчисленных недоступных мирах, мер-

цающих ночью над головой. Если бы я мог, я ан-

нексировал бы все планеты, и об этом я часто

размышляю. Меня повергает в грусть наблюде-

ние за ними, такими чистыми и все еще таки-

ми далекими.

Сесиль Роде

На протяжении большей части двадцатого столетия критика империализ-

ма была одной из арен наиболее активных и упорных сражений марксист-

ской теории

. Многие из выработанных положений сегодня, конечно же,

устарели и обстановка, в которой они были применимы, кардинально из-

менилась. Это не означает, однако, что они не могут быть для нас полезны.

Критический анализ империализма помогает нам понять переход от им-

периализма к Империи, поскольку в некоторых отношениях этот переход

был им предугадан.

Одно из центральных положений марксистской традиции изучения им-

периализма состоит в

TOMJ

что

между

капитализмом и экспансией нали-

чествует сущностная связь и что капиталистическая экспансия неизбеж-

но принимает политическую форму империализма. Сам Маркс очень ма-

ло писал об империализме, однако его исследования капиталистической

экспансии являются основополагающими для всей традиции критическо-

го анализа. Маркс ясно показал, что капитал постоянно изменяет грани-

цы между внутренним и внешним. На самом деле, капитал обращается не

в границах определенной территории с ее населением, но постоянно вы-

ходит за эти пределы и ассимилирует новые пространства: «тенденция к

созданию мирового рынка дана непосредственно в самом понятии капита-

ла. Всякий предел выступает как подлежащее преодолению ограничение»

Столь беспокойный характер определяет постоянное наличие потенциала

кризиса, свойственного самой сущности капитала: непрерывное расшире-

ние является всегда недостаточной, но тем не менее необходимой попыт-

кой удовлетворить его неутолимую жажду. Мы далеки от предположения,

что этот кризис и эти препятствия неизбежно приведут капитал к гибе-

ли. Напротив, как и в целом для периода современности, для капитала кри-

зис — нормальное состояние, являющееся не признаком его конца, но на-

210 ПЕРЕХОДЫ ПРОИЗВОДСТВА

правлением и способом функционирования. Создание капиталом систе-

мы империализма и последующее стремление выйти за ее границы также

предстает как сложная игра ограничений и препятствий.

ПОТРЕБНОСТЬ ВО ВНЕШНЕМ

Маркс, анализируя постоянную потребность капитала в экспансии, пре-

жде всего обращает внимание на процесс реализации и, таким образом,

на неравное количественное соотношение между рабочим как произво-

дителем и рабочим как потребителем товаров

. Проблема реализации —

один из факторов, побуждающих капитал к преодолению границ и опре-

деляющих тенденцию формирования мирового рынка. Чтобы разобраться

с этой проблемой, мы должны начать с эксплуатации. «Прежде всего, —

мы читаем в Grundrisse, — капитал принуждает рабочих к прибавочному

труду сверх необходимого. Только таким путем капитал увеличивает свою

[! стоимость и создает прибавочную стоимость» (с. 406) Заработная плата

, рабочего (соответствующая необходимому труду) должна быть меньше

1 произведенной рабочим стоимости. Однако для реализации прибавочной

стоимости необходим соответствующий рынок. Так как каждый рабочий

вынужден производить большую стоимость, чем он (или она) потребляет,

рабочий как потребитель никогда не создаст достаточный спрос на приба-

вочную стоимость. Таким образом, в замкнутой системе капиталистичес-

кие производство и обмен поставлены перед рядом ограничений: «...ка-

питал делает необходимое рабочее время пределом для меновой стоимости

живой рабочей силы; прибавочное рабочее время — пределом для необхо-

димого рабочего времени; а прибавочную стоимость — пределом для при-

] ' бавочного рабочего времени» (ее. 407-408). Существование подобных пре-

делов вытекает из наличия общего ограничения, определенного неравным

j соотношением между рабочим как производителем и рабочим как потре-

бителем.

Безусловно, капиталистический класс (наряду с другими классами, сов-

i ] местно с ним участвующими в присвоении прибыли) потребляет некото-

рое количество избыточной стоимости, но не полностью, так как это сде-

лало бы невозможным реинвестирование прибавочной стоимости. Вместо

того, чтобы потреблять всю прибавочную стоимость, капиталисты вынуж-

дены практиковать воздержание, иными словами, они должны осущест-

влять накопление

. Капитал по своей природе требует, чтобы капиталис-

ты отказывались от удовольствий и, насколько возможно, удерживались

от «растраты» прибавочной стоимости на собственное потребление.

Подобное предлагаемое культурой объяснение капиталистической мо-

рали и умеренности, однако, является всего лишь свидетельством реаль-

ных экономических ограничений, внутренне присущих капиталистичес-