Гришина Н.В. Школа В.О. Ключевского в исторической науке и российской культуре

Подождите немного. Документ загружается.

ВВЕДЕНИЕ

на родине

. В них раскрывались биографические сюжеты, оце-

нивались результаты научной и преподавательской деятельности

ученых при советской власти. Научное становление и «школьная»

принадлежность специалистов по русской истории Московского

университета оказались за пределами исследовательского внима-

ния. Среди учеников В.О. Ключевского только научное наследие

М.К. Любавского подверглось достаточно планомерному и все-

стороннему анализу

Только в конце 1980-х – начале 1990-х гг. в исторический обо-

рот стали вводиться новые материалы, что открыло имена уче-

ников В.О. Ключевского, многие из которых в период монополии

марксистской науки оказались на периферии научного интереса.

Особенное внимание было уделено П.Н. Милюкову

, чей образ в

историографии от сугубо политического начал постепенно транс-

формироваться в сторону цельного изучения его деятельности и

реконструкции его интеллектуальной биографии. Современные

Сидоров А.Л. Исторические взгляды Н.А. Рожкова // Историк-марксист. 1929.

Т. 13; Сергеев В.И. Любавский Матвей Кузьмич // Советская историческая

энциклопедия. М., 1965. Т. 8; Волобуев О.В. Н.А. Рожков – методист-историк //

Ученые записки Московского областного педагогического института. 1965. Т. 121;

Федосова Т.Ф. Любавский Матвей Кузьмич // Славяноведение в дореволюционной

России. Библиографический словарь. М., 1979; Лаптева Л.П. Профессор

М.К. Любавский как преподаватель истории западных славян в Московском

университете // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1985. №

2; Кафенгауз Б.Б. Юрий Владимирович Готье // БСЭ. М., 1972. Т. 7; Смелая Т.А.

Академик Ю.В. Готье // Советские архивы. 1973. № 4; Борисов Н.С. Столетие

Ю.В. Готье // История СССР. 1975. № 4; Черная Л.А. Введение // Богословский

М.М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. М., 1987; и др.

Карев Д.В. Неопубликованное творческое наследие М.К. Любавского // АЕ за

1974 г. М., 1975; Он же. Академик М.К. Любавский как историк феодальной

России: Автореф. дис. ... к.и.н. М., 1983; Он же. Неопубликованные историко-

географические труды М.К. Любавского // АЕ за 1987 г. М., 1988; и др.

Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер: История и политика. М.,

1992; Бирман М.А. К истории изучения творческого и жизненного пути П.Н.

Милюкова // ОИ. 1997. № 1; Грязнова Т.Е. Историографическая судьба П.Н.

Милюкова // Мир историка: идеалы, традиции, творчество. Омск, 1999; Макушин

А.В. П.Н. Милюков: путь в исторической науке и переход к политической

деятельности (конец 1870-х – начало 1900 гг.): Автореф. дис. ... к.и.н. Воронеж,

1998; Он же. Участие П.Н. Милюкова в деятельности научных обществ при

Московском университете // Российские университеты в XVIII – ХХ вв.: Сб.

науч. ст. Воронеж, 1999. Вып. 4; П.Н. Милюков: историк, политик, дипломат.

Материалы международной научной конференции. Москва, 26 – 27 мая 1999. М.,

2000; Макушин А.В., Трибунский П.А. Павел Николаевич Милюков: труды и дни

(1859 – 1904). Рязань, 2001;и др.

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

авторы коснулись наследия А.А. Кизеветтера

, появилось не-

сколько статей и диссертаций о других представителях школы

Общий анализ литературы, посвященной представителям «школы

Ключевского», позволяет сделать вывод о существующей диспро-

порции в изучении ее персонального состава. Хотя в последнее

время наблюдается явная тенденция нарастания исследователь-

ского интереса к жизни научного сообщества в 1910 – 1930-е гг.,

в результате чего младшие представители «школы Ключевского»

обретают своих исследователей.

Строгими хронологическими рамками исследования являют-

ся 70-е гг. XIX в. – 20-е гг. ХХ в., время формирования данного

научного сообщества, активной творческой деятельности В.О.

Ключевского и его непосредственных учеников. В центре иссле-

дования находится дореволюционный социокультурный опыт

восприятия «школы Ключевского». Нижняя граница исследова-

ния связана с началом самостоятельной творческой активности ее

лидера, его становления как ученого-профессионала, постепенно

Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер: История и политика. М., 1992;

Она же. Александр Александрович Кизеветтер. Вступительная статья // Кизеветтер

А.А. На рубеже двух столетий. М., 1997; Она же. Александр Александрович

Кизеветтер (1866 – 1933) // Портреты историков. Время и судьбы. В 2-х т. Т. 1.

Отечественная история. М.-Иерусалим, 2000; Демина Л.И. А.А. Кизеветтер в Праге

(1923-33): страницы жизни // Российская интеллигенция на родине и в зарубежье:

Новые документы и материалы. М., 2001; Шпаковская М.А. А.А. Кизеветтер в

отечественной историографии: Автореф. дис. ... д.и.н. М., 2004.

Андреева И.А. Историческая концепция Н.А. Рожкова: Автореф. дис. ... к.и.н.

Екатеринбург, 1995; Мандрик М.В. К 125-летию со дня рождения историка

Ю.В. Готье // Клио. 1998. № 1; Она же. Юрий Владимирович Готье, 1883 – 1943:

Дис. … к.и.н. СПб., 2000; Она же. К биографии Ю.В. Готье // Университетские

петербургские чтения. Петербург и Москва. Две столицы России в XVIII – XX

вв. СПб., 2001; Она же. «Я не марксист и за марксиста себя не выдаю»: историк

Ю.В. Готье и «Академическое дело» // Исследования по русской истории: Сб.

ст. к 65-летию И.Я. Фроянова. СПб.; Ижевск, 2001; Иванов Ю.Ф. Любавский

М.К. – выдающийся ученый и педагог // ВИ. 2001. № 10; Мельников А.В.

М.М. Богословский в воспоминаниях современников // АЕ за 2000 г. М., 2001;

Неберекутина Е.В., Сафронова Т.В. Дневник М.М. Богословского // Там же;

Академик М.К. Любавский и Московский университет / Под ред. А.Я. Дегтярева,

А.В. Сидорова. М., 2005; Пивоварова О.Г. Историко-педагогическая деятельность

М.М. Богословского // ОИ. 2005. № 5; Мельников А.В. Архивное наследие

академика М.М. Богословского (1867 – 1929 гг.): Реконструкция и научное

использование: Автореферат. дис. … к.и.н. М., 2006; Волобуев О.В. Н.А. Рожков

в 1917 году // Памяти академика И.И. Минца. М., 2007; Он же. Н.А. Рожков:

историк и политик (К 140-летию со дня рождения) // ОИ. 2008. № 6; Тихонов В.В.

Ю.В. Готье как историк-архивист // Отечественные архивы. 2009. № 5; и др.

ВВЕДЕНИЕ

приобретавшего научную и преподавательскую известность в ака-

демических и общественных кругах. Верхняя хронологическая

рамка определена временем наиболее интенсивных рефлексий о

«школе Ключевского». Периодически в своих рассуждениях автор

переходит данную временную границу, отодвигая ее к 1940-м –

середине 1970-х гг., – времени актуальных обращений к феномену

«школы Ключевского» со стороны историков, причислявших себя

к его ученикам.

Теоретико-методологические основы исследования

современной историографической практике интерес иссле-

дователей часто сфокусирован на рубеже XIX – ХХ вв. Си-XIX – ХХ вв. Си- – ХХ вв. Си-

туации в развитии исторической науки вековой давности и рубежа

XX – XXI вв., характеризующиеся теоретико-методологическим

плюрализмом и поисками модели исторического исследования,

оказались достаточно схожими, что, безусловно, сближает две

эпохи. Современные ученые, изучая процессы создания науч-

ных идей и конструируя образы исторической науки, стараются

определить свое место в научном сообществе, содержание соб-

ственных профессиональных задач. Таким образом, изучение

интеллектуальной традиции вызывает возрастающий интерес ис-

следователей. В сфере внимания историографов оказываются не

только научные идеи и концепции, но и процессы их зарождения,

трансляции, восприятия и интерпретации, в связи с чем приоб-

ретает особую актуальность изучение научной повседневности и

исследовательской лаборатории интеллектуалов, а также широко-

го социального контекста, в котором бытовали производимые ими

научные идеи.

Общей теоретико-методологической основой данного ис-

следования стал социокогнитивный подход

, подразумевающий

изучение совместного влияния на развитие науки внутренних

(интерналистских, когнитивных) и внешних (экстерналистских,

социальных) факторов. Исследование ориентируется на идеи

«прагматической социологии науки» (Д. Блур, Б. Латур, и др.), от-

стаивающей «сильную программу» ее развития

. В основе этой

На постсоветском пространстве данный термин был предложен и разработан

Т.Н. Поповой. См: Попова Т.Н. Историография в лицах, проблемах, дисциплинах:

Из истории Новороссийского университета. Одесса, 2007.

См., например: Bloor D. Knowledge and Social Imagery. 2 ed. Chicago and London:

The University of Chicago Press. 1991; Блур Д. Сильная программа в социологии

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

программы лежит представление о том, что научная истина име-

ет социальный характер, является результатом консенсуса между

учеными, научные результаты зависят от социального контекста,

взглядов конкретного ученого или научной группы. Главный по-

стулат «сильной программы» состоит в том, что научные резуль-

таты способны трансформировать «саму структуру социального

контекста», т.е. «общество может быть скорректировано и ре-

формировано через непосредственное содержание науки»

. Таким

образом, наука связана с обществом: с одной стороны, она ориен-

тируется на социальный заказ, с другой – обладает определенной

властью над обществом.

В работе используются некоторые идеи П. Бурдье, в частности

о «поле науки», ее способности к рефракции, ассимиляции, пере-

работке внешних принуждений и требований. Поле науки пред-

ставляется «игровым пространством», в рамках которого осущест-

вляется конкурентная борьба между «агентами» как за «чистый»,

исключительно научный капитал, так и за академический (ин-

ституциональный, административный) капитал. Конечной целью

борьбы является обладание символической социальной властью

или монополией на научную компетенцию. Достигнутый в ходе

борьбы научный авторитет мыслится как «социально закреплен-

ная за определенным индивидом способность легитимно (т.е. пол-

номочно и авторитетно) говорить и действовать от имени науки».

«Агентами» поля науки могут быть все заинтересованные лица,

начиная от самих ученых, реализующих в рамках данного поля

собственные стратегии и модели поведения, заканчивая наделен-

ными внешней властью «чиновниками от науки», стремящимися

внести собственные коррективы в структуру поля

. Данная идея

знания // Логос. 2002. № 5-6 (35); Латур Б. Дайте мне лабораторию, и я переверну

мир // Там же; Он же. Когда вещи дают сдачи: возможный вклад «исследований

науки» в общественные науки // Вестник Московского университета. Философия.

№3. 2003. С. 20-39; Латур Б. Нового времени не было. Эссе по симметричной

антропологии. СПб., 2006. (Прагматический поворот. Вып. 1.). См. также:

Тевено Л. Креативные конфигурации в гуманитарных науках и фигурации

социальной общности // Новое литературное обозрение. 2006. № 77. URL : http://

magazines.russ.ru/nlo/2006/77/teve22.html.

Латур Б. Дайте мне лабораторию, и я переверну мир. С. 18, 20.

См. подробнее: Бурдье П. Поле науки. URL : http://bourdieu.name/content/pole-

nauki; Он же. Клиническая социология поля науки // Социоанализ Пьера Бурдье.

Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института

социологии РАН. М.; СПб., 2001; Он же. Практический смысл. М.-СПб., 2001.

ВВЕДЕНИЕ

заслуживает особенного внимания, поскольку необходимо учиты-

вать специфику формирования и существования советской исто-

рической науки, в рамках которой происходила переоценка насле-

дия В.О. Ключевского и сложился один из образов его школы.

Безусловно, главный теоретический концепт исследования –

«научная школа», которая мыслится как социальная группа уче-

ных, объединенных общими представлениями о содержании на-

учной деятельности, модели процесса исследования

. При этом

весьма значимым для выявления, «опознания» научной школы

является ее признание современным ей сообществом ученых.

Школа становится частью его научной повседневности и комму-

никативной памяти. Понятие «коммуникативная память», пред-

ложенное Я. Ассманом как одна из составляющих концепции

«помнящей культуры», подразумевает неформальную фиксацию

исторического опыта в рамках индивидуальных биографий пред-

ставителей одного сообщества, объединенных общими воспоми-

наниями. Подобная фиксация осуществляется в ходе повседнев-

ного взаимодействия индивидов

. Достаточно продуктивной для

данного исследования оказывается теория «коллективной памя-

ти» М. Хальбвакса. Коллективная память возникает в определен-

ной референтной группе как особая форма социально конструи-

руемой и транслируемой индивидуальной памяти. Коллективная

память обладает рядом особенностей: она эмоциональна, избира-

тельна, ей свойственна гиперболизация и персонификация «запо-

минаемых» явлений. Подводя итог данным размышлениям, обра-

щусь к идее М. Хальбвакса о том, что социальные идентичности

возникают еще до коллективных воспоминаний, которые сами и

конструируют. Безусловно, коллективные воспоминания придают

Подробную характеристику развития понятия «научная школа» см. в 1 главе

данной книги.

См.: Ассман Я. Культурная память: Письмо и память о прошлом и политическая

идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры,

2004. При этом я учитываю и критику построений Я. Ассмана, особенно сомнения

в том, что приоритет в меморизации прошлого имеет нормативная культурная

память. В данном случае можно согласиться с Ю.Ю. Хмелевской, считающей,

что в построениях Я. Ассмана о коммуникативной памяти есть не получивший

своего развития намек, что на уровне каждодневного «живого» взаимодействия

индивидов также происходит создание образов, пусть и кратковременных,

коллективной идентичности. См.: Хмелевская Ю.Ю. Введение: О меморизации

истории и историзации памяти // Век памяти, память века: Опыт обращения с

прошлым в XX столетии. Сб/ ст. Челябинск, 2004. С. 11.

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

новую форму идентичности, их выстроившей, но идентичность

всегда предшествует памяти

. Данная идея, примененная к ана-

лизу «школы Ключевского», позволяет четче расставить акценты

при рассмотрении процесса зарождения этого сообщества и при-

знания его существования в мире науки.

Автор также исходит из понимания, что повседневная жизнь,

в том числе и ученых, «представляет собой реальность, которая

интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значи-

мость в качестве цельного мира». При этом реальность повсед-

невной жизни оказывается уже объективированной, т.е. «консти-

туированной порядком объектов», существующих в данном обще-

стве. Один из подобных объектов-символов – язык, используемый

в повседневной жизни

. Именно исследование языковых практик

и присущих ученым форм общения позволяет сделать вывод о на-

чале конструирования образа «школы Ключевского», степени его

распространенности в среде гуманитариев, а также проанализи-

ровать его смысловое наполнение на различных этапах историо-

графического процесса

Еще одной ключевой исследовательской единицей данной ра-

боты является категория «образа». Современная отечественная

историография демонстрирует устойчивый интерес к этому кон-

цепту, сосредоточенный, в первую очередь, в работах, призванных

создать/реконструировать образ (интеллектуальную биографию)

того или иного ученого. Подобные образы включают особенности

личности, стиль научного мышления, мировоззренческую и поли-

тическую ориентацию, вехи научной карьеры, принадлежность к

научной школе, надпрофессиональные виды деятельности

См.: Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М., 2007. С. 129, 169, 184. О

современных интерпретациях теории «коллективной памяти» см.: Зерубавель Я.

Динамика коллективной памяти // Ab imperio. 2004. № 3. С. 71 – 90; Мегилл А.

Историческая эпистемология. М., 2007. С. 146.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по

социологии знания. М., 1995. С. 39, 41.

См. подробнее 1 и 2 главы монографии.

Беленький И.Л. Образ историка в русской культуре XIX – XX вв.

(Предварительные соображения) // Историк во времени: Третьи Зиминские

чтения: Доклады и сообщения научной конференции. М., 2000. С. 14 – 26; Он же.

Биография и биографика в отечественной культурно-исторической традиции //

Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Специальный выпуск:

Историческая биография и персональная история. М., 2001. С. 29 – 45. Одним

из наиболее успешных исследовательских проектов, посвященных изучению

ВВЕДЕНИЕ

Образ научной школы – это своего рода ее биография, отло-

жившаяся в представлениях различных сообществ. Категория

«образа» включает три основных структурных компонента: ком-

муникативные практики историков внутри «своей» школы и их

рефлексия относительно собственной научной принадлежности;

восприятие «школы» внешней средой

, будь то современное ей на-

учное сообщество или последующие поколения исследователей,

а также восприятие отдельных представителей школы в качестве

учителей широкими слоями общества.

В завершение характеристики теоретико-методологических

основ исследования отмечу продуктивность использования концеп-

ции Й. Рюзена о «дисциплинарной матрице исследования»

, успеш-

но примененной Томасом М. Боном

. Идеи связи жизненных прак-

тик и специальной науки через выработку «когнитивной стратегии

формирования исторического знания», а также выбор особенностей

репрезентации полученных научных результатов оказываются осо-

бо востребованными в третьей главе данной книги.

Источниковая база исследования

овокупность источников, использованных в данной рабо-

те, представляет собой сложно организованный комплекс

взаимодополняющих документов

. В целом, весь объем источни-

ков включает опубликованные и неопубликованные документы,

хранящиеся в различных архивных фондах

«образа науки», стала монография В.П. Корзун «Образы исторической науки на

рубеже XIX – XX вв.» (Екатеринбург – Омск, 2000).

По аналогии с «модусом бытия Историка в мире». См.: Беленький И.Л. Образ

историка в русской культуре XIX – XX вв. С. 14.

См., например: Рюзен Й. Утрачивая последовательность истории (некоторые

аспекты исторической науки на перекрестке модернизма, постмоденизма

и дискуссии о памяти) // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной

истории. Вып. 7. М., 2001; Он же. Кризис, травма и идентичность // «Цепь

времен». Проблемы исторического сознания. М., 2005; Антощенко А.В. К новому

пониманию предмета историографии // Пути познания истории России: Новые

подходы и интерпретации. Вып. XX. М., 2001. С. 22 – 23, 25 – 27.

Бон Т.М. Указ. соч. С. 13 – 15.

Полный перечень используемых в исследовании источников см. в

библиографическом списке, разбитом на рубрики в соответствии с указанными

во введении группами.

В работе использованы документы, хранящиеся в личных фондах историков

научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной

библиотеки (НИОР РГБ), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ)

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

Первый вид источников представлен научными, учебными и

публицистическими трудами В.О. Ключевского и его учеников.

Исторические и историко-теоретические сочинения интересую-

щего меня круга историков рассматриваются в контексте норм и

ценностей современного им научного сообщества. Публицисти-

ческие статьи, предназначенные для широкого круга читателей, и

учебные курсы используются в работе для выявления мнения их

авторов по вопросам развития науки, образования и для понима-

ния их общественно-политической позиции.

Вторым видом источников, использованных в работе, являют-

ся рецензии, отзывы, а также юбилейные публикации и некроло-

ги, дающие сведения об этике, культурной практике сообщества

ученых и процедурах научного общения. В отзывах и рецензиях

воспроизводятся клише и параметры существования науки, им-

плицитно содержатся представления об идеальной матрице науч-

ного исследования и статусе ученого, разделяемые научным со-

обществом на определенном этапе. Зачастую можно говорить о

преломлении в рецензии личностного отношения автора к лицу,

чья работа подвергается оцениванию. Кроме того, через рецен-

зию происходит восприятие или неприятие автора научным со-

обществом, представителем которого является рецензент, а также

вырабатывается стратегия, которая может выражаться в жесткой

критике авторской позиции или ее вытеснении, показательном иг-

норировании. Рецензии и отзывы позволяют определить, с одной

стороны, специфику авторского мнения по поводу понимания

необходимых и значимых элементов исследовательского труда,

с другой – позволяют реконструировать общую модель исследо-

вания, разделяемую научным сообществом, и ее постепенную

трансформацию.

Юбилейные статьи, телеграммы, некрологи и отзывы на

смерть В.О. Ключевского, попавшие в сферу моего внимания, на-

писаны как его учениками и соратниками по науке, так и широким

кругом его почитателей. Телеграммы и отклики соболезнования,

приходившие из разных уголков страны, позволяют очертить гео-

графическое и социальное пространства «школы Ключевского»

как культурного явления. Также в работе широко используются

и архива Российской академии наук (АРАН). Кроме того, в работе использованы

документы Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ)

и документы Московского университета, отложившиеся в соответствующем

фонде Центрального исторического архива г. Москвы (ЦИАМ).

ВВЕДЕНИЕ

статьи и заметки, приуроченные к юбилеям и кончинам учеников

В.О. Ключевского.

Третий вид документов составили источники личного проис-

хождения. Внутренняя структура этого блока источников доста-

точно сложна и неоднородна. Первая их разновидность представ-

лена мемуарной литературой: дневниками и воспоминаниями са-

мого В.О. Ключевского, его учеников и современников. Ко второй

относятся источники эпистолярного жанра. Привлекательность их

использования определяется возможностью проникнуть в твор-

ческую лабораторию изучаемого ученого, познакомиться с его

исследовательской психологией и практикой и, в целом, – куль-

турой творчества

. Всю используемую в работе переписку мож-

но разбить на несколько групп. К первой следует отнести письма

представителей ученой корпорации. Особенно информативной в

этом плане выглядит уже опубликованная ранее переписка В.О.

Ключевского с учеными-историками, его коллегами по Обществу

истории и древностей Российских, Московскому университету,

переписка его учеников с представителями других научных школ,

а также письма ученых, где интересующие меня персоны сами

являются объектами обсуждения. Ко второй группе относятся

письма непрофессиональных читателей, слушателей лекций, дея-

телей культуры и т.п., адресованные представителям изучаемого

сообщества. Среди них можно выделить письма-просьбы как бы-

тового, так и научно-педагогического и методического характера,

письма-приветствия и признания, письма-комментарии того или

иного аспекта деятельности адресата.

Знакомство автора с ранее неопубликованными письмами ши-

роких слоев населения к В.О. Ключевскому и некоторым его уче-

никам определило значимость данного источникового комплекса,

что позволило дополнить монографию приложением, в котором

См. подробнее: Корзун В.П., Мамонтова М.А., Свешников А.В. Историк в

собственных письмах: зеркало или мир зазеркалья? (Несколько замечаний

о специфике писем русских историков XIX – XX веков в качестве

историографического источника) // Письма русских историков (С.Ф. Платонов,

П.Н. Милюков) / Под ред. проф. В.П. Корзун. Омск, 2003. Кроме того, более

общие положения по поводу таких видов источников, как письма, некрологи,

мемуары, были высказаны В.П. Корзун в докладе, сделанном в ходе семинара-

тренинга «Историк в освоении новых парадигм и образовательных технологий:

Интеллектуальный ресурс университетской кафедры – участницы Мегапроекта

– образовательному потенциалу региона», прошедшего 13 – 15 ноября 2003 г. в

г. Омске.

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского»

собрана часть богатого эпистолярного материала, не вошедшая в

основной текст исследования

При анализе данных источников я исхожу из понимания, что

мемуарная литература и источники эпистолярного жанра, относя-

щиеся к эго-документам, будучи включенными «в определенный

социокультурный и методологический контекст», дают представ-

ление об основных жизненных и научных ориентирах их авторов.

Вместе с тем информация, содержащаяся в письмах и мемуарах,

подлежит разному прочтению. Письма пишутся по конкретному,

недавно произошедшему случаю, поэтому из них исследователь

может черпать информацию о настроениях автора письма, по по-

воду переживаемых им в данный момент конкретных событиях,

почувствовать пульс окружающей его жизни и эмоциональный

фон. Но и внутри эпистолярного жанра выделяются различные

типы писем в зависимости от целей написания, адресата и дру-

гих условий. В текстах писем разного назначения (официаль-

ных, коллективных, изначально ориентированных на публика-

цию, и, конечно, в частной переписке) автор, который в них не-

явно присутствует, выбирает соответствующую случаю «модель

саморепрезентации»

Таким образом, при анализе корпуса эго-документов «сраба-

тывают» характерные для них коммуникативные и меморативные

особенности

. Мемуары и воспоминания пишутся в основном

через некоторое время после произошедших событий, поэтому

они являются не результатом непосредственного переживания, а

своеобразным обдуманным взглядом автора на события прошло-

го, когда многие явления уже выглядят по-иному. Авторы мемуа-

ров представляют подвергшийся рефлексии проект своей жизни в

науке, однако под воздействием особенностей памяти, ее избира-

тельности и склонности к «забыванию» предлагают читателю хо-

рошо отретушированный вариант осуществленного некогда про-

фессионального выбора. Их движение по научной стезе выглядит

заранее предопределенным и бесконфликтным. В дневниках отло-

жились непосредственные реакции историков на различные жиз-

См.: Приложение № 3.

Подробнее см.: Корзун В.П. Московская и Петербургская школы русских

историков в письмах П.Н. Милюкова С.Ф. Платонову // ОИ. 1999. № 2; Корзун

В.П., Мамонтова М.А., Свешников А.В. Историк в собственных письмах: зеркало

или мир зазеркалья?

Подробнее см.: Сальникова А.А. Историк и автобиография // Диалог со временем.

Альманах интеллектуальной истории. Вып. 8. М., 2002. С. 113 – 129.