То, о чем писал Белецкий, имело прямое отношение к его эпохе.
Наступавшую культуру можно определить как «панрецептивную»:
читатели перерастают и в писателя, и в критика, а творчество
становится процессом действительно коллективным.
Но вот взгляд тех же лет на проблему читателя влиятельного
критика русской эмиграции Ю. Айхенвальда, отраженный в книге
“Похвала праздности” (1922 г.). «Литература – это беседа;
разговаривает писатель с читателем, и это соединение уст и сердец,
эта духовная двоица осуществляет художественный эффект. Не
только писатель определяет читателя, но и читатель писателя: первый
создает последнего по образу и подобию своему, симпатически
выявляя его сущность. Писатель - это не то, что им написано, а то,
что у него прочитано. Личность писателя трансформируется
личностью читателя» [цит. по 40:26]. Данная концепция близка по
своему содержанию к теории В.А. Белецкого.
Не менее оригинальную и интересную концепцию разработал
известный русский библиотековед Н.А. Рубакин. Его теория вышла за
рамки библиотековедения. Будучи психологом, Н.А. Рубакин исходил
из самого читателя, а не из книги и ее содержания, каким бы оно ни
6ыло. Содержание книги, на взгляд ученого, – «это то, что ею
возбуждается». А возбуждения эти (т.е. результат чтения) постепенно
изменяются, т.к. все читатели разные и интерпретируют
литературный текст, исходя из своего склада ума и темперамента.
Рубакин считал, что произведения есть не только диалог между
автором и читателем, но и результат усвоения читателем смысла
произведения. Он утверждает, что у книги столько смыслов, сколько
у нее существует читателей. Из книги в читателя переходит только
то, что в нем возбуждается, а то. Что его не затронуло, то и не
существует для него» [Цит. по 40:31]. На основе исследований