Ганзелка И., Зикмунд М. От Аргентины до Мексики

Подождите немного. Документ загружается.

НА КРАЮ ЗЕЛЕНОГО АДА

Едва ли какой-нибудь другой конфликт в период между

первой и второй мировыми войнами привлек такое внимание

в мире, как война за Чако бореал. Ее необычное упорство,

почти фанатичная решимость обеих сторон воевать до по-

следнего человека, а главное — губительные условия, в кото-

рых приходилось вести бои, привели к тому, что все без

исключения военные корреспонденты писали о ней как о зеле-

ном аде. Это было выражение, которое в различных комбина-

циях появлялось в заголовках мировой прессы на протяжении

трех долгих лет, когда среди топких трясин и выжженных

тропических пустошей снова и снова бросались друг на друга

части боливийской и парагвайской армий.

Война обошлась в 135 000 молодых жизней. Американский

публицист Джон Понтер писал, что причина этой трагедии

кроется в государственной безответственности и в еще боль-

шей безответственности испанцев, которые в XVI веке не опре-

делили окончательной границы между двумя областями,

позднее образовавшими Боливию и Парагвай. Вряд ли можно

выдумать более циничную защиту американского капитала,

впервые объявившего в чакской войне открытый бой англий-

ским финансовым интересам в Южной Америке. Десятки

тысяч молодых боливийцев и парагвайцев, в чьей крови дей-

ствительно горит огонь, стали жалкими фигурками на шах-

матной доске, за которую уселся американский «Стандард

Ойл»

против англо-аргентинских дельцов. Первый игрок офи-

циально назывался Боливия, второй — Парагвай. От этой

шахматной доски издалека несло запахом нефти, месторожде-"'

ния которой были незадолго до этого открыты в Чако, однако

война — официально — шла за пограничную линию и выход

Боливии к морю через речную систему Пилькомайо-Парагвай-

Парана.

Война тянулась с 1932 по июнь 1935 года и закончилась.. .

полным изнурением обеих сторон. Победителей не было. Были

лишь побежденные, хотя державы-примирительницы по мир-

ному договору, подписанному в 1939 году, присудили боль-

шую часть спорной территории Парагваю.

До сих пор в северное Чако не проложена железная до-

рога. Его обходят и международные шоссейные коммуника-

ции, которые уже — по крайней мере на бумаге — окаймляют

тихоокеанское и часть атлантического побережья в виде хва-

стливо разрекламированной американской автострады. Только

запущенные и все более зарастающие дороги ведут в некото-

рые части огромной территории, которая, таким образом, по

сей день остается изолированной от мира.

Поскольку дальнейший план нашего путешествия быстро

удалял нас от Чако по направлению к Атлантическому

океану, из Саэнс-Пеньи мы решили хотя бы на несколько дней

отправиться в центральное Чако, так как северное, из-за

недостатка времени, было для нас недоступно. Саэнс-Пенья

оказалась для этого самыми удобными воротами.

НОЧНОЙ СТАРТ НА СЕВЕР

Итак, в середине августа было поинято окончательное

решение:

— Завтра в час ночи старт на север.

' Крупнейший в США и в капиталистическом мире нефтяной концерн,

контролируемый Рокфеллером.

Холостяцкая комната чакского учителя, который на про-

тяжении всего нашего пребывания в Саэнс-Пенье любезно

предоставил нам кров, была перевернута вверх дном. Мы

обшиваем спальные мешки шерстяными одеялами, упаковы-

ваем лагерное имущество, неумело чиним парусину палатки,

в которой обнаружили несколько дыр, смазываем оружие.

Самое комичное во всем этом — мешок аргентинских сухарей.

Это безмолвное признание того, что никто из экипажа не

гонится за почетным званием повара экспедиции.

Была уже почти полночь, когда прямоугольник светящего-

ся в темноте окна погас. Но спустя час он засветился снова.

Причиной тому был сигнал «фордика» и шумное:

— Выходи строиться на поверку!..

Через минуту кухня ожила. Горячая вода для матэ, теплое

белье, свитера, пальто, перчатки. Это скорее походило на

сборы в путь к ледникам Килиманджаро, чем в субтропиче-

ское Чако. Однако ночи были морозными даже под крышей,

не говоря уже о брезентовой палатке.

— Ничего себе, выбрали времечко! — говорили песси-

мисты.—Вчера было три градуса ниже нуля, такого холода

мы десять лет не помним...

Но в час ночи «фордик» уже тарахтел по пустым улицам

Саэнс-Пеньи, направляясь к выезду на северную дорогу. Про-

низывающий холод проникал сквозь щели в тенте кузова,

желтоватый свет фар прыгал по свежевспаханному терра-

плену, а наверху под брезентом лазал по груде тел охотничий

пес и своей шерстью по очереди обогревал закоченевшие ноги

членов экипажа. Километры убывали так же лениво, как

ползла вверх от точки замерзания ртуть термометра.

Когда, наконец, солнце вынырнуло из зарослей леса, мы

проехали уже и хлопковые плантации, и пальмар — полосу

стройных пальм там, где дорога пересекает одно из старых

русел Теуко. Над кронами чахлых деревьев пролетело не-

сколько чарат — лесных куропаток; стая попугаев с криком

скрылась в зарослях над лагуной. Вот появилась цапля,

там группа голубей, а в другом месте несколько диких уток.

Первая проверка оружия — легких малокалиберок. Мише-

ней хватало повсюду. Многие сотни зеленых попугаев с кри-

ком перелетали с места на место. Они являются этаким го-

ловным дозором девственного леса, предупреждая его обита-

телей о появлении самого злейшего их врага — человека. Нам

было жалко стрелять по этим летающим смарагдам,

пока мы

не узнали, что это страшнейшие в Чако вредители. Аргентин-

С м а р á г д — одно из названий изумруда.

ские власти даже выплачивают вознаграждение за отстрел

их: десять сентаво с клюва. Спустя минуту мы спугнули двух

коати,

которые с молниеносной быстротой исчезли в молодой

поросли и тут же вскарабкались на крону альгаробо. Мы не

пытались настигнуть обоих, нам было достаточно одного —

в качестве трофея и объекта нескольких снимков. Это был

рыжевато-бурый зверек с вытянутой мордой, похожий на

небольшого енота. Сбили мы еще и несколько чарат на ужин,

чтобы иметь возможность остаток дня безостановочно дви-

гаться на север. Однако охота на чарат — чудесных лесных

куропаток с зеленым клювом и серо-голубой шейкой — стано-

вится неспортивным, скучным делом. Выстрелишь в крону

дерева, где сидят пять чарат, подстреленная птица упадет на

землю, а остальные четыре даже не пошевельнутся...

ЕЖ В ПАНЦИРЕ

В Фортин-Лавалье терраплен кончается. На сотни километ-

ров вокруг и в помине нет ни моста, ни перевоза. Средством

передвижения здесь служит лошадь или мул. Поэтому мы

взяли направление на северо-запад, приблизительно вдоль ста-

рого русла Теуко.

Проехав несколько километров, мы поняли, что дальше

нам не двинуться, если мы не поможем «фордику» и его води-

телю. Дорога становилась все извилистее, выбоин из-за про-

валившихся термитников и нор броненосцев становилось все

больше, чаща иногда сжимала нас так, что вовсе не было

видно, куда ведет дорога и есть ли она вообще. Ветви колю-

чих деревьев били по крыше кузова до тех пор, пока не сор-

вали ее окончательно. За радиатором «фордика» впереди ма-

шины уже ничего не было видно. Собрали совещание, чтобы

решить, как быть дальше.

— Другого выхода нет. Придется кому-нибудь лечь на пе-

редние крылья и показывать направление.

Это и в самом деле был единственный выход. Мы по оче-

реди выполняли эту лоцманскую функцию, лежа на животе,

укрыв голову за фарой, по одному на каждом крыле. В попе-

речных пересохших руслах мы по самые оси проваливались

в мягкий песок. Поездка становилась почти такой же интерес-

ной, как и в Нубийской пустыне; к счастью, здесь было де-

сять рук, готовых прийти на помощь, и приличная лопата.

'Коати, или и о с у х а, — род хищных млекопитающих семейства

енотовых.

Это был, пожалуй, самый печальный край, который мы ког-

да-либо видели. Даже в голой африканской пустыне больше

поэзии, чем на этой обиженной богом земле, где искорежен-

ные стволы деревьев мертво поднимали в небо свои вершины.

Местами они были похожи на балки сгоревших домов в ка-

ком-нибудь разбомбленном городе, где угасла всяческая

жизнь.

Наконец мы вырвались из плена этого печального края.

Дорога стала несколько шире и горизонт раздвинулся. В этот

миг в полуденной тишине прогремел первый выстрел. Секунду

спустя Мартин спрыгнул с притормозившей машины и побе-

жал к полянке, где в воздух бил фонтанчик земли и пыли.

Когда мы подоспели, все было кончено. За несколько секунд

смертельно раненное животное почти зарылось в землю. Мы

вытащили добычу из земли. С заостренной головы упало не-

сколько капель крови, а лапы с острыми когтями, которые еще

минуту назад гак лихорадочно работали, уже беспомощно

повисли. Твердый панцирь понемногу закрывался, совсем как

средневековые доспехи. Это была великолепная добыча — де-

вятипоясный броненосец — одно из интереснейших животных

чаконской фауны.

Хотя броненосец — животное безвредное и питается только

насекомыми и личинками, человек для него самый страшный

враг. С одной стороны, из-за того, что мясо броненосца чрез-

вычайно вкусно, с другой — потому, что своего врага — чело-

века — он способен буквально выбить из седла. Дело в том,

что через каждые несколько дней он роет себе новую нору, и

нога мчащегося коня может попасть туда так неожиданно, что

не успеешь и глазом моргнуть.

О южноамериканском броненосце упоминает уже извест-

ный швейцарский естествоиспытатель XVI века Конрад Гес-

снер. Он описывает его как ежа, имеющего скорлупу-панцирь,

и говорит: «Это необычайное, неизвестное животное, с острова

Пресилия занесенное, целиком покрыто твердым панцирем,

в который он втягивается, как еж в свое колючее одеяние. Что

касается величины, то она средняя».

ДВА ПЕСО ЗА МЕТР ЗМЕИ

Два дня упорно пробивались мы сквозь девственный лес по

заросшим пикадам. И два спокойных вечера провели мы у ко-

стра за чашкой матэ, с губной гармошкой, чешскими песнями

и воспоминаниями о далекой родине.

К вечеру третьего дня мы очутились в пампе, на краю ко-

торой виднелась стена камыша. По высохшей желтой траве

бродило несколько тощих, — кожа да кости, — коров. Шел

уже четвертый месяц, как в Чако не было дождя. Стаи кор-

шунов кружили над местами, где гнили останки животных,

павших от голода и жажды. Десятки скелетов белели в шур-

шащей траве.

Наконец перед нами показалось широкое течение Теуко.

Мутная вода мчалась по просторному руслу, местами образуя

болотистые островки, и исчезала в изгибе, окаймленном высо-

кими берегами. Мы стояли на границе двух провинций, Чако

и Формосы; за противоположным берегом, куда-то далеко на

север, уходило центральное Чако.

На возвышенном месте выросла лагерная стоянка, которая

на несколько дней должна была стать базой охотничьих вы-

лазок в окрестности. Двумя часами позже шесть теней уже

плясали по зарослям вокруг костра и над темной поверх-

ностью Теуко плыли в ночь одна за другой песни. Вдруг где-

то возле берега затрещали сухие ветви. В такой момент рука

машинально хватается за оружие, разговор тут уже умолкает.

Мы все повернулись в одну сторону и прислушались. Может,

огнем костра привлечен какой-нибудь хищник? Может быть,

пума или даже ягуар? А может, из воды вылезла водосвинка?

Через несколько мгновений треск веток раздался снова, в не-

посредственной близости от нас. Но руки с пальцами на кур-

ках сразу же опустились, как только ветки раздвинулись и

в свете костра появилась человеческая фигура. Высокий че-

ловек с морщинистым пергаментным лицом, в пыльном берете

на голове, в бомбачо, спадающих до щиколоток, в обтрепан-

ных полотняных альпаргатах и в не менее ветхой куртке.

Он тихо постоял, а затем робко произнес:

— Добрый вечер!

В эту минуту никто из нас не мог вымолвить ни слова.

Лишь некоторое время спустя мы один за другим пришли

в себя и потеснились, уступая незнакомому ночному гостю

место у костра.

— Я Голубарж. Ярослав Голубарж, — медленно произнес

он, усевшись к огню. Было заметно, что он говорит по-чешски

с трудом.

— Что же вы делаете в этой дикой глуши? — почти одно-

временно вырвался у нас один и тот же вопрос. Человек

в рваном берете и с пергаментным лицом минуту помолчал,

затем пододвинулся поближе к огню и сказал:

— Ничего. Ловлю змей, охочусь на диких зверей! . . Вот. . .

и. . . все.

Мы поняли, что расспрашивать его дальше бессмысленно.

Из отрывочных слов отшельника мы узнали, что он чех из

Вены, переселившийся в Чако тридцать лет назад. В этот ве-

чер мы больше уже не пели. Тягостное настроение и молчали-

вое раздумье как бы перешло и на нас.

На следующий день мы познакомились с его убогой хижи-

ной ка противоположном берегу Теуко, где было развешано

несколько сохнущих шкур. Его трухлявая лодка едва была

в состоянии перенести своего владельца с одного берега на

другой. Мы не раз наблюдали, как во время переправы он вы-

черпывал руками воду, которая проникала в лодку, и густой

грязью замазывал щели. Каждый раз, причалив к нашему бе-

регу, он стоял в лодке по колено в воде.

— А что чаще всего вам попадается? — пытались мы пере-

вести разговор ближе к предмету его ежедневных занятий.

— Когда как, — ме; ленно подбирал он слова. — Понима-

ете, я здесь один, как перст, мне редко с кем приходится об-

щаться. Сейчас, зимой, змей нет. Часто в капкан мне попа-

даются лисицы, гораздо реже тигр. Много хлопот с этими, как

это будет по-чешски, никак не вспомню. . .

— Скажите по-испански, — предложили мы ему.

— Капибара. Иногда его называют «карпинчо».

— Водосвинка, по-чешски — «плавоун».

— Возможно, плавает он очень хорошо, — улыбнулся охот-

ник и добавил, словно извиняясь:

— Я об этом никогда и ни с кем по-чешски не говорил, так

что не удивляйтесь. И у нас, в Вене, такого никогда не ви-

дел. . . Лев мне попадается очень редко. Уж очень далеко на

север нужно забраться, чтобы поймать его.

— Это вы должны знать, — перебил рассказ охотника

Ярослав. — Здесь его повсюду называют львом, но в действи-

тельности это пума. Даже тигр—так здесь называют ягуа-

ра — в этих местах нигде не водится.

Из рассказов чакских охотников мы уже знали об этой

южноамериканской странности. Ни африканский лев, ни бен-

гальский тигр нигде в Южной Америке не водятся, тем не ме-

нее оба названия употребляются в обиходе. Испанцы назы-

вали пуму «амиго дель кристиано» — друг человека. Инки —

пумой. Другие индейцы — горным львом. Однако у этого хищ-

ника, распространенного по всей Америке — от Канады до

Патагонии — на территории, протянувшейся по прямой без

малого на 13 000 километров, имеется также ряд других на-

званий. На севере его называют пантерой, а в других местах —

кагуаром. Он был загнан далеко в глубь континента, так что

поимка его считается большой удачей.

— А сколько вам платят за змеиную шкуру?

— Два песо за метр, иногда три.

Это равнялось двум нынешним кронам.

За весь этот тяже-

лый и опасный труд, за необходимость продираться сквозь

колючий кустарник, где все время подстерегает какая-нибудь

опасность, за многие дни бесцельных поисков, за муки полу-

денного зноя и холода морозных ночей, за опасность заболеть

малярией, быть укушенным змеей или подвергнуться нападе-

нию хищника.. .

Костер уютно потрескивал, время от времени обгоревшая

ветвь падала в золу и выбрасывала сноп искр в темноту, слов-

но хотела отвлечь нас от бродивших в голове мучительных

мыслей.

— Вы получаете какие-нибудь известия о том, что де-

лается в мире?

— Почти нет. Из Формосы сюда ездит верхом посыльный

с почты. В понедельник приезжает и на следующий день от-

правляется обратно. Да от кого мне и чего ждать? Вот уже

много лет, как я никому не писал. ..

Костер понемногу догорал, лишь несколько головешек еще

тлело в золе. Мы сидели молча вокруг угасшего огня; переста-

ла ходить по кругу выдолбленная тыква с матэ, молчала и

пампа. Мыслями мы были где-то далеко, далеко от берегов

Теуко, веды которого мчались мимо нас.

Глубоко за полночь гость поднялся. По нему было видно,

что эти несколько часов он провел не в Чако. Он попрощался

тихим, почти жалобным голосом и затем исчез так же таин-

ственно, как и появился.

Долго еще слышался плеск весла и затем лодка мягко

ткнулась в противоположный берег.

ПО СЛЕДАМ ВОДОСВИНОК

Если взглянуть на карту Чако, то кроме двух основных

рек — Пилькомайо и Бермехо, которая в верхнем течении

называется Теуко, встретишь еще ряд пунктирных и штрихо-

вых линий. Они обозначают прежние русла. Это легко по-

нять, приняв во внимание, что при летнем таянии в Кор-

дильерах реки приносят множество почвенных пород и при

незначительном наклоне стока не могут вынести их в Парану.

Третья чакская река, текущая на север, великолепно выра-

' Приблизительно 1 р. 50 коп.

4 От Аргентины до Мексики

-19

жает этот факт своим названием — Рио Конфусо — «Блу-

ждающая река». Она все время ищет новое русло, потом

засыпает его огромными наносами и прокладывает себе

дорогу в другом месте. Бездонная липкая грязь, представляю-

щая страшную опасность для человека, с наступлением

засухи превращается в твердую массу, из которой образуются

берега реки.

Мы потратили несколько часов, прежде чем добрались

к воде, которая бежала совсем рядом. При каждой попытке

зачерпнуть воды для варки или мытья мы начинали погру-

жаться в грязь. Нам пришлось издалека натаскать к берегу

сушняка, соорудить из него надежное основание, а на попе-

речных бревнах построить примитивные сходни, с которых без

опасений можно было бы наклониться к воде.

Добыча первого дня, посвященного знакомству с окрест-

ностями, состояла из двух броненосцев, нескольких чарат и

большого хищника каранго, похожего на орла. Мясо его, од-

нако, оказалось несъедобным. Зато вечером мы лакомились

белым ароматным мясом броненосца, которого перед этим ос-

вободили от панциря. В Буэнос-Айресе мясо броненосца счи-

тается большим деликатесом, чем креветки и осьминоги, кото-

рые доставляются на самолетах из Чили. Второго броненосца

начальник экспедиции приготовил по индейскому способу:

он запек его прямо в панцире. Из любопытства мы попробо-

вали это особое блюдо, но после первого же прикосновения

предоставили собакам лакомиться им. Мясо насквозь про-

пахло жженной костью. В эту минуту мы ничуть не завидо-

вали индейцам.

Казалось, нам не дождаться утра. Мы навалили на

себя все одеяла, брезенты, но и это не очень помогло. Ко все-

му прочему прибавился еще резкий утренний ветер, который

сорвал переднюю стенку палатки и унес ее куда-то в болотные

камыши. Спальные мешки были покрыты инеем. Мы просну-

лись совсем закоченевшие, с одной мечтой, чтобы солнце, на-

конец, появилось над горизонтом.

И вдруг весь мир как бы разом преобразился. Девствен-

ный лес пробудился сладостной песней чакских дроздов. На

противоположном берегу Теуко целыми стаями прогуливались

стройные фламинго. Где-то за спиной раздался сварливый

крик попугая, из камыша выглянула пурпурная голова карди-

нала. На влажной земле вокруг нашего водяного сооружения

были видны свежие лисьи следы и — совершенно отчетливые

следы водосвинок. Они вели на берег и терялись в камыше.

Появились все-таки! Сомнения в том, водятся ли водосвинки

в районе нашей лагерной стоянки, оказались напрасными.

Было решено: мы предпримем экспедицию на целый день,

чтобы поймать или по крайней мере увидеть этого самого

крупного в мире грызуна, обитающего в мелководье и дости-

гающего 70 килограммов веса.

Перед выходом мы осмотрели капканы, которые расста-

вили вокруг стоянки накануне вечером. Добыча была не ахти

какой: две лисицы и одна двуутробка, мясо которой никуда

не годилось. Четвертый капкан был пуст. Почти в километре

вверх по течению мы натолкнулись на целый ряд следов, веду-

щих от высоких берегов к затонам. Опять водосвинки! В неко-

торых местах следы пересекались десятками, как будто

здесь проходило какое-то сборище этих пугливых животных.

Дважды мы встречали свежие следы, в которых только начи-

нала жемчужно сверкать просачивающаяся вода, но каждый

раз осторожные животные успевали заметить нас раньше, чем

мы их. Эта раздражающая игра в прятки толкала нас все вре-

мя вперед, мы не обращали внимания ни на голод, ни на

жажду, ни на то, что уже давно перевалило за полдень и

солнце понемногу начало склоняться к горизонту.

— Здесь! Они должны быть здесь, посмотрите!

И в самом деле: недалеко от нас в слепом рукаве реки бле-

стел небольшой омут, к которому вели следы примерно пяти

животных. И ни одного назад! Ничего не было проще, как

вспугнуть животных, заставить их выйти из воды — и добыча

будет верной. Роли были распределены. Два стрелка остаются

на берегу, третий с фотоаппаратом — под берегом, двое дви-

жутся вперед в роли загонщиков.

Едва мы спустились с высокого берега и коснулись мяг-

кого, вязкого ила, как он начал колебаться под нами, словно

глиняный плывун. Однако азарт гнал нас вперед; ведь петля

вокруг добычи была стянута, нужно было только выгнать

водосвинок из укрытия. Вода в дальнем углу, возле камы-

шей, пошла волнами, из нее вынырнули две вымазанные

грязью головы, но тут же молниеносно погрузились в воду.

Вперед!

— Осторожно, осторожно!

Поздно! Мирек, шагнувший первым, вдруг по щиколотку

провалился в грязь.

— Бросай ружье и ложись! — крикнул Зденек. — Быстро!

Следующих двух секунд размышлений над тем, что можно

испачкаться, если лечь в эту кашу, было достаточно, чтобы

очутиться в болоте по колено.

— Немедленно ложись! ..

Это казалось невероятным. Лежишь на животе и ничего

тебе не делается. Плывун вроде бы чуть прогнулся, не-