Джонсон Пол. Современность. Мир с двадцатых по девяностые годы. Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

Филиберт Циранана (Малгашская республика), Леопольд Сенгор (Сенегал), Амани Диори (Нигер),

Ахмаду Ахиджо (Камерун), Леон Мба (Габон), Франсуа Томбалбай (Чад) и Моктар Ульд Дадда

(Мавритания) установили личные связи с гипнотическим генералом — как говорил он сам: они

«стали мне близки» [7]. Но этот период длился недолго. Каждый выбрал свой путь. За

исключением Берега слоновой кости, все территории были очень бедными. Некоторые были более

«достойными» получить независимость, чем другие, а третьи вообще ее не заслуживали. Но кроме

французского решения окончательно покончить с вопросом, в этом процессе нельзя было увидеть

принципы, по которым они ее получали.

На теории Британская империя, позднее Британская общность, всегда действовала, придерживаясь

совсем другой гипотезы: все территории должны быть подготовлены для своей независимости, и

только после этого они могут ее получить. В Британской Белой книге с июня 1948 г. было

записано: «Основная цель британской колониальной политики... довести колониальные

территории до ответственного самоуправления в рамках Общности в условиях, обеспечивающих

соответствующему народу приличный жизненный стандарт и отсутствие любого угнетения.» [8]

Оба условия нарушались, когда этого требовала целесообразность. До середины 50-х годов темпы

были очень медленными, а после 1960 г. — слишком быстрыми. В обоих случаях они не отражали

действительную готовность и потребность соответствующих территорий, а скорее всего — нажим

на британское правительство и его волю или отсутствие таковой для сопротивления этому

давлению. Решающим фактором были силы, задействованные Бандунгской конференцией.

Франция решила отправиться восвояси в 1958 г., а Британия последовала за ней год спустя, когда

Гарольд Макмиллан почувствовал себя свободным последовать примеру де Голля. Как говорил

сэр Майкл Бланделл, самый умудренный из лидеров поселенцев в Кении: «...в политике бри-

танского правительства после всеобщих выборов в октябре 1959 г наступят драматические

изменения.., уже принято решение покинуть Африку настолько быстро, насколько нам это

позволяет приличие» [9]. Но даже этот поворот, обоснованный в речи Макмиллана «Ветер пере-

мен», произнесенной в Кейптауне 3 февраля 1960 г., был скорее серией резких колебаний, нежели

плавным pa3BOpojOM. Полномочный представитель Макмиллана — министр колоний Йен

Маклеод, позднее приз-

СОВРЕМЕННОСТЬ П

нался в том, что никогда не было «одного сенсационного решения», а скорее «два десятка разных

обговоренных решений» [10].

Используя термин «обговоренных», Маклеод имел ввиду формальное сохранение переговоров,

обычно заканчивающихся в Ланкастер-хаузе в Лондоне грандиозной оргией составления

конституции. Вот уж чего всегда хватало при деколонизации, так это конституций на бумаге. По

иронии судьбы, Британия, которая никогда не имела собственной конституции, в 1920-1975 годах

выпустила (по моим подсчетам) более 500 конституций для своих колониальных территорий.

Большинство из них просуществовало несколько лет, некоторые — несколько месяцев, другие

вообще не вступили в действие и ни одна не уцелела до 80-х годов. Европейские империи начали с

патернализма и отрицания политического духа, а закончили диаметрально противоположным по-

люсом — чрезмерной демократизацией и политическим гигантизмом. Серебряный век империи

был полон конференций и составлений конституций. Так например, две Родезии и Ньясалэнд

тридцать лет колебались в нерешительности: образовывал, федерацию или нет. В период 1927-

1929 г.г. работала комиссия Хилтона-Янга, в 1948-1949 г.г. — комиссия Бледислоу, в 1936 г. —

была составлена конституция поселенцев (которая так и не вступила в действие), в 1951 г. —

состоялись две самостоятельные конференции (бойкотированные африканцами), и третья

конференция — в 1953 г. Результатом всего этого стала «окончательная» конституция, слишком

сложная для понимания большинства голосующих и уже устаревшая к моменту ее вступления в

действие.

Население не всегда знало, какие избирательные права оно имело или где и как нужно было

голосовать, так как списки, составленные на базе странного смешения критериев собственности,

доходов, местожительства и грамотности, а также избирательные районы и кандидатуры, были

«сбалансированы» до такой степени, что становились трудными для понимания. Зачастую имелось

несколько уровней управления, один над другим, со множеством партий в каждом из них. Таким

образом, судьба страны зависела от горстки людей, а зачастую царила полная неразбериха. Во

время выборов 1962 г., доведших до продолжительного родезийского кризиса и до десятков тысяч

убитых, из 65 500 африканских избирателей проголосовали только 12 000; еще 500 африканских

голосов — и к владти бы пришла умеренные, и в последующие двадцать лет история страны была

бы совсем другой [11]. Большинство африканцев и многие из белых не осознавали, что делают.

Конституционные сложности возникали даже когда не существовали фундаментальные расовые

проблемы. Так, например, в Танзании «реформа» 1955 г. сотворила одну из самых сложных

конституций, созданных когда-то для колониальных территорий, чьей основной целью

Королевства Калибана

было исключение воинствующих националистов. Последующие изменения с 1957 по 1958 г.г.

добавили еще больше тонкостей, включая и тройное условие при голосовании, согласно которому

каждый избиратель из списка должен был дать свой голос за одного человека каждой расы

(африканца, европейца, азиата). В противном случае его голос считался недействительным.

Появился новый вид бюрократии из специалистов по конституциям для многорасовых обществ.

Она проникла и в Секретариат ООН, превратившись, таким образом, в международную. Под

давлением ООН в 1956 г. бельгийцы в Руанда-Урунди создали одну из самых роскошных роккоко-

конституций, сотворенную когда-либо человечеством. Согласно ей голосовать нужно было по

нескольким спискам: за Совет заместителей вождей, за Совет вождей, за Территориальные советы,

за Африканский совет и, наконец, за Общий совет при вице-генерал-губернаторе, т.е. была

образована пятиэтажная система. Результат был следующим: самая отсталая в мире страна

получила политическую структуру более сложную, нежели в Соединенных штатах [12].

Когда-то колониям не хватало структур для управления. Теперь их было слишком много. Одной

из причин было то, что «независимость» означала полный суверенитет, со всеми последствиями,

вытекающими из такого статуса. Гамбия, население которой составляло 300 000 человек, и в

действительности представляла собой город Батерст с его хин-терландом, окруженным с трех

сторон Сенегалом, стала полноценным государством, несущим бремя целого правительственного

аппарата, что довело ее в 1981 г. до банкротства. Альтернативой этому было загнать все мелкие

обломки колониализма в федерации. Но они успевали просуществовать недолго, а то и вовсе не

функционировали. Они включали в себя дополнительные уровни управления, зачастую имели по

два законодательных органа и сложную предохранительную систему для успокоения взаимного

страха и ненависти между территориями, находящимися на различных уровнях развития и с

различными расовыми соотношениями в них. Будучи колониями, британские Западные Индии по

историческим причинам имели чрезмерно раздутую администрацию. Независимость добавила еще

одну ступень управления, их объединение в федерацию — еще одну. И пока федерация

существовала, а эго продолжилось не долго, то эти острова, большинство из которых были

бедными и отсталыми, имели больше законодателей на душу населения, чем любое другое

общество в истории.

Таким образом, бывшие колонии превратились в самую заманчивую добычу напасти человечества

в двадцатом веке: профессиональных политиков. Если деколонизация придерживалась какого-то

этического принципа, то он заключался в том, что политические формы были основной мерой,

единственным верным критерием государственности.

СОВРЕМЕННОСТЬ П

Этот принцип впервые заявил о себе в Индии. В докладе Монтегю в 1918г., который вводил его,

скромно отмечалось: «Если говорить об «индийском мнении», то всем должно быть ясно, что даже

в самом общем смысле мы имеем ввиду то большинство, которое имеет или способно иметь

мнение о проблеме, которой мы занимаемся» [13]. Но каждый совершеннолетний человек,

независимо от того, грамотен ли он, или живет в отдаленном селении, способен иметь собственное

мнение о будущем своего общества. То, о чем на самом деле говорилось в докладе и что

оставалось общепринятой мудростью до трагического и жестокого конца процесса деколонизации,

было следующим: во время переговоров о независимости самое правильное — это проведение

диалога с теми, кто зарабатывал себе на хлеб с помощью политики, и если кому-то не хватало слов

для того, чтобы выразить свое мнение с помощью терминологии и условностей данного диалога,

то его мнение как бы и вовсе не являлось мнением и могло быть проигнорировано, а при

необходимости и поругано.

Отсюда вытекали предположения, на которых основывалась деколонизация, а еще больше

сопутствующая ей конституционная неразбериха, сыгравшие определенную роль в расширении

пропасти между «настоящей» и «политической» нацией и в формировании последней в самом

узком и сектантском смысле. Поэтому деколонизация была выгодна тем, кто манипулировал

голосами. Именно здесь были посеяны семена великого обмана. Для профессиональных

политиков res publlccf означала количество голосов, а для обыкновенных людей — справедли-

вость. Для «настоящей» нации демократия означала гораздо меньше, нежели сила закона: первая

представляла форму, а вторая — сущность. Когда народы бывших колоний получали

независимость, они считали, что получили справедливость, а в действительности они получили

право выбрать себе политиков. Естественно, что колониализм не мог обеспечить политическое

равенство; ги, что он мог, и в лучшем случае давал, было равенство перед законом. Но в процессе

передачи власти, когда голос превратился в мерило прогресса, закону было предоставлено самому

позаботиться о себе, и в конце концов огромная часть африканцев оказалась без выигрыша.

Это помогает нам понять, почему судьба территорий, где процесс передачи власти был самым

долгим и самым обстоятельным, как правило была подобна тем, где все происходило в спешке.

Самый очевидный и драматичный пример — это Золотой берег. В период после 1945 г. это была

самая богатая черная страна в Африке. Все видели в ней огромные перспективы. В ней

отсутствовали расовые проблемы.

Власть народа (лат.)

Королевства Калибана

Она была первой, получившей независимость. Ее путь к свободе был долгим. Еще в 1850 г. она

имела законодательный совет, а с 1888 г. в нем числился чернокожий (назначенный) член; в 1916г.

— их было уже двое. Полные выборы местного правительства были проведены в 1925 г. В

законодательном совете 1946 г. африканцы были в большинстве. 1948г.: была составлена

конституционная анкетная комиссия. 1949 г.: был создан комитет по разработке новой

конституции, в которой было большинство африканцев. 1951 г.: провелись выборы в соответствии

с новой конституцией. 1954 г.: премьер-министром стал Ква-ме Нкрума. 1954г.: окончательная

«конституционная независимость» стала действительностью. 1956 год стал годом новых выборов.

А в 1957 г. была получена независимость. Этот путь был медленным, точным, как в учебнике по

самоуправлению. Нкрума представлял собой модель африканского государственного деятеля, а

его новая страна Гана была прототипом африканского самоуправления. Молодой, красивый, с

исключительными ораторскими способностями, он стал видной фигурой в Бандунге.

Но кое-какие предзнаменования появились еще до независимости, Движение за независимость

было результатам деятельности адвоката Дж.Б.Данква, который нанял Нкрума в качестве

штатного партийного организатора. Таким образом, Нкрума с самого начала был только про-

фессиональным политиком и никем другим. Он захватил партийную организацию, превратил ее в

массовое движение, вращающееся около его персоны, и убедил англичан в том, что он самый

лучший или по крайней мере, он тот человек, на которого стоило сделать ставку относительно

независимости. Они помогли ему в этом. Указы местного правительства 1950-1953 г.г.

уничтожили власть традиционных авторитетов — вождей, создав политические советы, которые

тут же попали в руки Народной партии конвента во главе с Нкрума. Таким образом, Гана стала

зародышем однопартийного государства еще до момента передачи власти. Добравшись до власти,

Нкрума начал использовать британские методы типа «судебных расследований» и нанял левых

британских юридических и политических советников с целью уничтожения всех остальных

центров власти, а также, чтобы устранить конституционные ограничения над его личным

управлением и заставить оппозицию перейти в нелегальность. После концентрации всей власти в

своих руках, он уничтожил господство закона. Поворотный момент был в декабре 1963 г,

Девятого числа трое лидеров-оппозиционеров (бывших коллег Нкрума) были оправданы по

обвинению за предательство гремя судьями в специальном суде. Подробный пятичасовой

приговор — образец британской правовой мысли, был прочитан главным судьей, сэром Ар-кю

Корса. Он был адвокатом Среднего помещения Лондонского содру-

СОВРЕМЕННОСТЬ U

жества

в течение сорока четырех лет, судьей с 1945 г., главным судьей с 1956 г. Он был символом

самого главного принципа управления — в цивилизованном обществе каждый человек и каждая

институция, и прежде всего само государство, подчиняются закону и равны перед ним. Он был

конечным продуктом тысячелетнего британского развития, в полном смысле этого слова. 11

декабря Нкрума уволил его. Эти трое снова предстали перед судом и были осуждены. Два года

спустя старый Данква умер в тюрьме, где находился без суда и следствия [14].

Уничтожение господства закона происходило параллельно с моральным падением Нкрума и с

экономической разрухой в стране. Все это было взаимосвязано. Зараженный атмосферой

Бандунга, Нкрума поддался трем фатальным заблуждениям. Первое заключалось в том, что все

экономические трудности могут быть разрешены политическими средствами. Настоящие и

бывшие колонии были бедными и отсталыми не по внутренним физическим и человеческим

причинам, а из-за самого факта их колонизации. Возникла теория, и Бандунг дал ей толчок, что

колониализм не просто приостановил экономическое развитие, но даже подверг колонии

умышленному процессу «недоразвитости» [15]. Все, что политика сделала, политика же могла

устранить. «Недоразвитость» могла быть ускорена широкомасштабньши программами.

Благоденствие на континенте могло быть реализовано путем политических процессов. Нкрума

изложил эту доктрину во время открытия Панафриканского конгресса в Акре в 1958 г. и обобщил

ее в Аддис-Абебе в мае 1963 г.: «Африканское единство, это, прежде всего, политическое царство,

которое может быть завоевано только политическими средствами. Социальный и экономический

прогресс Африки придет в рамках этого царства, а не наоборот». Затем он призывал к созданию

объединенного правительства африканских стран, Общего рынка, панафриканской валюты,

африканской денежной зоны, центрального банка, континентальной коммуникационной системы

и общей внешней политики. «Таким образом, — говорил он, — мы положим начало

триумфальному шествию царства африканской индивидуальности» (16]. Нкрума не только

проповедовал эти фантазии, но также пробовал осуществить их на практике в Гане. Она была

самым успешным примером колониализма. Путем усердной работы скромный уровень ее

экономического процветания мог закрепиться и даже повыситься. Политизируя экономику,

Нкрума быстро ликвидировал положительный баланс в платежах Ганы — в середине 60-х годов

накопил кучу внешних долгов и кредитное доверие международных финансовых институций к

стране снизилось.

В Лондонской адвокатской коллегии (The Temple) есть два помещения — Внутреннее и Среднее (Inner и Middle)

Королевства Калибана

Второе заблуждение, точнее болезнь, которую подхватил Нкрума (и другие тоже) от общества

самовлюбленности в Бандунге, была идея о том, что для выхода новых наций из зловещего

процесса «недоразвитости» были необходимы лидеры — харизматические личности. Такая идея

была присуща ленинизму, который приписывал ведущей элите (и ее руководящему духовному

началу) псевдосакральное прозрение в историческом процессе. Она была присуща и гандизму,

который предоставил решающую политическую роль провозгласившему себя «святому человеку»,

и оказывал первостепенное влияние на Бандунг, Неру, Су-карно, У Ну, впоследствии Насер и

Нкрума, и многие другие были не только политическими лидерами, но и духовными вождями в

том смысле, что государство воплощало духовные стремления людей, а «освободители»

олицетворяли страну.

Вскоре после возвращения из Бандунга Нкрума начал разрешать своим последователям называть

себя при обращении Osaguefo — «Спаситель». Разложение наступило быстро, появилась особая

форма сталинизма. В 1960г. в официальной биографии было записано: «Он наш отец, учитель,

наш брат, наш приятель, то есть вся наша жизнь, потому что без него мы бы без сомнения

существовали, но не жили... То, чем мы обязаны ему, — это больше чем воздух, которым дышим,

так как он создал нас, также как создал Гану.» [17] Сам Спаситель начал верить в эту галиматью.

«Все африканцы знают, — говорил он, — что я представляю Африку и выступаю от ее имени.»

[18] Именно на этом фоне Нкрума разгромил оппозицию и уничтожил верховенство закона.

Харизма продержалась определенное время, особенно на международных конференциях. Но даже

там, с развитием 60-х годов, появлялись и становились центром внимания новые, более

современные фигуры. На их фоне Нкрума потерял свой блеск. Сам факт, что он присвоил себе

псевдобожественную силу, делал его уязвимым у себя в стране, так как постепенное, а

впоследствии и быстрое снижение жизненного стандарта показало, что магия не действует. Но в

середине 60-х годов не существовало конституционных средств для устранения Спасителя. Он

был свергнут в результате военного переворота в 1966 г. и умер в изгнании в 1972 г.

Превращение первого эталонного африканского государства в военный режим было тяжелым

ударом, особенно после краха конституционного управления в расположенной по соседству

огромной Нигерии, где уже месяц управляли военные. Численность населения делала Нигерию

самой значительной страной в черной Африке, а добыча нефти в 60-х годах превратила ее в

экономически самую стабильную. Пройдя через длительный процесс подготовки к

самоуправлению, начавшийся с первых избранных африканцев в 1922-1923 г.г„ она была

шедевром системы «дуалистического мандата лорда Лугарда» — самого добросовест-

4 Современность

СОВРЕМЕННОСТЬ II

него и возвышенного упражнения по колониальному управлению, осуществленного когда-либо.

Внутренняя вражда между доминирующими племенами хауса* и^фулбе* 'на севере, ибо

на

востоке и йоруба

на западе, существовала еще дЬ того, как англичане установили свое гос-

подство. Вопреки старательным усилиям по созданию надежной федеральной системы,

обстановка оставалась напряженной. История Нигерии продемонстрировала абсолютно

поверхностное и мимолетное влияние колониализма. Более глубокое влияние оказало появление

национализма в его афро-азиатской форме, с его акцентом на «права» любой этнической

общности. Если бы они были приведены в действие, то Нигерия должна была превратиться в

федерацию из почти 200 государств [19]. Утверждение «прав», достигшее точки отделения,

поставило Нигерию перед невозможностью функционировать, используя нормальный процесс

демократических дебатов и компромиссов. Срыв почти наступил в 1964г., всего лшпь через

четыре года после получения независимости, и окончательно — в 1966 г.; а военный режим, в

свою очередь, 30 мая 1967 г., он привел к этделению Востока, который стал называться «Биафра»,

а последовавшая двухлетняя гражданская война стала причиной огромных человеческих жертв.

Трагичный конфликт разделил Африку. Только Танзания, Замбия, Габон и Берег слоновой кости

подкрепили Биафру. Остальные африканские страны поддерживали нигерийский военный режим

— большинство из них из-за того, что боялись подобного отделения. Они считали, что это было

бы выгодно «империалистам». Но если балканизация была имперской целью, то почему

колониальные силы так старались создать единые государства, а там, где не удавалось —

жизнеспособные федерации? И почему все великие силы (так было) подкрепили Нигерию в

борьбе против сепаратистов -- главная причина разгрома Биафры? Ответа на эти вопросы не было.

Политическая философия африканского национализма основывалась на теории колониализма,

которая была не только

Антропологически неоднородный народ негроидной расы, около 24 млн. человек, большая часть — мусульмане-

сунниты. С 18 в. имеет письменность на арабской основе, а с 19 в. — на латинской.

Народ, частично принадлежащий к негроидной расе, а частично к переходным группам Западного Судана, около

18,2 млн. человек, в основном — мусульмане-сунниты. Имеет письменность на латинской основе.

Народ негроидной расы, около 17 млн. человек. Имеет письменность на латинской основе. Часть ибо —

христиане, а другая часть придерживается традиционных религий.

Народ негроидной расы, около 20,6 млн. человек. Имеет письменность на ла-гинской основе. Большая часть —

христиане, но есть и мусульмане-сунниты и приверженцы традиционных религий.

Королевства Калибана

полностью ошибочной, но и привела к фундаментальным и систематическим заблуждениям. Она

довела до разочарования, бессилия и войны.

К несчастью, в переломный период 1959-1960 г.г., когда колониальные силы все быстрее начали

уходить из Африки, эта ошибочная теория под влиянием поколения Бандунга, и больше всего

Дата Хаммар-шельда, превратилась в высшую мудрость в ООН. Критический момент наступил 30

июля 1960 г., когда Бельгия была вынуждена, вопреки своим убеждениям, покинуть Конго.

Бельгия управляла этой большой и богатой, но и примитивной страной с исключительным

политическим патернализмом, а с 1920 г. — и с нарастающим экономическим успехом.

Инвестиции в тяжелую промышленность начали давать прибыль в 1950г. Индекс промышленной

продукции в период 1948-1958 г.г. возрос со 118 до 350, а производительность труда за эти годы

увеличилась в два с половиной раза. Вступив в прямое противоречие со всеми ленинскими

теориями об империализме, объем промышленной продукции в 50-е годы увеличивался на 14,5

процентов в год, замедлив рост только при появлении перспективы независимости [20]. В

результате этого во время получения своей независимости, в Конго, например, имелось более

высокое соотношение больничных коек: 500 на 100 000 человек, нежели в любой другой афри-

канской стране (фактически выше, чем в самой Бельгии), и самая высокая грамотность — 42

процента (грамотность в британских колониях варьировала от 30 процентов в Уганде до 15

процентов в Танганьике и Нигерии, во французских колониях — в среднем около 10 процентов)

[21]. Но бельгийские усилия были сосредоточены преимущественно на основном образовании: не

было ни одного конголезца доктора, инженера или высшего служащего, а самое главное — в 25-

тысячных Force Publique

не было ни одного африканского офицера.

В последние лихорадочные годы перед предстоящим уходом система быстро вырастила плеяду

профессиональных политиков, которые под прикрытием идеологии европейского стиля скрывали

глубокие племенные пристрастия. Трое главных — президент Жозеф Касавубу, премьер-министр

Патрис Лумумба и премьер самой богатой провинции Катанга Моис Чомбе, были яростными

племенными и популистскими врагами [22]. Все трое были непостоянными личностями, но

Патрис Лумумба был самым непостоянным из них. В прошлом — почтовый служащий и рабочий

пивоварни, он стал профессиональным политическим агитатором, а теперь был министром

обороны и главой правительства. Бельгийское наследие было очень хрупким, но могло бы

просуществовать еще несколько лет, Но Лумумба решил использовать церемонию по

провозглашению независимости, чтобы произнести речь, провоцируя

'Общественные силы

100

СОВРЕМЕННОСТЬ И

толпу против белого управления; пять дней спустя, 5 июля, гарнизон в, столице Леопольдвиль

взбунтовался и свергнул белых офицеров, после чего предался грабежам, насилию и избиению как

европейцев, так и африканцев. Бельгийцы ждали 5 дней, во время которых террор распростра-

нялся и нарастал, а Хаммаршельд бездействовал в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, несмотря на

то, что персонал ООН, находящийся в Конго, был выгнан из своих номеров в отеле и поставлен к

стенке взбунтовавшимися солдатами. Только 10 июля бельгийцы послали войска для наведения

порядка. В тот момент Хаммаршельд, увидев свой шанс, гневно и решительно набросился на

бельгийцев и 13 июля в речи перед Советом безопасности осудил их войска как угрозу миру и

порядку [23]. Генеральный секретарь искал возможность усилить роль ООН, и на гребне

поднимающейся волны стран Третьего мира превратить организацию в мировое правительство.

Известный государственный деятель Бельгии Поль-Аяри Спаак говорил о нем: «II a vecu

I'anticolonialisme ехасёгё et triomphant. II у participant par devoir, mais attssi, j'en suis sure, par

convictio^-» [24]. Он считал, что ООН должна стать катализатором новой Африки. Он сказал

Андре Мальро, что отношения Франции с Африкой можно было сравнить с хорошим мартини:

«Франция может быть джином, но ООН — определенно пряностью» (предполагаю, что с мартини

он разбирался столько же, сколько в Африке).

О происходящем в Африке и Азии он говорил: «Только ООН, членами которой они являются,

устраняет колониальный привкус и выводи! события за орбиту холодной войны.» [25] Если бы

Хаммаршельд ничего не предпринимал и разрешил бы бельгийцам восстановить порядок, то

может быть кризис разрешился бы быстрее и с меньшим кровопролитием. Чомбе, для того, чтобы

спасти горную промышленность Катанги от хаоса, объявил 11 июля провинцию независимой, Эта

проблема тоже могла быть разрешена путем переговоров. Вместо этого, генеральный секретарь

тут же занялся созданием и увеличением армии ООН, которая формировалась не из стран Совета

безопасности (о чем ясно записано в Уставе ООН), а из «неприсоединившихся» государств, среди

которых Хаммаршельд набирал своих последователей. Более того, он хотел использовать

экспедиционный корпус не только для восстановления порядка (это бельгийцы осуществили бы

гораздо успешней), но и для насильственного объединения Катанги и Конго. Он считал себя

создателем королей, и Лумумба должен был стать королем. Нетрудно было понять, почему он

поддерживал Лумумбу, у которого, казалось, было мало последователей среди самих конголезцев,

и то, в основном, на

"Он видел колониализм окрепшим и торжествующим. Он участвовал в нем по силе служебных обязанностей, но я

уверен также, что и по убеждению.

Королевства Калибана

101

племенной основе, но речи которого нравились панафриканским интеллигентам и афро-азиатским

лидерам, в поддержке которых так нуждался генеральный секретарь.

В этом безнадежном усилии Хаммаршельд не обращал внимания на людей — белых и черных,

рискуя их жизнью. Хладнокровный, беспристрастный, охваченный поразительным честолюбием,

скрытым под маской идеала, он рассуждал терминами политической абстракции, а не

человеческих существ. Он сформулировал то, что стало характерным двойным стандартом ООН:

уничтожение африканцев белыми (как например, в Шарпвиле в Южной Африке 21 марта 1960г.)

является международной проблемой и угрозой миру, а истребление африканцев африканцами

(белых — африканцами или азиатов — африканцами, или всех трех рас — африканцами) — чисто

внутреннее делом и находится вне сферы интересов ООН. Таким образом, ООН начала

отождествляться с чем-то, вроде расизма наоборот, и в следующие два десятилетия это стоило

бессчетного количества жизней африканцев. Его протеже Лумумба попытался образовать

собственное сепаратистское государство, но попал в руки конголезской армии, во главе с бывшим

сержантом «генералом» Мобуту, и был передан катангцам и убит 17 или 18 января 1961 г. Закат

этого бессовестного негодяя Хаммаршельд охарактеризовал следующим образом:

«возмутительное выступление против принципов, составляющих основу Организации» [26]. По

сути дела, это было не более чем незначительный инцидент в длительной борьбе за власть.

Генеральный секретарь потерял свое эмоциональное равновесие и им завладела мысль о

необходимости отомстить за смерть короля, которого ему не удалось воздвигнуть на престол. Он

решил использовать войска ООН, чтобы выгнать из Катанги белых и сменить ее режим. Первое

можно было назвать империализмом международной бюрократии. Но при этом он допустил

ошибку, покинув абстрактный мнимый канцелярский мир ООН и окунувшись в реальную жизнь

бассейна реки Конго. Это стоило ему жизни — в сентябре 1961 г. его самолет врезался в дерево

недалеко от Ндола [27].

Хаммаршельд, как и многие другие дилетанты, предполагал, что можно реагировать, применяя

политические принципы и ситуации западного типа там, где по сути дела кипел котел племенной

и личностной политики. Все политики Конго меняли свои позиции, когда этого требовали выгода

или чувство самосохранения. Для политики ООН было абсурдно связываться с кем бы то ни было

из них. Алжирцы и другие африканские и азиатские политики, которые стремились быть «каждой

бочке затычкой», совершали ту же ошибку. ESH Белла (который скоро сам окажется в темничной

яме) обозвал Чомбе «ходячим музеем империализма» [28]. На самом деле, он оказался

популярным премьер-

102

СОВРЕМЕННОСТЬ II

министром, назначенным Касавубу, который сменил свои взгляды. Но не надолго. Конголезская

уличная толпа была столь же непостоянной, сколь Шекспировская римская толпа (или каирская,

выдрессированная Насером). В какой-то момент звучали возгласы: «Да здравствует Чомбе, арабы,

уходите по домам!» В следующий момент слышалось: «Долой Чомбе, арабы, отправьте его

домой!» (Позже он был приговорен к смерти за предательство) (29].

Конец наступил в декабре 1965 г., когда, как и ожидалось, Мобуту прекратил эру политиков,

совершив военный переворот. Он дошел до того, что на следующем празднике независимости

восхвалял человека, за смерть которого нес ответственность: «Честь и слава выдающемуся

гражданину Конго, великому африканцу и первому мученику нашей независимости — Патрису

Эмери Лумумба, ставшему жертвой колониального заговора!» Впоследствии Мобуту, в роли

президента, управлял страной, при поддержке западных интересов, таким образом, помогая

сотням своих приятелей, сторонников и родственников разбогатеть, и не забывая про себя — в

начале 80-х годов он был уже миллиардером, может быть самым богатым человеком в мире,

богаче короля Бельгии Леопольда, который когда-то владел этой страной [30].

Переломный период 1959-1960 годов, кульминацией которого был конголезский кризис, в

котором ООН сыграла катастрофическую роль, вероятно уничтожил даже самую малую

возможность того, чтобы конституционное управление стало нормой для африканских государств.

Слишком много надежд возлагали на новый класс профессиональных политиков. Они не смогли

их оправдать. Они были сломлены или не выдержали напряжения. Перевес взяли военные. Тоже

самое случилось на первом «свободном» континенте — Латинской Америке, в первых де-

сятилетиях двадцатого века: за поколением Боливара — Libertador (освободителя) последовало

поколение Caudillos (диктаторов — прим.пер.). Явление повторилось и в арабском мире, где

военные, во главе с полковником Насером и его коллегами, начали борьбу за власть с 1952г. и

далее. В черной Африке первый успешный переворот был осуществлен в Того в 1963г., когда был

убит Сильванус Олимпио. Шесть месяцев спустя Фульбер Юлу был изгнан из Браззавиля. Еще че-

рез два месяца в Котону был свергнут Хубер Мага. В январе 1964г. в Кении, Уганде и Танзании

вспыхнули волнения, затем последовало изгнание Леона Мба из Габона в феврале (он был

возвращен десантниками де Голля). Потом последовал переворот Мобуту в Заире в ноябре 1965 г.,

сопровождаемый двумя последовавшими быстро один за другим переворотами в Дагомее,

переворотами в Центральной африканской республике и Верхней Вольте в следующем январе и в

Гане — в феврале. Первый переворот в Того привлек к себе исключительно широкое

Королевства Калибана

103

внимание; когда он повторился 5 лет спустя, почти никто за рубежом не обратил на него

внимания. До того момента (январь 1968 г.) в черной Африке были совершены шестьдесят четыре

военных переворота, попыток переворотов и волнений [31]. В конце 60-х годов — десятилетия

независимости, Дагомея уже пережила шесть переворотов, Нигерия и Сьерра Леоне — по три,

Гана, Конго (Браззавиль), Того, Верхняя Вольта и Заир — по два, а многие другие — по одному. В

70-е годы военные перевороты стали основным средством в Африке для смены направлений в

политике или состава верхушки, и уже в 1975 г. двадцать из сорока одного государства в Африке

управлялись военными или военно-гражданскими хунтами. [32].

Даже когда военные не становились арбитром в политике, парламентарная демократия западного

типа, включающая в себя основное право устранять правительство путем выборов, исчезала уже

через несколько лет, замененная ленинской однопартийной системой. В редких случаях (самым

ярким примером была Кения) фактически однопартийное управление сопровождалось, хотя бы до

некоторой степени, сохранением рыночной экономики и господства закона. Там управляющая

партия просто превращалась в идеалистическую организацию для обеспечения карьеры

избранников доминирующего племени [33]. Даже в этих псевдоконституционных государствах

коррупция была институционализирована, причем signes exterieurs de la richesstf толковались как

доказательство о руководящих способностях. Президент Кении Джомо Кениата — один из

немногих террористических лидеров, которые успели стать ответственными руководителями, на

одном митинге фактически укорил одного из своих оппонентов — левого Билдада Кагиа за то, что

он не смог разбогатеть:

С Полем Нгеи мы были вместе в тюрьме- Если пойдешь сейчас домой к Нгеи, то увидишь, что он посадил много

кофейных кустов и другие культуры. Что сделал ты для себя? Если пойдешь домой к Кубаи, то увидишь, что у него

большой дом и красивая shamba. А ты сам, Кагиа, что ты сделал для себя? В тюрьме мы были вместе с Кунгу Карумба.

Сейчас у него собственный бизнес. А ты, Кагиа, что ты сделал для себя? [34]

Умеренная степень коррупции, если она действовала в рамках понятных африканских обычаев, за

нарушение которых несется судебная ответственность, была самым маленьким злом после

получения независимости. Там, где было разрешено функционирование рыночной системы, а роль

государства была соответственно ограничена, коррупция могла быть допущена условно (как

например Б Англии в восемнадцатом веке) и, таким образом, поставлена под контроль. Она

становилась органическим

Внешние признаки богатства

104

СОВРЕМЕННОСТЬ II

раком там, где государство взваливало на себя утопические роли, как это случилось в Африке в

60-е, а еще больше в 70-е годы. В этом отчасти виновато воспринятие ленинизма, а более всего

бандунгское толкование ленинизма, превозносящее всемогущество политических процессов для

получения положительных результатов — так как это проповедовалось его самыми ревностными

почитателями, например Нкрума.

Но не только коллективистские теории поощряли разрастание государства в хрупких африканских

странах и, таким образом, коррумпировали их. Причина была и в некоторых аспектах

колониализма. Верно, что большинство колоний во многих отношениях руководствовались бе-

зобидным принципом laissez-faire. Например, такой была теория британской империи.

Правительство защищало колонию от внешней агрессии, обеспечивало полицейскими функциями

и поддерживало ее валюту. Все остальное было делом рынка. К несчастью, существовало

множество исключений из этих принципов, которые в некоторых случаях создавали

альтернативную систему.

Большим искушением колониализма, червем в яблоке его рыночной экономики было безудержное

желание дать волю социальной инженерии. Колониальному администратору было фатально легко

убедить себя в том, что он может улучшить закон спроса и предложения, рассматривая свою

территорию как муравейник, а его обитателей как муравьев-работников, которые только выиграют

от доброжелательной организации. Бельгийское Конго, где белые поселенцы были лишены всех

политических прав, так как существовали опасения, что они будут угнетать туземцев,

превратилось в памятник доброжелательного самовластия. Закон обязывал фирмы вести себя как

«хорошие хозяева семьи». Как и в Советской России на передвижения местного населения, осо-

бенно в больших городах, были введены ограничения, а в Элизабетвиле для туземцев действовал

комендантский час. Идея заключалась в том, что африканца можно подстегивать для его

собственного блага. Практика, естественно, была менее доброжелательной, чем теория. До 1945 г.

французы в широкомасштабном плане применяли социальную инженерию в форме

принудительного труда и Наказательного кодекса для туземцев. Она не была столь жестокой и

интенсивной, как в Архипелаге ГУЛАГ, но зиждилась на некоторых подобных принципах.

Больше всего социальной инженерией занимались португальцы, управлявшие первой и последней из

империй. В Анголе и Мозамбике они переняли у африканцев рабство, узаконили его и интегрировали

его в свою административную систему. На протяжении трехсот лет работорговля, особенно для

Бразилии, была основой экономики на этих территориях. Португальцы заключали договоры с

африканскими вождями на рабочую силу, а не на продукты (хотя в Мозамбике в качестве пос-

Коралевства Калибана

105

редников действовали арабы). Португальцы были единственными первоначальными

поставщиками рабов из всех европейских сил. Они отчаянно защищали торговлю и

сопротивлялись ее запрещению. Устранили ее только тогда, когда англичане заставили их это

сделать, заменив ее коммерсиализованной системой принудительного труда. Последнюю они

поддерживали до конца 70-х годов, продолжая сотрудничать с африканскими вождями, которые в

дни рабства руководили бандами по вербовке рабочих или shabahs.

Сесил Роудз, смотревший на португальский колониализм как на анахронизм, хотел присоединить

Анголу и Мозамбик к свободной британской системе. В своей наивности он не видел, что она

была предвестником тоталитаризма двадцатого века. В период после 1945 г. португальцы каждый

год обеспечивали по 300 000 рабочих из Мозамбика по временному трудовому договору и по 100

000 из Анголы, главным образом для Южной Африки. Каждый африканец, который не был

ассимилирован, и которому не было дано гражданство (у португальцев не было расовой

дискриминации как таковой), должен был иметь caderneta или трудовую книжку. Плохие

работники передавались местному jefe de posto (начальнику — прим.пер.) для телесного наказания

— битье по руке с palmatoria или перфорированной ракеткой для настольного тенниса. Крайней

мерой была каторга на «островах» (Сан-Томе или Принсипи). Подобно бельгийцам, португальцы

установили комендантский час, и африканцы, как правило, не могли выходить из своих домов

после девяти часов вечера [35].

Португальские власти горячо защищали свои методы, опираясь на моральные основания. Они

утверждали, что взамен экспорта рабочих рук обе колонии получали порты, железные дороги и

другие инвестиции, которые не могли быть получены иным способом. Они заявляли, что

воспринимали серьезно свою цивилизаторскую миссию: африканцы — не дети, а взрослые люди,

которые должны нести общественную ответственность. Это означало, что мужчины должны были

встряхнуться от лени и начать работать, а женщины — избавиться от невольничества в поле,

чтобы по-настоящему заняться своим домом [36]. Но как в большинстве случаев морального

вмешательства, и здесь имелись неожиданные побочные эффекты. В 1954 г. епископ Бейры

жаловался, что экспорт рабочих рук окончательно разрушил семейную жизнь, так как 80

процентов мужчин в его диоцезе обычно находились далеко от дома — либо в Родезии, либо в

Южной Африке, либо были заняты на работах в

стране [37].

Даже на территориях, находящихся под британским влиянием, социальная инженерия широко

практиковалось в форме раздачи земли для поддержки расового разделения. В Кении изгнание кикую

из Белых

106

СОВРЕМЕННОСТЬ II

гор в периоде между двумя войнами (об этом упоминалось в четвертой главе) вызывает отчасти те

же моральные возражения, что и сталинская коллективизация частного сельского хозяйства. Это

было непосредственной причиной жестокого взрыва May-May в 50-е годы. Подобная политика в

Южной Родезии — законодательство о раздаче земли — было одной из причин партизанской

войны, доминировавшей в родезийской истории в 70-е годы и завершившейся только после

прихода к власти черных в 1979 г. Но самым ярким примером была Южная Африка, где

социальная инженерия в форме апартеида была возведена в основной принцип (фактически

философию) правительства.

Законы о паспортах (и регистрах) как форма социального контроля датировались восемнадцатым

веком. Предполагалось, что они устранены в 1828 г.; но они незаметно проникли обратно, и в 70-е

годы аресты из-за нарушения ограничений передвижения достигали более 600 000 человек в год

[38]. Они вели свое начало от распоряжений эпохи королевы Элиза-беты I, введенные для

контролирования «злостных попрошаек», появившихся в результате быстрого роста населения. По

иронии судьбы первые позитивные мероприятия социальной инженерии в Южной Африке были

делом Яна Крисчена Смутса — одного из основных архитекторов Лиги наций, а также и ООН,

который в 1975 г, в Сан-Франциско собственноручно разрабатывал проект Декларации прав

человека ООН [39].

Смуте был одним из тех умеренных буров, которые в либеральной мирной колонизации после

Бурской войны вместе с англичанами восстановил страну. Эти люди заложили законодательные

основы полутоталитарного государства, базирующегося на принципах расового разделения. В

1911 г. были объявлены незаконными стачки наемных рабочих (т.е черных), а Закон о шахтах и

рудниках сохранил определенные категории работ только для белых. В 1913 г. вместе с Законом о

земле туземцев был введен принцип территориальной сегрегации в зависимости от цвета кожи.

Этот закон был ключом последующих событий, главным образом из-за того, что он определял

характер ответа африканцев, который заключался в создании множества своих собственных,

быстро распространяющихся разновидностей сионистских

религиозных сект [40]. В 1940 г.

Закон о туземных делах ввел раздельные политические институции для африканцев, создав

конференцию туземных африканских вождей, назначенных правительством, которой руководила

комиссия по туземным делам, состоящая только из белых «экспертов». В 1922 г. закон стал

разрешать обучение ремеслу только при наличии минимума образовательного ценза (т.е.

неафриканцам). В 1923 г. Закон о туземных городских зонах создал отдельные африканские зоны

для про-

здесь — верующих в «землю обетованную»

Королевства Калибана

107

живания в городах и пригородах. В 1925 г. Закон о примирении стран в индустрии лишил

африканцев права заключать коллективные договоры. В 1925 г. Закон о заработной плате и в 1926

г. Закон о цветном разделении были составлены специально, чтобы вырыть пропасть между бед-

ными белыми и африканскими массами [41].

И опять Смуте толкнул Южную Африку в обратную сторону той, которой пошло правительство

Индии после Амритсара. В 1921 г. он вырезал африканскую «израэлитскую» секту, которая

предприняла массовое незаконное заселение на запрещенной земле в Булхуке, а в следующем году

подавил восстание черных рабочих в Ранде

, при этом погибло 700 человек. Эта безжалостная

политика была усилена еще одним законом. Закон о туземной администрации от 1928 г. сделал

генерал-губернатора (т.е. правительство) главой всех африканцев с авторитарными правами

назначать вождей, определять племенные границы, переселять племена и людей и контролировать

африканские суды и землевладение. В разделе 29 определялось наказание для «каждого, кто

произнесет слово или совершит какое-либо действие или поступок с намерением воспламенить

чувство враждебности между туземцами и европейцами». Власть правительственной полиции

дополнительно была усилена Законом о шахтах и рудниках и Законом о массовых беспорядках от

1930 г. [42] Такое нагромождение гранитной тоталитарной власти произошло как раз в то время,

когда Сталин, на базе ленинизма, воздвигал свою тиранию; это давало правительству сравнимые

правомочия и результаты должны были быть похожими.

Во время Второй мировой войны Смуте, который до этого уничтожил надежды цветных и

смешанных рас на политическое равенство с белыми избирателями, распространил социальную

инженерию и на них. В 1943 г. он создал министерство по делам цветных, чтобы «админист-

рировать» капских цветных, и в том же году ввел Закон об ограничении передвижений, чтобы

остановить перемещение индийцев в белые зоны. Он был далек от идеи объединения белых,

азиатов и цветных против преобладающего большинства черных, и именно Объединенная партия

Смутса толкнула последние две группы в руки черных националистов (которые ненавидели их

больше, чем белых), а индийский элемент сыграл решающую роль в настрое азиатского

общественного мнения и мнения ООН против Южной Африки [43]. Итак, все существенные эле-

менты белого владычества и физической сегрегации уже существовали, когда в мае 1948 г.

Объединенная партия проиграла выборы и к власти пришли бурские националисты.

или Витватерсранд — золото-урановый бассейн полезных ископаемых, расположенный в провинциях Трансвааль и

Оранжевая с центром Йоханнесбургом

108

СОВРЕМЕННОСТЬ II

Бурские националисты совершили трансформацию сегрегации в псевдорелигиозную и

философскую доктрину — апартеид. Во многих отношениях они повторили развитие

африканского национализма. Их первый лозунг Afrika voor de Afrikaanerd

был подобен лозунгу

черных 60-х и 70-х годов — «Африка — африканцам». Их религиозное сектантство возрастало

одновременно с африканским сионизмом и имело ту же цель: сплотить угнетенных,

нежелательных и дискриминированных для коллективной обороны. Все это было очень похоже на

еврейский сионизм — как по своему происхождению, так и по последствиям. Буры создали свой