Дубровский А.М. От проблем исторического образования к новому облику исторической науки
Подождите немного. Документ загружается.
6. Конкурс на лучший школьный учебник 1936 г.
В начале 1936 г. «люди власти» (Сталин, Волин, Быстрянский и др.) закончили работу
по изучению учебников, созданных в 1934-1935 гг. Видимо, им стало понятно, что для
создания нужного учебника следует более подробно осветить новые воззрения на
отечественную историю. Члены комиссии ЦК и СНК по написанию учебников истории
(она начала работу в январе 1936 г.) в феврале 1936 г. пришли к решению опубликовать
ряд руководящих материалов в партийно-советской прессе для авторов будущих
учебников, сосредоточиться на создании учебника по истории СССР для начальной
школы и снова объявить конкурс на лучший учебник. Учебник для 3-4 классов должен
был иметь меньший объём и гораздо более простое содержание. Таким образом, дело
создания школьного учебника начиналось как бы заново.
Было решено в начале 1936 г. опубликовать полный текст «Замечаний» Сталина,
Жданова и Кирова, рецензию на учебники 1935 г. и руководящие статьи об изучении и
преподавании истории. Были подготовлены соответствующие работы Радека, Бухарина и
Быстрянского. Поскольку в комиссии важную роль играл Бухарин, именно он
просматривал и редактировал для печати все материалы с новыми указаниями для
историков.
«Полагаю, что напечатать нужно все статьизалпом, так как каждая из них подходит к
вопросу с особой стороны, и в целом получается довольно полное освещение» - писал в
записке Бухарин Жданову 21 января 1936 г.[231]. Свою работу с критикой взглядов
Покровского Бухарин решил послать Сталину «ввиду её остроты и характера трактуемых
вопросов»[232]. «Последнему (Покровскому – А.Д.) я учинил страшный погром, - писал
Сталину Бухарин 22 января. – Я прошу тебя прочесть эту статью, ибо я поставил вопрос и
теоретически иочень остро. Я два дня, не разгибая спины, читал Покровского, удивлялся
и писал по горячим следам. Прочитав "Покровские" фокусы, я ещё раз убедился, как
глубоко ты прав при повороте руля на "историческом фронте"»[233]. Таким образом, об
основном содержании работы комиссии Сталин был информирован.
27 января 1936 г. номер «Правды» был необычен. Его заполнили материалы об
изучении и преподавании истории. Газета направляла внимание всей партии на
актуальнейшую политическую задачу – просвещение населения СССР в области истории.
На первой странице газеты была помещена передовая статья «Преподавание истории в
школе», а на второй под заголовком «На фронте исторической науки» были опубликованы
сообщение «В Совнаркоме Союза ССР и ЦК ВКП(б)», «Замечания по поводу конспекта
учебника по «Истории СССР» и «Замечания о конспекте учебника «Новой истории»
Сталина, Жданова и Кирова.
Передовая статья «Правды» напоминала о важнейших партийно-государственных
документах, посвященных преподаванию истории, и пересказала содержание
«Замечаний» вождей партии. «Мы так подробно излагаем главное содержание замечаний
тов. Сталина, Кирова и Жданова, чтобы показать и молодым нашим историкам и всей
советской общественности то значение, которое ЦК ВКП(б) с товарищем Сталиным
придает науке истории и её преподаванию», - писала редакция газеты[234]. Статья
отвергала в преподавании мёртвые схемы, выступала за освещение в преподавании
деятельности живых людей, «ибо только таким образом историческая наука научит их
(народные массы – А.Д.) тому, что является задачей ее как науки о политике, то есть о
борьбе за власть и ее сохранение»[235]. Редакция «Правды» сдвигала внимание
историков с темы истории экономики к темам политики, власти, что по сути дела вело к
новому пониманию предмета истории – расширяло его. Создавалась перспектива
изучения не только общественных структур, но и истории событий.
Возрождение исторического образования сопровождалось критикой его постановки в
прошлом, и здесь главным объектом критики стал Покровский. О нём передовая статья
«Правды» писала довольно резко: «В области истории СССР не ликвидированы вредные
традиции школы М.Н.Покровского. Сведя диалектический материализм к экономизму,
или, точнее говоря, к экономическому самотёку, он мог создать только схему социальных
формаций, а не живую историю борьбы классов с громадной ролью государства как
рычага борьбы. Достаточно сравнить разбросанные в сочинениях Ленина диалектические
гибчайшие характеристики развития царизма как дворянской монархии, шаг за шагом
разлагаемой капитализмом, идущей на уступки буржуазии, но погибшей в качестве
дворянской монархии, с мертвой схемой Покровского, видевшего в царизме орудие
торгового капитала, чтобы понять, насколько чужда ленинизму схема Покровского.
Преодоление традиций школы Покровского является условием создания марксистско-
ленинской истории СССР»[236]. Статья завершалась знаменательными словами, в
которых чувствовался новый патриотический дух: «Великая социалистическая страна
требует великой исторической науки»[237].
Итак, критика Покровского, его идеи определяющей роли торгового капитала, его
концепции торгового капитализма, его упрощённых истолкований отечественной
истории вышла за пределы профессиональных кругов и стала достоянием широкой
общественности. Теперь уже сама партия осудила концепцию Покровского. То понимание
предмета истории, на которое указывала передовая статья «Правды», было
непосредственно связано с новыми идейными ценностями, в частности, с идеей сильного
централизованного государства, поскольку история оказывалась наукой о политике, о
борьбе за власть.
В этом же номере газеты была опубликована статья Радека «Значение истории для
революционного пролетариата». В тон содержанию передовой статьи Радек писал о том,
что еще Гоббс показывал, «как стремление к созданию исторической науки имеет своим
источникомполитику,то есть в окончательном счетеборьбу за власть»[238]. Маркс и
Энгельс, по словам Радека, глубоко понимали«рольистории в общественной
борьбе»[239]. Это было иным выражением всё той же мысли об истории как науки о
политике, о борьбе за власть. Она настойчиво внедрялась в общественное сознание. В
наследии Ленина автор подчёркивал то, что он возродил«марксово учение о
государстве и диктатуре пролетариата»[240]. И это утверждение также работало на
восприятие государства как особой социальной ценности советского общества и,
следовательно, историческая наука должна была показывать судьбу этой ценности в
прошлом.
Вероятно, в конце зимы-начале весны 1936 г. в стране прошла политическая кампания,
вызванная выступлениями партийной печати о преподавании истории. Об этом
свидетельствует сохранившийся текст доклада П.Ф.Юдина «О методологических ошибках
Покровского» и текст его же заключительного слова на партийном собрании Института
Красной профессуры советской политики и права 13 марта 1936 г.[241]. Выполняя
полученный заказ, Юдин представлял своим слушателям сплошь ошибочные воззрения
Покровского, начиная с содержания его статей, написанных ещё в начале 1900-х гг.
14 февраля 1936 г. вместо работавшей до тех пор комиссии было образовано жюри во
главе с Ждановым для проведения конкурса на лучший школьный учебник по истории
СССР для 3-4 классов. Ход конкурса получил более или менее полное освещение в
литературе[242]. Поэтому стоит остановиться только на некоторых сторонах этого
события, главным образом на тех указаниях, которые историки получили в ходе этого
конкурса. Для понимания воззрений партийно-государственного руководства важен
проект объявления о конкурсе, написанный Бухариным. Этот идеолог партии откровенно
писал о том, что осью будущей книги должно явиться «образование и развитие
"государства Российского" как некоего целого, как тюрьмы народов, революционно
преобразованной в их социалистический союз»[243]. Так совершенно ясно проявлялось
«государственничество» в воззрениях партийных руководителей на отечественную
историю. Традиционная великодержавная идея «единой и неделимой» России
соединялась с революционной идеологией. Кроме того автор проекта писал: «История
СССР должна включать не только экономику и так называемую гражданскую историю
(т.е. историю политической борьбы в первую очередь), но и историю культуры в её самых
основных моментах»[244]. Таким образом, Бухарин настаивал на более широком
понимании предмета отечественной истории, чем это было принято в 1920-е гг. Изучение
истории культуры в идейно-политическом контексте 1930-х гг. означало усвоение
предмета национальной гордости. Как хорошо понимало партийно-государственное
руководство, это было важным средством патриотического воспитания.
Опубликованное 4 марта 1936г. извещение о конкурсе не содержало таких
откровенных высказываний по поводу нового содержания учебников истории, как текст
Бухарина. Это извещение было оформлено в виде постановления Совнаркома СССР и
Центрального комитета партии. Оно подчёркивало «исключительное значение
преподавания в школе исторической науки», а за конкретными указаниями отсылало
читателей и авторов будущих учебников к «Замечаниям» Сталина, Жданова, Кирова к
статьям Бухарина, Радека, и к рецензии Быстрянского на проекты школьного учебника,
опубликованным в «Правде» 27 января 1936 г.[245].
20 июля 1936 г. жюри вынесло решение о завершении приёма рукописей на конкурс.
Тогда же было решено закончить рассмотрение рукописей всеми членами жюри к 25
августа. В конце 1936 г. определился победитель в конкурсе, им оказался коллектив
преподавателей Московского педагогического института имени Бубнова. Во главе этого
коллектива стоял ученик Покровского А.В.Шестаков. «Наша бригада – 12 товарищей
молодцов – молодёжь большей частью. Отчасти там были и старики, например,
Ю.В.Готье. Ему 75 лет. Он, как юноша, работал день и ночь, когда нужно было
проработать несколько уроков по Ивану Собирателю», - вспоминал Шестаков[246]. Таким
образом, в группе авторов состояли и «красные профессора» и «старые специалисты».
Теперь над рукописью учебника началась усиленная работа, в ходе которой историкам
сообщали новые директивы партийных идеологов.
9 и 10 декабря 1936 г. нарком просвещения Бубнов получал указания Жданова по
поводу освещения некоторых тем в будущем учебнике. Один из острейших и наименее
понятных вопросов для историков состоял в оценке присоединения того или иного
народа к России. Речь шла прежде всего об Украине. Записывая речь Жданова, Бубнов
фиксировал следующее: «Это не абсолютное благо, но из двух зол это было
наименьшее.
Россия ¦ Украина между ними
Крымский хан ¦ (союзы)»[247]
Поляки ¦
Видимо, речь шла о выборе союзника для Украины. В этой ситуации Богдан
Хмельницкий проявил «своеобразное отстаивание интересов украинского народа».
Рядом со словами «имеет значение» Бубнов выписал два обстоятельства «одна вера»,
«славяне»[248]. Речь шла об общем происхождении и единоверии украинцев и русских.
Это и определило выбор Хмельницкого в пользу союза с Россией. «Была бы Украина
тем, чем она является в настоящее время,» - риторически вопрошал Жданов. Ответ был
ясен. Партийный идеолог, исходя из положительной оценки современной ему ситуации в
стране, этим оправдывал события прошлого. Далее Жданов проводил историческую
параллель: «Подобное же положение: Грузия и Россия... Персы - Россия. Из двух зол ( то
есть при выборе между Россией и Персией - А.Д.) - наименьшее. Самостоятельной
Грузия в то время (в сложившейся исторической обстановке) быть не могла. Идти в
кабалу к персам или туркам. Получили - Баку, железные дороги, социал-демократию).
Единоверцы (это тоже имело значение)»[249].
Вероятнее всего, эти рассуждения Жданова отражали содержание его консультативной
беседы со Сталиным. Таким образом, партийное руководство все решительнее
порывало с точкой зрения на присоединение того или иного народа к Российской империи
как на абсолютное зло, заключавшееся в установлении для него национального
угнетения, русификации, грабежа природных богатств. Рождалась новая политико-
идеологическая формула «наименьшего зла», которую теперь и следовало использовать.
В разговоре с Бубновым Жданов ещё раз подчеркнул значение образования
централизованного государства. «Собирание Руси - важнейший исторический фактор» -
гласила запись Бубнова[250]. Он хотел выразить мысль о важнейшемфактев
отечественной истории. Жданов указал на место церкви, монастырей в процессе
объединения русских земель. Это было главным в его рассуждениях: «О роли
монастырей в собирании Руси. Фактор прогрессивный»[251]. Партийный идеолог
продолжал политику поворота в отношении власти к православной церкви путём
признания её исторической роли в том или ином процессе - крещении Руси, образовании
Московского государства.
Следующие указания от Жданова и члена конкурсного жюри Яковлева последовали
19 апреля 1937 г. В тот же день Шестаков доложил о них своим соавторам. Из
полученных им директив одна группа была направлена на пропаганду успехов
советской власти, обличение её врагов и прославление партии: «Необходимо включить в
учебник: 1) о 150 миллионах десятин (га) земли, перешедших к крестьянам от
помещиков...; 2) о ликвидации экономической, политической и культурной отсталости
России в результате побед Великой пролетарской революции, об освобождении нашей
родины от полуколониальной зависимости от буржуазной Европы - вообще подчеркнуть
различие в положении России до революции 1917 г. и после неё; 3) всюду усилить
элементы советского патриотизма, любви к социалистической родине...; 4) ввести
обязательно рост электроэнергии, угля и нефти; 5) показать лучшие заводы и фабрики,
электростанции, каналы...; 6) подчеркнуть, что во время интервенции 1918-20 гг.
помещики всюду восстанавливали свою власть... 7) указать, что в интервенции были
заинтересованы и помещики и капиталисты; 8) враги народа троцкисты должны быть
показаны не только как враги ВКП(б), а как действительно враги народа; 8) (сбой в
нумерации – А.Д.) тщательно перередактировать те места, где говорится о роли
партии...»[252]. В этой части замечаний содержались не соответствовавшие
действительности утверждения о ликвидации малоземелья в российской деревне в
результате передачи крестьянам помещичьей земли, о дореволюционной России как
полуколонии западных стран, о троцкистах как врагах партии и народа и пр.
Историческое сознание населения мифологизировалось.
Вторая группа указаний была посвящена преподнесению в учебнике периода
средневековья в истории страны: «9) ...лучше проработать вопрос о крестьянских
войнах, устранить преувеличение об их организованности и т.д.» Здесь получили
развитие всё более трезвое осмысление социальных движений на Руси, отход от
воззрений Покровского. Замечание 11 – «лучше объяснить культурную роль
христианства» непосредственно было связано со стремлением власти улучшить
отношения с церковью. Указания 12 «дать о прогрессивном значении централизованной
государственной власти» и 21 о «реакционности стрелецкого мятежа» отражали культ
сильного государства и одного из его представителей - Петра, против власти которого
был направлен «реакционный мятеж». Некоторые директивы имели явно выраженный
воспитательный и патриотический смысл: «13) уточнить вопрос о 1612 г. и
интервентах, кстати о названиях Лжедмитрия; 14) ввести Святослава: "иду на вы"; 15)
подробнее дать о немецких рыцарях, использовав для этого хронологию Маркса о
Ледовом побоище, Александре Невском и т.д.» Ряд замечаний был посвящен теме
истории присоединенных к России народов: «17) усилить историю отдельных народов;
19) исправить о Хмельницком; 20) то же о Грузии»[253].
Позже, 21 июня 1937 г., на другом заседании авторского коллектива, историкам было
указано, что в их книге «личность Ивана Калиты не должна быть вполне отрицательной.
В изложении о торговле видно влияние Покровского. О типографии при Иване Грозном
сказано плохо, также о мануфактуре при Алексее Михайловиче. О народниках сказать
крепче, о феодальной раздробленности яснее и побольше, спутаны понятия оброк и
барщина. Время Ивана Калиты больше осветить политически, шире сказать о 17
веке»»[254]. Итак, в число реабилитированных исторических героев вошел и Иван
Калита, кроме того представители власти потребовали подчеркнуть достижения России в
прошлом (типография, мануфактура).
Летом 1937 г. на рукопись учебника был составлен ряд рецензий, авторами которых
были школьные учителя и ведущие специалисты-историки – Базилевич, Бахрушин,
В.Н.Бернадский, Быстрянский, Веселовский, Греков, Дружинин, Е.А.Мороховец,
К.В.Сивков, Пичета.
Быстрянский отмечал, что «учебник Шестакова… отличается гораздо более
тщательным отбором фактов, изложение значительно проще (чем у других участников
конкурса – А.Д.). Только эта книга и может стать учебником для начальной школы при
исправлении имеющихся там ошибок, что может быть сделано очень скоро»[255].
В числе таких ошибок Быстрянский подчеркнул: «параграф 23, где говорится о
Богдане Хмельницком». Содержание темы, по словам рецензента, «излагается в старой
трактовке. Совершенно не учтено своеобразие положения, в силу которого для Украины
не было иного выхода, как присоединение к единоверному Московскому
государству»[256].
Далее рецензент продолжал: «На стр.56-й не вполне складно излагается вопрос о
борьбе России за выход к морю. Здесь мы читаем: "Чтобы бороться за свою
самостоятельность, России нужно было иметь свой флот и более удобные морские порты,
чем Архангельск. Такие порты имелись на Чёрном и Балтийском морях, но Чёрное море
было тогда в руках крымских татар и турок, берегами Балтийского моря завладели
шведы". Такая формулировка может оправдать любую империалистическую
экспансию»[257]. Это замечание было учтено авторами учебника, и оправдание
имперских устремлений несколько затушёвано.
Из всех сохранившихся рецензий самыми обстоятельными и большими по объёму
были принадлежавшие Бахрушину. Первая – 21 страниц, вторая – 12 страниц
машинописи, в то время как половина рецензий других авторов имела объём от 2 до 4
страниц. Учёный очень внимательно изучил учебник и придирчиво отнёсся к каждому
неверному или неточному выражению в тексте. Как автор рецензии Бахрушин выступал с
подчёркнуто марксистских позиций, старательно воспроизводя стиль мышления, язык и
приёмы критики свойственные «красным профессорам». Хронологически замечания и
предложения Бахрушина охватывали широкий период – от первобытного строя до
советской эпохи включительно.
«Несколько соседних больших семей, находящихся в родстве, составляли род, -
цитировал он авторов учебника и тут же отмечал, -концепция буржуазная. Наоборот, род
распался впоследствии на семьи». И далее: «Неправильно изображено возникновение
неравенства из завоеваний, а образование неравенства внутри племени поставлено на
второе место. Не отмечено значение перехода к пашенному земледелию в деле создания
частной собственности. Также неправильно, на мой взгляд, представлено возникновение
государства в результате завоевания»[258].
Критический взгляд Бахрушина остановился и на рассказе о крещении Ольги и
введении христианства на Руси при Владимире. «Ничего не говорится о культурном
влиянии христианства на данном отрезке времени», «не в достаточной мере вскрыто
культурное значение крещения», - таково было мнение учёного. Ещё недавно, в 1936 г.
был организован и искусственно раздут скандал по поводу шуточной оперы «Богатыри»,
поставленной Камерным театром. Автор либретто Демьян Бедный представил Владимира
и введение им христианства в виде фарса, что не вязалось с официальным курсом на
возвеличивание отечественного прошлого[259]. Сюжет о крещении Руси приобрёл в
официальной пропаганде политическую остроту, о чём хорошо помнил Бахрушин,
поэтому он не преминул обратить внимание на недостатки в освещении учебником
религиозной реформы на Руси.
С той же повышенной осторожностью отнёсся Бахрушин к рассказу о правлении Ивана
Грозного. Борьба Ивана IV с боярами неверно объясняется только "изменой" бояр.
Причины, вызвавшие обострение отношений, были гораздо глубже. Надо показать, что
бояре были в своих владениях маленькими царьками, что это было опасно для
государства,» - писал историк[260]. Словосочетание «маленькие царьки» так и вошло в
учебник[261]. «Значение опричнины в процессе образования сильного государства никак
не отмечено, - продолжал историк. – Не вскрыто значение царствования Ивана Грозного
вообще»[262].
Переходя к иным временам, далёким от русского средневековья, Бахрушин писал:
«Надо было сильнее подчеркнуть значение крестьянского движения в деле "освобождения
крестьянства"». Примечательны эти иронические, характерные для советской,
марксистской историографии кавычки в названии правительственной реформы по
раскрепощению крестьян. Бахрушин принял их и употребил в рецензии. Ниже он
отмечал: «Мне кажется, что недостаточно выявлена вредная сторона деятельности
народовольцев», «стр.174 "без ножниц" (цен – А.Д.) – надо пояснить, для чего
необходимы были ножницы»[263]. Эти высказывания свидетельствуют не только о
широте кругозора и интересов Бахрушина, но и о восприятии им официальных воззрений,
оценок. Сам он, идя на компромисс с официальной наукой, при использовании этих
оценок вольно или невольно становился их адептом и пропагандистом.
Когда все директивы, шедшие авторам от партийно-правительственных верхов, и
рекомендации, данные ведущими специалистами, были учтены, текст будущего
учебника просмотрел Сталин. В его библиотеке сохранилось по крайней мере четыре
экземпляра учебника Шестакова[264]. В двух экземплярах содержатся очень
незначительные следы работы Сталина над учебником[265]. В третьем – правка,
проведённая Сталиным, настолько велика, что позволяет делать выводы о высокой
степени его личного участия в подготовке текста учебника[266]. В четвёртом экземпляре
(это позднейшая редакция, в ней уже учтены сделанные ранее исправления и дополнения)
имеются незначительные интерполяции, но они принадлежат не Сталину и содержат
указания на то, какие изменения в тексте учебника будут сделаны при подготовке
следующего издания[267]. Две книги какое-то время находились в распоряжении
Жданова. Он должен был учесть правку, проведённую Сталиным. Потом, в 1943 г.,
секретарь Жданова А.Н.Кузнецов передал эти книги секретарю Сталина
А.С.Поскрёбышеву. Об этом свидетельствует такая запись: «Тов. Поскрёбышев! По
поручению тов.Жданова пересылаю эти книги. А.Кузнецов. 15.12.43»[268]. Таким путём
книги вернулись к Сталину и остались в его архиве.
Встаёт вопрос, когда Сталин занимался редактированием учебника. Известно, что в 20-
х числах июня 1937 г. коллектив авторов закончил работу над рукописью[269]. Учебник
поступил на рецензию значительному кругу специалистов и тогда же он был набран
типографским способом. В виде книги он поступил Сталину, Бубнову, В.П.Затонскому.
Скорее всего, список читателей из высших эшелонов власти не полон. Круг их был шире.
После того, как Сталин сделал свои замечания, учебник окончательно редактировал
Жданов. К новому учебному году (или в начале этого года) учебник вышел из печати.
Таким образом, Сталин мог редактировать учебник Шестакова летом 1937 г., вероятно, в
июле.
Судя по тому, что пометки Сталина встречаются не в одном экземпляре учебника,
можно смело говорить о неоднократном возвращении Сталина к работе над его
содержанием. Вождь партии придирчиво отнёсся к тексту, придавая значение в нём
каждому слову. Возможно, Сталин сперва просмотрел учебник, сделав немногочисленные
пометки в одном экземпляре: значительно сократил материал о себе самом и сделал
некоторые замечания по поводу надписей к иллюстрациям, размеров карт и т.п. Потом
взялся за текст всерьёз и провёл большую редакторскую работу, о чём говорят его
вторжения в текст, значительные по количеству и по объёму.
Первоначально учебник носил название «Элементарный курс истории СССР с
краткими сведениями по всеобщей истории». Сталин зачеркнул слова о сведениях по
всеобщей истории, а слово «элементарный» заменил на слово «краткий», более понятное
учащимся. В этом и других случаях заметно, что Сталин стремился краткости и простоте
языка учебника. Нередко он делал интерполяции методического содержания, подчёркивая
ту или иную мысль в учебном материале. В одном месте он указывал: «Так началось
татарское иго, вернее татаро-монгольское иго»[270]. В другом подчёркивал завершение
этой полосы в отечественной истории: «Так кончилось татаро-монгольское иго,
длившееся свыше двухсот лет»[271]. Однако методика преподнесения материала его не
так интересовала как идейно-политическая сторона дела, поэтому именно ей он уделил
основное внимание.
Первые страницы учебника были посвящены введению. В нём в восторженных тонах
описывалось современное положение СССР. Примечательно, что во фразе «В 11
социалистических республиках живёт 102 разных народа» Сталин зачеркнул «102» и
написал «до 50»[272]. В другом месте, где шла речь о народах Северного Кавказа, авторы
указывали их численность более чем в 30 народов, а Сталин исправил на «больше
десятка»[273]. Это явное стремление вождя партии уменьшить количество народов в
СССР, вероятно, было связано с его желанием представить население страны более
единым в национальном отношении. Проблема прочности СССР перед лицом будущей
войны особенно заботило руководство страны уже в первой половине 1930-х гг. Эта
прочность представлялась Сталину как сплочённость народов СССР вокруг русского
народа. Таким образом, правка Сталиным введения к учебнику была далеко не случайной,
а отражала определённый партийно-государственный политический курс.
Правка и интерполяции Сталина нарастали по мере развития рассказа учебника от
древности к современности. Его внимание привлекла оценка такого события как введение
христианства на Руси. Он сделал интерполяцию: «Христианство в своё время было в
сравнении с язычеством шагом вперёд в развитии России»[274]. Не была ли эта фраза
одним из шагов к компромиссу с православной церковью, который был заключён уже в
годы войны в интересах мобилизации всех общественных сил на борьбу с врагом?
В рассказе учебника о восстаниях в Киевской Руси Сталин несколько раз вписал одно и
то же уточнение, важное для характеристики этих восстаний. В заглавие «Восстания
против князей и бояр» он прибавил первое слово – «стихийные». Во фразу «Князья и
бояре со своими дружинами без особых усилий подавляли эти восстания» он добавил:
«Так как эти восстания были стихийными, бессознательными». Ниже была сделана
интерполяция: «Дальше стихийного мятежа эти восстания не шли». Наконец, в последний
раз он прибавил к словам «но боярскую и купеческую силу народ сломить не смог»
пояснительное дополнение – «ввиду их бессознательности и неорганизованности»[275].
Таким путём Сталин подводил школьников к характерному для большевистской
идеологии пониманию качественного отличия между революционной борьбой
пролетариата и социальными движениями в доиндустриальном (феодальном) обществе.
Подтекст его интерполяций заключался в том, что пролетариат обладает особой
сознательностью и организованностью, чего не наблюдалось у участников волнений в
далёком прошлом.
Особое внимание из всех российских правителей Сталин уделил Ивану Грозному. Он
зачеркнул слова «по его приказу убивали всех жителей Казани», так как эта фраза
указывала на жестокость царя Ивана[276]. Ему не понравилась также фраза «Иван IV
хотел пробиться к берегам Балтийского моря и вступить в сношения с образованными
западными народами». В ней подразумевалась некая приниженность России, её
необразованность, отсталость. Поэтому он исправил «образованными западными
народами» на «западноевропейскими народами»[277]. Внимание Сталина привлекло
ключевое по значению предложение: «Таким путём укреплял Иван Грозный
самодержавную власть в русском царстве, уничтожая боярские преимущества». Развивая
и существенно дополняя мысль авторов учебника, Сталин писал: «Этим он как бы
заканчивал начатое Калитой собирание разрозненных удельных княжеств в одно сильное
государство»[278]. Сталин преподносил Ивана Грозного как великого государя,
венчавшего своей деятельностью длительный исторический процесс, хотя на самом деле
«собирание разрозненных удельных княжеств» завершилось ещё при его отце – Василии
III присоединением Рязани в 1521 г. почти за десятилетие до рождения Ивана.
Примечательно в этой интерполяции возрождение термина «собирание», взятого из
словаря дореволюционной российской науки, что отметил ещё в 1937 г. в отклике на
вышедший из печати учебник находившийся в эмиграции П.Н.Милюков[279]. Таким
образом, не авторы учебника, как это считалось ранее[280], а сам Сталин именно здесь
впервые дал чётко сформулированную оценку деятельности Ивана Грозного. Эта оценка
стала на два десятка лет обязательной для историков. В лице Ивана Грозного Сталин
персонифицировал идею сильного централизованного государства. Эту важную духовную
ценность Сталин внедрял в идеологию партии, и учебник по отечественной истории
предназначен был стать одним из тех каналов, которые должны были укоренить её в
массовом сознании населения страны.
«Бунташный» семнадцатый век дал возможность Сталину подробнее высказаться о
социальной борьбе в феодальной России. Гражданская война начала столетия была
представлена авторами в виде борьбы крестьян с феодалами. Перечеркнув описание
поражения войск И.Болотникова и «царевича Петра» при обороне Тулы, Сталин к словам
авторов учебника «Армия восставших мужественно защищалась» приписал: «Но
потерпела поражение. Оно и понятно. Крестьяне не имели тогда такого союзника и
руководителя как рабочий класс. Да и сами крестьяне были несознательны. Они воевали
не против царизма и помещичьего строя, а против плохого царя и плохих помещиков за
"хорошего царя" и "хороших помещиков"»[281]. К этой же мысли Сталин возвратился,
редактируя рассказ учебника о восстании Степана Разина. Он разумно исправил
«революционное движение крестьян» на «повстанческое движение», преодолевая
традицию, шедшую от Покровского, который считал движение под предводительством
Разина «казацко-крестьянской революцией»[282]. Потом Сталин сделал следующую
интерполяцию: «Во время восстания Разина, как и во время восстания Болотникова, у
крестьян не хватало такого надёжного союзника как организованный рабочий класс. Не
хватало также понимания задач восстания, - жечь и разорять помещиков они умели, но
какие новые порядки нужно построить, куда вести дело – этого ни не понимали. В этом
была их слабость»[283]. Эту же мысль об отсутствии у крестьян союзника в лице рабочих
Сталин повторил при описании восстаний Булавина и Пугачёва[284]. Этот аргумент – об
отсутствии рабочего класса в феодальной России – отныне стал, по выражению
Милюкова, «приказанным аргументом» в советской исторической науке. Это была ты
отмычка, которую власть дала историкам и которую впоследствии грубо использовали
вместо настоящего ключа к исторической проблеме. По сути дела история феодальной
России модернизировалась, ведь революционного рабочего класса (сознательного и
организованного союзника крестьян) в XVII-XVIII вв. и быть не могло. Все
перечисленные социальные движения возникали и развивались в рамках существовавших
социальных отношений и не уничтожали их. Сталин же подлинную ценность видел
только в революционном перевороте, в ликвидации всей системы социальных порядков,
Восстания в феодальной России он мысленно сопоставлял с социалистической
революцией 1917 г. и как бы набрасывал проблематику российского революционного
движения в ХХ в. на действительность гораздо более раннего исторического периода. Всё
это стало типичным для советской науки на долгие годы, все восстания в истории страны
получили название антифеодальных.
Единственное восстание, которое получило отрицательную оценку у авторов учебника,
и оценка эта была ещё более обострена Сталиным, это антиправительственное
выступление московских стрельцов в 1689 г. «В России началось восстание стрельцов,
недовольных новыми порядками, введёнными Петром», - писали авторы учебника.
Сталин добавил: «И требовавших возврата к старому. Это было реакционное
восстание»[285]. Такая оценка впоследствии была распространена и на волнения в Москве
в 1682 г. Государственная идеализация Петра, возрождённая Сталиным, лежала в основе
исследовательского подхода к этим двум восстаниям.
Любопытный ход был совершён Сталиным в связи с освещением в учебнике движения
Шамиля. По существовавшей традиции в советской исторической науке Шамиль был
представлен авторами учебника народным героем, а движение, которое он возглавлял,
справедливой антиколониальной борьбой горских народов против царской власти[286]. В
1940-х – 1950-х гг. эта точка зрения будет признана устаревшей и абсолютно неверной.
Деятельность вождей восстаний нерусских народов, находившихся в составе России,
получит резко отрицательную оценку. Учитывая такое развитие историографической
ситуации – от идеализации героев типа Шамиля к их дегероизации в исторической
литературе, - правка, проведённая Сталиным в учебнике, представляется
многозначительной. Сталин не изменил ту оценку Шамиля, которую дали авторы. Однако
он уменьшал число народов Северного Кавказа (как указывалось выше, с 30 до 10) и
вычеркнул фрагмент, в котором авторы повествовали о помощи Шамилю со стороны
крестьян Закавказья[287]. Таким образом, несколько тускнел, затушёвывался народный
характер движения. Зачёркнутым оказался и такой фрагмент: «Так же героически
защищали свою землю и свободу горцы Западного Кавказа – черкесы. Больше 70 лет они
дрались с войсками русского царя. Их цветущий край был разрушен»[288].
Сталин явно смягчал жестокости правительственной политики по отношению к
нерусским народам, в какой-то мере реабилитируя эту политику. Так после рассказа о
восстании поляков в 1863 г. авторы учебника сообщили, что «после подавления восстания
царское правительство сослало в Сибирь больше 100 тысяч поляков». Сталин же 100
тысяч заменил на «десятки тысяч»[289]. Во фразу о том, что «в течение 30 лет упорных
войн были завоёваны Россией земли народов Средней Азии» Сталин вставил перед
словом «Россией» уточняющее слово «дворянской», указывая на то, что грех захвата
лежит на той России, которой в его время уже нет[290].
Имея перед собою перспективу войны, Сталин не хотел выпячивать в отечественной
истории темы борьбы нерусских народов за своё освобождение. Ему нужнее был миф об
извечном тяготении этих народов к России, о безоговорочной высокой положительной
оценке акта их включения в состав империи. Все эти исторические фантомы утвердятся в
науке уже после Великой Отечественной войны. В 1930-х гг., о которых идёт речь, они
только начинали оформляться, в частности, в учебнике Шестакова и не без влияния
Сталина.
Естественно, что учебник рассказывал и о революционной деятельности Сталина, дал
биографию вождя. Сталин значительно сократил материал о самом себе там, где авторы
явно преувеличивали его историческую роль, ставили его рядом с Лениным. В
хронологической таблице в конце книги была указана наряду с другими важными датами
отечественной истории и дата его рождения. Сталин вычеркнул её и написал: «Сволочи».
Он уничтожил описание своего детства и юности и вставил только в подходящем месте
слова о том, что в Закавказье «подвизался с конца девяностых годов прошлого века
ученик Ленина товарищ Сталин»[291].
Особенно обширные интерполяции были сделаны Сталиным в тех темах, где
освещалась история революций в России. Так он писал по поводу причин поражения
революции 1905 г.: «Выходит, что причин поражения первой буржуазной революции в
России было более чем достаточно. Главная из них – отсутствие союза рабочих и
крестьян. Если крестьяне и чувствовали, что успешная борьба с помещиками невозможна
без союза с рабочими, то они вовсе не понимали того, что без свержения царизма нельзя
одолеть помещиков. Крестьяне ещё верили в добрую волю царя-батюшки. Поэтому-то
крестьяне не хотели идти на союз с рабочими для свержения царизма, а сыновья крестьян,
переодетые в солдатские шинели, помогали царю подавлять забастовки и восстания
рабочих. Крестьяне больше верили соглашателям эсерам, чем большевикам-
революционерам.
Были недостатки и у рабочих. Рабочий класс был, конечно, передовой силой
революции. но он не был ещё единым и сплочённым, так как его партия, социал-
демократия, была разбита на две группы, на меньшевиков и большевиков. Первые были
соглашателями и не хотели доводить революцию до конца. Вторые, т.е. большевики, были
последовательными революционерами ленинцами и призывали рабочих к свержению
царизма. Поэтому-то рабочие выступали в революции не всегда дружно, и рабочий класс
не имел возможности стать настоящим руководителем (гегемоном) революции.
Поспешно заключённый мир с Японией также помог царю подавить революцию. Пока
шла война, и царские войска терпели поражение, царь оставался слабым и вынужден был
уступать натиску рабочих. После заключения мира дело изменилось, и царь получил
возможность собрать силы для борьбы с революцией»[292].
Обширность этой интерполяции даёт представление о масштабах вторжения Сталина в
текст учебника в темах по истории ХХ в. Столь же подробно он разъяснял причины
первой мировой войны, победы социалистической революции, вторжения немцев на
Украину в 1918 г. Увлекаясь содержанием своих интерполяций, он терял контроль над
методической стороной учебника. Вставленные им фрагменты, как видно хотя бы из
цитированного выше, усложняли текст, затрудняли для детей его понимание.
В той части текста, где освещалась история Октябрьской революции, Сталин провёл
придирчивую правку. Его пометки видны на каждой странице. Он убирал упоминания о
себе, вероятно, из-за того, что роль его в истории революции была явно преувеличена, что
не могли не увидеть современники этого события. Также на каждой странице он вносил
уточнения, порой значительные по объёму, особенно при освещении истории
гражданской войны.
В теме строительства социализма поправки Сталина были частыми, но небольшими.
Здесь учебник должен был решать задачу разоблачения его врагов. Поэтому во фразу о
том, что «фашистский агент Троцкий организовал в СССР банду убийц, вредителей и
шпионов» Сталин вписал: «И его презренные друзья Рыков и Бухарин»[293].
Итак, анализ сделанных Сталиным интерполяций приводит к выводу о том, что он
проделал значительную работу по совершенствованию идеологического и политического
уровня школьного учебника отечественной истории, исходя из тех политических
соображений, которые казались ему актуальными во второй половине 1930-х гг. Правка
текста лишь частично отражает роль Сталина в создании книги. Ещё в ходе её написания
авторы получали указания о том, как именно освещать то или иное событие в истории.
Важнейшие (если не все) из них, несомненно, принадлежали Сталину. Таким образом, он
был фактически не только редактором, но и одним из авторов школьного учебника. Он
вписал в него фрагменты, содержание принципиально значимые оценки, политически
актуальные выводы и объяснения, которые должны были оказывать важное
образовательно-воспитательное воздействие на читателя. Таким образом, учебник
аккумулировал всё то, что работало на новый курс партии в области исторического
образования и в сфере партийно-государственной идеологии. «Установки» и
«приказанные аргументы» Сталина надолго определили идейное содержание
исторической науки.
Как уже говорилось, от Сталина учебник с правкой вождя поступил к Жданову. Имея
перед собой этот текст с интерполяциями Сталина, Жданов самым тщательным образом