Дубровский А.М. От проблем исторического образования к новому облику исторической науки
Подождите немного. Документ загружается.
должна была подаваться в очень ограниченном объеме. Но известный шаг к реабилитации
внешнеполитической деятельности России был в статье намечен.
Таким образом, статья Панкратовой обобщала то, что было высказано партийно-
государственным руководством по поводу нового политико-идеологического курса в
формировании исторического сознания граждан СССР. Эта статья публиковалась как
направляющая, директивная. А её автор играл роль историка-идеолога, историка-
политика, обращавшегося от имени власти к собратьям по цеху. Работа Панкратовой
освещала все представленные ею новации в области истории как результат указаний
Сталина. Это придавало особый авторитет новым идеям, высказанным в статье, заостряло
внимание историков к каждой строчке труда Панкратовой. Её труд нацеливал историков
на дальнейшее продумывание новой концепции отечественной истории. Особенно это
касалось тех, кто включился в процесс создания школьного учебника уже после
написания «Замечаний» - осенью 1934 г. и в 1935 г. Однако эти авторы не могли увидеть в
работе Панкратовой весьма существенного – национально-государственного подхода к
истории, который начал формироваться в партийно-государственных документах,
патриотизации преподавания и изучения истории. Панкратова писала всё ещё о
революционном воспитании молодых поколений, а воспитание требовалось уже иное –
патриотическое.
5. Работа над учебниками в 1935 г. и реакция «людей власти»
Получив замечания вождей партии, коллектив Ванага продолжил работу над текстом
учебника. О её ходе в известной мере свидетельствует выступление Ванага 26
января 1935 г. в первый день совещания в Наркомпросе, посвящённого преподаванию
истории в школе. Сохранилась неправленая автором стенограмма этого
выступления[193].
«Чего мы не предполагали, это того, что перед нами встаёт ряд вопросов, имеющих
принципиальное значение, - признавался в обнаруженных трудностях Ванаг. – Первый –
самый предмет нашего курса – курса истории СССР. Крупный вопрос, без разрешения
которого нельзя приступить к писанию учебника – что представляет собой самый предмет
«история СССР»? Представляет ли он собой предмет «история народов СССР», в которой
исторический процесс развития народов дан параллельно один с другим, или это
представляет нечто другое? Конечно, этот курс не представляет собой истории народов
СССР, взятую в том понимании, что в нашем учебнике должна быть дана параллельно
история отдельных народов. В чём заключается наша задача? Мы должны дать курс
истории СССР, т.е. мы исторически должны подвести школьника к пониманию того, как
сложился Союз Советских Социалистических Республик, на какой базе этот Союз
сложился и каковы исторические условия, создавшие этот Союз, и как этот Союз
Советских Социалистических республик разрешает основные задачи, стоящие перед ним,
именно - задачи социалистического строительства в национальных районах, задачи
социалистического строительства в СССР. Как видите, задача вполне политическая, и вы
её не оторвёте. Нужно дать историю, которая была бы неразрывно связана с историей
Великороссии, с историей того или другого национального района или той или другой
национальной республики в нашем Союзе. Это не курс истории народов в том смысле, что
даём историю отдельных народов. Как же будут выступать в нашем учебнике эти
отдельные народы? В неразрывной связи с историей Великороссии, с западноевропейским
процессом. Они берутся в нашем учебнике в связи и неразрывной связи с историей
Великороссии. Когда это увязываем, то является связь с колониальной политикой
царизма. Тогда, когда это вступает в наше изложение, мы обязаны дать и даём коротко
историю этого народа до угнетения, но в целом в обзор включаем с этого момента, иначе
мы не даём основного, т.е. не даём известного представления о существе этого русского
царизма как тюрьмы народов и, с другой стороны, не разрешаем другого вопроса, вопроса
об Октябрьской революции и связанным с ним освобождением народов бывшей царской
России от национально-колониального гнёта, в котором они находились до Октябрьской
революции»[194].
Ванаг не случайно начал своё выступление с вопроса о предмете истории СССР. Его на
это нацеливал главный упрёк, высказанный в «Замечаниях» Сталина, Жданова и Кирова
дважды – в начале и в конце текста. Реализовать полученную директиву, действительно,
было нелегко. Истории народов, оказавшихся в составе Советского Союза, были различны
по протяжённости, большей частью до известного момента развивались независимо друг
от друга. Как соединить их в учебнике? Ванаг предлагал вполне разумный путь – вести
рассказ об истории того или иного народа в связи с включением его тем или иным путём в
состав Российского государства. Технически это было наиболее удобно, когда речь шла об
истории Российского государства (т.е. с XV-XVI вв.). Ванаг не касался древнейших
периодов, когда Русь ещё не сложилась в государство, а народы, составившие
впоследствии СССР (или предки этих народов), уже существовали, имели более или
менее развитую культуру и государственные формы объединения (Средняя Азия,
Закавказье, Крым). В духе «Замечаний» Ванаг воспринимал тему нерусских народов
прежде всего как материал для реализации революционно-критического освещения
российского прошлого, в частности, территориальных захватов и колониальной политики
царизма.
«Второй вопрос величайшей важности, без разрешения которого нельзя приступать к
писанию учебника, - это вопрос о периодизации, - продолжал своё выступление Ванаг. –
Вам, вероятно, из статьи Панкратовой известна та периодизация, которую дал товарищ
Сталин в своих замечаниях на наш проспект, касающийся новой истории (Ванаг имел в
виду «Замечания» на конспект новой истории Сталина, Жданова и Кирова, составленный
в августе 1934 г. одновременно с «Замечаниями» на проспект учебника по истории СССР
– А.Д.). Он делит историю на три периода: начиная с Французской революции до франко-
прусской войны включительно, от франко-прусской войны до Парижской коммуны и от
Парижской коммуны до Октябрьской революции включительно и т.д. Мы считаем, что
именно эта периодизация должна лечь в основу периодизации нашей истории СССР. Вне
этого мы не решим основной воспитательной задачи, мы не разрешим вопроса о значении
Октябрьской революции как революции, открывшей новую эру человечества. Здесь
выступал товарищ и говорил, как необходимо строить урок, касаясь конца XVIII и начала
XIX в. Он говорит, что надо дать экономику конца XVIII в., затем увязать с
соотношением классовых сил и т.д. Возникает вопрос, может быть не так? И вернее не
так. Как характеризовал товарищ Сталин этот период? С Французской революции до
франко-прусской войны он характеризовал как период буржуазных революций и период
становления капитализма в передовых странах Запада. А вот попытайтесь с этой точки
зрения подойти к нашей истории, к истории старой царской России, и у вас получится
сразу другая схема самого изложения, и перед вами встанут другие перспективы,
заставляющие вас по-иному строить это дело. Представьте себе Французскую революцию
и становление капитализма в Западной Европе, а в России этот капитализм не становится.
Основная задача - вот какая, чего мы должны добиться в этот период, она заключается
в том, чтобы показать роль этой царской России в эпоху Французской революции, роль
этой царской России в эпоху становления капитализма в передовых странах Западной
Европы. Возьмите старую царскую Россию в период развивающейся на Западе
революции, и у вас получится совсем другое представление о взаимной связи отдельных
элементов либо урока либо лекции.
Если подойдёте к истории царской России, то что является характерным в истории
царской России? Характерным является её борьба против Французской революции. Дайте
Французскую революцию и на этой основе покажите царскую Россию, а потом уже
объясните это дело экономически и прочим образом и получится совсем другая схема.
Раз мы говорим о Французской революции, о русском царизме конца XVIII и начала
XIX в., о периоде царствования Екатерины II и Павла I, то перед нами они выступают как
столпы реакции, как главные борцы против этой буржуазной революции на Западе. Вот
что следует показать в первой половине XIX в. Это диктуется, во-первых, научной
объективностью, и, во–вторых, политической целесообразностью.
Вы сами видите, что нашу периодизацию необходимо увязать с периодизацией
западноевропейской. А возьмите конечный момент – канун франко-прусской войны.
Выдвинутое замечание товарищем Сталиным – как рубеж для одного периода – обязывает
нас, историков СССР, к очень многому. Товарищ Сталин характеризует этот период как
удар со стороны пролетариата по буржуазному строю Европы. Спрашивается, в связи с
этим меняется как-нибудь положение царской России в международной системе
европейских держав? Конечно, изменяется. Основное заключается в следующем: что уже
сейчас царская Россия перестала быть этой единственной реакционной силой в Европе,
что такие же реакционные силы имеются по существу в прошлом у западноевропейской
буржуазии.
Вопрос о Крымской войне, - продолжал Ванаг. -...Эта Крымская война является
рубежом, и под этим углом зрения мы должны подойти к вопросу, связанному с нашей
историей, по той простой причине, что в этой борьбе царской России был нанесён
буржуазной Европой первый сокрушительный удар. Имеет ли для нас принципиальное
значение этот рубеж? Конечно, его принципиальное значение заключается в том, что
после нанесения этого сокрушительного удара в результате Крымской войны русский
царизм начинает терять и теряет то положение жандарма Европы, в котором он был на
протяжении первой половины XIX в. Теряет до того, что после второго сокрушительного
поражения в русско-турецкой войне превращается в придаток западноевропейского
империализма»[195].
Докладчик не рассуждал о периодизации отечественной истории в целом, видимо, не
чувствуя себя достаточно подготовленным к такому занятию. Поэтому он не
сформулировал с достаточной чёткостью мысль о том, что именно необходимо взять в
качестве критерия для такой периодизации. В Институте истории Комакадемии, где он
работал, осенью 1934 г. во время обсуждения доклада сотрудника Института
А.И.Ломакина «Об основных этапах истории СССР (1917-1934)» большинством
участников заседания разделялось представление о таком критерии как соотношение
классовых сил[196]. Рубежами периодов должны были служить классовые конфликты.
Поразительно, что вопреки следованию диалектическим позициям марксизма, который
акцентировал внимание на внутренних источниках развития и придавал именно им
решающее значение в отличие от внешних факторов, Ванаг при периодизировании
истории России в XVIII –XIX вв. во главу угла ставил не внутреннее состояние страны, а
контрреволюционную (внешнеполитическую) роль России и изменения в выполнении ею
этой роли. В соответствии с новыми установками Ванага интересовала не экономика, а
политика, причём именно внешняя. Периодизация истории страны оказывалась
оторванной от того социального организма, у которого она была призвана отражать
качественно различные состояния и устанавливать грани этих состояний. По сути дела
производилась операция периодизирования не над материалом по истории России, а над
материалом общеевропейским, как будто бы такое событие как франко-прусская война
имело для российской истории значение определяющей хронологической грани. Кроме
того, оправдывая высказанную в «Замечаниях» мысль о зависимости России от
западноевропейских стран, Ванаг выдвинул неверное представление о поражении России
в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Итак, показывая Россию в конце XVIII-XIX вв. как
контрреволюционную силу, Ванаг по сложившейся традиции закреплял классовый,
революционно-критический подход к освещению истории страны. В целом его позиция,
как он сам признавался, диктовалась не только объективными фактами, но и
политической целесообразностью, в чём проявлялось сотрудничество историка с властью.
Результатом работы коллектива под руководством Ванага была новая, третья, редакция
учебника[197]. На первом листе её рукописи был поставлен архивный штамп с датой –
1935 г. Следовательно, к этому времени работа над третьей редакцией была завершена. В
установленной дате убеждает и содержание цитированной речи Ванага, судя по которой в
январе 1935 г. проспект учебника ещё не был закончен.
Теперь содержание будущей книги получило иное деление, чем прежде, - внимание
авторов учебника «Замечания» повернули к проблеме периодизации. Появились разделы,
главы и параграфы. Разделы членили отечественную историю на периоды:
(1) «Дофеодальный период истории СССР», (2) «Феодализм. Период феодальной
раздробленности», (3) «Феодализм. Период самодержавия», (4) «Царская Россия в эпоху
утверждения капитализма в передовых странах Европы. Кризис феодально-крепостного
строя и развитие капитализма», (5) «Развитие промышленного капитализма. Первые шаги
марксизма в России», (7) «Социалистическая революция. Победа социализма в СССР».
Таким образом, в новой редакции появился важный элемент концепции отечественной
истории – её периодизация. Это было наиболее примечательной чертой данной редакции
проспекта учебника. Новое деление истории СССР учитывало и замечания, сделанные
вождями партии, и указания из статьи Панкратовой. Оно приблизилось к той
периодизации, которая впоследствии стала типичной для советских учебников. Её
критерием была эволюция социальных отношений. Несколько странно выглядел
четвёртый раздел. Как считал А.Н.Артизов, «стремление втиснуть историю России в ту
периодизацию всеобщей истории, которую Сталин обозначил в "Замечаниях", вызвало
появление специального четвёртого раздела»[198]. Этот раздел учебника (он же – период
отечественной истории) своим названием ориентирован в первую очередь не на
внутреннее развитие России, а на обстановку в Западной Европе, что было неудачным в
будущей книге. Кроме того, как авторы «Замечаний» и Панкратова, историки не касались
первобытной истории на территории СССР и совершенно обошли вниманием историю так
называемых рабовладельческих обществ – темы, которые впоследствии обязательно
входили во все учебники. По сути дела авторы осветили историю феодального общества,
капиталистического и историю строительства социализма.
Как уже говорилось, история феодального общества в изложении авторов проспекта
начиналась с дофеодального периода. Соответствующий раздел в их книге содержит
всего одну главу – «Народы Восточной Европы до IX в.». С рассказа об истории
Киевской Руси в IX в. начинаются второй раздел и вторая глава. Следовательно, именно
до указанного столетия шёл дофеодальный период, особое рассмотрение которого было
рекомендовано партийным документом. Авторы не стали освещать природные условия,
при которых шла история страны. Их внимание было поглощено рассмотрением
важнейших черт дофеодального периода. В нём они усмотрели следующие явления и
процессы: разложение родового строя (§3 назывался «Родовой строй и его разложение»),
«превращение кровно-родственных союзов в территориальные», образование классов,
«патриархальное рабство», «родовой старейшина и зарождение княжеской власти»,
«ранние формы государства»[199].
С IX в., по мысли авторов, начиналась история феодального общества. В начале его
истории они отмечали «усиление под влиянием разложения родового строя социальной
дифференциации» (не классов, как во второй редакции), «зачатки феодального
землевладения и феодальной эксплуатации»[200]. Таким образом, процесс становления
новых социальных отношений авторы освещали теперь с большей осторожностью, чем
они это делали ранее. История Киевской Руси (глава 2) во втором разделе проспекта
учебника оказалась объединённой с историей русских княжеств в XIII-XV вв. (глава 3),
как это было сделано в статье Панкратовой. Авторы отступили от давней
историографической традиции, в соответствии с которой историки чётко отграничивали
период существования Киевского государства и «удельного периода».
В связи с образованием Московского государства авторы проспекта писали о «новом
периоде истории феодализма в Восточной Европе». Желая подчеркнуть его отличие от
предыдущего периода, ярче провести разграничительные линии между периодами, они
указывали на новые экономические и социальные явления, определявшие общую картину
изучаемой эпохи или, скорее её начало: «Рост городов, ростовщичества и торговой
буржуазии. Разорение боярства и ослабление его политического значения. Рост
поместного землевладения и политической роли служилого дворянства
(помещиков)»[201]. Дальнейшее изложение открывало читателю явления, которые тоже
имели большое значение для понимания характера нового периода, например, -
превращение Московского княжества в многоплеменное государство»[202].
Рассматриваемый раздел «Феодализм. Период самодержавия» охватывал время с
конца XV в. по вторую половину XVIII в. При этом игнорировалась такая традиционная
для дореволюционной историографии грань как реформы Петра, а между феодальным
строем и капиталистическим протягивался переходный период – «кризис феодально-
крепостного строя» в России на фоне «утверждения капитализма в передовых странах
Европы (четвёртый раздел проспекта).
Следующий период имел чёткое начало в виде отмены крепостного права и других
реформ (грань, отмеченная ещё дореволюционными историками) и тянулся до начала ХХ
в., когда, по Ленину, началась эпоха империализма. Здесь уже применялись
хронологические рамки, зафиксированные в работах Ленина, с которыми историки были
хорошо знакомы и оспаривать их не собирались.
Таким образом, авторы, пользуясь указаниями, полученными от «людей власти»,
впервые после трудов Покровского разработали новую периодизацию отечественной
истории, стараясь следовать принципам марксизма. В основе этой периодизации лежал
социальный критерий. Деление на периоды проводилось в зависимости от состояния
производственных отношений. В некоторых случаях (разделы III, V) были допущены
некоторые отступления от этого критерия, и наряду с указанием на социальные явления в
тот или иной период название раздела содержало обозначение явлений иного прядка:
«Период самодержавия», «Первые шаги марксизма в России». Эти отступления от
единого критерия были сделаны в угоду «людям власти». Именно с их стороны историки
получили цитированные словесные формулы. В отличие от того, что говорил глава
авторского коллектива Ванаг в январе 1935 г. на совещании о преподавании истории,
разработанная в проспекте периодизация не опиралась на внешнеполитические факторы, а
была ориентирована исключительно на внутреннее развитие страны.
Естественно, что авторы учли и иные замечания своих партийных критиков. Гораздо
большее внимание (насколько этому могло способствовать состояние науки) было
уделено истории нерусских народов, колониальной политике правительства. Как и
говорил в своём выступлении Ванаг, историю этих народов авторы освещали в связи с
историей Великороссии. Типичным были такого рода новации – в связи с захватом той
или иной территории читателю рассказывали о положении населения этой земли, его
общественно-политическом развитии, давалась картина завоевания и его последствий.
Так, в связи с политикой русских князей на востоке от границ их земель авторы написали
заново §25 «Мордва. Захват мордовских земель. Экономический и общественный строй
мордвы. Зарождение феодальных отношений. Мордовские князья (Пургас). Наступление
на Мордву суздальских и московских князей. Завоевание Мордвы и порабощение
народных масс. Роль мордовской феодальной верхушки в процессе завоевания Мордвы».
Чтобы «мотивировать» Октябрьскую революцию, «освободившую народы от
национального гнёта» был введён новый параграф «Воинствующий национализм
реакции» (§146). Были расширены или заново написаны части, посвящённые связям
России со странами Европы (§9. Западная Европа и Киевское государство в XI-XII вв.,
§37. Россия и Европа в XVI в., §53. Европа и Россия в XVII в.).
Показывая влияние западноевропейской мысли на русских революционеров, авторы
включили в §100, посвящённый декабристам, такие материалы: «Влияние
материалистической философии XVIII в. (Дидро, Гельвеций, Гольбах), французских
просветителей и классиков буржуазной экономической мысли Запада (А.Смит). В §112,
рассказывавший о А.И.Герцене, вошли следующие положения: «Влияние
левогегельянцев, Фейербаха и французских утопических социалистов». В §120 о
Н.Г.Чернышевском авторы ввели «Изучение (Чернышевским – А.Д.) Гегеля, Прудона,
Луи Блана, Фейербаха». В этой части указания партийных идеологов неуклонно
выполнялись.
Кроме того, авторы усилили внимание читателей к исторической роли Сталина и его
теоретического наследия. Однако все эти изменения мало меняли общее содержание
будущего учебника. Наиболее важными дополнениями, сделанными авторами, следует
признать периодизацию отечественной истории, увеличение количества глав по истории
народов окраин России, колониальной политике царизма и развитии национально-
освободительных движений, о связях России и Западной Европы. Как верно заметил
А.Н.Артизов, в новой редакции учебника не была представлена тема государственности и
патриотизма, национальных интересов России[203]. Это и определило в конечном счёте
судьбу учебника.
В ходе работы над этим учебником выяснилось, что авторы по-разному поняли курс
партии на возрождение исторической науки. Греков в своей части учебника широко
использовал дореволюционное научное наследие, что пугало Ванага, остававшегося
правоверным учеником Покровского «Объективизм привёл его к совершенному
искажению исторического процесса, - говорил Ванаг о Грекове на одном из совещаний по
школьным ученикам 5 апреля 1935 г. – Основная беда в том, что Греков стоит не на
марксистских позициях… Дух поповщины веет довольно открыто… Автор даёт
характеристику героев летописца, и получается, что все – национальные герои: Святослав
– национальный герой»[204]. Ванаг не улавливал возрождения культа исторических
героев, превращения отечественного прошлого в историю героизма и достижений
русского народа. В этом отношении историк «старой школы» Греков лучше
соответствовал партийному курсу, чем упрямые «красные профессора».
8 апреля 1935 г. в Институте истории Коммунистической академии произошло
заседание комиссии по преподаванию истории. Обсуждалась часть учебника по истории
СССР, написанная Ванагом[205]. Судя по тому, что в выступлениях речь шла главным
образом о декабристах, это была 14 глава «Царизм и дворянски-буржуазное движение
начала XIX в. Декабристы» или даже весь раздел IV «Царская Россия в эпоху
утверждения капитализма в передовых странах Европы. Кризис феодально-крепостного
строя и развитие капитализма». Председательствовавшая А.В.Фохт заявила: «Общее
мнение такое, что учебник должен быть очень хороший; что это именно то, чего ждут
преподаватели»[206]. Казалось, что судьба учебника складывалась благоприятно.
А.Н.Артизов реконструировал дальнейший ход событий в судьбе учебника таким
образом: в 1935 г. работа над ним была завершена, и рукопись была отправлена в ЦК
партии, она была напечатана типографским способом как макет учебника. В августе 1935
г. этот макет был отправлен Сталину. 4 декабря 1935 г. была составлена отрицательная
рецензия на учебник (возможный автор – В.А.Быстрянский), и в дальнейшем к нему
больше не возвращались[207].
В этой рецензии автор совершенно несправедливо писал о том, что историки учли
замечания членов Политбюро «лишь в малой степени». И далее он повторил старые
упрёки – «не выполнена задача дать историю народов СССР, а не только Великороссии.
Далеко не достаточно показаны истоки национально-освободительного движения
покорённых народов России; почти совершенно не отражены роль и влияние
западноевропейских революционных и социалистических движений на формирование
буржуазно-революционных движений и пролетарского социалистического движения в
России. Контрреволюционная роль царизма во внешней политике показана совершенно не
достаточно. В учебнике сохранено смешение феодализма и дофеодального периода,
самодержавия и феодального строя» и пр.[208].
Итак, создавалось впечатление, что авторы просто не могут выполнить поставленной
перед ними задачи, не способны учесть сделанные замечания. Но, видимо, самое главное
состояло в другом. «В учебнике почти полностью отсутствует история культуры не только
народов ССР, но и великорусского народа, - писал рецензент. – Серьёзнейшим
недостатком учебника является то, что авторы не показали прогрессивного значения
"собирания земли русской", создания ядра русского национального государства.
Образование национального государства великорусского племени было шагом вперёд в
историческом развитии. Не показано положительное значение Минина и Пожарского в
освобождении страны от её оккупации иноземцами – шведами и поляками – и в создании
национального государства. Здесь сказывается своего рода "левацкий интернационализм"
– непонимание того, что коммунисты отнюдь не должны отгораживаться от
положительной оценки прошлого родной страны»[209]. Иными словами, на основе
учебника невозможно было патриотическое воспитание учащихся, формирование культа
национально-государственных ценностей. А именно в эту область всё более переносил
своё внимание Сталин, подталкивая эволюцию партийно-государственной идеологии.
Дело с учебником Ванага оказывалось в его глазах бесперспективным. Неудивительно,
что работа Ванага и его коллектива была забракована. В 1937 г. Ванаг был
репрессирован.
Тем временем ещё с 1934 г. в создание школьного учебника (и, следовательно,
переосмысление истории) включились другие авторы. 9 июня 1934 г. на заседании
Организационного бюро ЦК партии, видимо, по инициативе Сталина был решён вопрос о
введении в начальное школе (в 3 и 4 классах) элементарного курса истории СССР[210].
Отечественное прошлое дети должны были изучать в два приёма: сперва в младших
классах, потом – в старших. Поэтому возникла необходимость учебника и для младших
школьников. Наркомпрос организовал что-то вроде соревнования между разными
коллективами авторов. Это видно по переписке между Минцем и Нечкиной в связи с
работой над учебником в 1934-1935 гг.[211]. В этом соревновании участвовали
московская группа историков – Минц, Нечкина, Е.А.Мороховец, В.Е. и
Б.Е.Сыроечковские и ленинградская группа – З.Б.Лозинский, В.Н.Бернадский,
Л.И.Фельдман, И.В.Гиттис, Т.С.Карпова. Отдельно свой учебник подала на конкурс
Нечкина. Таким образом, в 1935 г. кроме учебника для старших классов, созданного
группой Ванага, были написаны и другие учебники, идейное содержание которых должны
были рассмотреть члены ЦК.
Прежде чем характеризовать содержание этих учебников обратим внимание на
созванное Наркомпросом Всесоюзное совещание историков из разных высших учебных
заведений страны (около 100 человек), которое состоялось в Москве 7-13 мая 1935 г. и
было приурочено к годовщине постановления о преподавании гражданской истории в
школах СССР. Совещание выработало программы и учебные планы для исторических
факультетов университетов и исторических отделений педагогических институтов.
Содержание этих программ могло повлиять на работу перечисленных выше авторов.
Этому событию придавалось большое значение, о чём говорит тот факт, что делегацию
участников совещания принял 15 мая председатель Совнаркома СССР В.М.Молотов.
Программа, выработанная и утверждённая на совещании, состояла из следующих
разделов, отражавших периодизацию отечественной истории: «а) древний период
истории, кончая XVIII в.; б) новый период, начиная с Павла I и до Октябрьской
революции; в) история Октябрьской революции и советской власти. Первый период был
назван феодальным, второй – «феодально-капиталистическим»[212]. Примечательно, что
здесь было проведено хронологическое деление, надолго установившееся в советской
науке – грань между XVIII и XIX вв. Никакими эмпирическими данными или
теоретическими рассуждениями она обоснована не была, тем не менее она оказалась
принятой историками, в первую очередь авторами подготавливаемых учебников.
Из всех учебников, созданных в 1934-1935 гг., книга Нечкиной была особенно
типичной работой, на материале которой можно показать воззрения историков в период
освоения ими новых идеологических ценностей. Нечкина написала учебник, освещавший
отечественную историю в древних времён до конца восемнадцатого века, то есть в
соответствии с той периодизацией, которая была принята на совещании.
Приглашение написать учебник Нечкина получила лично от Жданова, встретившись с
ним у одной своей знакомой. 12 июля 1935 г. Нечкина выслала Жданову рукопись
учебника и письмо. «Год тому назад в Сосновке… мы говорили с Вами об учебнике
истории СССР для VIII класса средней школы, - писала она. – Я хотела его написать, но
колебалась, т.к. учебник этот был уже поручен группе авторов. Вы посоветовали мне
обязательно писать – я написала. Сейчас рукопись готова, - посылаю Вам её. Я старалась
писать очень просто и по возможности занимательно. Если Вы найдёте время её
перелистать, буду очень благодарна за Ваши указания.
Рукопись сдана мной а Соцэкгиз (Социально-экономическое государственное
издательство – А.Д.), который предполагает выпустить её в качестве массовой книги под
названием «Краткая история СССР», часть 1»[213].
Нечкина была подготовлена к написанию такой книги не только годами учёбы в
университете, преподавательской и исследовательской работы. С 1927 г. и особенно после
смерти Покровского в 1932 г. она редактировала статьи по отечественной истории для
Большой и Малой советских энциклопедий. В её дневнике за это время имеются такие
записи: «Для БСЭ проредактировала (почти всё на 100% написала заново): 1)Юрий
Долгорукий, 2)Юрьев день..». Написала для БСЭ статью "Екатерина II" взамен
забракованной статьи Вознесенского. Сначала тщетно редактировала для БСЭ статью
Бочкарёва "Елизавета Петрована" и, отчаявшись, написала всю статью заново».
«Пыталась редактировать статьи Гудошникова "Земские соборы", "Жалованная грамота
дворянству", "Жалованная грамота городам" – пришла в ужас! – Это просто никуда не
годится, марксизм и не ночевал. Придётся писать самой, а первую перезаказать…»
«Написала для БСЭ статью "Иван IV Грозный". Для неё очень много работала,
перечитывала и пр.»[214]. Таким образом, подготовка статей для энциклопедий дала
Нечкиной значительный опыт, необходимый для создания популярной книги по истории.
Судя по письму Жданову, Нечкина работала на рукописью учебника около года – с
лета 1934 по лето 1935 г. У неё, действительно, получился живой образный рассказ.
Однако в этом полухудожественном повествовании не было чётких определений,
изложение автора явно нуждалось в методической обработке. Язык был приспособлен к
обыденным понятиям либо детской, либо не очень образованной аудитории.
Идейные тенденции, которые автор реализовывал в своей книге, выявлялись в ней с
предельной ясностью. По сложившейся традиции Нечкина проводила в учебнике
классовую точку зрения. Поэтому все правители Руси-России были в первую очередь
представителями определённого класса и говорить о них надлежало в обличительном
тоне: «Иван Грозный был настоящим дворянским царём, царем помещиков-
крепостников», «"реформы" Грозного укрепили дворянскую власть, сделали устройство
помещичьего государства более удобным для помещиков», «с первых же шагов своей
деятельности правительство Петра I стало принимать меры для укрепления и
возвеличения государства дворян-крепостников и богатых купцов» и т.п.[215].
Патриотической, национально-освободительной борьбы в учебнике не было, как не
было её и в книге Покровского. О Куликовской битве и Дмитрии Донском Нечкина
писала так: «Князь Дмитрий во время Куликовской битвы проявил самую позорную
трусость. Он заставил переодеться в свои одежды одного боярина, а сам в доспехах залез
под листья срубленного дерева и пролежал всё время битвы. Его нашли уже тогда, когда
битва закончилась. Но победа на Куликовом поле не имела никакого решающего
значения. Через два года после неё татары показали свою силу (имеется в виду сожжение
Москвы в 1382 г. Тохтамышем – А.Д.)[216]. Об ополчениях 1611 и 1612 гг. автор писал
как о «контрреволюциях». Князь Пожарский был определён как «старый
контрреволюционер»[217]. Полтавской битве было посвящено только 9 строк[218].
Естественно, что в учебнике были предельно выпячены социальные антагонизмы. В
Киевской Руси «князья были главными поработителями трудового населения Киевского
государства», «Новгород был городом бурных классовых столкновений, ожесточённой
классовой борьбы», «острая классовая борьба, вспышки восстаний в городах, восстание
Разина – всё это говорило за то, что в стране идёт непрекращающаяся война
порабощённых классов против крепостников»[219].
Немало внимания было уделено Нечкиной колониальным захватам русских правителей
и борьбе против них завоёванных народов. Эта тема развивалась в ряде разделов
учебника: «37.Порабощение мордвы суздальскими и московскими князьями,
48.Московское царство – тюрьма народов. Завоевание Казанского и Астраханского
царств, 50.Завоевание Сибири, 60.Захват Восточной Сибири, 69.Украина – колония
Московского государства, 78. Восстание Алдар-Кусюма (1704-1709), 89. Российская
империя – тюрьма народов. Восстание Кара-Сокола и Батырши, 99.Воставшие
националы».
О культурных достижениях страны учебник рассказывал очень скупо.
Таким образом, произведение Нечкиной ещё в большей мере, чем работа коллектива
Ванага, несло на себе печать традиций школы Покровского. Как и коллектив Ванага,
автор совершенно не принимал во внимание государственно-патриотических позиций,
которые начала пропагандировать партийная печать с весны 1934 г. Понятно, что такое
освещение отечественной истории не могло удовлетворить власть.
Совершенно аналогична была и позиция авторов из Ленинграда – Лозинского,
Бернадского, Гиттис и др.[220]. Их учебник изучил заведующий отделом школ ЦК партии
Б.М.Волин, делая на страницах книги пометки красным карандашом и чернилами[221].
Характерно его замечание, высказанное в самом начале книги, вероятно, как главный итог
её изучения: «Нет ничего о культуре; о письменности, об устном эпосе, об архитектуре и
проч.»[222].
В 1935 г. был опубликован как пробный учебник, написанный коллективом авторов во
главе с Минцем[223]. Эти историки создали учебник, в котором было дано более
серьёзное изложение отечественного прошлого, чем в книге коллектива Лозинского. В
учебнике был собран значительный фактический материал. Довольно выпукло были
обрисованы исторические деятели. На протяжении всего рассказа авторы проводили
сопоставление России и Западной Европы. Указывая Нечкиной как соавтору на важные
стороны содержания подготавливаемого учебника, Минц писал: «Грозного надо дать на
фоне мировой истории – открытие Америки, рост торговли (Ведь и у нас Строгановы
искали морской путь в Китай!). Наши связи с Западом… Вообще Запад будем давать для
пояснения СССР. Напр[имер], крепостничество в России: и на Западе, де, было то же, но
несколько в иной форме»[224]. Иными словами, в учебнике должна была проводиться
мысль о тождестве исторического пути России и Западной Европы.
Авторы не избежали влияния наследия Покровского. Это видно уже из указаний,
которые Минц давал Нечкиной: «У Вас везде:"рост государственной территории", а надо:
"колониальный грабёж". Формы и примеры национального гнёта»[225]. Здесь
содержалось требование обличать царскую Россию. Минц ещё не уловил важную идею
Сталина о значении «собирании народов» русским народом.
Вероятно, учебник Минца сразу произвёл внушительное впечатление на работников
партаппарата. С ним внимательно познакомился не только Волин (главный рецензент
книги, но и Сталин. Об этом можно судить по маргинальным заметкам на полях книги,
хранящейся в архивном фонде Сталина (РГАСПИ)[226].
Учебник, отправленный Волиным Сталину, сопровождало письмо следующего
содержания: «Возвращаю учебник "Элементарный курс истории СССР" ч.1-я с моими
замечаниями на полях. Тов.Бубнов на Оргбюро и в комиссии очень много говорил о
проделанной им редакторской работе. Мне сообщил тов.Вихирев (Учпедгиз), что книга
уже подверглась редакторской обработке издательства.
Я нахожу работу, проделанную тов.Бубновым над этой книгой, крайне недостаточной,
что видно, если не из всех, то из ряда моих пометок.
Основные мои замечания:
1. Учебник очень скучно написан, не литературно, не увлекательно для десятилетних
школьников.
2. Учебник неожиданно прорезают большие отступления в сторону греков, римлян,
скифов, феодалов и проч., что не может не представлять больших затруднений для ребят
при усвоении ими нашей истории.
3. В учебнике очень мало данных и рисунков о культуре славян-русских (живопись,
архитектура, вооружение, письменность).
4. В учебнике очень много повторений о рабстве, крепостничестве и проч.
5. В первой части нужны ещё карты…
Мои выводы:
Книгу в таком виде никак нельзя печатать. Учебник нуждается в очень серьёзной
переработке. 19.VIII-1935. Б.Волин».
И здесь Волин обратил внимание на отсутствие описания культурных достижений
славян и русских. Видимо, эта часть исторического рассказа вообще очень интересовала
партийно-правительственных руководителей и представлялась важной и обязательной в
школьном учебнике как одно из средств патриотического воспитания молодёжи.
Рецензент, читая учебник, порой был недоволен выпиравшим классовым подходом.
Так, авторы писали о жителях древнего Новгорода: «Каждый раз, расправляясь с боярами,
народ понимал, что расправляется со своими классовыми врагами». «Так-таки понимали,
что "классовыми"?» – язвительно вопрошал Волин[227]. Некоторые замечания Волина на
полях должны были указать историкам на их склонность к социологизаторству, нацелить
их на освещение фактов: «Конец – политграмота, обществоведение» или «Это всё
обществоведение»[228].
Сталин тоже читал учебник. Он не стал его исправлять, только в некоторых местах
сделал краткие пометки со значительной долей яда. Ему, например, показалось нелепым
то, как авторы постарались дать живое представление о предыстории Куликовской битвы:
«Тремя дорогами выступило к Оке московское войско. Стояли тёплые дни, грело солнце,
дул лёгкий попутный ветер». Сталин, понимая присочинённость всех этих
метеорологических деталей, язвительно приписал: «Ха-ха-ха»[229]. Ту же реакцию («ха-
ха») вызвало у него название части учебника, посвящённой Первому и Второму
ополчениям, собранным для освобождения Москвы от поляков. Называлась эта часть в
соответствии с традицией школы Покровского «Контрреволюция». «Что же, поляки и
шведы были революционерами?» - задал вопрос Сталин[230]. Как и в проспекте учебника
Ванага, в этом учебнике термин «революция» применялся к самым разным формам
социальной борьбы. С точки зрения Сталина это было не научно.
Итак, судя по первой непосредственной реакции партийно-государственных
рецензентов учебной литературы, созданной в 1934-1935 гг., историки не выполнили
должным образом заказа власти. В большей или меньшей степени они зависели от
идейного наследия советской науки 1920-х гг., воплощённого главным образом в трудах
Покровского. Новые веяния коснулись их в столь незначительной степени, что это не
могло удовлетворить представителей власти.