Домников С.Д. Мать-земля и Царь-город. Россия как традиционное общество

Подождите немного. Документ загружается.

социальные силы — дружина — призваны были не только взимать дань, но и противостоять

центробежным устремлениям „племенной" верхушки древнерусских городов — центров местной

(племенной) округи... Очевидно, что помимо политической — военно-административной

функции, погосты наделялись функцией сбыта дани на международных рынках... Здесь [также]

возможна дифференциация функций погостов и „племенных" городов как, по преимуществу,

центров международных связей и центров местной округи (естественно, речь может идти лишь о

преобладании той или иной функции, а не об абсолютном их противопоставлении)».

Качественное усовершенствование и упорядочение системы управления землями приходится на

период правления княгини Ольги. Подавив восстание древлян, Ольга, по сообщениям летописи,

дает древлянской земле «уроки и уставы», т. е. четко определяет размер дани и устанавливает

порядок ее взимания. Вслед за этим Ольга с дружиной отправляется на север, где заново опреде-

ляет и устанавливает систему отношений с территориями: «устави по Мьсте, повосты и дани, по

Лузе оброки и дани; и ловища ее суть по всей земли, знаменья, места и повосты, и сани ее стоят в

Плес-кове и до сего дне, и по Днепру перевесища и по Десне...».

Вместе с тем, реформы Ольги опираются на прежнюю организацию управления территориями,

которая дополнительно отлаживается и регулируется. Ее основанием остается система крепостей-

погостов, в которых по-прежнему сохраняются варяжские гарнизоны. Для их прокорма

определяются лесные «ловища» (места для охоты на зверя) и «перевесища» (места для охоты на

лесную птицу). Система «полюдья» (походы дружин по селам и деревням) дополняется

«повозом», т. е. поставкой дани в назначенные пункты. «Полюдье» и «повоз», в свою очередь,

определяются «уставами» и «уроками», т. е. устанавливаются четкие размеры дани и

определенные сроки ее доставки или изъятия.

Реформаторская деятельность Ольги способствовала гармонизации отношений власти и земли,

внесла в общество ощущение стабильности и порядка. В итоге именно на этой основе и развилось

процветание Киевской Руси эпохи князя Владимира и Ярослава. В правление последнего

потребность в системе крепостей-погостов уже исчезает. Власть обживается в городах, хотя и не

без конфликтов, о чем свидетельствует «Русская Правда» Ярослава.

Не удивительно, что новая религия изначально утверждалась в чуждых земле княжеских городах,

которые превращались в центры христианского культа, насаждаемого властным авторитетом. Это

были укрепленные центры светской и духовной власти, превращенные в острова христианства в

окружающем их море языческой

309

стихии. Вновь отстраиваемые князьями титульные города изначально создавались как города-

храмы и города-крепости, олицетворение новой властной идеологии, насаждаемой на земле

высшими силами. Княжеский род — род Русский в означенной телеологической перспективе —

представлялся небесным царственным семенем, оплодотворяющим спящую землю («мертвую

царевну») своими жизненными и плодородными силами. Космогонические образы божественных

небесных персонажей эпохи Начал, разбивающих скалы и проникающих в недра земли,

освобождающих заточенные в них воды и скот (символы плодородия и изобилия), в новую эпоху

трансформируются в образы властных персонажей, брачующихся с землей. Источник сакрума,

прежде воплощенного в небесных героях, отныне переносится на реальных властителей.

Небесная проекция власти закрепляется уже в образе князя-крестителя Владимира, прозываемого

Красно Солнышко, а последовательно утверждается в образах княжеских («солнечных») городов,

символов и орудий власти. Ярослав Владимирович в княжеской среде получает прозвание

Мудрый, то есть, наделяется одним из качеств Бога-Отца — Премудростью Божией.

В сельской местности функции богов плодородия постепенно переходят отчасти к христианским

святым и героям христианского календаря, а отчасти сохраняются за языческими персонажами. Не

удивительно, что центральный языческий культ Матери-земли со временем аккумулируется в

культе Богоматери с младенцем.

И, тем не менее, идеальный образ князя как супруга земли, жреца в Киевской Руси не сложился.

Даже в эпическом образе князя Владимира в том виде, в котором он был запечатлен в фольк-

лорной традиции, исследователи констатируют бледность и инертность, отличающие его от

других мифо-поэтических персонажей.

В частности, его образ явно уступает своей

выразительностью образам княжеских сподвижников, былинных богатырей. С чем же связана

такая невыразительность царственного персонажа?

С конкретными историческими обстоятельствами, вызванными противоречиями переходного

периода выхода земледельческой цивилизации за пределы первичной локальности в пространство

большого общества. Правление князя Владимира в удельный период ассоциировалось с

пространством политической власти Киева, которая не рассматривалась как общенародная власть

(всей земли), еще не превратилась во власть «всея Руси». Это объясняется не просто слабой

освоенностью пространства, обилием в нем территорий, не охваченных властью, или

неопределенностью границ властного держания. По всей видимости, эпической выразительности

образа Владимира препятствовала та самая безграничность

310

территории Руси, которая и не дала ассоциировать его со всем пространством политической

власти; т. е. все то, что определяется несоответствием локального мышления складывающимся

реалиям большого общества.

Этому же способствовала ярко выраженная историчность деятельности князя Владимира, ее, так

сказать, материальная вопло-щенность, выводящая его политическую практику за пределы цик-

лического постоянства и повторяемости, фиксируемых мифо-поэ-тической традицией. В

конкретном проявлении историчности его деятельности и надлокального характера

складывающейся власти потомки фиксировали стирание черт архетипического. Сознанию еще

предстояло ментально «освоить» новую властную традицию. Это освоение будет заключаться в

немыслимом прежде отнесении социальной власти к области надземного.

Если народ и земля являли собой горизонтальную проекцию бытия — пространство земного

существования, то княжеская власть с ее городской семантикой обозначали новую вертикальную

перспективу надземного (иноземного) порядка.

В идеале эта власть мыслила себя источником жизни, творцом исторического движения на

неподвижном, но плодоносном пространстве земли. Именно это подметил государственник С.

Соловьев, говоря о косности и неподвижности восточных славян в до-русский период, об их

пребывании в ту пору вне истории. Быт древних славян он описывал как своего рода «земляное»

существование. Княжеский род внес активность и энергию в разбросанное по земле славянское

население, стянул его в вихрь исторического («богатырского») движения: «Быт племен, живших

отдельными родами, подвергся коренному преобразованию вследствие появления князя, дружин и

городского народонаселения, неродившегося от сельского. <...> Вследствие геройского,

богатырского движения, далеких походов на Византию, явилась и распространилась новая вера,

христианство, явилась церковь, еще новая, особая часть народонаселения, духовенство: прежнему

родоначальнику старику нанесен был новый, сильный удар».

Княжеский род — род русский — представлялся носителям властной традиции небесным

семенем, оплодотворившим землю и проросшим исторической жизнью. Земля, пребывающая в

неподвижности, ожила с внесением русского элемента. Это тот огонь, золото, искра небесная,

которые, упав в землю, воспламенили славянское общество, выведя народ из состояния

неподвижности к исторической жизни. Спящая царевна проснулась, ожила. Эпитет «русская» в

фольклоре становится синонимом «живая». Род русских князей, утвердившись в славянских

землях, оплодотворил

311

народную почву, разбудил ее, вывел землю-народ из состояния исторического небытия.

В народной сказке мифологические представители мира мертвых (Змей, Кощей, баба-яга и др.)

угадывают присутствие живого человека по тому, что от него исходит «русский дух», то есть

жизнь, деятельная активность. Здесь используется принцип аналогии, согласно которому если

мертвое тело на земле распознается по запаху, то и на том свете живого узнают по запаху же

. Но

«дух» — это поздняя инверсия в языке сказки. Наиболее архаичный вариант, преобладающий,

например, в сказках Афанасьева, — «русская коска»: потусторонние силы при появлении на том

свете живого героя чувствуют запах «русской коски», т. е. живой плоти (кости). «Русская»

(родовая княжеская принадлежность) здесь становится уже синонимом «живой». В затхлый и

неподвижный языческий (мертвый) мир «русские» герои привносят жизнь и движение, нарушая

космический порядок. Они ведут себя как богоподобные, нарушающие границы миров, как

богатыри или герои мифа, воплощающие собой преизбыточность жизненными силами. С этими

героями связан выход общества из кругового циклического «земельного» существования в

историческое движение.

Род князей русских («иже зовомы Русь») — это тот кол, который взбил бесформенное тесто

славянского общества, и оно забродило.

Русь и Земля: брачующаяся власть

В то время как для власти было характерно определение себя в области надземного, сакрального, в

народной традиции складывалось иное отношение к власти. Крестьянский богатырь, побеждаю-

щий Калина-царя (Змея), а также былинные образы князей-змее-вичей (Вольх Всеславич)

свидетельствуют о распространенной некогда традиции помещения властных персонажей в

область подземного (хтонического) — чуждого Земле или даже враждебного ей. Достаточно

длительное время власть и народ смотрели друг на друга глазами врагов.

Однако постепенно ситуация меняется. Мотив змееборства отходит в прошлое, и отношения

власти и земли со временем начинают восприниматься как союзнические, переосмысливаются

через мифологему отношений мужа и жены. Брачная семантика — это распространенный в

древности способ определения отношений власти завоевателей и завоеванной территории.

Подобного рода союз детально исследовал на примере Северной Ганы известный этнолог

312

Мейер Фортес. Верховная власть завоевателей, по его утверждению, существует здесь в сочетании

со сложившейся (т. е. остающейся неизменной, традиционной) формой властной организации

автохтонного народа и, в определенном смысле, опирается на нее. Так, пришельцы ному,

захватившие власть над народом тале, приносят с собой институт вождей и высоко развитый

культ предков (ср. культ рода, привнесенный русскими князьями), между тем как в распоряжении

автохтонных тале имеются мощные ритуальные силы, связанные с культом земли и пещер (ср.

культ земли славянских племен). Ритуально отношения между властью и подвластным ей народом

здесь подтверждаются ежегодным праздником, представляющим собой брачную церемонию:

главные ее персонажи — вождь (небесный персонаж) и жрец (олицетворение земли) венчаются

соответственно как муж и жена.

Подобная идиллия доисторического состояния немыслима для раздираемого историческими

противоречиями славянского общества. К тому же, как мы уже говорили, достаточно сложно было

в русских условиях формирующегося большого общества представить себе правителя,

обладающего физиологической потенцией, способной оплодотворить необъятное пространство

русской земли. Даже князь Владимир, гипертрофированная сексуальность которого в летописной

версии очень напоминает мифо-поэтический образ бога-«осеменителя», для защиты земли

прибегает к помощи земных богатырей.

Брачная трактовка отношений власти и земли на Руси складывается медленно и постепенно. Она

никак не характерна для киевского периода, когда власть и земля остаются расторженными, город

противостоит деревне, а христианство — язычеству. Образцы мифологемы брака власти и земли

мы встречаем уже в послекиев-ский, удельный (возможно, в монгольский) период русской исто-

рии. В условиях локализации культурной традиции, сужения и более четкого определения

пространства власти определяется и мера соответствия самой власти пространству держания. На

волне общественной архаизации и пробуждения архетипического уже в московский период (как

отражение потребности общественного единения в процессе культурного синтеза христианства и

язычества) модель небесного брака власти и земли складывается окончательно.

Со временем, закрепившись в русской письменности, она в итоге воплощается в мифологеме

союза князя-язычника с праведной благочестивой женой, олицетворяющей землю. Этот сюжет мы

встречаем в нескольких вариантах местных легенд и преданий о князьях. К числу наиболее

известных из них относится псковское предание, возникшее в удельный период, о романтической

встрече буду-

313

щей княгини Ольги с князем Игорем. Элементы этого предания с подробностями вошли в текст

жития княгини Ольги, положив основание целой традиции русской агиографии.

Во время охоты в дремучих псковских лесах князь Игорь встречает на своем пути реку. В погоне

за зверем он пытается переправиться на другой берег и не может. В это время на реке показыва-

ется легкий челн, а в нем совсем юная девушка необыкновенной красоты. По просьбе князя она

соглашается перевезти его на другой берег. Во время переправы, любуясь красотой девушки,

князь пытается завести с ней вольные разговоры. «Она же поняла коварство этих непристойных

слов и пресекая эти непристойные речи, не как юная, но как умудренная зрелым умом („не

юношески, но старческим смыслом"), сказала, обличая его: „Зачем напрасно позоришь себя, о,

князь, склоняя меня на срам... Не обольщайся, видя меня, молодую девушку, совсем одну, и не

надейся — не возьмешь меня силой. Лучше подумай о себе... Пока ты юн, блюди себя, чтобы не

победило тебя неразумие, чтобы не пострадать тебе самому. Откажись от всякого беззакония и

неправды — если ты сам будешь побежден разными постыдными делами, то как сможешь другим

запрещать неправду и как сможешь праведно управлять державой своею..."»

Пораженный

мудростью и умом своей спутницы, князь понимает, что лучшей подруги в жизни ему не найти.

Особо отметим, что предание настаивает на природном славянском происхождении Ольги и даже

точно указывает место ее рождения — село Выбуты в 12 верстах от Пскова (тогда еще не суще-

ствовавшего) и приводит ее славянское имя — Прекраса.

Связь Прекрасы-Ольги с конкретным

местом на Псковщине не случайно, примечательно то, что родом она из села, с земли. Тот же

смысл в предании имеет пересечение образа девушки с лесом и водой (дева, плывущая по лесной

реке на лодке), указывающее на ее связь с нижним миром. Вещие способности девушки (мудрая

дева, наделенная «старческим смыслом», дева-вещунья, заговорившая самого князя и наставившая

его на путь нравственности) и медиальная роль перевозчика свидетельствуют о наделении ее

функциями проводника в иной мир.

Перед нами знакомый фольклорный персонаж хозяйки леса, повелительницы животного

(нижнего) мира. Ее происхождение «от земли» раскрывается также глубокими познаниями в

организации управления государством-землей. Рядом с князем Ольга становится проводником

связи княжеской власти с землей, к числу ее добродетелей относится упорядочение системы

взимания дани (введение «уроков и погостов»). Семантика образа опосредованно указывает на

причастность ее к жреческой корпорации волхвов,

314

связанных с культом земли. Возможно, не случайно, что после вступления в брак с князем

Прекраса получает имя Ольга (Вещая). Брак Ольги и Игоря становится олицетворением брака

Руси с землей.

К этому же легендарному ряду относится муромское предание о Петре и Февронии. Это предание,

вероятно, более позднего происхождения, литературная его версия принадлежит Ермолаю-Ераз-

му — известному книжнику XVI в., деятелю круга митрополита Макария. Однако его идейный

контекст восходит к той же архети-пической ситуации, что и легенда об Игоре и Ольге. И как в

случае с Ольгой, оно включается в состав жития святых Петра и Февронии. Приведем его краткое

содержание.

В городе Муроме, известном прочностью языческих традиций, где правил князь Павел, змей

повадился являться к его жене в княжеском обличий. Чтобы положить конец вражеским козням,

княгиня выведывает у змея тайну его смерти: узнает, что погибнуть ему суждено от руки Петра,

брата Павла, и Агрикова меча. Услышав о предзнаменовании, Петр приходит в церковь Воздви-

жения честного и животворящего креста Господня, где в алтаре находит волшебный меч. Вступив

в схватку со змеем, Петр убивает его, но от змеиной крови сам покрывается струпьями.

Путешествуя в поисках средства к исцелению, князь Петр оказывается в Рязанской земле, которая,

в отличие от Муромской, рано приняла христианство и была известна своей праведностью и мно-

гими чудесными целителями. Здесь князь и встречает девушку Фев-ронию, которая обещает

излечить его от недуга. В первой же сцене Феврония предстает в облике вещей девы, посланник

князя застает ее за ткацким станком, а возле нее скачет заяц, с княжеским слугой она говорит

загадками и поражает его своей мудростью. Феврония сообщает, что ее отец и брат — древолазы,

собиратели меда.

В отличие от псковского предания, где мы встречаем лишь намек на жреческое происхождение

Ольги, муромское предание не оставляет сомнения в том, что Феврония — не рядовая крестьянка,

она из знатного рода, видимо рода волхвов. Имя Феврония (греч. «вечность», «вещее видение»),

как и в случае с Ольгой, свидетельствует о ее волховской натуре. Среди даров Февронии —

способность оживлять обрубки деревьев, оставшиеся от костровища. Хлебные крошки

превращаются в ее руках в благоухающий ладан и фимиам («ливан добровонный и фимиян»).

Феврония обещает излечить князя, если тот пообещает жениться на ней. Петр дает обещание, но

после излечения забывает о данном ей слове. По прошествии времени болезнь возобновляется.

Петр вспоминает о данном обещании, женится на Февронии и излечивается окончательно.

315

Вскоре Павел умирает, и Петр с Февронией вступают на муромский княжеский престол. Но бояре,

невзлюбившие Февронию за ее низкое происхождение, изгоняют ее из города. Вместе с женой

город покидает и Петр. Они отправляются на судах вниз по Оке, веруя, что Бог не оставит их. Тем

временем в Муроме между боярами вспыхивает междоусобная брань, и горожане обращаются к

изгнанной княжеской чете с мольбой вернуться.

Супруги возвращаются в город, и в Муроме воцаряется порядок и спокойствие. Они живут

счастливо и умирают в один день, приняв накануне монашеский сан. И хотя их хоронят по право-

славному обычаю — мужчину отдельно от женщины, их тела наутро оказываются вместе в одном

гробе в соборном храме Пречистой Богородицы. Следуя чудесному промыслу, горожане оставля-

ют мощи праведников вместе.

Связь предания о Петре и Февронии с языческой мифологической поэтикой обнаруживает

синтетическую установку эпохи удельной Руси, унаследованную Московским царством, на синтез

язычества и христианства. Старорусская книжность вступает здесь в союз с народными

фольклорными жанрами. Миф, эпос, сказка, литературная повесть и агиография (житийный жанр)

соединяются в единое литературное произведение. Параллельность кодов, заложенных в

семантике образов повести и жития, раскрывает богатую палитру художественных средств, умело

используемых Ер-молаем-Еразмом. Символический подтекст его Повести широк и многослоен. «В

мифе змееборчество имеет тайный символический смысл, в сказке же змееборчество есть

змееборчество. В свадебном контексте заяц, скачущий возле Февронии, служил бы обозначением

брачной ситуации, символом брака. В сказке присутствие зайца мотивировано только контекстом

и нормами жанра и означает, по-видимому, что Феврония, будучи наделена волшебными

способностями, умеет управлять животными. Дар мирного сосуществования с животным,

пугливым или хищным, присущ и святым, так что сцена с зайцем может интерпретироваться и в

житийном ключе как указание на святость Февронии. Расцветание срезанных деревьев может

означать соответственно: в легенде — указание на будущее процветание рода, в сказке —

сказочное чудо, знак сказочных способностей или сказочного счастья; в житии — это знак

харизмы».

Петр-камень, первый из апостолов Христа, чей образ воплощает в себе идею начала, — основатель

римской епископии — священства, т. е. первый римский папа, духовный владыка мира. Он же —

хранитель ключей от рая, открывающий доступ в высший мир. Вместе со святой Февронией они

образуют идеальную пару,

316

представляют образ идеального царственного союза Власти и Земли, города (камня) и деревни,

царства и священства.

Вполне закономерно, что Москва, повторяющая в своем становлении как центра Русской земли

судьбу Киева, вбирает в свою идеологию местные предания. Отсюда — актуальность темы брачу-

ющегося города: брак города с землей, Власти с Народом.

***

В рамках удельного периода русской истории складываются те цивилизационные предпосылки,

которые в дальнейшем найдут воплощение в типе московской государственности. Киевский и

удельный периоды в некотором смысле отразили образ блуждающей власти на блуждающем

пространстве земли. Результатом непрочности отношений власти и земли явилось дробление

власти (на династические ветви) и земли (на уделы) и их последующее покорение Золотой Ордой

и Великой Литвой.

С Московским периодом будет связано прочное закрепление власти на земле с единым центром —

Москвой. Московские правители в народном сознании станут не насельниками, а собирателями и

устроителями земли. Вызревшая в народе идея единства Руси получит воплощение в

объединительной политике Москвы. Курс Москвы на централизацию будет опираться на

народные низы и господствующие в общественном сознании архетипические образы и

мифологемы.

ГЛАВА 7

ИЗ КОСМОСА В ИСТОРИЮ: Московское царство

И справедливо величают Тебя по подвигам благим И всю Россию называют Великим именем твоим.

К. Аксаков

А что с тоя страны восточный восходит луч сонца краснаго, осветил всю землю свстлорусскую, то будет на Руси град

Иерусалим начальный; и в этом граде будет соборная и апостольская церковь Софии Премудрости Божий.

Повесть града Иерусалима (сборник пророчеств)

Приидет время царя Михаила в граде Риме и Иерусалими Ца-реграда царствовати будет и во всей вселенной...

Повелением Бо-жием послан будет царь Михаил во Иерусалим царствовати и Римом обладати <...> и вси царства

приимет...

Слово об антихристе (компиляция пророчеств)

...Московский человек, каким его выковала тяжелая историческая судьба. Два или три века мяли суровые руки

славянское тело, били, ломали, обламывали непокорную стихию и выковали форму необычайно стойкую <...> все

духовенство и купечество, все хозяйственное крестьянство. <...> Его мы узнаем, наконец, и в большой русской

литературе. <...> Всего лучше отражает его почвенная литература — Аксаков, Лесков, Мельников, Мамин-Сибиряк. И,

конечно, Толстой, который сам целиком не укладывается в московский тип, но все же из него вырастает, его любит и

подчас идеализирует <...> Николаевский служака <...> представляет последний слой московской формации. Мы

встречаем ею и на верхах культуры: Посошков, Болотов (мемуарист), семья Аксаковых, Забелин, Ключевский,

Менделеев, Суриков и Мусоргский... все это настоящие москвичи. Здесь источник русской творческой силы, которая,

однако же, как и все слишком национальное («истинно русское»), не лишена узости. Узость Толстого и Мусоргского

может принимать даже трагические формы.

ГЛ. Федотов. Письма о русской культуре

318

Успех централизаторской политики Москвы середины XIV-XV в. в немалой степени опирался на

ресурсы культурного развития регионов в домонгольский и монгольский периоды. Эта эпоха

вплоть до XVI в. была временем оформления великорусской традиции в оптимальном для

конкретных условий развития цивилизационном режиме с абсолютным преобладанием типа

крестьянской социальности.

Возвышение Москвы

Сравнительно позднее заселение территории Северо-Восточной Руси наложило определенный

отпечаток на формирующийся здесь тип социальных отношений. Приток населения в междуречье

Волги и Оки начался еще в домонгольский период. Издавна сюда стекалось языческое население,

спасаясь от христианизации. В дальнейшем крестьяне бежали в леса на северо-восточной окраине

Руси, скрываясь от усобиц князей и набегов кочевников, от притеснений феодальной знати и тягот

имущественного и классового неравенства.

На северо-востоке Руси народ находил первобытную простоту социальных отношений и прочную

власть князей Мономахова дома. Скудные почвы и более суровый климат компенсировались здесь

обилием лесной дичи и богатством рыбных мест. В местных князьях простой люд ценил крепкую

власть, способную обеспечить порядок и поддерживавшую население разными льготами. В лице

князя виделся близкий и понятный народному сознанию образ отца-защитника и господина-

вотчинника, царя от земли. В тесном общении с народом владимиро-суздальские князья первыми

подошли к осознанию идеи единства Руси (Андрей Боголюбский), навеянной народно-

христианским идеалом царства и византийским принципом Супрематии, облекаемыми в лозунги

служения Земле и Государю.

Обосновываясь на неосвоенной территории, заселенной немногочисленным угро-финским и

славянским языческим населением, новые поселенцы должны были проявлять максимум

терпимости и приспособляемости. А неблагоприятные природно-климатические условия и

тяжесть в освоении лесных пространств приучили население к ограниченным материальным

запросам. В условиях сурового климата и низкого плодородия почв, которые еще предстояло

отвоевать у леса, изначально преобладающим становился деревенский тип поселения,

обеспечивающий дух взаимопомощи и коллективизма.

319

Таким образом, Владимиро-Суздальское княжество уже в домонгольский период становится

ядром земледельческой колонизации и вырабатывает особый аграрный социально-культурный ук-

лад и особый механизм властвования. С началом монгольского нашествия в этих краях образуется

новый приток населения, умело использованный княжеской властью для наращивания своего

военно-политического и экономического потенциала. Неслучайно именно этот центр Северо-

Восточной Руси с устойчивыми аграрными традициями, связанными с языческим культом земли,

становится политическим центром возрождающегося государства. Именно здесь оказались

исторически прочны традиции сильной власти, основанной на идеале патриархального

властвования. Именно Северо-Восточная Русь, первая выдвинувшая еще в XII в. идею еди-

нодержавия, в монгольский период становится центром новой русской государственности.

Стремительное возвышение Москвы удивляло современников и потомков. Уже при первом

московском князе Данииле, сыне Александра Невского, Москва из маленького городка на окраине

Владимирского княжества превращается в столицу самостоятельного удельного княжения. После

завоевания Коломны при Данииле и Можайска при его сыне Юрии Москва владеет территориями

по всему течению реки Москвы. Иван Калита начал свою биографию с участия в походе его

старшего брата Юрия против Можайска. А через 20 лет после смерти Юрия он знаменует начало

своего княжения подавлением восстания в Твери, за что получает от хана великокняжеский титул.

К этому титулу Иван выторговал право самостоятельного сбора дани Орде с русских земель.

С «ордынской монополией» Москва получала полный контроль над финансовыми средствами

отдельных земель, который она умело использовала для обогащения собственной казны, укрепле-

ния политического влияния и проведения жесткой централизаторской политики. Для утверждения

своей власти Москва демонстрирует решимость действовать самыми жесткими средствами. Трех-

летнюю недоимку Ростова московский князь буквально выколачивает из города. Поход 1328 г.

против Ростова обернулся практически полным его разорением. Боярин Аверкий, «градской

епарх», был в наставление всем принародно пытаем. Наказав город-неплательщик, Иван Калита

предоставил льготы тем из ростовчан, кто готов был переехать в слабо освоенные московские

земли. Преимущественно выходцами из Ростова в правление Ивана Калиты была заселена

отдаленная волость Радонеж в северо-восточной части московской земли, среди переселенцев-

ростовчан был и отец будущего святителя Сергия Радонежского.

320

Преподнеся урок остальным княжествам, Калита упорядочивает систему сбора дани, обеспечив

регулярное ее поступление в Орду. Он лично ездит в Орду с дорогими подарками хану,

поддерживает дружелюбные отношения с членами ханской семьи. Тем самым устраняются все

поводы для недовольства Русью и для вторжений монголов в русские земли. Практически на

четыре десятилетия страна получила возможность жить спокойно.

Избавив Русь от внешней угрозы, московский князь приступает к наведению порядка внутри

страны. Он объявляет настоящую войну преступности. Особое внимание уделяется борьбе с

разбоями, насилием и грабежами, другими тяжелыми преступлениями. Войска начинают охоту за

разбойничьими шайками, промышляющими на дорогах, а в городах основной упор делается на

борьбе с уголовными преступлениями и упорядочении всей системы правоотношений. Особыми

грамотами князь изымает суд по тяжким преступлениям из ведения местных земельных

собственников (феодальный суд), передавая его аппарату московских наместников. При Калите

ведется активная законотворческая деятельность, которую сопровождает работа по собиранию и

обработке памятников византийского и русского права.

Различными льготами поощряется купеческий промысел, совершенствуется таможенная система.

С наведением порядка на основных транспортных артериях торговля и промышленность начи-

нают расцветать. Разворачивая практику массовых переселений в московские земли, Иван Калита

сразу ставит переселенцев в особый правовой режим, льготный в налоговом и хозяйственном

отношениях и жесткий с точки зрения социальной ответственности и дисциплины.

Господствующим режимом становится низовая крестьянская общинная традиция, поставленная

под контроль московской администрации. Во всех сферах жизни насаждается идея от-

ветственности и порядка. Жестокими средствами пресекаются попытки княжеских усобиц.

Учинив ряд показательных расправ, продемонстрировав силу и решительность, власть проявляет в

других случаях милосердие и гибкость. Иван Калита не отказывается от политики расширения

территории Московской земли, однако на смену военным захватам приходят экономические

средства. Калита начинает скупать у вотчинников в разных уделах страны деревни, села и целые

волости. Земельными приобретениями Москва обозначала сферу своих интересов, которой

оказалась вся Русь. Среди наиболее крупных приобретений Ивана Калиты были города с округами

Белозерск, Галич и Углич. За крупную денежную сумму хан передает под контроль Москвы

половину Ростовского княжества. Каждая новая ду-

321

ховная грамота (завещание с перечислением наследственных владений) Калиты содержит перечни

новых и новых приобретений.

Помимо покупки земель в разных уделах для усиления своего политического влияния Москва

опирается на старое надежное средство — династические браки членов московского княжеского

дома с представителями местных княжеских фамилий: тем самым обеспечивалась

преемственность власти в уделах под контролем Москвы.

С ростом авторитета московской власти ширились добровольные дарения и завещания

вотчинниками своих земель Москве. Таким образом, Москве перешел Переяславль после смерти

переяславского князя. Общеизвестный факт — обращение новгородского веча к ордынскому хану

с просьбой не передавать Новгород Тверскому князю, оставить город за Москвой, сохранив

московского наместника.

При наследниках Калиты земельные приобретения совершаются, как правило, посредством

«прикупов» и частных полюбовных сделок. Разными способами под власть Москвы переходят

Боровск, Верея, Волоколамск, Серпухов, Кашира, а в число московских вотчин переходят новые

десятки и сотни сел и деревень. Ширится добровольный переход земель под власть Москвы.

Добровольность гарантировала местным князьям сохранение своего положения в уделе при

подчинении верховной власти. Передавая московскому княжеству свои удельные владения и

переходя на службу Москве, эти князья затем получали свои вотчины «обратно в виде служебного

пожалования»

Дмитрий Донской захватывает Стародуб, Галич, Дмитров, Калугу, Мещеру. Течение реки

Клязьмы полностью оказывается под контролем Москвы. В тяжбе со Смоленском она

присоединяет к своим владениям Медынь. При наследниках Донского Москва продолжает

наращивать свои земельные владения. Под власть Московского великого князя переходят Муром,

Таруса, Ржев, Углич, все Нижегородское княжество. Влияние Москвы распространяется на

Козельск, Лихвин, Алексин. Все течение Оки, верховья и среднее течение Волги отныне

принадлежат Москве.

В середине XV в. пока еще сохраняющие самостоятельность Рязанское, Тверское и Ярославское

княжества оказываются со всех сторон охвачены московскими владениями. Василий I Темный на-

чинает принимать на службу татар, раздавая им земли. Около 1452 г. татарский князь Касим

получает от Василия земли в нижнем течении Оки с г. Мещерском, тогда же переименованным в

Касимов.

Первенство Москвы к этому времени уже не вызывает сомнения, чаяния всего населения Руси

отныне связаны с надеждами на силу Москвы в борьбе против Орды. Сознание высокой историче-

322

ской миссии присуще уже первым московским князьям. Они открыто заявляют о своем

первенстве. Иван Калита первым среди великих князей присваивает себе титул великого князя

«всея Руси», позаимствовав его из титула главы русской церкви. Наследники Калиты выступают

носителями идеи единения.

Эту идею выразил при вступлении на великокняжеский престол уже сын Калиты Семен Гордый

(1341-1353): «...Доколе великий князи сильнии бываху, а другия князи слушаху и за един хож-

даху, тогда Руская земля множися в людех и богатстве, и не смея-ше на мя дерзнути, но всии

покоряхуся и дани даяху, яко Ярослав, Владимир Мономах и Мстислав. А коли поделилися и друг

друга начаху воевати, а князь великий их не слушаху, тогда наидоша татары, князя убиша, грады

разориша, всею Русскою землею обла-даше и дань тяшку возложиша. И ныне князей убивают,

люди, всегда пленясче, ведут и в бусурманство обращают, и вся наша имения тасчат. А мы толико

силы можем имети, что землю Русскую оборонити и толико нами ругатися не дати нечестивым,

коли токмо меня послушаете. <...> А буде кому в князях будет о вотчине или о чем ином котора

распря, ино не воеватися, а судитися перед князи. А начнет кто войну и позовет татаря или тамо

суда поисчет, и на того всем нам быти заедин».

Интересы Москвы в этом заявлении уже отождествляются с общенациональными, прекращение

усобиц и объединение всего народа вокруг центральной власти Москвы провозглашается пат-

риотическим делом. За территориальным ростом Московского княжества и укреплением

центральной (великокняжеской) власти кроется сверхзадача — объединение земель в единое

государство и борьба за национальную независимость.

При Иване III (1462-1505) не остается земель, не подвластных Москве. В 1463 г. покорено

Ярославское княжество, в 1474 г. ростовские князья передали Москве оставшуюся половину

Ростовской земли. В 1478 г. Иван III «выстоял» осадою Новгород Великий, а в 1485 г. пал второй

после Новгорода оплот сепаратизма Тверь: тверской князь Михаил Борисович бежал в Литву, а

тверские бояре лично прибыли в Москву, просясь «в службу». В 1489 г. была покорена Вятская

земля.

В 90-е гг. один за другим начинают переходить в подданство Москве со своими землями,

принадлежавшими Литве, князья Бе-левские, Воротынские, Вяземские, Мещерские, Одоевские.

Вскоре Черниговские и Новгород-Северские земли добровольно признают над собой власть

московского князя. Попытка Литвы отстоять свои земли в двух войнах с Москвой (1492-1494 и

1500-1503 гг.) завершилась полным поражением литовцев. Текст договора о переми-

323

рии 1503 г. содержит перечень городов, которые Литва уступала Москве: Чернигов, Новгород-

Северский, Стародуб, Путивль, Рыльск, Гомель, Любеч, Брянск, Мценск, Дорогобуж, Белая,

Торопец и другие — всего 19 городов и 70 волостей.

При Василии II (1505-1533) Москва окончательно присоединит окраинные русские земли Псков

(1510), Смоленск (1514), Рязань (1517).

Святой город

Задолго до того, как Москва оказалась в центре государственных чаяний широких масс населения,

сами московские князья были преисполнены мистической веры в собственную великую миссию.

На фоне апокалиптических настроений средневековое сознание было проникнуто верой в

различные таинственные предзнаменования и соответствия. История Москвы с первых ее страниц

оказалась наполнена мистическими совпадениями.

Падение Твери и реальное вступление Ивана Калиты в великое княжение совершилось в 1327-28

гг., т. е. ровно 70 лет спустя после первой татарской переписи 1257-58 гг., которая и считалась

подлинным началом «ордынского плена». Но именно 70 лет, согласно библейской версии, длился

«вавилонский плен» иудеев: «Ибо так говорит Господь: когда исполнится вам в Вавилоне

семьдесят лет, тогда Я посещу вас и исполню доброе слово Мое о вас» (Иер. 29:10). Освобождение

евреев сопровождалось утверждением у власти сына Давида, основателя еврейского государства,

давшего Израилю новую столицу Израиль. «Вот наступают дни... и восставлю Давиду Отрасль

праведную, и воцарится царь, и будет поступать мудро, и будет производить суд и правду на

земле» (Иер. 23:5). Давид — основатель династии, подготовивший все необходимое для

строительства Храма в Иерусалиме, его сын — мудрый Соломон, выстроивший Храм, царь —

судья и законодатель.

Так же и Даниил — основатель московской династии, превративший Москву в столичный город, и

его сын Иван, сделавший Москву столицей «всея Руси». Подобно Соломону, Иван выстроил в

своем граде Храм и окружил его новыми крепостными стенами. Он так же предстал перед

потомками в образе праведного судьи и законотворца. Как и Соломон, который отличался

милосердием, Иван был известен своим «нищелюбием», заботой о сирых и убогих. «Нищелюбие»

Ивана и закрепило за ним прозвание «Калита» — денежный мешок, с которым он обычно

проходил по улицам Москвы, раздавая милостыню.

324

Подобно тому как сын Владимира Ярослав присвоил себе звание Мудрого, так и Иван Калита

стремился во всем уподобиться мудрому царю Соломону. В его облике государственного деятеля

он видел образец для себя и собственные черты человека и государя: «И поклонятся ему

(Соломону. — С.Д.) все цари; все народы будут служить ему. Ибо он избавит нищего, вопиющего,

и угнетенного, у которого нет помощника. Будет милосерд к нищему и убогому, и души убогих

спасет. От коварства и насилия избавит души их, и драгоценна будет кровь их перед очами его»

(Пс. 71:11-14). И наступит благоденствие, и люди «будут молиться о нем непрестанно, всякий

день благословлять его, будет обилие хлеба на земле, наверху гор; плоды его будут волноваться,

как лес на Ливане, и в городах размножатся люди, как трава на земле, будет имя его вовек; доколе

пребывает солнце, будет передаваться имя его» (Пс. 71:15-17).

С вокняжением Ивана, по словам летописца, наступает на Руси «тишина велика»: «И бысть оттоле

тишина велика на 40 лет и пе-ресташа погании воевати Русскую землю и заклати христиан, и

отдохнуша и починуша, христиане от великиа истомы многыа тягости, от насилиа татарского, и

бысть оттоле тишина велика по всей земли».

Цифра 40 имеет сакральное значение в христианстве. Это и 40 дней искушения Спасителя в

пустыне, и «сороковница» Рождественского поста, и «четыредесятница» Великого поста. С циф-

рой 40 связана идея выдержанности, терпения и средоточения, собирания сил и богоугодного

промысла. Собирание земли и централизация власти Москвой соответствовала идее праведности и

«коп-ления силы».

Немалую роль в оценке божественного промысла и особой роли в нем Москвы сыграл образ св.

воина Михаила Архангела — покровителя великокняжеской семьи. В многочисленных апокалип-

тических текстах и пророчествах, получивших широкое распространение в монгольский период, в

том числе в популярном на Руси «Откровении» Мефодия Патарского, фигуре Михаила Архангела

уделяется основная роль. Именно ему божественным промыслом уготована роль победителя

нечестивых народов «агарян», вышедших из заточения перед концом света.

Например, в «Откровении» Мефодия Патарского в русле пророчества св. Даниила излагается

особая версия древнего предания о нечестивых народах, которые Александр Македонский,

основатель греческого (последнего) царства, «затворил» «в полунощные страны в горы высокие».

Только перед концом света этим народам суждено выйти на свободу и покорить весь мир. Но Бог

напустит

325

на них Михаила Архангела, который во главе своего воинства сокрушит их и уничтожит. И тогда

родится антихрист, противостоять которому будет не в силах ни один народ: всемирная история

подойдет к своему окончательному завершению, а человечество — к концу света. Тогда небо

опустится на землю, и Бог лично одолеет Антихриста, уничтожив его царство на земле.

Еще одна версия конца света была описана в Житии византийского святого Андрея Юродивого.

Конец света здесь представлен мотивом опрокидывания мира. В Житии Андрея Юродивого по-

следним царем, с именем которого будет связано благоденствие и тишина на земле, назван Иоанн,

получивший от автора жития эпитет «царя нищих» (или «от нищеты»). В образе мифического царя

Иоанна современники и потомки угадывали черты московского князя Ивана Калиты. Иван Калита

выкупает русских пленников из Золотой Орды, заселяет ими московские слободы, предоставляет

льготы, собирает бродяг и нищих, он собиратель земли и царь нищих. С его именем летописец

связывает установившиеся на Русской земле «тишину и порядок», которые по всем апокалиптиче-

ским текстам должны были стать предвестием конца света.

Покровителем града Иоанна в Житии названа Богородица. И Калита делает культ Богородицы

основным в Москве. Культ земли, связанный с образом Богоматери, и культ Михаила Архангела,

(вместившего черты языческого героя, христианского святого Георгия змееборца, св. воина

Дмитрия Солунского и других святых воинов-подвижников) — покровителя великокняжеской

фамилии, защитника Земли, стали идеологическими основаниями политического курса Москвы на

государственную централизацию. Через мистические образы и совпадения Москва осознавала

себя новым центром Руси.

Утверждение в качестве новой столицы требовало придания облику Москвы особого блеска и

величия. Владимир-на-Клязьме к этому времени утратил свои позиции как столичный город, хотя

в титулатуре великого князя в начале правления Калиты еще сохранялась приставка

Владимирский. Многократно разоренный татарами, Владимир в начале века обезлюдел. Несмотря

на свою величественность он неуклонно превращался в город-призрак, город прошлого. Даже

глава русской церкви митрополит Максим, в 1299 г. окончательно переехавший из Киева, не

остался во Владимире. В поисках места для своего окончательного обоснования русские

митрополиты долгое время переезжали из одного города в другой.

Митрополит Петр первоначально предпочитал жить в Перея-славле, маленьком уютном городке,

бывшей вотчине влиятельного

326

князя Дмитрия, старшего брата Даниила Александровича. Это был небольшой благоустроенный

город на берегу тихого озера с легкими, устремленными ввысь церковками, отражающимися в

ровной глади вод Переяславского озера. Однако процветавший недавно княжий город переживал

не лучшие времена. Подобно другим русским городам, Переяславль, подвергшийся татарскому

разорению, постепенно запустевал. И вскоре из всех городов митрополит Петр начинает отдавать

предпочтение Москве. Здесь на кремлевском митрополичьем подворье (западной оконечности

Боровицкого холма) он обосновывается окончательно в 1322 г.

Митрополит Петр благословил и укрепил желание Ивана Калиты возвести в Москве каменный

епископский собор в честь Успения Божией Матери. До сих пор в Москве не существовало собо-

ра, построенного из камня, но для столицы, перенимающей славу Киева и Владимира, каменный

храм должен был символизировать начало великого будущего, нового этапа в истории Руси,

возрождения Русского государства.

По преданию, первой деревянной церковью в Москве была церковь Иоанна Предтечи, которая

возвышалась среди сосен Боровицкого холма на месте древнего языческого капища. Сюда, в цер-

ковь своего святого покровителя, заходил для молитвы сам великий князь Иван. Именно в этой

точке Кремля был устроен митрополичий двор. Петр не мог не оценить этого стремления

московского князя превратить исторический центр города в исходный центр общерусской

святости.

Второй по древности в Москве была церковь Михаила Архангела. Помимо церквей Иоанна

Предтечи и св. Михаила Архангела во времена Калиты Кремль украшали две деревянные церкви,

расположенные вблизи великокняжеских палат: св. Дмитрия Солун-ского, построенная старшим

братом Ивана Калиты Юрием Даниловичем, и Благовещения.

Здесь, на Соборной площади, и начинается строительство величественного Успенского собора. Он

возводится в непосредственной близости от церкви св. Дмитрия, которая позже была превращена

в придел Успенского собора. Храм Успения Божией Матери был заложен 4 августа 1326 г. — в

день памяти «семи отроков эфес-ских», христиан из Эфеса, замурованных в пещере по приказу

императора-язычника Декия. Согласно преданию, когда спустя три столетия при царе-

христианине Феодосии пещеру открыли, отроки ожили, «иже спали 300 и 60 лет».

Композиция «Семь спящих отроков» содержится в росписи первого Успенского собора и

включена позже в роспись Благовещенского собора. Наряду со схожим сюжетами «три отрока в

пещи

327

огненной» и «Даниил во рву львином», а также «смерть Иоанна Крестителя» (все с отрубленными

головами, символами солнца) иоспроизводится тема захоронения в пещере святых («солнц»).

Святые, т. е. вечно живые — подземные солнца, передающие святость земле и произрастающие

райскими ростками, сулящими земле процветание, а обществу — благоденствие и социальный