Чубаров И.М. (ред., сост.) Антология феноменологической философии в России

Подождите немного. Документ загружается.

КН.

СЕРГЕЙ

НИКОЛАЕВИЧ

ТРУБЕЦКОЙ

Каждое заметное, различимое представление, каждое воплотившееся чув-

ство или страсть, каждая мысль, принявшая образ,

живут

в нашем созна-

нии;

это не пассивный материал мышления, но живые элементы, с которы-

ми

не

всегда

легко совладать. В борьбе с отвлекающими нас мыслями, или с

рассеянностью, дробящею внимание

между

беспорядочным множеством

представлений, мы легко убеждаемся в том, что самое мышление, есть

воле-

вой процесс.

И наблюдая за беспорядочными группами, за своевольными

образами нашей фантазии, мы видим, что у них есть как бы свои влечения,

свои стремления и цели, часто противные тем, которые мы себе ставим.

Наряду со светлою полосою представлений, на которых сосредотачиваются

лучи

нашего сознания, мы можем, при внезапном повороте нашего внима-

ния,

различить множество

тусклых

сонных

рядов представлений, пересекаю-

щих

друг

друга.

В состоянии, близком к усыплению, когда

лучи

сознания

начинают рассеиваться, они освещают мерцающим блеском эти параллель-

ные ряды. И мы легко можем убедиться, что не только во сне, но и наяву

нам

грезится множество снов, которых мы не видим. Из этих снов, более

или

менее легких или

глубоких,

образующих почву нашего

сознания,

родит-

ся

множество образов, мыслей,

чувств,

воспоминаний и предчувствии, кото-

рые иногда неведомо

откуда

прорываются в

светлую,

сознательную полосу.

Таким

образом внутренний, психологический анализ сознания рас-

крывает в нем ту же скрытую многоединичность, о которой

свидетельствует

психофизиология. Воображение, обуславливающее собою все представле-

ния

нашего

сознания,

подобно памяти, не есть от начала личная произволь-

ная

деятельность человека: мы овладеваем им лишь в несовершенной степе-

ни

и после долгой, упорной, внутренней работы. При помощи самого тща-

тельного анализа нам невозможно разграничить и в этой области личное

свое — от того, что унаследовано нами, и, главное, от того, что

прямо

или

косвенно

внушается

нам непрестанно окружающими нас разумными

сущест-

вами. Ибо представления сообщаются, передаются от одного ума к

друго-

му,

живут

в обществе умов, точно также как они

живут

в отдельных инди-

видах;

и они развиваются, обобщаются в своей социальной жизни. Нам

пришлось бы писать целое исследование, если бы мы

хотели

говорить о

коллективном воображении. Один

язык

мог бы составить крупный

отдел

социальной психологии. Чтобы не приводить лишних примеров, укажем на

историю богов в различных религиях, на историю их

художественных

ти-

пов,

— вообще на историю искусства и литературы, где каждое истинно ху-

дожественное произведение есть

общечеловеческий

образ

и имеет

свою

об-

щественную историю, обнимающую иногда несколько поколений. Всякое

великое событие в жизни какого-либо народа превращается в

социальное

представление,

которое продолжает жить и развиваться в нем; всякая вел-

икая

личность, иногда еще при жизни, канонизируется в бессмертном

образе

народного героя. И в такой канонизации, в своем социальном представле-

нии,

великие личности и великие события истинно переживаются и усвоя-

ются всем народом, становятся его историей, пребывающими элементами

или

факторами

общего

сознания. История народа превращается таким об-

ПРЕДФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКЛЯ

ТРАДИЦИЯ

разом,

в его откровение, иногда в его библию: и такое откровение народа

нередко значительнее,

историчнее

самой действительности тех случайных,

давно минувших событий, которые послужили ему остовом. Ибо вся исто-

рия

не есть простая совокупность событий, случившихся с каким-либо на-

родом, но то, что действительно пережито

им.

5. Вся — так называемая — психология, от простого самонаблюде-

ния

до психофизических экспериментов,

убеждает

нас в отличии личности

от

сознания.

Отождествляя их, мы приходим к отрицанию личности. Лич-

ное

самосознание пробуждается в нас лишь много времени спустя после на-

шего рождения.

«Личность»

исчезает, забывается во сне, в обмороке, ката-

лепсии,

при различных поражениях головного мозга, когда остается еще не-

которая

степень сознательности.

явлениях — так называемого — раздвое-

ния

личности, в явлениях

«душевной

диссоциации», мы видим в одном и

том же

теле

— как бы — несколько индивидуальных личностей, несколько

разобщенных памятей, сосуществующих

друг

другом.

В нормальной жиз-

ни,

наблюдая наши сновидения

деятельность нашей

фантазии,

игры детей,

вникая

в творчество поэта, в сценическое искусство актера, мы убеждаемся

непроизвольном творческом драматизме нашей душевной деятельности,

которая

не ограничивается созиданием образов, но оживляет,

олицетворяет

их, иногда подчиняя им все наше существо. Мы встречаем здесь фиктив-

ную, призрачную, но вместе с тем интенсивную

жизнь,

—

фиктивные,

но не-

редко крайне сильные наслаждения и страдания. В каждом из нас таится

как

будто

несколько различных потенциальных личностей, которые только

ждут

случая, чтобы проявиться; или, точнее, каждый индивидуальный об-

раз или

чувство

может стать на место личности

. Ибо когда центральная

воля

вытеснена из поля

сознания,

когда задерживающие деятельности, нор-

мирующие воображение, вполне или отчасти парализованы, — отдельный

образ,

отдельная

роль

или потенциальная личность может заступить место

усыпленной нормальной

личности.

Такая роль может быть внушена челове-

ку посторонним умом и волей или развиться самопроизвольно под давлени-

ем неуловимых воспоминаний и впечатлений. Ибо всякий образ или воспо-

минание

возбуждает

нашу воспроизводительную, мимическую деятель-

ность.

Представленное себе, воображение стремится воспроизвести данный

образ со всею возможною яркостью; и когда в загипнотизированном

субъ-

екте все

лучи

сознания сосредотачиваются на — какой-либо одной — идее

(так

называемый «моноидеизм»), — она способна получить необычайно яр-

кое

драматическое развитие. Актер, забывший себя в своей роли, подчиня-

ется ей всецело и выполняет автоматически, безошибочно ряд действий, по-

требных для ее полного осуществления.

Указанные явления естественно перетолковываются теми психоло-

гами, которые отождествляют личность с ее сознанием или рассматривают

сознание

как субъективное, личное отправление человека. В этом смысле

«гипнотические явления», точно также впрочем, как и правильные наблю-

дения

нормальной психической деятельности, грозят нанести отвлеченному

спиритуализму более чувствительный

удар,

чем самому материализму. В

КН.

СЕРГЕЙ

НИКОЛАЕВИЧ

ТРУБЕЦКОЙ

этих явлениях многие исследователи видят экспериментальное доказатель-

ство против реального существования личности. Раздвоение сознания, ам-

незия,

параллельное существование нескольких памятей, нескольких лич-

ностей

— все эти явления, стоящие в зависимости от известных физиологи-

ческих

изменений,

доказывают, по мнению некоторых психологов, что лич-

ность,

как источник и условие

сознания,

не

существует

вовсе, что она есть

простое явление сознания, не обладающее никакой трансцендентальной

действительностью: человеческая личность не есть что-либо индивидуаль-

ное,

потому что сознание не индивидуально.

Телепатические * явления имели странную участь. С тех пор как че-

ловек

существует,

они были повсюду известны, возбуждая страх и недоуме-

ние.

Наука начала признавать их только в наши дни, несмотря на продол-

жающуюся оппозицию самых противоположных школ. Материалисты от-

вергали эти явления за то, что в них сказывалась, по-видимому, какая-то ре-

альная

психическая

связь

между

индивидами. Спиритуалисты отвергали их

так

же, как самые достоверные результаты физиологии мозга или естествоз-

нания

вообще, потому что не умели согласовать эти результаты со своими

представлениями о множестве бесплотных, замкнутых в себе индивидуаль-

ностей.

Как бы то ни было, на одних этих явлениях ничего нельзя строить;

но

весь спор о природе личности, вновь вспыхнувший по этому поводу, су-

щественно зависит от ходячего воззрения на сознание, как единоличную

функцию

или даже как на нечто тождественное с личностью, с

«душою»

че-

ловека.

6. На деле, под личностью разумеют,

обыкновенно,

три или четыре

вещи,

частью весьма различные, частью тесно связанные

между

собою, от-

куда возникает множество недоразумений и смешений, затрудняющих и без

того сложные вопросы. Под личностью разумеется,

во-первых,

эмпиричес-

кая

индивидуальность каждого человека, как она является нам — со

всеми

своими

особенностями

характерными

чертами;

во-вторых,

эта

самая

ин-

дивидуальность,

видимая изнутри, при свете самосознания **;

в-третьих,

«я», как необходимый субъект

сознания,

всегда тождественный себе, обус-

ловливающий единство

сознания,

и, наконец,

в-четвертых,

душа,

тот неви-

димый,

реальный субъект моей воли и мысли, носитель всех моих способ-

ностей

и деятельности, который проявляется эмпирически во внешнем и

нравственном

облике каждого человека и который сознает свое «я», как

свое личное местоимение. Ибо в языке, как и в наших понятиях, это созна-

ваемое нами «я» есть только местоимение какого-то другого, предполагае-

мого нами субъекта, которого никто не видит,

не

знает доподлинно.

Телепатическими

явлениями

называются

психические

действия

одной

личности

на

другую

«на

расстоянии»,

т.е. без

посредства

известных

доселе

агентов

физических

физиологических

путей.

Отсюда

уже

некоторые

опасности

нравственного

«раздвоения

личности»:

иначе

являюсь

другим,

чем собою, и не

всем

являюсь

одинаково;

можно

и на себя

смотреть

разно.

ПРЕДФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКЛЯ

ТРАДИЦИЯ

Очевидно, что эта

душа,

облекаемая нами в столь различные обра-

зы,

не может быть тождественной с нашим внешним явлением или с тем,

что мы сами о себе мним или

чувствуем.

Очевидно также, что она не может

быть только субъектом

сознания:

это

я,

которое мы непосредственно в себе

сознаем,

само есть нечто отличное от нашего сознания. Я мыслю, следова-

тельно я существую; но мне думается, что я

существую

тогда,

когда я не

мыслю и временно теряю сознание.

Существование некоторого реального субъекта воли и сознания,

отличного от телесных явлений и случайных внутренних аффектов и состоя-

ний,

имеет для нас высшую

внутреннюю,

субъективную достоверность: для

каждого из нас наше собственное

я,

собственное существо — вернее всего.

Но

когда идет речь о существовании или бессмертии души, разумеется объ-

ективное,

абсолютное существование, всеобщая достоверность. Существует

ли

моя

душа

не только для себя, но и всеобщим образцом, для всех вообще?

Имеет

ли она универсальное, объективное бытие — о субъективном не мо-

жет быть спора. Мне невозможно представить, чтобы мое я не существова-

ло,

или чтобы оно когда-нибудь уничтожилось. Это понятное субъективное

верование или чувство, — понятное

сознание,

если можно так выразиться:

углубляясь в сознании своего существа, сознавая его нравственную действи-

тельность, я не могу себе представить его обращение в ничто. Но, размыш-

ляя

о себе объективно, в связи со всеми другими эмпирическими явлениями,

не только признаю неизбежным свое уничтожение, но могу легко усом-

ниться

в самом существовании реального

я,

души.

Имеет

ли

душа,

подлинная личность человека объективное бытие?

Можно

ли объективно познать ее, доказать ее бытие? Возможна ли метафи-

зическая

психология, и есть ли

душа

познаваемый объект? Дикие народы и

спириты

всех времен признавали, что

душа

имеет объективное явление,

подлежащее восприятию или даже экспериментации. Но если даже допус-

тить возможность таких явлений, можно ли отождествлять призрак с ду-

шою и ставить на одну доску вопрос о

душе

с вопросом о призраках? Един-

ственные объективные психические явления, подлежащие научному иссле-

дованию,

суть

психофизические явления. Единственным научным методом

психологии может быть только метод экспериментальной психофизики,

которая

не задается метафизическими вопросами, но выясняет конкретную

связь

между

органическими и душевными процессами. Мы видим однако,

что, понимаемая ложно, психофизика

ведет

прямо к отрицанию души, по-

скольку она выдает себя за

целую

психологию. На самом

деле

психофизика

изучает не

душу,

а физически явления, связанные в нашем теле с психичес-

кими

процессами. Для научной психофизики

душа

может и должна быть

проблематичной. И как для геометра не

существует

физических свойств те-

ла, так для психофизиолога — духовной природы души. Ясно поэтому, что

психофизические

явления не

суть

объективное, существенное явление

духа

сами

по себе еще не доказывают

ни

его индивидуальности, ни его существо-

вания;

взятые сами по себе, они скорее говорят против него. Где же и при

КН.

СЕРГЕЙ

НИКОЛАЕВИЧ

ТРУБЕЦКОЙ

каких условиях дух может иметь объективную, универсальную действитель-

ность?

Самые понятия личности и души

дают

нам некоторое указание в

ответ

на этот вопрос. Ибо понятие

личности

есть прежде всего нравствен-

ное юридическое понятие, сложившееся под влиянием нравственных и пра-

вовых отношений; а представление о

душе

есть первоначальное

религиозное

представление, развившееся под влиянием

религиозной

жизни народов, точ-

но

так же как и все понятия о бессмертии, воскресении и проч. * Таким об-

разом, нисколько не предрешая вопроса о

духовной

личности человека, мы

видим, что самое понятие о ней он приобретает только в

обществе

". Чело-

веческая личность есть

цель

себе,

— таково основное предположение нрав-

ственного сознания. Наши ближние должны быть для нас не средствами, но

целью сами по себе в нашем действии, в нашем общении с

ними.

И в созна-

нии

своей самобытности мы

требуем

и от

других

общего признания нашего

законного

права,

нашего неприкосновенного личного

достоинства.

По-

скольку же люди признают себя не только юридически, но и нравственно

ответственными, поскольку они

чувствуют

себя членами нравственного по-

рядка, в них неизбежно развиваются религиозные понятия о

грехе

и святос-

ти,

о возмездии и божественном

суде.

Энергическое сознание безусловного

достоинства человеческой личности, приобретаемое в нравственной и рели-

гиозной жизни народов, развивает верование в ее бессмертие, точно также

как

высокая оценка индивидуальности человека —

веру

в ее воскресение.

Человеческий дух объективен лишь в обществе и в общественной

деятельности, в общении с разумными существами, там, где он

существует

истинно,

не только в себе и для себя, но и в

других,

и для

других,

и где дру-

гие

существуют

в нем и для него, так же как он сам. Поэтому человеческий

дух может быть вполне объективным лишь в

совершенном,

абсолютном об-

ществе. И можно сказать, что стремление к такому обществу есть стремле-

ние

к истинной жизни

духа,

бессмертию и воскресению.

Таким

образом вопросы о

душе

сводятся в сущности к вопросу о

природе сознания: ибо если моя самость, мое «я» может быть объективно

вполне лишь в сознании

всех,

то спрашивается, что такое всеобщее созна-

ние,

и как относится к нему мое личное сознание? Иначе, чтобы вернуться к

прежней постановке вопроса: индивидуально ли, субъективно ли сознание,

или

же оно соборно? В первом

случае

душа

не может иметь никакой

сущест-

венной

объективности, никакого универсального значения и существова-

ния:

если сознание — субъективное явление, то

душа

— только субъектив-

ная

идея, которая возникает и развивается в случайном сожительстве лю-

дей. Во втором

случае,

если сознание человека по

существу

своему соборно,

если оно есть возможное сознание

всех

в одном, то и его субъективное я мо-

жет обладать всеобщим, объективным бытием в этом соборном сознании:

* В известном смысле можно было бы сказать также, что представление индивиду-

альности, т.е. живого законченного в себе целого, есть прежде всего

эстетическое

представление.

ПРЕДФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКЛЯ

ТРАДИЦИЯ

его самосознание

получает

объективную вселенскую достоверность. Таким

образом мы приходим к парадоксальному

результату:

между

тем как инди-

видуалистическая психология и субъективный идеализм одинаково

ведут

отрицанию индивидуальной души,

метафизический

социализм,

признание

соборности сознания обосновывает нашу

веру

в нее. Утверждаемая отвле-

ченно,

обособленная индивидуальность обращается в ничто; она сохраняет-

ся

и осуществляется только в обществе и притом в совершенном обществе. *

7. Рассматривая различные формы психической жизни человека —

чувственность, память, воображение, мы нашли, что эти способности пред-

полагают родовое

сознание.

Знания человека, его способности, инстинкты и

страсти — все

настоящее

его психической жизни вытекает из

прошлого

его

рода и есть продолжение

предшествовавшего

сознания. Но такое учение о

наследственности психических процессов, о преемстве сознания еще не объ-

ясняет нисколько внутренней истинности,

логической

достоверности наших

познавательных процессов. Оно только отодвигает решение вопроса о до-

стоверности знания или же молчаливо признает его решенным, не объясняя

логической природы сознания.

Ибо уже первое знание, опыт, как тако-

вой,

предполагает некоторые логические формы, точнее некоторые универ-

сальные элементы сознания — сознание времени

, без которого я не

могу

отличать одного состояния от

другого,

сознание пространства, причиннос-

ти,

без которых я не

могу

отличать вещей от ощущений, я от

не-я

и т. д. Ис-

следуя

понятие личности, мы нашли, что оно обуславливается настоящим

коллективным сознанием; раньше, говоря о реальном чувственном восприя-

тии,

мы указывали, что оно предполагает универсальную чувственность.

Так

же точно, если мы рассмотрим реальное и всеобщее познание, то уви-

дим, что его логичность и позитивность предполагает формальную собор-

ность сознания.

Мы

не можем

углубляться

в многосложные проблемы теории по-

знания

и ограничимся здесь лишь

двумя

основными вопросами, вокруг ко-

торых вращается вся эта теория. Мы разумеем вопросы о познании и восп-

риятии

внешней

реальности

причинности,

об истинном восприятии реаль-

ных вещей или

существ

и реальных

действий,

совершающихся вне нас. Как

могу

я подлинно знать, что вне меня есть вселенная, и что сбывающиеся

вокруг меня события

суть

действия реальных причин?

Психологически наше представление о действительности есть неч-

то весьма сложное; но мы спрашиваем не о составе или происхождении это-

го представления, а о том, что такое сознание реальности и как оно возмож-

но

. Прежде всего реальность вещей не есть наше представление: иначе

действительной реальности вовсе нет, и мы приходим к абсолютному иллю-

Мы не станем вдаваться здесь

платонические умозрения

бессмертии и существе

духа.

По нашему глубокому убеждению, учение

бессмертии есть религиозное, цер-

ковное учение, которое вне церкви никогда

не

может быть обосновано

претендо-

вать

на

научное значение. Но самый вопрос

церкви,

совершенном обществе,

не-

сомненно,

связан с вопросом

природе

сознания.

КН.

СЕРГЕЙ

НИКОЛАЕВИЧ

ТРУБЕЦКОЙ

зионизму.

Мы должны, конечно, иметь понятие о реальности, чтобы гово-

рить о ней; но в самом этом понятии существенным признаком реальности

выставляется ее независимость от нас, от наших субъективных представле-

ний.

Реальность вещей воспринимается и представляется нами во всевоз-

можных явлениях и образах, но сама она отлична от

образа

представляю-

щихся вещей. Ибо все, что мы сознаем как представление, есть некоторая

замена

представляемого предмета

: я

могу

относить представление к его

предмету и отличать его от такого предмета. Реальность же есть нечто неза-

менимое,

нечто такое, что ничем и

никак

не может быть

представлено:

де-

йствительная, подлинная реальность может быть только

сознана.

Там, где

она

подлинна,

действительна, она должна быть сознана

сама.

Какие

бы я ни

имел представления о своей

личности,

о своем характере, я не представляю,

а истинно

сознаю

свое существование. И если я знаю истинно, безусловно

знаю,

что есть вещи и существа, вселенная вне

меня,

и знаю это также хоро-

шо,

как то, что я есмь, я обладаю сознанием

самой

реальности, сознаю ее,

так

же как свою собственную реальность. Взятое само по себе, рассматрива-

емое отвлеченно, такое сознание, по необходимости, является бессодержа-

тельным, чисто формальным: я не обладаю настоящим самосознанием дру-

гих существ или совершенным знанием их качеств, их природы; я сознаю их

существование. Но такое сознание, обусловливающее всякое наше позна-

ние,

есть нечто

иное,

чем простое внешнее

знание

о вещах. В самом деле, не-

зависимая

от нас реальность вещей не может быть познана нами a priori из

чистых понятий, потому что из таких понятий выводятся одни мыслимые

возможности, а не действительность.

» И вместе с тем такая реальность не

может быть познана нами a posteriori из субъективных ощущений, потому

что она не субъективна и независима от

нас.

Не

будучи

представлением, ре-

альность вещей не познается, а сознается нами, точно также как наше со-

бственное существование: я не только знаю ее ab exteriori, но

со-знаю

ее

вместе с нею и за нее ab interiori, я

имею

себе

ее

собственное возможное

сознание.

Я не

могу

сомневаться в том, что есть вне меня нечто реальное,

другое,

чем я сам, и я признаю, что эта реальность универсальна, безуслов-

на;

в таком

случае

и мое сознание этой реальности не может быть

субъек-

тивным,

если оно подлинно.

Конечно,

в многих представлениях о свойствах

существе

вещей — много субъективного, много наивного антропоморфиз-

ма. Но в корне всего нашего

знания,

опыта, восприятия лежит возможное

(потенциальное)

сознание всеобщей реальности; и без этого сознания мы не

могли бы познавать актуально и конкретно как отдельные вещи, так и об-

щие

свойства вещей.

Итак

реальность есть нечто истинное или же она есть нечто мни-

мое;

я сознаю ее самое, или я только представляю ее себе. Если мы имеем ее

подлинное

сознание, если мы сознаем ее так же, как нашу собственную ре-

альность, то сознание наше соборно по

существу:

раз я

могу

подлинно соз-

навать

другие

существа, сознание есть не только мое, но общее, т.-е. воз-

можное сознание

всех.

В первом этюде мы доказывали, что логическое поз-

ПРЕДФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ

ТРАДИЦИЯ

нание

реальности

выходит

за пределы компетенции индивидуальной лич-

ности.

Теперь мы видим яснее, что познание предполагает некоторое потен-

циальное всеединство знания, некоторое соборное сознание, постепенно

развивающееся в познавании.

8. Чтобы уяснить себе более конкретно характер нашего познания

действительности, рассмотрим здесь сознание причинности, которым оно

всецело определяется.

Причинность

есть универсальный закон действительности, без соз-

нания

которого невозможно познание природы, невозможен никакой опыт

вообще. Без сознания причинности я не

могу

отличить я от

не-я,

ощущений

от вещей, точно так же как я не

могу

различить никакой вещи, никакого

объективного следования явлений во времени, — не говоря уже о единооб-

разии в порядке

явлений.

Если в нас есть сознание реальности, которую мы

признаем действительною, мы имеем и сознание ее причинного действия на

нас.

И потому вопрос о причинности непосредственно связан с вопросом о

реальности.

Что такое сознание причинности, и как оно возможно?

Вокруг

нас

совершаются некоторые изменения и события, которые мы, в силу нашего

сознания

причинности, познаем как

действия,

т.-е. предполагаем за ними

некоторых известных и неизвестных

деятелей.

Действие

есть то, что посред-

ствует

между

причиной и следствием; действие есть сама причинность, и по-

тому

понятие действия неразрывно связано с понятием действующей причи-

ны

и объективного изменения — следствия. Конечно, наше применение этих

понятий

ко всевозможным последовательностям бывает часто ошибочным:

мы населяем природу воображаемыми деятелями, видим одну причину там,

где есть равнодействующая множества сил, или там, где вовсе нет причин-

ной

связи (post hoc —

ergo

propter

hoc).

Научные исследования показывают,

что в большинстве

случаев

мы ошибочно приписываем действия не тем

причинам,

которые их производят, а лишь тем, которые способствуют их

проявлению, устраняют препятствия, их задерживающие. Но как бы ни бы-

ло несовершенно и условно наше знание причин, самая категория причин-

ности,

в силу которой мы за видимым

результатом

всегда

предполагаем

действия и деятеля, есть безусловная категория сознания.

Каким

же образом и по какому праву мы признаем реальность ка-

ких-либо действий кроме наших собственных, и почему мы сознаем совер-

шающиеся вокруг нас

изменения,

как действия

других

деятелей,

других

при-

чин? Делаем ли мы это на основании какого-либо непосредственного во-

сприятия,

или же по аналогии собственных действий приписываем

другим

существам то, что принадлежит нам?

Как

известно, и то и

другое

утверждение было высказываемо неод-

нократно;

в наших этиологических суждениях (т.-е. суждениях причиннос-

ти) произвольные или условные олицетворения играют несомненную роль,

чем

свидетельствует

самый наш язык

(стул

стоит,

дождь

идет,

ружье

стре-

ляет и т. д.). Для животного, для ребенка или дикаря не

существует

неожив-

ленной

природы.

если мы вглядимся в наши собственные представления о

КН.

СЕРГЕЙ

НИКОЛАЕВИЧ

ТРУБЕЦКОЙ

причинности,

мы легко заметим, что всякое действие представляется нам по

аналогии волевого действия, воображается как своего рода поступок. И хо-

тя мы обыкновенно вполне признаем условность таких олицетворений, са-

мое понятие действующей причины совпадает с понятием деятеля.

Но

если мы действительно олицетворяем события, сами создаем

причины,

то какой закон, какое общее свойство сознания нас к этому по-

буждает,

и как может такая психическая операция иметь логическое значе-

ние,

обусловливая собою все наше истинное знание? Всякое объяснение

причинности

или реальности, как чисто субъективной формы сознания, не-

избежно приводит нас к

абсурду

абсолютного иллюзионизма, которому

противоречит наше коренное убеждение, наше глубочайшее сознание реаль-

ной

действительности. Если же мы, допуская

такую

действительность и об-

щее взаимодействие

вещей,

признаем в то же время субъективное происхож-

дение понятий причинности, нам остается предположить какую-то

«преду-

становленную гармонию»

между

сознанием и вещами, — гипотеза не науч-

ная

и ровно ничего не объясняющая: ибо если мы не сознаем

реальной,

дей-

ствительной причинности, мы ничего не можем знать о внешних вещах, а

след. и о гармонии

между

ними и нами.

Сознание

действия обусловливает собою всякий опыт, ибо самый

опыт есть не что иное, как познание действительности. Очевидно, что внеш-

ний

опыт

предшествует

внутреннему, сознание — самосознанию и самопоз-

нанию.

И уже по одному этому общий закон, побуждающий нас признавать

внешние существа и сознавать события, как действия, не может основы-

ваться на каких-либо аналогиях с нашей волей и нашими внутренними дей-

ствиями. Сознание причинности есть

коренное,

а не производное. И если

при

его помощи мы воспринимаем внешние явления как действия, то при

его же помощи мы понимаем и свои действия как внешние события,

могу-

щие иметь всеобщие, объективные последствия.

Исходя из наиболее достоверного, из непосредственно-очевидных

истин,

из сознания причинности, из нашего коренного убеждения в реаль-

ности вещей, мы должны признать, что в своем сознании человек

обладает

способностью

сознавать

не только себя, но и

других,

и не только свои дей-

ствия, но и действия

других.

И как ни просто, как ни очевидно это положе-

ние,

из него вытекают самые важные последствия, которые многим кажутся

парадоксальными. Если мы можем познавать логично и положительно при-

чинность, действительность

других

существ, ясно, что мы должны признать

формальную соборность человеческого сознания, которая позволяет ему

подлинно сознавать эту реальность

действие

других

— всеобщую действи-

тельность. Только в силу этого свойства моего сознания я

могу

объективно

познавать причинность, т.-е. истинно понимать внешние события, как явле-

ния

самостоятельных причин или деятелей,

сущих

для себя, а не для меня

одного. В силу этого же свойства, я постигаю свои собственные действия,

как

объективные события, действительные не только для меня, но и для

других,

и мое собственное я не только как

субъект,

являющийся себе одно-

му, но как существо, которое есть и должно быть для

всех

и со всеми. Мы

ПРЕДФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКЛЯ

ТРАДИЦИЯ

сознаем

причинность и реальность вещей

sensu

proprio, т.-е. в собственном

смысле слова. Но если мы не признаем соборный характер этого сознания,

мы

поневоле должны допустить, что реальность и причинность

других

ве-

щей

и существ только

представляется

нами, а не сознается в действитель-

ности.

А это значит — признать воображаемый характер всякой реальности

всякого действия — прийти к абсолютному нигилизму.

В действительности я

могу

понимать внешние события столь же

жизненно,

как свои собственные, я

могу

сочувствовать

другим

существам,

любить их больше себя. Я вижу

везде

деятелей, и пробудившейся мысли

весь мир представляется «полным богов и

душ»,

прежде чем она научается

различать условный характер своих олицетворений. И вместе с тем мои со-

бственные внутренние движения, мои действия, мое я

получают

для меня

объективный характер. Такое постоянное движение от

субъекта

объекту,

от существа к явлению и от явления к

существу

— составляет основную чер-

ту нашего восприятия живой действительности. От начала природа пред-

ставляется человеку живою, точно так же как

его собственное существо —

объективным. Он естественно ошибается относительно существа и природы

причин

и действий; до развития научной мысли он понимает природу ан-

тропоморфно,

воображает

душу,

как чувственный призрак. Тем не менее та-

кой

наивный антропоморфизм и материализм первобытного миросозерца-

ния

нисколько не

убавляют

абсолютную, формальную достоверность при-

чинности

реальности.

Категория

причинности есть прежде всего

форма

познания. Без

этой

формы мы не можем сознавать ни себя, ни

других,

не можем ни

пони-

мать, ни воспринимать природы, познавать действия

других

причин, реаль-

ность

других

существ и объективные последствия наших действий. Но сама

по

себе эта всеобщая «форма», обусловливающая вообще наше действи-

тельное познание и опыт, еще не

дает

нам никаких частных, эмпирических

знаний,

никаких определенных знаний вообще. Человек не

обладает

гото-

вым реальным знанием причин и действий, а только

возможным

сознанием

их *. Все человеческое сознание, как мы уже указывали, носит потенциаль-

ный

характер. И потому наше знание о причинах, которое мы приобретаем

опыте, в одно и то же время достоверно и несовершенно, истинно и лож-

но,

безусловно и относительно.

Наши

понятия реальности и причинности обусловлены внутрен-

нею соборностью человеческого сознания, и потому они логичны и всеоб-

щим

образом достоверны.

Но так как самая соборность нашего сознания

есть еще нечто осуществляющееся, нечто возможное,

хотя

и долженствую-

щее быть, то и самое наше знание реальности и причинности внешне, фор-

* Едва

ли

нужно прибавлять,

что

человек всего менее обладает готовым

понятием

действия,

и что он

не родится

готовою формулой закона причинности.

Он

может

познавать,

не

зная ничего

своих познавательных процессах, рассуждать,

не

зная

логики,

точно так же как он может жить, не зная физиологических законов дыхания

кровообращения.