Последняя выдвинула на передний план буржуазию, которая «просуществует несколько
поколений»
201
, и наполовину разорила землевладельческое дворянство, которое, однако, не
перестанет обременять крестьян, но будет готово предоставить необходимые кадры для
командования и удержания фортов или введения в хозяйственный оборот заморских земельных
пожалований. Оно станет дворянством служилым (что, кстати, отличало португальскую
экспансию от чисто торговой колонизации Нидерландов). Короче, было бы чрезмерным утверж-
дать, будто Португалия с конца XIV в., после испытания Черной смертью, которая ее не пощадила,
была государством «современным». Тем не менее в целом это верно более чем наполовину.
И все же на протяжении всех своих успехов Португалия будет страдать из-за того, что не
находилась в центре мира-экономики, утвердившегося на основе Европы. Португальская
экономика, хоть и привилегированная в ряде отношений, принадлежала к периферии мира-
экономики. С конца XIII в., с установлением морской связи между Средиземным и Северным
морями, она мимоходом затрагивалась и использовалась в долгом морском и капиталистическом
круго-
130 Глава 2. СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ... ДО И ПОСЛЕ ВЕНЕЦИИ
НЕОЖИДАННЫЙ УСПЕХ ПОРТУГАЛИИ, ИЛИ ОТ ВЕНЕЦИИ К АНТВЕРПЕНУ 131
обороте, который соединял итальянские города с Англией, с Брюгге и, опосредованно, с
Балтикой
202
. И как раз в той мере, в какой Западное Средиземноморье все менее и менее было
связано с торговыми операциями в Леванте, а венецианское первенство обращалось в монополию,
часть итальянских предпринимателей под влиянием Генуи и Флоренции обращалось к западу, к
Барселоне, а еще больше — к Валенсии, к берегам Марокко, к Севилье и Лиссабону. В такой игре
этот последний рынок сделался международным; там умножилось число иноземных колоний, они
оказывали рынку полезное, хотя и небескорыстное содействие
203
. Генуэзцы, скорые на внедрение,
вели там оптовую и даже розничную торговлю
204
, в принципе закрепленную за португальскими
подданными. Следовательно, Лиссабон, а за Лиссабоном и вся Португалия частично находились
под контролем иностранцев.
Иностранцы, само собой разумеется, сыграли свою роль в португальской экспансии. Но нужно ли
ее преувеличивать? Мы почти не погрешим против действительности, сказав, что иноземец
обычно шел по следам успеха, присваивал его, оказавшись на месте, в гораздо большей степени,
нежели подготавливал его. Так что я не уверен, в противоположность тому, что иной раз
утверждают, будто бы экспедиция против Сеуты (1415) была предпринята по наущению ино-
странных купцов. Генуэзцы, обосновавшиеся в марокканских портах, были даже откровенно,
открыто враждебны внедрению португальцев
205
.
Дело стало яснее после первых успехов португальской экспансии, с того момента, как Португалия
овладела полезным побережьем Тропической Африки от мыса Кап-Блан до устья Конго, т. е.
между 1443 и 1482 гг. С занятием, помимо этого, Мадейры в 1420 г., с повторным открытием
Азорских островов в 1430 г., с открытием островов Зеленого Мыса в 1455 г., островов Фернандо-
По и Сан-Томе в 1471 г. образовалось единое экономическое пространство, важнейшей чертой
которого были добыча слоновой кости, получение малагетты (гвинейского перца), золотого песка
(13—14 тыс. унций в среднем в год) и торговля невольниками (в середине XV в. тысяча в год,
вскоре — больше 3 тыс.). А кроме того, по договору в Алкобасе, подписанному с испанцами в
1479 г., Португалия выговорила себе монополию на торговлю с Тропической Африкой. Постройка
в 1481 г. форта Сан-Жоржи-да-Мина, все материалы для которой (камень, кирпич, лес, железо)
были доставлены из Лиссабона, была подтверждением и гарантией этой монополии, с того
времени прочно удерживаемой. Согласно современной событиям книге Дуарти Пашеку [Перейры!
«Зшмералду де Ситу Орбис»
206
, торговля золотом давала пятикратный доход. А что до
невольников, которые прибывали на португаль-
ский рынок, то они позволили снабдить богатые дома непременными черными слугами, устроить
крупные имения на пустых пространствах Алентежу, обезлюдевших с конца Реконкисты, и
разбить сахарные плантации на Мадейре, где после 1460 г. сахарный тростник сменил пшеницу.
Все это завоевание Африки и атлантических островов было делом португальцев. Тем не менее
генуэзцы, флорентийцы (и даже фламандцы, если говорить об освоении Азорских островов)
внесли в него ощутимый вклад. Разве же не способствовали генуэзцы переносу сахарных
плантаций из Восточного Средиземноморья одновременно на Сицилию, в Южную Италию, в
Марокко, в португальскую Алгар-ви и в конечном счете — на Мадейру и на острова Зеленого
Мыса? Попозже и по тем же причинам сахар добрался до Канарских островов, занятых
кастильцами.