ветом были соль, сукна, вино. Система эта, простая и крепкая, наталкивалась, однако, на многие
трудности. И именно эти трудности, которые предстояло преодолеть, сплавили воедино
совокупность городов Ганзы, совокупность, по поводу которой можно одновременно говорить о
хрупкости и о прочности. Хрупкость вытекала из нестабильности объединения, собравшего
огромную «толпу» городов (от 70 до 170), которые находились далеко друг от друга и делегаты
которых не собирались в полном составе на общих съездах. За Ганзой не стояли ни государство,
ни крепко сколоченный союз — только города, ревниво относившиеся к своим прерогативам,
гордившиеся ими, при случае соперничавшие между собой, огражденные мощными стенами, со
своими купцами, патрициатом, ремесленными цехами, со своими флотами, складами, со своими
благоприобретенными богатствами. Прочность же проистекала из общности интересов, из не-
обходимости вести одну и ту же экономическую игру, из общей цивилизации, «замешанной» на
торговле в одном из самых многолюдных морских пространств Европы — от Балтики до
Лиссабона, из общего языка, наконец, что было отнюдь не малозначащим элементом единства.
Язык этот «имел субстратом нижненемецкий (отличный от немецкого Южной Германии),
обогащавшийся в случае потребности элементами латинскими, эстонскими в Ревеле, польскими в
Люблине, итальянскими, чешскими, украинскими, может быть, и литовскими»
54
. И то был язык
«элиты власти... элиты богатства, что предполагало принадлежность к определенной социальной и
профессиональной группе»
55
. А кроме того, коль скоро эти купцы-патриции были на редкость
мобильны, одни и те же семейства — Ангермюнде, Векинг-хузены, фон Зесты, Гизе, фон Зухтены
— встречались в Ревеле, Гданьске, Любеке и Брюгге
56
.
Все эти узы рождали сплоченность, солидарность, общие привычки и общую гордость. Общие для
всех ограничения сделали остальное. В Средиземноморье при относительном сверхобилии
богатств города могли вести каждый свою собственную игру и наперебой яростно драться между
собой. На Балтике, на Северном море это было бы не в пример трудней. Доходы от тяжеловесных
и занимающих большой объем при низкой цене грузов оставались скромными, затраты и риск —
значительными. Норма прибыли в лучшем случае составляла, как считают, около 5%
57
. Больше
чем где бы то ни было требовалось рассчитывать, делать сбережения, предвидеть. Одним из
условий успеха было держать в одних руках предложение и спрос, шла ли речь об экспорте на
Запад или же, в противоположном направлении, о перераспределении товаров, импортируемых
Восточной Европой. Конторы, что содержала Ганза, были укрепленными пунктами, общими для
всех ганзейских купцов, защищенными привилегиями, которые упор-
ПЕРВЫЙ ЕВРОПЕЙСКИЙ МИР-ЭКОНОМИКА 91
но отстаивались, будь то Sankt Peterho/в Новгороде, Deutsche Brticke в Бергене или Stahlhofu
Лондоне. Будучи гостями фактории на один сезон, немцы подчинялись строгой дисциплине. В
Бергене молодые люди «в учении» оставались на месте десять лет, обучаясь языкам и местной
торговой практике, и должны были оставаться холостяками. В этой фактории всем управляли
Совет старейшин и два альдермана (Aldermen). За исключением Брюгге, где такое было бы
невозможно, купец обязан был жить в конторе (Kontor).
Наконец, северное пространство было охвачено цепью надзора и необходимостей. В Бергене
собственно норвежские интересы без конца попирались. Эта страна, сельское хозяйство которой
было недостаточным
58
, зависела от зерна, которое привозили любекские купцы либо из
Померании, либо из Бранденбурга. Едва только Норвегия пробовала ограничить привилегии
Ганзы, зерновая блокада призывала ее к порядку (как это было в 1284—1285 гг.). И в той мере, в
какой конкуренция со стороны импортированного зерна стесняла развитие самодостаточного
земледелия, иностранный купец получал от норвежцев то, чего пожелает: солонину, соленую или
вяленую треску с Лофотенских островов, лес, жиры, смолу, пушнину...
На Западе, имея пред собой лучше вооруженных партнеров, Ганза все же сумела сохранить свои
привилегии, в Лондоне в еще большей степени, чем в Брюгге. В английской столице Stahlhof
рядом с Лондонским мостом был еще одним «Немецким двором» (Fondaco del Tedeschi) со своими
причалами и своими складами. Ганзейцы были там освобождены от большей части сборов; у них
были собственные судьи, и они охраняли даже одни из ворот города, что было несомненной
честью
59
.
Тем не менее апогей Любека и связанных с ним городов пришелся на довольно позднее время —
между 1370 и 1388 гг. С 1370 г. Ганза взяла верх над королем Дании по условиям
Штральзундского договора
60
и заняла крепости на датских проливах; в 1388 г. в результате спора с
Брюгге она заставила богатый город и правительство Нидерландов капитулировать вследствие
эффективной блокады
61
. Однако эти запоздалые успехи скрывают начало спада, вскоре ставшего