какой ее было слишком много, земля обесценивалась, а человек возрастал в цене. Пустынная Америка
могла существовать лишь в том случае, если человека в ней прочно удерживало его дело, в котором
он оказывался замкнут: крепостничество, рабство, эти древние оковы, возрождались сами собой как
необходимость или как проклятие, навязанные избытком пространства. Но последнее означало также
освобождение, соблазн. Индеец, бежавший от своих белых господ, располагал убежищами, не
имевшими границ. Черным рабам, чтобы избавиться от мастерских, от рудников или от плантаций,
нужно было только уйти в гористые зоны или в непроходимые леса. Вообразите себе трудности их
преследования для энтра-дас (entradas), этих карательных экспедиций, по густым, не имевшим дорог
лесам Бразилии, которые вынуждали «солдата нести на себе оружие, порох, пули... муку, питьевую
воду, рыбу, мясо»
16
. Палмарис-ское киломбо
17
, республика негров-симарронов, долговечность которой
мы уже отмечали, сама по себе представляла в хинтерланде Баии область, быть может столь же
обширную, как вся Португалия.
Что касается белых трудящихся, более или менее добровольных иммигрантов, то контракт привязывал
их к хозяину, редко бывавшему доброжелательным. Но по окончании контракта зоны пионерской де-
ятельности предоставляли им бескрайние новые земли. Колониальная Америка полна была «краев
света», Jinisteres, внушавших ужас сами по себе, но вполне стоивших тех легких почв, что играли
такую же роль к югу от сибирской тайги; и как эти последние, они были землей обетованной, потому
что даровали свободу. В этом заключалось главное отличие от старой Западной Европы, «мира
заполненного», как сказал бы Пьер Шоню, без пустых пространств, без целинных земель, в котором
соотношение между средствами к существованию и населением в случае необходимости
уравновешивалось голодом и эмиграцией в дальние края
18
.
РЕГИОНАЛЬНЫЕ ИЛИ НАЦИОНАЛЬНЫЕ РЫНКИ
Однако мало-помалу пространством овладели. Всякий зарождающийся город, каким бы скромным он
ни был, означал выигранное очко, любой растущий город — победу, скромную, но победу. Точно так
же всякая разведанная дорога (в большинстве случаев благодаря опыту индейцев и продовольствию,
доставленному коренными жителями) означала продвижение вперед, условие других видов прогресса,
в частности более легкого снабжения городов и оживления ярмарок, возникавших почти что везде. Я
говорю не только о прославленных ярмарках, проходивших под знаком международной экономики, —
ОБЕ АМЕРИКИ, ИЛИ ГЛАВНАЯ СТАВКА ИЗ ВСЕХ 429
в Номбре-де-Диос, Портобельо, Панаме, Веракрусе или в Халапе, по дороге в Мехико, — но и о
ярмарках локальных и о скромных рынках, что возникали посреди пустого пространства: например, о
пушной ярмарке в Олбани, за Нью-Йорком, или о перераспределяющих ярмарках в Сан-Хуан-де-лос-
Лагос и в Сальтильо, которым суждено было иметь все возраставший успех на севере Мексики
19
.
Когда с концом XVII в. сильный жизненный толчок потряс целиком обе Америки, завершилась
первичная организация экономического пространства. Рынки региональные (или уже национальные)
обретали свое лицо в обширной Испанской Америке, внутри заранее созданных административных
подразделений, в рамках полупустых пространств, которые в конечном счете наполнялись людьми,
дорогами, караванами вьючных животных. Таков был случай вице-королев-ства Перу, которое
соответствовало не одному только нынешнему независимому Перу; так было в аудиенсии* Кито,
которая станет Эквадором, в аудиенсии Чаркас, нынешней Боливии. Жан-Пьер Берт
20
обрисовал в
рамках мексиканской аудиенсии Новая Галисия, созданной в 1548 г., генезис регионального рынка,
складывавшегося вокруг города Гуадалахары и прилегающей к нему округи. Что же касается
исследования Марчелло Карманьяни, посвященного Чили XVIII в.
21
, то это, быть может, лучшее из
существующих исследований о формировании регионального или даже «национального» рынка, тем
более что оно решительно избрало уровень общетеоретический.
Членение пространства — операция медленная, и, когда завершился XVIII в., оставались (но они
остаются еще и сегодня) пустынные земли, удаленные от дорог, то есть пространства, подлежавшие
перепродаже по всей Америке. Отсюда и существование до наших дней многочисленных бродячих
групп, так что образовались целые категории людей, наделенных родовым обозначением: бразильские
вадиос (vadios), чилийские «оборванцы» (rotos) или мексиканские вагос (vagos). Человек никогда не
бывал укоренен (или то, что называется, укоренен) в бескрайности американских пространств. В
середине XIX в. гарим-пейру ~ затерянные в бразильском сертане старатели, искавшие алмазы и
золото, возвратились в приатлантическую зону Ильеуса, к югу от Баии, и создали там и поныне еще
существующие плантации какао
22
. Но и земледельческое хозяйство не удерживало людей, зачастую
готовых переселиться всем вместе — господа, их люди и животные, — словно Новому Свету трудно
было создать и поддерживать, как в Европе, укоренившееся крестьянство. Типичный крестьянин
внутренних районов Бразилии в недавнем прошлом и ныне — кабокдо (cabodo) — пере-
* Аудиенсия — административно-судебный округ в испанских владениях в Америке. — Примеч. пер.
1 5—Бродель, т 3
430 Глава 5. МИР НА СТОРОНЕ ЕВРОПЫ ИЛИ ПРОТИВ НЕЕ
мешался почти с такой же легкостью, как современный заводской рабочий. Аргентинский пеон, не