Большая энциклопедия. Масоны. Том 2
Подождите немного. Документ загружается.
143
Франции она не видела ниче
го особенного. Она переписы
вается с Неккером о француз
ских делах, порицает расточи
тельность Версальского дво
ра, имеет не очень высокое
мнение о французском коро
ле и временами даже призна
ет «великолепной» мысль о
собрании нотаблей. Но взятие
Бастилии и последующие со
бытия «отрезвили» русскую
императрицу. Она уже срав
нивает членов Учредительно
го Собрания с Пугачевым и
решает вопрос довольно про
сто: «До сих пор считали зас
луживающим виселицы того,
кто будет замышлять разру
шение страны, а тут занима
ется этим целая нация. Или,
лучше сказать, тысяча двести
депутатов этой нации. Если
бы повесили из них несколь
ко человек, то, я думаю, что остальные бы образумились» (Пы
пин. Времена Еатерины. В.Е., 1895, июнь, стр. 753–763).
Такое отношение императрицы к французскому движению,
корни которого она не могла не видеть в предшествующем об
щественном и просветительном движении во Франции, застав
ляли императрицу быть особенно внимательной к аналогичным
движениям внутри ее монархии. К этому надо добавить, что в
80х гг. в Германии началось усиленное преследование тайных
обществ, имевших отношение к масонству или иллюминатству.
Иллюминатам вменялись в вину самые ужасные преступления,
стремление низвергать троны и алтари, отравления и убийства.
В борьбе с представителями тайных обществ немецкие прави
тельства не применяли никаких выработанных юридических
норм, преследуя их законными и незаконными способами (Пы
Аллегорическое изображение.
Allegorie (Музей П.И. Щукина)
144
пин. Русское масонство. В.Е., 1867, № 12, стр. 42–43). Вполне
естественно, что Екатерина, зная все обвинения, которые на
Западе раздавались в адрес иллюминатов и вообще масонства,
сделалась подозрительной и по отношению к московским дви
жениям, не вдаваясь в различия, которые отделяют масонство
от крайностей иллюминатства. «Забывая все различия между
двумя разрядами понятий, — говорит по этому поводу Пыпин, —
которые она смешивала, между шарлатанским или простодуш
ным мистицизмом и стремлениями к просвещению и рациона
лизму, ей представлялось опасным то, что было только именно
младенческим порывом зарождавшейся общественной мысли и
деятельности» (Пыпин. Русское масонство. Вестник Европы,
1867, № 12, стр. 47–48). Надо
заметить, что Екатерина
была не одинока в своем по
дозрительном отношении к
масонству. Многие из ее со
временников еще более по
дозрительно и недоверчиво
относились к этому движе
нию. Из многих свиде
тельств такого рода сошлем
ся на записки Лопухина, ко
торые подробно описывали
отношение тогдашнего об
щества к масонству. Так, на
пример, он говорит, что
«люди, как бы почитающие
себе за должность осуждать
других и порицать то, чего
совсем не знают, распускали
разные о нас толки. Шум
был велик, потому что людей
таких много, и еще больше
тех, которые столько же
охотно верят всякому дурно
му о других, сколько не хо
тят поверить доброму».
Аллегорическое изображение.
Allegorie (Музей П.И. Щукина)
145
Этим, естественно, объясняется та позиция, на которую вста
ла Екатерина II по отношению к Новикову и московским масо
нам, которых она до конца дела не отделяла от Новикова. По
знакомившись с делом, произведя расследование, Екатерина
уяснила себе это различие, чем и объясняется неодинаковый
исход дела по отношению к разным лицам. О Новикове Екате
рина выразилась, что он «умный, но опасный человек», и «мар
тинист хуже Радищева». Даже еще во время следствия ее не мог
ли разубедить некоторые положительные доводы в пользу Но
викова, так что и после доклада архиепископа Платона
52
Екате
рина отозвалась о Новикове: «C’est un fanatique». Поэтому по
существу в преследовании масонов нужно различать два дела:
дело самого Новикова и дело всего масонства.
Теперь нам остается проследить историю развития грозы, по
степенно надвигающейся на деятельность Новикова и вообще
масонства. Надо отдать должное осторожности, с которой Ека
терина II подходила к этому делу. Деятельность Новикова обра
тила на себя ее внимание уже в 1784 г., когда новиковский кру
жок находился еще под покровительством московского главно
командующего графа Чернышева. В августе этого года в своем
особом указе на имя Чернышева императрица говорит, что вла
делец типографии Московского университета Николай Нови
ков напечатал в ней несколько книг, изданных Комиссией о на
родных училищах, что нарушает права комиссии и ее доходы,
поэтому предписывается взыскать с издателя понесенные ею
убытки. Новиков дал объяснение, что книги
53
напечатаны по рас
поряжению московского главнокомандующего. Через месяц был
получен новый указ, запрещавший печатать в Москве «ругатель
ную историю» Ордена иезуитов, так как этот Орден взят госуда
рыней под свое покровительство. Это снова касалось Новико
ва, который действительно тогда печатал историю Ордена
54
.
Отношение правительства к масонам становилось все менее
благоприятным. Это отражалось на отношениях к ним москов
ских главнокомандующих, сменивших графа Чернышева. Пер
вым его преемником был граф Брюс, который считал мартини
стов людьми весьма опасными в политическом отношении. Он
подозревал, что под покровом этого учения кроются стремле
ния нанести ущерб власти и нарушить существующий порядок.
146
Таково было мнение самой им
ператрицы, на что Брюс указал
Лопухину перед его отставкой
(Лонгинов, стр. 246–247).
Правда, преемник Брюса, ста
рый воин Еропкин, вступив
ший в должность главноко
мандующего в 1786 г., доволь
но терпимо относился к масо
нам (там же, стр. 268). Но в
1790 г. главнокомандующим
был назначен князь Прозоров
ский, человек весьма не распо
ложенный к новиковскому
кружку и усердствовавший в
проведении взглядов императ
рицы. Сам Прозоровский
охотно верил всем тем рассказам и слухам
55
, которые ходили в
обществе о мартинистах (там же, стр. 301). Неудивительно по
этому, что он выказывал в нем особое усердие. В таких условиях
проходил процесс Новикова. Его можно разбить на несколько
этапов.
Во второй половине 1785 г. граф Брюс и архиепископ Мос
ковский Платон получили указы, которые требовали духовной
и светской ревизии всех частных школ и училищ в Москве, а
затем и ревизии книг, вышедших из новиковской типографии.
В указах говорилось, что в школах допускается «суеверие, раз
вращение и обман», а среди книг печатаются «многие странные
книги»; затем требовалось, чтобы впредь не появлялись книги,
в которых заключаются «колобродство, нелепые умствования и
раскол». Сверх того, архиепископу предписывалось испытать
Новикова в Законе Божием. Это было первое серьезное предос
тережение, сделанное императрицей. Московский губернский
прокурор А.А. Тейльс нашел только две вредные книги, напеча
танные в университетской типографии Новикова, так как дру
гие книги печатались в Типографской компании или в типогра
фии Лопухина. Так как все эти типографии находились в распо
ряжении Новикова, то, возможно, его кружок избегал печатать
Митрополит Московский Платон
(собр. С.П. Виноградова)
147
в университетской типографии наиболее опасные книги. Впро
чем, в этот раз в руки следователей еще не попали книги, напе
чатанные в тайной типографии без надлежащих разрешений; эти
книги как раз и имели наиболее важное значение. В общем,
Тейльс опечатал, считая нужным подробно рассмотреть, четы
реста шестьдесят одно наименование книг, продававшихся в
книжной лавке Новикова. Книги были исследованы цензора
ми, назначенными архиепископом Платоном. В Управе благо
чиния Новикову пришлось давать показания об издании книг в
его типографиях. С другой стороны, Платон нашел среди книг,
предложенных ему для рассмотрения, частью книги вредные,
частью книги мистические, которых архиепископ, по его соб
ственному признанию, не понимает, и частью книги, полезные
для общества.
Все это расследование закончилось для Новикова на этот раз
довольно благополучно. Архиепископ Платон признал Новикова
хорошим христианином, найдя удовлетворительными все его
ответы касательно веры.
Книги, признанные Платоном вредными, не особенно ис
пугали императрицу, потому что среди них были сочинения эн
циклопедистов и тому подобное. Указ от 27 марта 1786 г. запре
щал продажу только шести книг как раз масонского направле
ния. В нем содержались угроза в адрес Новикова и его типо
графий и запрет печатать книги, содержащие «странные мудро
вания».
Но одновременно центральное правительство стало пресле
довать и благотворительную деятельность новиковского круж
ка. Указом от 23 января 1786 г. повелевалось все частные школы
и больницы в Москве, кроме имеющих особые привилегии и со
стоящих на учете в Правлении светского и духовного началь
ства, подчинить ведомству Приказа общественного призрения
и предписывалось наблюдать за всеми учреждениями новиков
ского кружка (Лонгинов, стр. 250–260).
В следующем году преследования приняли уже более серьез
ный характер. Повидимому, раздача Новиковым хлеба просто
му народу в голодный 1787 год послужила толчком к интенсив
ным мерам против его кружка. В этом году последовало запре
щение печатать в светских типографиях книги
56
, относящиеся к
148
церковному или Священному Писанию, запрещена продажа
этих книг в частных лавках, что грозило абсолютным прекраще
нием издательской деятельности новиковского кружка; наконец,
последовал запрет отдавать Новикову университетскую типог
рафию (Лонгинов, стр. 279–289). В 1791 г. в Москве появляется
известный граф Безбородко, имевший целью негласно произ
вести следствие о масонах. Он имел очень широкие полномо
чия, но уехал из Москвы для доклада императрице, даже не на
чав формального следствия, видимо, не считая его нужным (За
писки Лопухина в «Русском архиве», стр. 34–35).
До 1792 г. у правительства имелся ряд подозрений, но, пови
димому, еще не было достаточных улик. В этом году оно узнало
о продаже в московских лавках какойто запрещенной книги, а
также о том, что у Новикова, в селе Авдотьине, имеется тайная
типография (Лонгинов
57
, стр. 317). Началось расследование, и
Прозоровский установил факт продажи в московских лавках
«Новой Киропедии», экземпляры которой были конфискованы
у Новикова при первом допросе. Последовали обыски и арест
самого Новикова, который тогда находился в своем подмосков
ном селе Авдотьине. Следствие обнаружило тайную продажу
двадцати наименований запрещенных книг и сорока восьми —
напечатанных без разрешения. Продажа запрещенных книг про
исходила как в лавках Новикова, так и в лавках, имевших к ним
отношение (Лонгинов, стр. 313–315). Князь Прозоровский сам
занялся допросом арестованного Новикова. По наблюдениям
князя, Новиков оказался человеком «натуры острой, догадли
вой», он робел на допросе, но не «замешивается»; он показался
Прозоровскому человеком «коварным и лукавым». К делу были
привлечены книготорговцы (Кольчугин и другие, продававшие
запрещенные книги, взятые ими у Новикова (Лонгинов,
стр. 315–318). После первого же допроса у Прозоровского Но
виков с большими предосторожностями, кружным путем был
отправлен в Шлиссельбург, где попал в руки известного следо
вателя Шишковского. Основная цель Шишковского заключа
лась в том, чтобы установить, не преследовал ли новиковский
кружок политических целей или целей антирелигиозных. Изве
стно, что следствие закончилось заключением Новикова в
Шлиссельбургскую крепость на пятнадцать лет. Одновременно
149
с арестом Новикова Прозоровский проводил следствие по его
сообщникам. Тургенева тогда не было в Москве, поэтому доп
росу, прежде всего, подверглись князь Н.Н. Трубецкой и И.В. Ло
пухин. Последний в своих записках передает подробности доп
роса. Сам Лопухин вынес впечатление, что московский главно
командующий «ожидал раскрыть во мне превеликого злодея го
сударственного и надеялся, что доведется меня арестовать». С
первых же слов Прозоровского Лопухин смог понять, какое зна
чение он придает всему этому делу. Лопухин сам писал ответы
на вопросы, заготовленные в Петербурге при участии императ
рицы. Много раз во время допроса Лопухину приходилось заяв
лять о своих верноподданнических чувствах и верности госуда
рыне, а также о том, что он не уступит ни князю Прозоровскому,
ни кому другому в чувстве долга верного подданного и сына оте
чества.
Лопухину, Трубецкому и Тургеневу, согласно указу императ
рицы, угрожала ссылка. Но, повидимому, показания Лопухина
произвели на Екатерину очень благоприятное впечатление, и
ссылка его не состоялась. Он был оставлен в Москве под при
смотром полиции. Трубецкой и Тургенев были сосланы
58
. Князь
Репнин, о переписке которого со Шредером стало известно им
ператрице, был оставлен под подозрением и впоследствии уже
не пользовался милостями государыни.
Закончив допрос ближайших сотрудников Новикова, князь
Прозоровский продолжал розыски запрещенных книг. По его
распоряжению два цензора от университета и два — от духовен
ства просматривали книги во всех московских лавках, руковод
ствуясь строгой инструкцией главнокомандующего. Было най
дено новое отделение в Гендриковском доме, где оказались за
прещенные книги; несколько книг в книжных лавках были при
знаны «весьма недостойными существовать», в том числе и
Карамзинский перевод «Юлия Цезаря» (Тихонравов. Сочин.,
т. III, ч. 2, стр. 56).
Из других сотрудников Новикова правительство оставило в
покое А.М. Кутузова
59
, жившего в Берлине по масонским де
лам, известного купеческого сына Походяшина, истратившего
свое состояние на мероприятия новиковского кружка. Гамалея
подвергся легкому допросу у полицейских чиновников, князь
150
Енгалычев, В.В. Чулков, О.А. Поздеев, куратор Московского
университета М.М. Херасков и многие другие, причастные к
этому делу, отделались одним только испугом (Лонгинов, стр.
352–354).
Значительно большее внимание было уделено двум молодым
воспитанникам новиковского кружка, только что возвратив
шимся изза границы после четырехлетнего обучения, Невзо
рову и Колокольникову. Оба они были арестованы в Риге и не
медленно доставлены в Петропавловскую крепость. Обоих под
вергли строгим допросам. Допрошен был и доктор Багрянский,
тоже из числа воспитанников новиковского кружка, в то время
находившийся в качестве врача при больном Новикове. След
ствие стремилось выяснить отношение этих молодых людей к
Новикову и его кружку, а также к масонству. Их показания ин
тересны лишь как биографический материал, так как все трое
были слишком далеки от участия в масонской деятельности, а
были просто приемными детьми новиковского кружка. Невзо
ров и Колокольников заболели во время допроса, и их перевели
во Обуховскую больницу, где Колокольников вскоре умер. Не
взоров некоторое время оставался в больнице как душевноболь
ной, его последние ответы на вопросы следствия производят бес
спорное впечатление ответов человека невменяемого. Багрян
ский же получил разрешение ухаживать за Новиковым в крепо
сти (Лонгинов, стр. 355; Сб. И.Р.И.Ова, II).
Ликвидировав дела с представителями Новиковского круж
ка и с самим Новиковым, правительство занялось финансовым
уничтожением новиковской компании. Конфискованные кни
ги, напечатанные тайно или с разрешения, а затем запрещен
ные, в количестве 18 656 экземпляров, были сожжены. В 1794 г.
в Гендриковском доме было найдено еще одно помещение с кни
гами, ранее неизвестными, и часть этих книг тоже была сожже
на. Дела компании были весьма расстроены. Личное имущество
Новикова было невелико, у компании же оказались большие
долги, значительно превышающие ее имущество. Попытки про
дать на открытых торгах дом компании, ее аптеку и типографию
оказались неудачными, ибо не нашлось потенциальных поку
пателей (Лонгинов, стр. 359). Все дела новиковской компании
были окончательно ликвидированы при императоре Павле.
151
Сделав общий обзор преследований, необходимо теперь осо
бо выделить дело Новикова и отношение его к остальному ма
сонству. Так как долгое время дело Новикова для ученых абсо
лютно сливалось с делом всего масонства, то для многих суро
вое наказание Новикова казалось величайшей несправедливос
тью. Но, думается, Новиков вовсе не нуждается в оправдании, и
историку не приходится выступать в роли обвинителя императ
рицы. В этом деле случилось то, что всегда бывает, когда пред
ставитель власти стремится удержать существующий порядок
вещей, оберегает его от тех элементов, которые способны вне
Ложа мастеров
60
152
сти новую прогрессивную струю в общественные или политичес
кие отношения. И Екатерина поступила так, как только и мог
поступить государь с твердыми убеждениями, а Новиков подвер
гся обычной участи общественного и политического деятеля,
пошедшего вразрез с курсом правительства, без надежды на воз
можность убедить его в правоте своих идеалов. В самом деле, ис
тория вопроса такова. Один из первых исследователей, Лонги
нов, считал Новикова совершенно невиновным и искал причи
ны его заточения в нелюбви к масонам фаворита императрицы
графа ДмитриеваМамонова. Он же говорит о недоброжелатель
стве к «Дружескому обществу» куратора Московского универси
тета графа Мелиссино (Лонгинов. Новиков и московские марти
нисты, стр. 269 и др.). Недавно профессор Иконников высказал
мысль, что первое дело, возбужденное против Новикова в конце
1785 г., было результатом внушения со стороны лица, желавшего
причинить неприятности архиепископу Платону через поручение
испытать Новикова в религии (Иконников. Значение царствова
ния императрицы Екатерины II, стр. 87). С особенной дотошно
стью останавливался на деле Новикова покойный академик Пы
пин, обращая особое внимание на моральную сторону дела. Он
подчеркивает то обстоятельство, что участь Новикова была ре
шена без формального суда. Это замечание справедливо, но на
помним, что тогдашний суд нашел бы в уложениях и воинских
артикулах еще более суровую форму наказания для Новикова.
Пыпин настаивает на том, что никаких неоспоримых доказа
тельств возведенных на Новикова обвинений найдено не было,
так же как и указаний на какиелибо сокровенные замыслы. Та
ким образом, Новиков был осужден за печатание неразрешенных
книг, что в глазах правительства большого значения не имело. Оп
равдывая Новикова, Пыпин, однако, не может не признать
того, что обвинения были направлены против общественной де
ятельности Новикова, но отрицает за ним «какиенибудь поли
тические затеи» (Пыпин. Времена Екатерины II; Вестник Евро
пы, 1895, № 7, стр. 292–293). Впрочем, по существу, в объясне
нии Пыпин придерживался мнения, ранее высказанного Якуш
киным (Сборник «Почин», стр. 173). Для Незеленова, который
очень многое разъяснил в этом деле, суровое наказание Новико
ва в сравнении с судьбой, постигшей главу этого Ордена князя