91
Интересно, что все суперсовременные средства и формы, виды «искусства», – активно
используют то, что, по выражению А. Гениса, располагалось раньше в «подвале» культуры:
суеверия, ритуалы, слухи, легенды, всяческая архаика. Все это воплощается в кинобоевиках,
комиксах, телесериалах, разнообразных «ужастиках» с вампирами, оборотнями, кумирами-
супергероями. Причем, всюду в зрелищных и звуковых искусствах на
первое место по
значимости, среди творцов, начал выходить режиссер со звуко и видеооператорами. Именно
режиссер, как шаман, дирижировал реакциями публики в кино, на телевидении, в театре, в
разнообразных шоу. В ХХ веке, при этом, все время было стремление вызвать не только
реакцию, но и возможное сотворчество толпы: шумящей, притопывающей, подпевающей.
«Массовое искусство, как и первобытный синкретический ритуал, строится вокруг зрителя, а
не художника»
47
. Искусство действительно преобразуется как бы в некий ритуал,
соединяющий разные виды художественного творчества и, с помощью технических
устройств, – преобразующий обыденную жизнь в грезу, будни – в праздник. В ХХ столетии
все время рос удельный вес внесловесной художественной культуры. Это касается бурного
развития музыки, танцев, шоу, рекламы, дизайна. Доступность внесловесных форм культуры
представителям разноязычных культур создала некоторые новые возможности для
культурного объединения планеты.
Но вместе с тем происходило и то, что описывал Т. Зэлдин
48
, – усиление неоднородности
культурной жизни разных слоев и групп общества, замыкание отдельных социальных групп в
культурной изоляции, что предопределило эффект мозаичности культуры. Так, во всяком
случае во Франции, ни живопись, ни литература уже не являлись предметом всеобщего
интереса. По некоторым подсчетам на широко понимаемую культуру тратилось в среднем
2,5% доходов французской семьи
, в то время как на развлечения – 20%. Зэлдин отметил, что
«классическую культуру по-прежнему ценят только те, кто претендует на
респектабельность…»
49
. А что же и почему ценили остальные? Все явно оригинальное, ибо
культура, по общему мнению, должна была противостоять оболванивающему воздействию
средств массовой информации, стимулировать проявления оригинальности, нестандартности
личностей. Поэтому даже у французского Министерства культуры были заметные колебания
между признанием необходимости спасать и сохранять традиционную культуру и
стремлением к поощрению (и
финансированию) всяческого обновления.
Конечно, старая традиционная художественная культура, традиционное искусство в ХХ
столетии не умерли вовсе, не перестали действовать. Традиции великих романов XIX века
были продолжены, например, русскими прозаиками Шолоховым, Булгаковым, Набоковым,
хотя на Западе развился совершенно иной тип романа, воплотившийся в «Уллисе» Джойса, а
позже и еще более современные образцы «эпической
» прозы. Впрочем, и на Западе, помимо
Джойса был Хемингуэй и другие романисты, не повторявшие, но развивавшие (так же как
Булгаков и Набоков) традиции классической прозы. Музыкальные формы классики по-
новому звучали в творчестве Прокофьева и Шостаковича, Карла Орффа и многих других
композиторов. В изобразительном искусстве и киноискусстве встречались талантливые
вариации
неореализма и даже неоклассицизма. Ставились классические оперы и балеты с
потрясающими исполнителями, такими как Анна Павлова, Нижинский, Шаляпин, Ланцо,
Поваротти, Уланова, Плисецкая, Барышников и т. д. И, тем не менее, на всем традиционном,
особенно к концу века был уже явный отпечаток музейности, то есть того, что ценно, что
необходимо сохранять, как
сохраняются полотна старых мастеров или античная скульптура,
Комеди-Франсез или Шекспировский театр. Но ни писать, ни живописать, ни создавать
музыкальные и театральные шедевры так, как это делалось в XIX веке – в XXI (после ХХ)
будет уже невозможно. Все, в чем не хватает динамизма и остроты (даже кино 50-х-60-х-70-х
гг. ХХ
века) перестало смотреться, читаться, слушаться с живым интересом. Идеал красоты
вроде бы все еще остается там, в прошлом. Но художественность уже не такова; эстетические