Богатырёв П.Г. Вопросы теории народного искусства

Подождите немного. Документ загружается.

сами порою становятся в их позу, совместно с ними хохоча

над тем или другим забавным положением. Особенно это

относится к эпизодическим персонажам: мужу, фельдшеру,

попу. Исполнителей этих ролей иногда просят сыграть

того или другого лишь в последнюю минуту. Сыграв, точ-

нее,

сымпровизировав несколько положенных реплик, они

вновь превращаются в зрителей». Далее приводятся воз-

гласы одобрения или порицания: «Ну, ну, Кострома,

докажи им, докажи!», или: «Молодец, Кострома!», или от

учителей: «Постыдись, Ильинична!» (66, стр. 179). Выкрики

учителей, по-видимому, относятся к грубой фарсовой

сцене — осмотру больной фельдшером.

В своем исследовании о средневековой драме Вацлав

Черный отмечает следующее: «Характерной чертой ранних

средневековых драм была тесная связь между сценой и зри-

тельным залом. Мало того, не было грани, отделяющей эти

пространства друг от друга. Не только артисты по исполне-

нии своей роли смешивались с публикой, но

черти, фигляр-

ствуя, вертелись среди зрителей, заговаривая

ними.

Вспом-

ним приказчиков mastickafe (продавца благовонных м^ел,

аптекаря-шарлатана), которые бегали между зрителями,

предлагая им, по-видимому, товары своего хозяина, а хозяин,

чтобы продолжить игру, вынужден звать их обратно на сце-

ну» (181, стр. 155—156).

В старинном чешском театре, кроме актеров, исполняв-

ших комические роли в самой пьесе, как, например, под-

мастерье в пьесе «Mastickafe» («Продавец благовонных

мазей»), к публике обращался особый актер, не исполняв-

ший никакой роли в пьесе, так называемый Odpovednik —

«проволавач» (глашатай), «прекурзор», которого за его

костюмы называли также «барбатус» (варвар). Этот артист,

собственно говоря, непосредственного участия в действии

пьесы не принимал. Его задачей было перед каждым выступ-

лением обращать внимание публики на значение этого

выступления, а также указывать на то, что на сцене про-

изойдет дальше. Привожу одно из таких его обращений

к публике:

«Пани, паны, отодвиньтесь

И немного разодвиньтесь!

Так как сюда сейчас придут три прекрасные девы

Искать распятого Иисуса!..

Пани и паны, подвиньтесь!..

А вы, старушки, всегда копаетесь!

Отчего же вы, старушки, так опаздываете,

Может быть, у вас много булок?

Я их вам помогу донести,

Если не будет куда поближе, то в нашу школу!».

Это действующее лицо произносило свою роль обычным

голосом и без пения. Так как его речь не была связана

никакими правилами, то он примешивал к своей роли

веселые дополнения, благодаря чему роль глашатая стала

в отдельных местах комической. Содействовало этому

также и то, что такой глашатай обычно стоял в глубине

сцены и, сам не принимая участия в действии, сопровож-

дал выступление, иногда самого серьезного характера,

своими замечаниями, нередко фамильярными и циничными.

В этом ему предоставлялась полная свобода.

Прологи и обращения к публике перемешивались

с остротами, в них вставлялись намеки на местные проис-

шествия. Эти замечания имеются и в других пьесах, где

после каждого монолога глашатай заявляет:

«Достаточно уж нам печалиться,

Ведь мы сорок дней постились,

Питаясь капустой и грибами.

Запивали мы все это литомержицким пивом,

Которое всегда воняет болотом и дымом!

От такой еды и питья у нас могли бы сгнить зубы!

Будем же опять веселы,

Питаясь мясом и свининой!».

Боясь, что его побьют те, кому его речь не нравится, он

заканчивает:

«Я сокращаю свою речь,

Так как унюхал куличи в печке.

Итак, заканчиваю,

Все равно, жалеете вы об этом или радуетесь

этому!».

Пьеса начиналась с пролога, а кончалась эпилогом,

в который включалась и просьба о поддержке артистов,

Ведь эти пьесы исполнялись бедными учениками школ

и плата за театральное исполнение их материально поддер-

живала. Шутливым эпилогом заканчивалось и произведение

«Sermo paschalis bonus» («Благая пасхальная речь»).

И в этом эпилоге в качестве предмета, возбуждающего

веселость, упоминались «старые бабки». О них говорилось:

«От черта можно откреститься,

Помоги нам, боже, избавиться от злой старухи!

Повернитесь поскорее,

А вы, старухи, забросьте свои чародейства;

Примите благословение и исчезните поскорее»

(258,

стр. 20—22).

В некоторых народных театральных представлениях

на ролях «глашатая» выступает тот, кто заканчивает драму

и обращается с просьбой пожертвовать актерам за исполне-

ние драмы деньги или продукты.

В народных драматических представлениях, как, напри-

мер,

«Обходы короля и королевы», «Избрание, купание

короля» или «Казнь петуха», тот, кто непосредственно

обращается с чтением манифеста к собравшейся перед ним

деревенской публике (в представлениях с королем — гла-

шатай, а при казни петуха и других животных — ряженый

священник), часто высмеивает одного за другим стоящих

в публике, и таким образом это чтение носит характер

сатирическо-комического выступления.

В восточной Словакии актеры народного театра нашли

оригинальное средство связи сцены со зрительным залом.

Парни-актеры изображают сценки, в которых в карика-

турном виде представляют находящихся в публике лиц.

Сцена остается вполне театральной, а вместе с тем пере-

кидывается мост между сценой и зрительным залом.

С подобным приемом мы встречаемся в русской народной

сатирической пьесе «Барин», записанной Н. Е. Ончуковым

в селе Тамица, Онежского уезда, Архангельской губернии,

летом 1905—1907 годов. Приведу отрывки из этой пьесы.

«Бари н.

Подходите, подходите!

[Кто-нибудь из

фофанцев

(то есть ряженых.—

подходит, изображая просителя.]

Проситель.

Господин барин, прими мою просьбу.

Барин.

Ты хто? •

Проситель

[называется вымышленным именем,— именем

какого-нибудь парня в селе.]

Владимир Воронин.

Барин.

Об чем просишь?

Проситель.

На Парасковью прошу: по летам Парашка любит

меня, а по зимам другого парня — Василья.

Барин.

А подойди-ка, Парасковья, сюды. Пошто же

это ты двух сразу любишь?

Парасковья — также настоящее имя какой-нибудь де-

вицы на селе. Вместо нее на зов Барина подходит кто-

нибудь из фофанцев и начинает спорить и ругаться с про-

сителем. Говорят кто что вздумает; кто сильнее и остроум-

нее выругается, тот и больший успех имеет у публики.

Барин и Откупщик советуются вслух, кто из судящихся

виновен и кого наказать: парня или девку; признают

виновной, например, девицу. Барин говорит: «Давай-ко,

Парасковья, приваливайся-ко спиной-то!» Парасковья под-

чиняется решению суда и подставляет спину. Откупщик

наказывает ее плетью. За первым просителем является дру-

гой и выкладывает еще какую-нибудь просьбу про соседа,

про жену и т. д. В основание просьб кладется обыкновенно

какой-нибудь действительно существующий в селе факт,

который, конечно, преувеличивается, доводится до смешно-

го,

до абсурда... Когда просителей больше нет и все прось-

бы рассмотрены, приведены решения суда и исполнены

приговоры, начинается продажа коня» (85, стр. 115).

Продавец просит за коня:

«Сто рублей деньгами,

Сорок сорокушек

Соленых

Сорок анбаров

Мороженых тараканов,

Аршин масла,

Кислого молока три пасма,

Михалка Тамицына нос,

Нашей Кожарихи хвост»

(85,

стр. 116).

В чешском народном театре мы находим различные виды

коллективной игры артиста с публикой. Начнем с того,

что в Сепекове играющий солдат изменяет слова своей роли,

с которыми он обращается к публике, в зависимости от

ситуации в доме или от общественного положения хозяина.

«Когда актеры (Перехты) подходят к дверям, солдат, кото-

рый водит кобылу, входит в комнату и говорит: «Пан хозяин

найдется ли у вас место для моего коня и его хозяина?»

Если хозяин ответит, что место найдется, солдат подходит

к кобыле и говорит: «Так, иди, Вороной!» Кобыла (ряже-

ный) весело ржет и входит в комнату. Солдат на кобыле

иногда учтиво, иногда строго обращается к домашним,

в зависимости от того, кто эти хозяева и чем они в это время

заняты. Если он, например, увидит, что в комнате кто-то

вяжет веники, то он говорит: «За то, что вы вяжете веники,

вы будете посажены на 40 дней в трактир у пана Я- В.

в селе Сепекове». Если ряженые входят в дом сельского

полицейского по фамилии Железный, всадник говорит:

«Для нас большая честь иметь в Сепекове железного поли-

цейского. Этого никогда не бывало у нас». Итак, в каждом

доме он говорит другое: одно в доме портного, другое —

у сапожника. В доме старосты: «Осмелюсь доложить, пан

староста, в императорское и королевское окрестное управ-

ление поступила жалоба арестантов, которые посажены

были в вашу тюрьму; они якобы страдали там от голода

и жажды. Вследствие этого приказываю вам, чтобы вы

этих арестантов досыта кормили и поили. Если вы этого

не исполните, будете наказаны, а именно: будете посажены

на 12 дней в Жатецкий пивоваренный завод, где будете

страдать от изобилия питья». У хозяина, в доме которого

собираются соседи: «Осмелюсь доложить, пан хозяин,

в императорское и королевское окрестное управление

пришла жалоба на то, что в вашем доме собиралось много

парней, которые каждый вечер наедались и напивались

пивом и тем давали трактирщику доход. А потому при-

казывается вам до 31 февраля эти сборища прекратить.

Если вы этого не исполните, то будете наказаны, а именно:

вас посадят в одно из лучших пражских кафе». Трактир-

щику: «Осмелюсь доложить, пан трактирщик: император-

ское и королевское Милевское окрестное управление при-

казывает вам, чтобы с 9 февраля по 4 апреля (от великопост-

ной среды до пасхального воскресенья 1910 года.— П. Б.)

в вашем танцевальном зале не было танцев. Если же вы этот

закон нарушите, то цы будете наказаны: вы будете посаже-

ны в Пильзенский пивоваренный завод, где вам будут

подавать прекрасное пильзенское

пиво».

У военного в отстав-

ке:

«Осмелюсь доложить, пан хозяин, вы не заплатили

военный налог от 1903 года по нынешний год. Поэтому вам

приказывается уплатить этот долг до 31 января этого года.

Если вы этого не исполните, то будете наказаны: будете

посажены на 18 дней в гостинице «У короны» (189,

стр.

20—22).

В других представлениях публика принимает деятель-

ное участие и является одновременно и зрителем и актером.

Рихтар

спрашивает: «Пан хозяин, все ли здесь присут-

ствующие вели себя хорошо и не опозорил ли нас кто-нибудь

из наших товарищей?» Когда хозяин и хозяйка дома (не

актеры) одаривают присутствующих зерном или мясом,

хозяин в шутку кладет в зерно или мясо какой-нибудь

предмет, например ключ и т. п. На вопрос рихтара хозяин

отвечает: «Один из вас украл». Рихтар спрашивает: «Что

этот товарищ заслуживает за позор, который он нам нанес?»

Хозяин отвечает, например: «5 копен». Рихтар просит:

«Пан хозяин и пани хозяйка, прошу сократить немного,

так как он слаб и такого наказания не выдержит. Хозяин

говорит: «Две копы». Рихтар вторично просит, повторяя

прежние слова. Хозяин говорит: «Одну копу». Рихтар

просит: «Прошу вас первый, второй и третий раз, пан

и пани», затем повторяет прежнюю просьбу. Хозяин

отвечает: «Пол-копы». Рихтар: «Пан хозяин и пани хозяй-

ка, будьте любезны ответить, какие копы: те ли копы, кото-

рые на лугу, или шестьдесят штук, которые равняются

одной копе?» (здесь игра слов:

«копа

значит куча, в которую

входит шестьдесят маленьких вещей, и, кроме того, копа

значит копна.— П. Б.). Хозяин: «На лугу копы». Ри-

хтар: «Скажите, будьте любезны, наказание должно быть

веселое или печальное?» Колядник (один из актеров) обе-

гает кругом и подходит к рихтару. Рихтар: «Брат-кама-

рад,

ты должен быть наказан, и я тебе скажу за што и

пошто».

Дальше идет рифмованная речь:

«Когда мы ехали из Праги в Мораву через знаменитый

пражский мост, мы там нашли белый грош. Ты не хотел

с нами поделиться и за это получишь по спине. Это тебе

за отца, это за мать, это за твоих верных друзей, с которыми

ты пошел колядовать и так их осрамил своим воровством.

За все это ты должен поблагодарить и весело скакать».

Музыка играет, и все идут в другой дом, где опять все

повторяется снова (155, стр. 188).

Рихтар — сельский староста; здесь — староста деревенских

актеров.

Иногда обращение к публике со сцены и нарушение

границы между подмостками и зрительным залом несет

практическую функцию — навести порядок в зритель-

ном зале.

«В том случае, когда кукольник играет на площади или

на улице, а проходящие мимо останавливаются посмотреть

на даровщинку, не желая ничего платить, кукольник уста-

ми короля, который в это время играет на сцене, обращает-

ся к таким неплательщикам: «Отойдите, отойдите, прелест-

ная персона!» Когда публика начинает слишком шуметь,

кукольник устами Гории обращается к зрительному залу:

«Эй, вы, рвань? Если сейчас не утихнете, я тут же перестану

играть и всех вас отсюда вышвырну» (321, стр. 138).

Характерной особенностью публики народного театра

является то, что она не гонится за новым содержанием

пьесы, но из года в год с удовольствием смотрит те же

самые рождественские и пасхальные пьесы —«Дороту»

и т. д. В России такой пьесой была «Царь Максимилиан»,

по своему содержанию близкая «Дороте» (ср. 218,

стр.

228—232), и другие традиционные пьесы. Зритель

смотрит все эти пьесы с необычайным интересом, хотя

знает их почти на память. В этом принципиальное различие

между зрителем народного театра и современным посетите-

лем театра. Многие посетители нашего театра иногда прямо

просят, чтобы им перед представлением не рассказывали

содержание пьесы, так как они хотят пережить все пери-

петии пьесы. Иначе обстоит дело с публикой народного

театра. В этом отношении мы могли бы публику народного

театра сравнить с теми редкими любителями театра, кото-

рые в течение своей жизни уже двадцать или тридцать

раз видели на сцене «Гамлета», наизусть знают отдельные

монологи и диалоги из этой пьесы, помнят, как играли

отдельные сцены знаменитые актеры, и вот в тридцать

первый раз снова идут на «Гамлета», чтобы вновь пережить

известные сцены. Эстетическое восприятие такого зрителя

близко эстетическим восприятиям артиста, который при

каждом исполнении своей роли снова и снова переживает

каждую реплику, каждый монолог из пьесы. Разница

только в том, что зритель все это переживает пассивно,

а актер активно. Вероятно, го же самое переживал и средне-

вековый зритель, который с неостывающим интересом

по нескольку раз ходил смотреть одну и ту же мистерию,

содержание которой знал и из прежних представлений

и из Библии.

Это хорошее знакомство с содержанием пьесы позволяет

зрителю народного театра активно выступать в театре,

петь вместе с хором и вместе с артистами принимать участие

в пьесе.

Ввиду того что зрителям хорошо знакомо содержание

представляемой пьесы, их нельзя поразить новизной раз-

вития сюжета, который играет существенную роль в наших

театральных представлениях. Центр тяжести спектакля

падает на разработку деталей. Иногда даже просто повто-

ряются сцены с одним и тем же содержанием, отличаю-

щиеся друг от друга только по форме.

Так, в пьесе «Дэрота», записанной в Словакии Рыба-

ком, сначала представляется все ее содержание в виде

драмы, а потом непосредственно за окончанием драмы

идет повторение того же сюжета в песенной форме, близкой

к нашей опере.

Вот еще пример того, как публика и ее реакция во время

спектакля в корне видоизменяют отдельные театральные

элементы и в принципе разрушают установленные нами

на основании наблюдений нашего театра представления

о роли отдельных драматических элементов. В драматиче-

ских народных представлениях большую роль играют моно-

логи (ср. 271). Однако часто эти монологи обращены непо-

средственно к публике и не только ко всей, но к отдельным

лицам из публики. Поэтому реакция на монологи в народ-

ном театре резко отличается от реакции на монологи

в нашем театре. В то время как монолог в нашем театре

всегда представляет опасность навести скуку на публику

(режиссеры часто делают в них купюры), монолог в народ-

ном театре, когда он «задирает» отдельных лиц из публики,

опасен в другом отношении: публика будет на него слиш-

ком активно реагировать и разрушит весь спектакль.

Как пример такой опасности приведу описание народ-

ного представления «Казнь петуха», сделанного Каролиной

Светлой в ее романе «Деревенский роман». «Когда шум

немного стих, католический священник (то есть артист,

его игравший) вытащил из кармана лист бумаги и сооб-

щил жителям села, горько при этом плача, что осужденный

(петух), чувствуя, какой ему уготован конец, начал

прощаться с жизнью, как только за ним пришли. В послед-

ние минуты он сделал завещание, где завещал все части

своего тела соседям, которым в течение всей своей жизни

причинил столько горя. Послышался новый взрыв смеха,

когда «священник» пункт за пунктом стал читать завеща-

ние.

Петух завещал свои шпоры как раз тому земляку,

о котором было известно, что он во всем округе самый боль-

шой трус, гребень петух завещал соседу, о котором все

говорили, что он чешется только два раза в год: под Пасху

и под Рождество. Перья петух завещал Фоме, сыну тепе-

решнего старосты, которого считали во всем округе за само-

го большого зазнайку и франта, язык — соседу, сплетни

которого в течение года причиняли в селе много всяких

ссор и неприятностей.

Однако те, о которых вспомнил несчастный грешник

в последние минуты своей жизни, не проявляли большой

благодарности за отказанное им наследство. Они один за

другим протолкались к «священнику», намереваясь столк-

нуть его с места. К ним присоединились их родственники

и приятели, и дело могло бы дойти и до драки, если бы

черт вдруг быстро не застучал палками, которые держал

в руке, и если бы комедиант не зазвонил в звонок, который

висел у него на поясе. Оба они приглашали почтеннейшую

публику выслать из своей среды кого-нибудь, кто хочет

взять на себя роль палача и отсечь голову осужден-

ному.

Все внимание обратилось в другую сторону, на недо-

вольных речью «священника» (ряженого) прикрикнули,

требуя, чтобы они оставили его в покое, и тому удалось

убежать» (308, стр. 65).

Интересные параллели о взаимоотношениях между зри-

телями и исполнителями находим у так называемых «перво-

бытных народов». Эти взаимоотношения «заключаются

не только в восприятии зрителями впечатления от изобра-

жаемого перед ними. Иногда зрители приобщаются к испол-

нению, принимают в нем участие» (111, кн. III, стр. 62).

Приведу место из камлания шамана, где принимают

участие и зрители: «Спустившись на землю, шаман слезает

е гуся (грубое изображение гуся.— П. Б.) и быстро бежит

за душой лошади. Все присутствующие принимают живей-

шее участие в этой погоне за пурой (душой жертвенной

лошади.— П.

Б.)>

все выбегают вслед за шаманом из юрты

с криком: «Аи хаи! Аи хаи!» Все находятся в движении,

пока не удастся загнать душу жертвенной лошади в огоро-

женное перед входом в юрту пространство» (111, кн. V,

стр.

36).

«По этому видно,— говорит В. Н. Харузина,— что

в некоторых, по крайней мере, случаях грань между испол-

нителей и зрителями проводится не т^к отчетливо, как

бывает при современных представлениях» (111, кн. Ill,

стр.

63).

В.

Н. Харузина вполне правильно указывает, что «пер-

вобытные народы» учитывали «силу, присущую зрителям,^

силу общего подъема. Получается общая сгущенная атмо-

сфера, так содействующая, по верованиям малокультурных :

народов, действенности всякого обряда» (т а м же). «Понят-1

ными поэтому становятся правила, соблюдавшиеся у древ-/

них гавайцев при священнодействиях хула. Все входившие

в «зрительный зал» подвергались очищению. Во время

представления зрители, наравне с исполнителями, считав

лись табу. Они должны были соблюдать ряд запрещений.!

Особая формула десакрализации делала присутствующих;

свободными от состояния табу, когда они уходили с пред-

ставления» (там же).

То обстоятельство, что представление происходит

в крестьянском доме в небольшой комнате и зрители нахо-

дятся в непосредственной близости к актерам, содействует

вовлечению публики в театральное действие и позволяет

публике воспринимать театральные превращения и перево-

площения актера, реквизит и т. п. не только зрением и слу-

хом, но и вкусом и обонянием.

Приведу примеры.

В Мелевской области 6 января перед праздником «Три

волхва» (Крещение) ходят Перехты. Среди ряженых встре-

чаем девушку-батрачку, которая несет подойник. Девушка

ведет за собой козу (ряженого). Во время представления

девушка хвалится перед хозяйкой дома (действительной

хозяйкой дома, а не ряженой, то есть перед публикой),

что коза дает много молока.

«Под конец представления девушка-батрачка садится

и начинает доить. В подойнике у ней пиво, которое она

подает хозяину дома (не ряженому, а настоящему хозяину,

то есть публике.— П. Б.) и просит его попробовать, какое

хорошее молоко дает коза» (189, стр. 16).

Здесь хозяин дома, который является представителем

публики, вдруг становится уже актером. Он пьет пиво, но

делает вид, что пьет молоко, ведь девушка театральными

движениями показывает, что пиво-молоко было надоено

от козы.

В венгерской игре-пьесе «Разбойники» ряженые — корч-

марка и ее дочь — не только одеваются в дорогие платья,

чтобы показать свое богатство, но и душатся духами. Зри-

тели слышат запах духов (см. 341, стр. 51—70).