Второй момент — хор или вожак поют, что коза боится
только старого деда, который владеет тугим луком и стре-
лами, и он ее поразит в самое сердце. При пении этих слов,
коза (ряженый) падает и притворяется мертвой; через не-
которое время она оживает и поднимается, кланяется
хозяину, и на этом представление заканчивается (см. 264,
стр.
989).
В ряде вариантов первоначально поется, что дед уби-
вает козу, она умирает, затем оживает, и хор поет о козе,
которая приносит хозяину благополучие. Этот мотив в игре
ряженых — убийство козы вожаком — широко распростра-
нен не только у славян: белорусов, украинцев, поляков
(там же, стр. 989—991), но и у шведов (там же,
стр.
991) и у румын (281, стр. 165).
По верному, как нам кажется, мнению К. Мошинского,
сцена смерти козы, ее оживление, пение хора о том, что
она приносит благополучие хозяину,— все это является
отражением древнего магического действа.
Но выше мы привели примеры убийства козы — под-
линного животного,—напоминающие нам жертвоприноше-
ние.
Вспомним, что жертвоприношение козы было и в ан-
тичном мире (см. 108, стр. 19—23).
Многие народные чешские и словацкие игры связаны
с примитивными народными верованиями.
Таков, например, обряд «Хождение трех волхвов».
Переодетые мальчики в окрестности Трговой Каменицы
на Крещение («Три волхва») после того, как пропоют извест-
ную колядку, пишут мелом на двери буквы К + М + Б.
Потом передают этот мел хозяйке. Последняя идет в сени
и делает три крестика на внешних дверях, потом возвра-
щается в избу, отдает этот мел мальчикам и дает им при этом
несколько крейцеров (мелкая монета), чтобы прибавить им
«на далекий путь в Вифлеем». Спустя три дня хозяйка рано
утром, до восхода солнца, стирает эти крестики. Делает
это для того, чтобы ей целый год курицы несли много яиц
(см.
338, стр. 73, ср. там ж е, стр. 72).
Некоторые обрядовые драматические сцены стоят часто
на грани между забавой и религиозным действом. Так,
У подросших детей посещение св. Николая оставляет
сакральное или полусакральное впечатление, хотя они
и знают, что это только переодетый в св. Николая человек,
а не сам святой. Подобные переживания, переходящие то
в чистую забаву, то в страх, констатированы и у взрослых
в Словакии при посещении Люции (Смерти).
37