под общим названием "талья" (франц. "taille", зарубка на куске дерева об уп-
лате налога). По смерти серва помещику следовало отдать его лучшую голову
скота и другое имущество ("heriot"). Существовало множество других податей,
даней и повинностей с разнообразными местными вариациями, но всегда они слу-
жили напоминанием о серваже. Серв не мог жениться без разрешения своего по-
мещика, и он не мог по своей воле покинуть манор. Если он умирал, не оставив
наследников, занимаемая им земля отходила к сеньору.
В XI—XII вв. эти различные виды служб и повинностей стали регу-
лироваться значительно точнее. Установилось всеобщее мнение, что следует
установить четкие ограничения как на виды, так и на размеры тех служб, ко-
торые сеньор вправе требовать. Например, барщина была ограничена макси-
мальным количеством дней в неделю или коммутирована в денежные платежи.
Такие ограничения стали устанавливаться как общие, то есть не просто для
отдельного манора или отдельных поселений, а для всех маноров в данной об-
ласти и даже стране, а в некоторых случаях даже для всех маноров западного
христианского мира. Так, требование, чтобы серв получал разрешение своего
помещика на женитьбу, было повсеместно коммутировано в уплату пошлины
(формарьяж, лат. "forismaritagium") при женитьбе вне домена сеньора и ком-
позицию при женитьбе в его пределах (лат. "mercheta mulierum" — "продажа
женщин"). Папа же Адриан IV, сам человек невысокого происхождения, по-
становил, что брак серва, даже без согласия его господина, является действи-
тельным и нерасторжимым.
Коммутация, то есть перевод служб и других повинностей крестьян в
фиксированные денежные платежи в XI—XII вв., — а это происходило по всей
Европе, — отразила не только просачивание денег в манориальное хозяйство, но
и тенденции манориального права к объективности и универсальности. Тем не
менее манориальное право далеко не достигло той высокой степени объективно-
сти или универсальности, какой достигло феодальное право, торговое, городское
и королевское, не говоря уже о каноническом праве. Возможно, одной из причин
была острота классовых противоречий в маноре, однако же господство помещика
вполне могло бы принять форму навязывания своей воли через объективные и
универсальные нормы права. Более вероятная причина, думается, в том, что по
самой своей природе манориальная жизнь требовала неформального, личного,
всепроникающего регулирования, а не набора точных, конкретных, общеприме-
нимых, недискриминационных норм. Во многих отношениях манор напоминал
маленький клан, или деревню, или большой двор. Поэтому удивительно не то, на-
сколько манориальное право отвечало воле и интересам главы двора — помещика
и его свиты, а то, что оно вообще приобрело хоть какую-то объективность и обоб-
щенность. Помещик или его агент (пристав, смотритель, "мэр") вместе со слуга-
ми существовали для того, чтобы добиваться исполнения своей воли тем или иным
путем. Однако крестьянам нужно было узаконить свои отношения с помещиком
хотя бы для того, чтобы умерить его произвол в осуществлении власти. Таким об-
разом, укрепление манориального права было показателем распределения сил
между резко противоположными интересами сеньора и его окружения, с одной
стороны, и крестьянских дворов манора — с другой. Оно было также показателем
той степени, в какой характер манориальной системы определялся более широ-
ким социальным, экономическим, политическим контекстом эпохи, в котором
законность играла центральную роль.