Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования

Подождите немного. Документ загружается.

ключив внуков и родителей умершего. Если у покойного оставались жена и дети,

то завещание не могло лишить ее или их более чем трети собственности,

подлежащей распределению по завещанию, если у покойного оставалась только

жена или только дети, то она или они получали половину.

Еще более важные изменения, чем в римском материальном праве

завещаний, канонисты произвели в управлении наследственным имуществом. В

XII в. они создали новый институт исполнителя завещания, то есть душе-

приказчика. Было установлено, что по смерти завещателя вместо принятия

наследства наследником назначенное в завещании душеприказчиком лицо брало

на себя владение всей собственностью, подлежащей распределению. Не

наследник, а душеприказчик осуществлял права завещателя и выполнял его

обязательства. Он мог предъявлять должникам завещателя иски в светских судах,

однако наследники по завещанию должны были подавать на него в церковный

суд. Заставить душеприказчика отдать законную долю жены и детей завещателя

тоже можно было только в церковном суде.

Тот факт, что составление завещания было религиозным актом, объ-

ясняет, почему церковь присвоила себе и юрисдикцию над наследованием без

завещания. По сути, церковь считала смерть без завещания разновидностью

греха. Ведь если человек не выразил свою последнюю волю, он, по всей ве-

роятности, умер без покаяния. Более того, имущество умершего без завещания

следовало употребить на благо его души. Таким образом, имущество такого

человека оказывалось в руках церковного судьи, то есть епископа или его

заместителя, "официала". Епископ мог доверить ближайшим родственникам

покойного сделать что нужно для его души, однако они не могли претендовать ни

на что помимо своей "законной доли". По новому каноническому праву та доля,

которую нельзя было отнять у жены и детей по завещанию, и была той долей,

которую они наследовали без завещания, а прочие родственники вообще не

имели права на наследство, если завещатель не упомянул их в своей последней

воле. Так церковь присвоила себе юрисдикцию над наследованием без завещания

не только для того, чтобы защитить вдову и сирот покойного, но и для блага его

души, чтобы употребить остаток его имущества на благотворительные цели.

Со временем церковные суды разработали практику назначения упра-

вителя для распределения собственности человека, который умер без завещания.

Его функции были те же, что и у душеприказчика. Средневековая каноническая

система управления имуществом покойного с помощью душеприказчиков и уп-

равителей сохранилась в английском и американском праве, а в континентальной

Европе в XVI в. вернулись к более древней римской практике. Имущество пе-

редавалось наследникам, а те, управляли им под надзором суда независимо от

того, составил ли покойный перед смертью завещание.

Институциональная роль священников была центральной. Они выслу-

шивали "последние слова", были свидетелями последней воли, служили душе-

приказчиками и управителями, принимали завещанное имущество в качестве до-

веренных лиц религиозных организаций или на благотворительные дела.

Центральную роль играл и церковный суд, то есть епископ или его

заместитель. От душеприказчиков и управителей требовалось представлять отчет

церковному суду. Церковный суд надзирал и за лицами, которым было доверено

употребить имущество на религиозные или благотворительные цели.

226

Этому же суду принадлежала юрисдикция над всеми спорами по завещанию

(хотя некоторые из них подлежали и светскому суду).

Каноническое право наследования явилось прямым вмешательством

церкви в феодальные политические и экономические отношения. Светские

власти оказали яростное сопротивление, особенно в отношении притязаний

церкви на юрисдикцию в отношении отказов земельной собственности. В Англии

и Нормандии, например, светские суды в XII в. осудили дарение земли и

посредством post obitum, и на смертном одре. Трактат Гленвилла (1187) так

высказывался о дарении на смертном одре: "Если смертельно больной человек

начал делать то, чего он не делал будучи здоров, то есть раздавать свою землю,

то ясно, что им движут его мучения, а не здравый рассудок"

. Однако это был не

самый главный аспект проблемы. Ведь дарение движимого имущества на

смертном одре не возбранялось, а вот отказы земли по феодальному (не по

городскому) праву не только в Англии, но и на всем Западе были запрещены

вообще, причем неважно, делались они в "последнем слове" или тщательно

обдуманном письменном завещании. По сути, феодальное право враждебно

относилось к завещанию земли, несмотря на богоугодные или другие цели.

Если отказ земли следовал церкви, то будущие завещатели с помощью

церкви находили разнообразные пути обойти этот запрет. Одним из таких

способов было дарение земли религиозной корпорации с сохранением пожиз-

ненного права дарителя. По форме это было прижизненное дарение, inter vivos, в

то время разрешенное, но оно имело те же последствия, что и завещание.

Светские власти ответили на это правилом "мертвой руки", которое запрещало

всякие дарения земли религиозным организациям. Тогда церковь прибегла к

другим хитростям. Землевладелец не дарил землю, а передавал ее религиозной

корпорации как феодальному сеньору, а сам продолжал ею пользоваться как

вассал; после его смерти никто другой не мог предъявить притязания на эту

землю. Или, например, землевладелец сдавал свою землю в аренду религиозной

корпорации, оговорив себе пожизненное право жить на ней. Эти изобретения

тоже в конце концов потерпели крах. Наконец, церковь нашла золотую жилу —

институт доверительной собственности ("пользование"). Правовой титул на

землю передавался мирянину, державшему его как доверенное лицо религиозной

корпорации, которая после смерти дарителя пользовалась землей и правом на все

доходы с нее; на случай смерти доверенного лица было заготовлено условие о

вступлении в должность нового. Такие "пользования" широко распространились

начиная с XII в. к выгоде религиозных орденов, которым запрещалось "владеть"

собственностью. Постепенно они стали средством не только передачи земли на

благотворительные цели при жизни землевладельца, но и оформления того, что

на деле являлось благотворительным отказом.

История ранних этапов развития права благотворительной доверитель-

ной собственности многое может рассказать о формировании западной традиции

права. Еще более ясно, чем в случае семейного права, что каноническое

наследственное право было порождено необходимостью учесть светское право,

которое, делая упор на политическое значение землевладения, вынудило церковь

сосредоточить свое право завещаний на движимой собственности и искать

другие средства овладения земельными дарами. В Англии, по край-

29*

227

ней мере, церковные суды установили практически исключительную юрис-

дикцию над наследованием движимого имущества как по завещанию, так и без.

Это продолжалось даже после Реформации и придало английскому и аме-

риканскому наследственному праву своеобразный облик, совсем иной, чем в

странах континентальной Европы. Однако во всех странах Запада, не исключая и

Англию, церковная юрисдикция над наследованием земли подчинялась светской.

Борясь за земельные дары, церковь использовала новые правовые понятия и

новый правовой инструментарий. Они включали современное понятие и

инструмент доверительной собственности, перешедшее в английское светское

право через юрисдикцию канцлера по праву справедливости, а в XII—XV вв. это

понятие входило в право всех стран Европы постольку, поскольку все эти страны

подлежали церковной юрисдикции. И благотворительное дарение движимого

имущества, и дарение земли для постоянного использования религиозными

корпорациями влекли за собой обязанность душеприказчиков или доверенных

лиц исполнять желания дарителей в интересах бенефициариев. То и другое

включало также контроль над такими обязанностями со стороны церковных

судов.

Право, вышедшее из церковной юрисдикции над наследованием, об-

ладало не только собственными структурными элементами, но и некоторыми

структурными элементами канонического права в целом. Желания завещателя

были священными, ибо при составлении завещания он совершал религиозный

акт, в силу этого же обстоятельства они должны были соответствовать нрав-

ственным нормам церкви в интерпретации церковных властей. Отказ на без-

нравственные цели, например в пользу еретика, был недействителен. Однако

любое завещание, если оно было сделано на благотворительные цели, при-

знавалось законным, даже если бы в ином случае его следовало признать

недействительным из-за неясности (например, из-за неопределенности бене-

фициария, размера наследства, цели завещателя, способов осуществления его

намерения и т.п.). Завещания "в пользу бедных", "на богослужения" или "на

благотворительность" всегда признавались законными. Если не было названо

доверенное лицо, то церковный суд назначал его. Если получателем наследства

оказывалось не учрежденное законным образом объединение или корпорация, не

имеющая права владеть собственностью, церковный суд назначал доверенное

лицо, чтобы оно распоряжалось имуществом от их имени. Эти нормы права

доверительной собственности до сих пор действуют в США.

Там, где желания завещателя не могли быть исполнены по причине фи-

зической невозможности (например, получателя наследства нет в живых) или

незаконности (например, получатель наследства — еретик или отказ незаконен

по светскому праву), церковный суд исполнял намерение завещателя "так близко,

как только возможно" (во французском языке норманнов, — су pres, "так близко,

как"). Находили другого получателя наследства, аналогичного поименованному.

Наследнику давалось что-нибудь взамен земли или какие-нибудь права на нее.

Доктрина су pres все еще господствует в США.

Каноническое право завещаний основывалось на юрисдикции церкви и

церковных судов над религиозным актом выражения последней воли. Свобода

завещания понималась, по существу, как свобода вносить вклады на религиозные

и благотворительные дела, хотя это неизбежно влекло за собой и свободу

завещать имущество родным и друзьям. В каждом завещании став-

228

кой было благополучие души усопшего. Кроме того, ставкой было и благо-

состояние бенефициариев завещания, в особенности в случае религиозных и

благотворительных отказов. Каноническое право наследования без завещания,

однако, хотя и было отчасти основано на юрисдикции церкви и церковных судов

над благополучием души покойного, отчасти было основано и на их юрисдикции

над вдовами и сиротами. Именно на этих двух юрисдикционных основаниях

каноническое право реинтегрировало сохранившиеся римские и германские

правовые институты в новую совокупность права наследования. И по сей день

сохраняется диалектическая напряженность между правом завещаний (часть

которого унаследована от римского права) и правом наследования без завещания

(которое частично унаследовано от германского народного права).

Итак, если говорить о каноническом наследственном праве как под-

системе внутри системы канонического права в целом, то надо признать, что его

структурное единство, как и структурное единство всего канонического права,

основано на сознательном согласовании разноречивых элементов.

КАНОНИЧЕСКОЕ ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ

Церковные суды едва ли могли притязать на столь широкую юрис-

дикцию над отношениями собственности, какой они обладали над семейными

отношениями и наследованием . Однако их юрисдикция над вопросами соб-

ственности отнюдь не была скудной, и из нее выросла значительная совокупность

права. Церковь владела огромными богатствами, приобретенными благодаря

дарениям, налогам и собственным сельскохозяйственным, производственным и

торговым предприятиям. По некоторым данным, церкви принадлежало от 1/4 до

1/3 всей земли в Западной Европе. Неудивительно, что не только церковные

ученые-правоведы, но и церковные суды и законодатели много занимались

вопросами прав и обязанностей, связанных с владением, пользованием и

распоряжением этими богатствами. Кроме того, каноническое право

высказывалось также по вопросам прав и обязанностей, относящихся и к

светской собственности.

Несомненно, каноническое право собственности в значительно большей

степени, чем каноническое брачно-семейное право, испытало на себе влияние

современного светского права. Во-первых, никто никогда не утверждал, что

собственность — даже и церковная — имеет священный характер. Материальные

ресурсы церкви всегда считались частью ее "преходящей" власти. Более того, в

контексте феодального землевладения права церковной собственности часто

связывались с правами светской собственности. Например, приход мог "держать"

свою землю и постройки "от" епархии или аббатства (собственность монастырей

на приходские церкви была начиная с XII в. широко распространена в Европе), а

епархия или аббатство могли "держать" эту же землю "от" какого-нибудь барона.

Споры по поводу земельной ренты, уплачиваемой приходом епархии или

аббатству, обычно находились в юрисдикции церковных судов и разрешались по

каноническому праву, а споры по феодальным повинностям и службам,

которыми епархия или аббатство обязаны были барону, обычно подпадали под

юрисдикцию светских судов и разрешались по светскому праву (хотя в

последнем случае бывали разногла-

229

сия между церковными и светскими судами по поводу юрисдикции). Церковь

была как бы и внутри, и вне тогдашнего феодального экономического уклада. Ее

право собственности неизбежно имело отчасти феодальную природу. Ана-

логичным образом, церковь была и внутри, и вне тогдашнего городского эко-

номического уклада, который господствовал в тысячах вольных городов,

выросших по всей Европе в XI — XIII вв., так что ее право собственности

неизбежно имело отчасти городскую природу. Однако каноническое право

отношений собственности было также отчасти и нефеодальным и негородским,

то есть оно основывалось частично на особых церковных соображениях и

принципах канонического права в целом. Канонисты того времени не только

первые привели в систему право собственности; они также ввели некоторые

совершенно новые понятия и нормы права собственности — те самые, которые

оказали глубочайшее и долгосрочное воздействие на западную традицию права.

Большинство церковных земель и зданий с конца XI по XV в. при-

надлежали церкви по праву владения, известному в Англии как "free alms" —

"безвозмездная милостыня" (в норманнском французском "frankalmoign", в

латыни "libera elemosina"). Как правило, даритель (или несколько дарителей

вместе) делал дар Богу и поименованной церковной корпорации, ее должностным

лицам и членам, например: "Богу и Св.Уилфреду Дамфрийского аббатства и

аббату Дункану и монахам Св.Уилфреда". Если целью была постройка церкви,

больницы или учебного заведения, то дар мог включать не только землю, но и

средства для строительства и эксплуатации здания и обеспечения

функционирования учреждения в будущем. Но часто даритель земли сохранял

для себя и своих наследников права на нее. В частности, он мог оставить за собой

право "представлять" нового священника для построенной на его земле церкви,

как только образовывалась вакансия. Такое право патронажа (advocatio,

"покровительство религиозной общине") было весьма ценной собственностью.

Благодаря этому праву можно было назначить кого угодно (например,

родственника) на должность, которая часто бывала весьма доходной. Даритель

также мог сохранить за собой и своими наследниками право на земельную ренту,

феодальные подати, военную службу и другие права, прилагавшиеся к владению

этой землей. Иногда, впрочем, даритель мог отдать на благотворительные цели не

только право на владение участком земли, но и все остальные связанные с ним

права. В таких случаях могло потребоваться согласие со стороны лиц, стоящих

выше дарителя на феодальной лестнице, ведь они тоже должны были уступить

эти права. Церковная земля, освобожденная таким образом от всех феодальных

обязательств, представляла собой нечто совершенно иное по сравнению с

характерной для тогдашнего светского землевладения феодальной

собственностью, которая была обременена разнообразными повинностями.

Фактически большая часть земель, которые церковь держала на основе

безвозмездной милостыни, была освобождена от феодальных повинностей таким

способом.

Церковная собственность составляла резкий контраст с феодальной

собственностью не только в силу ее освобождения во многих случаях от фе-

одальных повинностей, но и в силу ее корпоративного церковного характера, т.е.

это всегда была собственность церковной корпорации и никогда — отдельной

личности. Более того, она всегда служила целям корпорации. По-

230

немецки это называется "Zweckvermogen" ("целевая собственность"). По ка-

ноническому праву ее использование определялось той целью, для которой она

приобреталась, в этом смысле она была связана с институтом доверительной

собственности. Должностные лица той церковной корпорации, которая владела

данной собственностью, будь это аббатство (монашеский дом), епархия, приход,

университет или больница, даже, если на то пошло, архи-епископия или само

папство, были доверенными лицами, от которых каноническое право требовало

целенаправленно использовать собственность на благо тех, ради которых она

приобретена.

Трактовать церковную собственность в XII в. как "доверительную соб-

ственность" (trust) — значит допускать некоторые вольности в отношении

термина, который приобрел ряд конкретных значений в английском праве

четыре столетия спустя. Однако исторически английское понятие доверительной

собственности произошло от понятия "пользование", которое было известно и

применялось в Европе начиная с XII в., а в Англии было развито в канцлерском

суде в XIV—XV вв. Земля и другая собственность передавались определенным

лицам, чтобы ей "пользовались" отдельные церкви, монастыри, другие

церковные корпорации. Эта практика очень широко распространилась с

появлением в XIII в. ряда францисканских орденов, так как по правилам им

запрещалось иметь собственность сверх повседневных нужд. Лицо, которому

передавалась собственность, "владело" ей, но каноническое право, а позже в

Англии и канцлерский суд требовали, чтобы он распоряжался ей во благо тех,

для "пользования" которых она была дана.

"Пользование" (как и позднее возникшая английская "доверительная

собственность") предполагало три стороны: дарителя, дарополучателя и бе-

нефициария. Дарополучателъ принимал дар как доверенное лицо бенефици-ария.

Однако, как правило, собственность, передаваемая церковной корпорации,

находилась во владении этой корпорации; она и была дарополучателем. При

этом она же была и бенефициарием. Если ее должностные лица имели

полномочия владеть, пользоваться и распоряжаться собственностью корпорации,

они должны были осуществлять такое полномочие в качестве ее "доверенных

лиц". Такова и до сих пор норма английского права компаний и американского

права корпораций. Такова была и есть норма канонического права католической

церкви.

Канонисты изобрели также юридическую конструкцию под названием

"фонд" (англ. "foundation") или "корпорация имущества" (universitas bonorum) в

противоположность "корпорации лиц" (uruversitas personarum). Это понятие

полностью отсутствовало и в римском, и в германском праве. Хотя оно и не

имеет точной параллели в позднейшем английском светском праве, было восп-

ринято светскими правовыми системами других европейских стран. (В немецком

языке оно носит название "Stiftung", во французском — "fondation".) Этот ин-

ститут состоял в персонификации целей, которым должны были служить данная

собственность, деньги, земля и невещественные права. Так, сам церковный бе-

нефиций, то есть права собственности и повинности, связанные с данной цер-

ковной должностью, принадлежащие ей доходы от экономической деятельности,

все другие привилегии — рассматривались как юридическое лицо, обладающее

полномочием через своих должностных лиц вести свои хозяйственные и юри-

дические дела в качестве обособленной единицы. Больница, приют для бедных,

231

учебное заведение, епархия или аббатство могли рассматриваться не только как

корпорация лиц, но и как корпорация имущества.

В дополнение к современным понятиям корпоративной собственности,

доверительной собственности и фонда канонисты также разработали совре-

менные представления о правовых средствах защиты владения. В частности, в

XII в. они разработали правовой иск для восстановления владения землей,

имуществом и невещественными правами, посредством которого прежний вла-

делец, лишенный их насильственно или обманом, мог восстановить владение

простым доказательством неправомерного лишения владения, без представления

доказательств более предпочтительных прав на владение.

Правовые средства защиты владения были необходимы из-за широко рас-

пространенной в то время практики насильственного захвата и передела земли

враждующими сторонами. Церкви приходилось принимать в этой борьбе прямое

участие, когда два лица претендовали на одно и то же аббатство или епархию и

противник изгонял владельца силой оружия. Соперниками могли быть как члены

духовного сословия — сами епископы или аббаты, — так и светские господа,

претендующие на право представлять кого-либо из них. Насильственное изгнание

владельца называлось "spoliatio" ("самозваный захват", "грабеж", англ.

"spoliation", "despoiling"). До XII в., решая эту проблему, папы, патриархи и

другие церковные иерархи время от времени высказывались в том духе, что,

прежде чем может быть окончательно решен вопрос о правах сторон, прежний

владелец должен быть восстановлен во владении.

В Causae II и III своего "Decretum" (который изначально назывался

"Согласование разноречивых канонов") Грациан решал вопрос грабежа на ма-

териале двух довольно сложных дел, оба касались епископов, силой лишенных

владений на основании приписываемых им преступлений. Двумя важными ча-

стями этого анализа являются ответы на Quaestio 2 в Causa II и на Quaestio 1 в

Causa III. Они кратки.

Первый Quaestio озаглавлен: "То, что насильственно лишенный владения

человек не может быть привлечен к суду, установлено многими авторитетами".

Далее Грациан цитирует высказывания трех пап в том духе, что "прежде

предъявления любого иска следует все вернуть тому, кто им владел". Цитируется

письмо епископа Евсевия к монахам Александрии и Египта: "Мы читаем в ваших

письмах, что некоторые епископы в ваших странах были обвинены собственной

паствой... и некоторые были лишены имущества, а другие изгнаны силой со

своих престолов. Вы знаете, что их нельзя призвать ни на провинциальный, ни на

общий синод... [ни] судить иным судом, пока все, что отнято, не будет полностью

возвращено в их власть в соответствии с законами". Затем цитируются два

других похожих папских письма.

Quaestio 1 в Causa III озаглавлен: "Должен ли быть восстановлен в правах

всякий, кто был насильственно лишен имущества или прав". Вновь Грациан

цитирует два папских послания^ в которых утверждается, что насильственно

лишенные имущества или изгнанные епископы должны все получить назад

(redintegranda, "восстановлены"), прежде чем им предъявят обвинения. В одном

папском послании содержится такое заявление: "Никто из их начальников или

подчиненных не смеет возводить на них обвинение, пока они лишены своих

церквей, имущества или полномочий .

Затем Грациан вывел из этих двух посланий, написанных по поводу

232

конкретных дел, норму необычайной широты. Всякий человек имеет право на

судебное постановление о восстановлении его во владении всем, чего он был

лишен, включая невещественные права и полномочия, причем неважно, было это

отнято силой или обманом; а средство правовой защиты обращено не только на

первоначального правонарушителя, но и на третьих лиц.

Юристы, которые глоссировали трактат Грациана во второй половине

XII и в первой половине XIII в., ухватились за широту этой нормы. "Ординарная

глосса", то есть общепринятая интерпретация трактата, написанная Иоханнесом

Тевтоником в 1215 г., аннотировала Causa II, Quaestio 2 следующим образом:

"Различие между этим quaestio и quaestio 1 в causa III состоит в том, что

реституция предлагается здесь посредством exceptio [то есть возражения с

аргументами против предъявленного обвинения], а там она предлагается

посредством иска [то есть независимого предъявления иска]". В глоссе Иоанна

Фавентия говорилось: "Causa III, quaestio 1: Заметь, что то, что говорится о

лишенных прав епископах, понимается как относящееся ко всем духовным

лицам". (Грациан распространял это на всех лиц вообще.) А Гугуччио писал:

"Causa III, quaestio 1, с. 3: Если кто-нибудь был лишен противником своего

имущества насилием, или угрозами, или обманом, или иной хитростью, он

должен быть восстановлен во владении .

Норма Грациана была названа "canon redintegranda" ("норма реститу-

ции"). Вскоре после Грациана канонисты ввели новый иск, названный "condictio

ex сапопе redintegranda"; позже он стал называться "actio redintegranda", а еще

позже — "actio spolii" ("иск о захвате") . Actio spolii мог применяться для любой

разновидности насильственного захвата имущества (включая захват имущества

обманом); он мог применяться для восстановления владения и невещественными

правами, и движимым и недвижимым имуществом; его можно было применять

против третьих лиц, включая и тех, которые не владеют спорным имуществом; а

от истца не требовалось предъявлять правовой титул на землю, имущество или

права, восстановления которых он требовал. Наконец, этот иск стал доступен даже

тому, кто сам был неправомерным владельцем. Возьмем крайний случай: если А

насильственно отнял собственность у Б, а затем Б в порядке возмездия

насильственно отнял собственность у А, то А имел право на решение суда,

восстанавливающее его во владении. Принцип состоял в том, что лицо, способное

доказать, что оно было обманом лишено владения, должно было иметь право на

предварительную реституцию по судебному решению до рассмотрения всех ас-

пектов дела и не должно было извлекать выгоду, прибегнув к самосуду.

Защита права владения имела чрезвычайно важное значение в фео-

дальном обществе. Ведь там то, что сегодня называется собственностью, было

поделено между несколькими лицами. Феодальный держатель земли был лен-

ником своего вышестоящего господина, а тот мог быть ленником короля; по-

мещик мог законным образом вступать на эту землю для определенных целей и

мог иметь права на определенные плоды этой земли; держатель не имел права

собственности на землю, но ему нужна была правовая защита против

вмешательства чужих в его права на владение. Поэтому проведенный канони-

стами анализ положения лица, лишенного владения, и их вывод о его праве на

восстановление в своем имуществе без необходимости доказывать еще что-либо,

кроме самого факта "грабежа", имели общую значимость.

Одной из главных движущих сил роста королевского права в Европе в

XII—XIII вв. была потребность в более сильной центральной власти для

30-499

233