Бердников Г.П. (глав.ред). История всемирной литературы в 9 томах, Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНЫХ СЛАВЯН И ВЕНГРИИ

401

версификации — осуществляется и просматри-

вается во всех слоях письменности. В эту эпо-

ху он фактически нерасчленим и имеет важное

значение не только для своего настоящего, но и

будущего как в области научной, публицистиче-

ской, так и собственно художественной литера-

туры, расчленяющихся постепенно начиная с

XVI столетия.

Первое сведение о латинском памятнике

(«Dagome iudex»), созданном в Польше, отно-

сится приблизительно к 991 г.: Мешко I вместе

с женой и детьми отдает под опеку папы рим-

ского польское государство, описывая его место-

положение и границы. По-видимому, к первым

десятилетиям христианства восходи^ и начало

летописного жанра (annales) в Польше. Внача-

ле это было продолжение в основном франко-не-

мецких образцов, привезенных западным духо-

венством, создававшим первые польские мона-

стыри. Первые оригинальные польские летописи

возникли в стольных городах Великой и Малой

Польши — Познани, Гнезне и Кракове. Поль-

ские писатели, за небольшим исключением, бы-

ли по происхождению иностранцами. Среди пер-

вых поляков, пишущих на латыни, — епископ

Краковский Сула-Ламберт, продолживший (а

может быть, и начавший) летопись краковского

капитула, и сестра князя Казимира Обновителя

(1016—1058) Гертруда, которой принадлежит

авторство по крайней мере части молитв собст-

венной ее Псалтири. В этот же период появ-

ляются и первые в Польше образцы житийного

жанра, созданные иностранцами: первый ва-

риант жития святого Войтеха (ок. 998—999),

приписываемый папе Сильвестру или Иоанну

Канапариусу, и «Житие Пяти Братьев-Мучени-

ков» (нач. XI в.) Бруно из Кверфурта. Жития

эти представляют интерес не только как памят-

ники национальной письменности, созданные в

соответствии с западноевропейскими канонами,

но и как исторические свидетельства далекого

прошлого, созданные вскоре после описываемых

в них событий, и как отражение мировосприятия

и психологии глубокой древности. Вместе с хри-

стианством в польскую культуру и письмен-

ность входят различные жанры, связанные с ли-

тургией (гимны, молитвы, проповеди, exempla).

В XI в. появляются и первые из ныне извест-

ных поэтических творений — не только литур-

гические, но и эпиграфические, отражающие со-

временные события.

Польская литература на латыни развивается

по мере распространения и укоренения христи-

анства, развития связанной с ним системы обра-

зования и дальнейшей эволюции феодальных

отношений. Эти отношения обусловливали но-

вые общественные потребности, тип меценатства

и саму направленность духовного развития, по-

степенно, с нарастающим ускорением сближаю-

щего Польшу с Западом.

В XII в. вместе с окончательным разделением

всей территории на епархии развивается доволь-

но разветвленная система школ (к началу XV в.

их насчитывалось около 250) как в городах, так

и в деревне. Для продолжения учебы поляки

выезжают в университетские города Запада

(прежде всего в Болонью и Париж, а с XIV в. и в

открывшийся по соседству университет в Праге).

С развитием национальной высокообразованной

среды появляются и первые польские ученые,

снискавшие европейскую известность, как, па-

пример, выходец из городского плебса Витело

(ок. 1230—ок. 1314), физик, математик, фило-

соф, автор прославившего его имя трактата об

оптике Матеуш из Кракова — ректор универси-

тета в Гейдельберге и др. Контакты с Западом

динамизировали общекультурное развитие. Это-

му же способствовал и процесс централизации

польских земель, начавшийся в XIII в. Во вре-

мена Казимира III Великого (1310—1370; с

1333 г. короля польского) окончательно преодо-

леваются последствия наступившей в первой по-

ловине XII в. феодальной раздробленности, от-

рицательно сказавшейся на развитии народа и

государства. Создается единая государственная

администрация, общие для всех земель свод за-

конов и судебная система, реорганизуется ар-

мия. Создается централизованная монархия,

опирающаяся на рыцарское сословие, мещанст-

во и церковь, которую удается частично подчи-

нить королевской власти. В новых общественно-

политических условиях создаются предпосылки

для развития городов, ремесел, торговли, а так-

же культуры, науки и искусства. В этом отно-

шении фактом эпохального значения станет не-

сколько позже создание Краковского универси-

тета (1364).

Общее развитие социально-политической яшз-

ни и связанной с ней культуры второго периода

отразилось и на судьбах национальной письмен-

ности. О степени ее роста и распространенности

может свидетельствовать королевская грамота

от 12 мая 1364 г., документирующая существо-

вание переписчиков книг и книготорговцев. С

самого начала польская письменность развива-

лась в русле западноевропейской духовной куль-

туры, что было предопределено самим типом

принятого на польских землях христианства.

Старейший из ныне известных каталог библио-

теки при Краковском кафедральном соборе

(1110) свидетельствует о наличии произведений

Овидия, Теренция, Стация и Персия, а из но-

вых, христианских авторов — Боэтия и Аратора.

Программы польских школ включали эстетиче-

ские труды, отражающие стилевой облик запад-

ной литературы и красноречия раннего Средне-

26 История всемирной литературы, том 2

402

ЛИТЕРАТУРЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

—

«Хроника» Галла Анонима

Список XIV в.

вековья: трактаты Боэтия, Исидора Севильско-

го, вероятно, таюке Кассиодора и по крайней ме-

ре некоторых представителей Каролингского

Возрождения. Пользовалась известностью (осо-

бенно в XV в.) и эстетическая теория Зрелого

Средневековья (Гальфрид Виисальвский, Вин-

ценций Бургундий, Эберхард Аллеман, Иоанн

Гарландский). Это свидетельствует о высоком

уровне польских школ, которые готовили преял-

де всего духовенство и отчасти государственно-

политических деятелей. Именно с этой средой

были связаны судьбы средневековой националь-

ной письменности, в области которой во втором

периоде начинает явно вырисовываться свет-

ская тенденция. Появление ее было обусловлено

развитием польской государственности и связан-

ного с ней национального самосознания. Новая

тенденция проявляется прежде всего в историо-

графических жанрах. В этом отношении интерес

представляют летописи, но особенно хроники.

Развитие летописного жанра продолжалось до

XV в. (Ныпе известно около 50 памятников.)

Первая из ныне известных польских хроник бы-

ла создана около 1113—1115 гг. при дворе Бо-

леслава III Кривоустого (1086—1138). Ее

автор — монах-бенедиктинец, прибывший в

Польшу, вероятно, из Венгрии, был, по-видимо-

му, выходцем из Франции: поэтому-то он во-

шел в традицию как Галл Аноним. Его творение

охватывает польскую историю от древнейших,

овеянных легендами времен до 1113 г. Матери-

ал был почерпнут из устных преданий, летописи

Краковского капитула и — в описании совре-

менных событий — из рассказов очевидцев. В

композиции и стилевом облике хроники чувст-

вуется сильное влияние традиций западноевро-

пейских жест. Главный герой повествования —

Болеслав III, которому посвящены II и III час-

ти, воспевающие его мудрость, ратные подвиги,

справедливость по отношению ко всем, даже

самым бедным крестьянам. Хроника написана

ритмизированной рифмованной прозой. Собст-

венно историческое повествование сочетается с

художественно-литературными элементами (ле-

гендарные и романические мотивы при воспро-

изведении глубокой древности, анекдоты, ора-

ции персонажей, послания, песни). Восхвале-

нию князя как главы государства и этического

образца подчинена композиция, характер отбо-

ра и освещения материала, что, однако, отнюдь

не означает его фальсификации, нарушения хро-

нологии и взаимосвязи событий. Эпическое даро-

вание Галла Анонима сочетается с добросовест-

ностью историка и проницательностью полити-

ческого писателя, отстаивающего идею светской

централизованной государственности.

Иное идейное звучание и иные стилевые тен-

денции характеризуют «Польскую хронику»

Винценция Кадлубека (ок. 1150—1223), высо-

кокультурного человека своего времени, полу-

чившего образование в Париже, епископа Кра-

ковского (с 1208 г.), долгое время служившего

при дворе Казимира II Справедливого (1138—

1194 гг., с 1177 — короля польского), который,

по всей видимости, и поощрил его взяться за

перо. Творение «магистра Винценция» (как его

называет традиция) охватывает период от древ-

нейших времен до 1202 г. Кадлубек использует

хронику Галла Анонима, но одни события он

опускает, другие только упоминает или некото-

рые искажает, что связано с морализаторской

трактовкой истории и идеей примата церкви над

государством (это, однако, не лишает хронику

патриотического звучания). Повествуя о древ-

нейших временах, Кадлубек восполняет отсут-

ствие фактов беллетристическими мотивами,

возможно, почерпнутыми из общеевропейских

ротѵ

вае

цеі

ми

Baj

все

фо

ка

LIT J

СЯ

ве

из

та

В;

сі

В(

и<

С'

[

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНЫХ СЛАВЯН И ВЕНГРИИ

403

романов, где история народов Европы связы-

вается с античными персонажами. Магистр Вин-

ценций живописует победы поляков над войска-

ми

Александра Македонского и Юлия Цезаря.

В этом отношении Кадлубек явно воспользо-

вался уроком западноевропейских — прежде

всего французских и английских — историогра-

фов,

искавших истоки своих народов в памятни-

ках античности и Ветхом Завете. Глубокое про-

шлое Польши «восполняется» или подменивает-

ся

древними преданиями, фольклором, равно как

созданными на их основе творениями средне-

вековых эрудитов — например о князе Попеле

из Крушвиц, съеденном мышами; о бракосоче-

тании Крака (легендарного основателя Кракова)

дочерью Юлия Цезаря; о краковской княжне

Ванде, которая бросилась в Вислу, чтобы не до-

статься германскому князю. В этом отношении

хроника Кадлубека весьма типична для Средне-

вековья. По своему характеру (переплетение

исторических фактов с народными преданиями

языческих времен и легендами эпохи христиан-

ства) она близка «De vita Coroii Magni» Псев-

до-Турпина. Как и творение Галла Анонима,

хроника Кадлубека в комиозициопно-стилевом

отношении использует опыт жанров худоя^ест-

вепной литературы, одновременно как бы доку-

ментируя их присутствие в средневековой

Польше. Первые три части написаны в форме

диалога, восходящей к античности и широко ис-

пользуемой в морализаторских и житийных

жанрах средневековой литературы.

Во время застольной беседы краковский епи-

скоп Матеуш излагает историю княжения в

Польше, а гнезненский архиепископ Яник ком-

ментирует, делает морализаторские и историче-

ские выводы, проводит параллели с Библией,

цитирует отцов церкви, а также античных писа-

телей (Овидия, Горация, Ювеиала, Лукана, Ци-

церона, Салюстия, Боэтия, Вергилия и др.). Из

средневековой европейской литературы здесь

присутствуют отзвуки сборников анекдотов и

фаблио. Стиль творения Кадлубека отрая^ает

воздействие модной риторики: искусно услож-

ненное построение фраз, цветистость, аллего-

ризм, частое использование антитезы, параболы,

повтора, гиперболы. Прозаический текст иногда

переплетается с весьма искусным стихотворным,

как, например, аллегорический диалог о смерти

Казимира II Справедливого. Произведение Кад-

лубека пользовалось большой популярностью.

Оно стало школьным, а в XV в. и университет-

ским учебником и оказало огромное влияние как

на последующие хроники, так и па сам стиль

польско-латинской письменности. Воздействие

Кадлубека обнаруяшвается в возникшей на ру-

беже XIII—XIV вв. в Силезии «Польской хро-

нике», в связанной с нею и творением Галла

Анонима и тоже созданной в Силезии в 1384—

1385 гг. «Хронике польских князей» и в так

называемой «Хронике Дзежвы» (по имени авто-

ра или переписчика), относящейся к концу

XIII—началу XIV в. Иной характер имеет так

называемая «Хенрыковская книга», возникшая

на рубеже XIII—XIV вв. история монастыря

цистерцианцев в Хенрыкове (Силезия). Здесь

привлекают внимание описания жизни, быта и

трудовых будней крестьян из принадлежащей

монастырю деревни. Здесь же среди латинского

текста запечатлена первая из известных фраз,

записанная по-польски, — слова крестьянина

Богухвала, обращенные к уставшей жене: «Дай

я потолку, а ты отдохни».

Своеобразный характер имеет лишь частично

сохранившаяся «Хроника» Янко из Чарнкова

(ок. 1320—ок. 1386—1387) — духовного и по-

литического деятеля, принимавшего активное

участие в создании Краковского университета

(был в составе посольства, отправленного в свя-

зи с этим в Авиньон к папе Урбану V). «Хро-

ника», охватывающая период менаду 1370 и

1384 гг., описывает конец правления Казимира

Великого и наступившие затем времена Людви-

ка Венгерского, который, будучи на венгерском

троне, управлял Польшей при посредничестве

своей матери, сестры Казимира Эльжбеты. На-

ступившее бесправие, возросшее угнетение

крестьян, беспорядки и грабежи как результат

плохого управления, интриги, нашептывания и

атмосфера доносов при королевском дворе —

все это в сочетании с рельефно выписанными

бытовыми деталями, жанровыми сценками и

описанием скандалов придает творению Янко

характер первых в польской литературе мемуа-

ров (хотя повествование не ведется от первого

лица, а сам автор выступает как одно из дей-

ствующих лиц) и одновременно также первого

в польской литературе памфлета с ярко выра-

женной политической и социальной направлен-

ностью.

С точки зрения своего рода беллитризации не-

худоя^ественных жанров особый интерес, не

только историографический, но и историко-лите-

ратурный, представляет также «Великопольская

хроника», первая редакция которой возникла в

1283—1296 гг. и охватывает времена до 1273 г,

(конец рукописи не сохранился). Вторая редак-

ция возникла предположительно около середи-

ны XIV в. Создавая свое произведение в период

феодальной раздробленности, автор, видимо, Го-

дыслав (Гочальк) Башко — клирик кафедраль-

ного собора в Познани, значительное место уде-

лил династии великопольских князей. Помимо

труда Кадлубека, он использовал летопись поз-

нанского капитула. Чувствуется хорошая ориен-

тация автора в современной ему политической об-

26*

404 ЛИТЕРАТУРЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

становке. Над несомненным проявлением удель-

ных тенденций преобладает идея объединения.

Основное внимание автор придает фактам обще-

государственного значения, оперируя точными

датами, а главной своей задачей считает увеко-

вечение деяний князей и королей польских. В

то же время его внимание привлекают рыцар-

ские подвиги, и тут нередко исторические фак-

ты сочетаются с цреданиями и литературными

вымыслами. В искусстве слова автор хроники

сильно уступает Кадлубеку. В композиционно-

стилевом отношении труд его довольно неров-

ный, и наряду с фрагментами отточенными и

завершенными встречаются и такие, которые

производят впечатление предварительного, чер-

нового наброска. В то же время эта хроника для

истории литературы представляет чрезвычайную

ценность: если творение магистра Винценция

является лишь косвенным свидетельством про-

никновения в Польшу западного романа, то «Ве-

ликопольская хроника» документально подтвер-

ждает его присутствие. Здесь, помимо славян-

ских легенд о далеком прошлом (как, напри-

мер, впервые на польской почве фигурирующее в

этой хронике предание о братьях Jlexe, Чехе и

Русе — праотцах поляков, чехов и восточных

славян), встречается переработка популярного

на Западе романа о Вальтере Аквитанском. Дей-

ствие перенесено в Польшу. Вальтер, княжив-

ший в замке Тынец (около Кракова), на чужой

стороне похищает суженую. Далее западный сю-

жет пополняется историей измены Хельгунды и

кровавой расправы, учиненной Вальтером над

неверной женой и ее избранником. Эта вто-

рая — «польская» — часть более разработана,

чем первая. Автор с характерной для Средневе-

ковья натуралистичностью яшвописует сцены

издевательств и жестокости: сперва Хельгунда

со своим избраиником — прекрасным князем

вислицким Веславом, пленником мужа — ковар-

но схватывают и приковывают к стене Вальтера,

чтобы затем на его глазах предаваться любов-

ным утехам. Потом Вальтер, которого освобож-

дает влюбленная в него сестра Веслава, долго

наслаждается уя^асом любовников, прежде чем

их убить.

Этот роман в хронике — чрезвычайно инте-

ресный материал. Он свидетельствует не только

о знакомстве поляков с западным романом, но и

об адаптации этого жанра на польской почве,

о включении его в систему национальных тра-

диций, фольклора, историко-бытовых преданий.

В этот же период возникает и первая поль-

ская рыцарская поэма, упоминаемая в «Поль-

ской хронике» и вошедшая в науку как «Car-

men Mauri». Ее героем был паладин Пиотр

Власт (Влостовиц), воевода при Болеславе III

Крнтюустом, а затем при его сыне Владиславе II

Изгнаннике. Опасаясь грозного соперника, Вла-

дислав приказал его ослепить (на рубеже

1145—1146 гг.). Умер Власт в 1153 г. Предпо-

лагают, что поэма возникла в монастыре св.

Винценция (Вроцлав) — одном из многочислен-

ных храмов, воздвигнутых Властом. Ее автор —

Маурус, возмояшо, бенедиктинец (или норбер-

тианец) из этого же монастыря, написал свое

произведение вскоре после описываемых в нем

событий. По другим предположениям, поэма

могла возникнуть во второй половине XIII—на-

чале XIV в. Текст этого произведения, состояв-

шего предполояштельно из 300—400 гекзамет-

ров (впрочем, не исключено, что он мог быть

написан и леонинским стихом), не сохранился.

Не дошло до нас и существовавшее еще во вто-

рой половине XVIII в. произведение поэта, цер-

ковного и государственного деятеля Адама

Сьвинки (ум. ок. 1433—1434). На основе крат-

кой информации одного из эрудитов XVIII в.

трудно судить о жанровой специфике произве-

дения — была ли это эпическая поэма или ры-

царский роман о жизни и деяниях Казимира I.

То же можно сказать и о сохранившемся фраг-

менте стихотворного произведения, где описы-

вается борьба за власть менаду крупным поли-

тическим деятелем, кардиналом Олесницким и

Косьмидором-Грущиньским.

Рифмованные фрагменты и стихотворные

вставки в хрониках, рыцарская поэма Мауру-

са — отрая^ение не только развития польской

поэзии на латыни, ио и ее значения и распрост-

раненности в средневековой Польше. Поэзия эта,

как, впрочем, и вся польская письменность

эпохи, преимущественно оригинальна. Перево-

дились или подвергались компиляции немецкие

юридические кодексы, некоторые проповеди и

некоторые поэтические тексты, связанные с бо-

гослужением. В религиозной поэзии особое рас-

пространение получили гимны и секвенции.

Наиболее яркие образцы этих жанров, воздей-

ствовавшие в дальнейшем на форму польской

религиозной и светской поэзии, — «Секвенция

о св. Станиславе» Винценция из Кельц (XIII в.)

и гимн «Возрадуйся, Мать Польша» (видимо,

XIV в.). Одновременно развивается и светская

поэзия, представленная прежде всего встречаю-

щимися еще в хронике Галла Анонима жанра-

ми «сагтіпа» и «cantilenae» с содержанием ли-

рического либо эпического характера (воспева-

ние побед, крупных событий в жизни государ-

ства и двора). В этом отношении знаменатель-

на «Песнь о войте краковском Альберте»

(XIV в.), которая тематически связана с бунтом

(1311) краковских горожан против Владыслава

Локотка под руководством войта Альберта и

епископа Мускаты. «Песнь» написапа леонин-

ским стихом и состоит из 121 поэтической стро-

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНЫХ СЛАВЯН И ВЕНГРИИ

405

ки, сгруппированных в 21 строфе. Создаются

также стихи «на случай», стихи-посвящения,

эпицидеоны (траурные стихи, песни), панеги-

рики, памфлеты, эпитафии, эпиграммы.

Начиная с XIV в. появляются творения, кото-

рые, выходя за рамки местной тематики и про-

блем, вызывали интерес как в других землях

Польши, так и за ее пределами. Это преяхде все-

го сборник проповедей доминиканца Перегрына

из Ополя и также написанная (вскоре после

1320 г.) леонинским стихом (430 строк) поэма

Фровинуса «Анти-Гамератус», которая предна-

значалась для школ.

В истории развития словесного искусства и

литературной культуры особый интерес пред-

ставляют первые образцы польской агиографии,

созданные польскими авторами. В отличие от

ранее написанных иностранцами житий первых

польских святых, здесь наряду с историческими

фактами, отзвуками общественной и политичес-

кой яшзни, образами известных деятелей церкви

государства был отображен национальный ко-

лорит, местные реалии, бытовой фон, психоло-

гические детали — вот почему эти памятники

воспринимаются как своеобразные религиозные

романы. Это было обусловлено общими законо-

мерностями, характерными для средневековой

литературы, которая объединяла все виды пись-

менности, создавая тем самым предпосылки для

межродового и межжанрового взаимодействия.

В Польше уже древнейшие жития националь-

ных святых — Войтеха (X в.), Станислава

(XIII в.), Саломеи (мея^ду XIII и XIV вв.),

Кинги (первая половина XIV в.) — содержат

отчетливо выраженные романические элементы

и в фабульной сфере, и в приемах сюжетосло-

жения. Особо следует отметить и роль таких

популярнейших в Европе агиографических

сборников, как «Жития отцов», приписываемые

св. Иероииму, и «Золотая легенда» Иакова Во-

рагинского. Историк XV в. Ян Длугош свиде-

тельствует о наличии польских переводов этих

произведений уя^е в XIV в.

Взаимосвязь национальной истории, идеоло-

гии, культуры и словесного искусства можно

проследить на примере «Жития св. Станисла-

ва» — первого образца польской агиографии,

создаваемой уже самими поляками. Краковский

епископ Станислав из Щепапова в 1079 г. был

четвертован по приказу Болеслава II Смелого

(1039—1081) за участие в политическом загово-

ре. Казнь стала поводом и непосредственной

причиной открытого буита влиятельных и бога-

тых политических противников централизации

власти в руках первого коронованного (1076)

польского короля. Болеслав вынужден был по-

кинуть Краков — новую (после Гнезна) столи-

цу Польши —- и искать убеяшща в Венгрии.

Ужасная смерть Станислава создала вокруг его

фигуры легенду мученичества, которая в конце

концов стала мифом не только польского като-

лицизма, но и мифом польской государственно-

сти (впрочем, вероятно, не без влияния духовен-

ства). Еще Галл Аноним в своей Хронике от-

нюдь не благосклонно вспоминает епископа Ста-

нислава. Однако спустя век Кадлубек уже пре-

клоняется пред своим предшественником на

епископском престоле, отрая^ая иную тенден-

цию, которая привела к канонизации Станисла-

ва в 1253 г. (возможно, на это в определенной

степени

повлияла и кадлубекова хроника).

Культ Станислава особенно распространяется с

конца XII в., вытесняя культ первого польского

святого — Войтеха. Легенда о том, как чудесно

срослось четвертованное тело епископа, стала

не только религиозным мифом периода усиления

католицизма в XIII в., но и политическим сим-

волом объединения раздробленной на уделы

Польши. Так религия переплеталась с полити-

кой в государственной жизни и в духовной, в

идеологии религиозной и светской, что нашло

отражение и в литературе.

Еще до канонизации возникает первый (на-

зываемый «малым») вариант «Жития св. Ста-

нислава», автор которого доминиканец, свя-

щенник в Щепаиове — родина Станислава —

собрал о нем местные сведения и устные преда-

ния, равно как и использовал данные историче-

ских хроник. В то же время общая композиция

этого произведения типична для агиографиче-

ской литературы: на первом плане фигурируют

чудеса, якобы сотворенные Станиславом в жиз-

ни земной и небесной, причем деяния эти были

позаимствованы из других западноевропей-

ских произведений подобного рода. По-видимо-

му, это «малое» «Житие» перестало удовлетво-

рять, если сравнительно скоро (в 1256—1266 гг.)

возникает новое, расширенное «Житие», авто-

ром которого был также доминиканец Винцен-

ций из Кельц, восполнивший материалы, ис-

пользованные предшественником, данными ка-

ионизационной буллы.

Однако главная отличительная черта этого

«Жития» — ее художественно-литературный об-

лик, драматизация повествования, достигаемая

благодаря контрастному располоя«епию ярко

выписанных главных персонажей: короля и

епископа, тирана и я^ертвы, преступного и не-

винного. Этот контраст — отраял'еиие конфлик-

та, представленного в свете христианского эти-

ческого учения о Добре и Зле. Динамика сюже-

та обусловлена развитием конфликта главных

героев. Их образы и судьбы являются канвой

повествования. Тем самым достигается опреде-

ленное художественное единство, в котором по-

лучает себе место отражение фактов и идей —

406

ЛИТЕРАТУРЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

материальных объектов, явлений и их духовной

сущности — и интеллектуальное обобщение,

абстрагированное от единичности этих объек-

тов, этих явлений.

Художественные достоинства творения Вин-

ценция из Кельц обусловили действенность его

восприятия, а тем самым и популярность.

Пользовались популярностью, перейдя впо-

следствии в фольклор и. беллетристику, и другие

жития польских святых. В этом отношении по-

казательно «Житие св. Кинги», возникшее на

рубеже XIII и XIV вв. Дочь венгерского короля

Белы IV, жена князя краковского и сандомир-

ского Болеслава Стыдливого (1226—1279), Кин-

га (1234—1292) после смерти мужа жила в Но-

вом Сонче, где основала костел и монастырь, в

молитвах проводя остаток дней своих. «Житие

св. Книги», написанное в соответствии с прису-

щими такому жанру идейно-художественными

канонами, в то же время привлекает рельефным

изобрая^еиием быта княжеского двора и мона-

стыря, сценками из жизни, своеобразным пере-

плетением национального фольклора с христиан-

ской мифологией. Тем самым католический

универсализм насыщается типичным для Поль-

ши национальным колоритом, причем иногда

ярко выраженного местного (регионального)

характера. Подобные тенденции проникают и в

жития, не связанные с польской историей. Это,

с одной стороны, свидетельствует о стремлении

приблизить к польскому читателю (слушателю)

произведение, возникшее на инонациональной

почве и, следовательно, отличающееся художест-

венно-тематическими особенностями, непонят-

ными в иной среде с иной историей, традиция-

ми, культурой, психологией, укладом. С другой

стороны, такого рода идейно-эстетическое пере-

осмысление произведения при его переводе,

адаптации или в процессе компиляции свиде-

тельствует о наличии в польской письменности

определенных сложившихся национальных ху-

дожественных традиций, а следовательно — об

определенном уровне развития национальной

письменности и национальной литературной

культуры.

Эти художествепно-стилевые традиции и эта

культура были созданы в Польше благодаря ла-

тыни. Заключенная в поэтиках и риториках тео-

ретическая мысль, жанры, стили, сюжетные

типы, привнесенные на польскую почву благо-

даря латыни и иа латыни, затем — по мере

развития просвещенной польской среды — ста-

ли постепенно претворяться в национальном

языке.

С развитием национальной государственности

и постепенным складыванием польского народа

кристаллизируется и новый тип общенародного

самосознания. Это отражается и в деятельности

церкви, где постепенно, с XII в., начинают пре-

обладать поляки. В 1285 г. архиепископ Якуб

Сьвинка в синодальном постановлении предпи-

сывает, чтобы школьными учителями и приход-

скими священниками назначались только знаю-

щие польский язык, а также, чтобы проповеди и

некоторые молитвы читались по-польски. Это

было продиктовано такя^е и стремлением к уг-

лублению христианского мировосприятия среди

широких масс, не знающих латыни. Иной была

практика государственного аппарата, где по-

прежнему господствовала латынь. В XIV в.

прльский язык в качестве вспомогательного по-

является в судебных книгах, на нем пишутся

тексты присяг.

С середины XV в. появляются переводы су-

ществовавших земских статутов, которые, одна-

ко, не имеют юридического правомочия ориги-

налов. Новые статуты оглашаются по-прежнему

на латыни. Впрочем, еще до середины XV в. ла-

тынь снова вытесняет польский из судебных до-

кументов (исключение — мазовецкие земли),

королевская канцелярия начинает использовать

национальный язык, и то лишь в качестве вспо-

гательного, на рубеже XV—XVI вв.

Процесс проникновения польского языка в

письменность начинается около середины XIII в.

и идет от глосс на полях богослужебных и пра-

вовых книг, от отдельных слов или фраз в ле-

тописях и хрониках, а также юридических до-

кументах — до цельных в языковом отношении

текстов. Первое из ныне известных творений на

польском языке — «Богородица» — религиозный

гимн, который стал и гимном государственным.

Относительно времени его возникновения мне-

ния ученых разделились: от X в. (традиции

приписывает авторство св. Войтеху) до XIV в.

Согласно новейшим исследованиям, «Богороди-

ца» могла возникнуть пе раньше второй поло-

вины XIII в. О древности этого произведения

свидетельствуют греческо-византийские влияния

в лексике и характер мелодии. Две первые, наи-

более древние строфы отличаются большим ху-

дожественным мастерством, а применение па-

раллелизма свидетельствует о воздействии на-

родной песни. В других польских песнях и гим-

нах (XIV в.), связанных с христианскими об-

рядами, воздействие народной традиции прояв-

ляется в системе образности, стиле, а также вер-

сификации (изосиллабизм, преобладание вось-

мистрочного стиха).

Средневековая поэзия на польском языке в

значительной степени оригинальна в своем ге-

незисе, а художественно превосходит современ-

ные ей образцы прозы (проповеди, молитвы, жи-

тия, апокрифы, послания), которые в большин-

стве своем являются переводами или компиля-

циями (в основном с латыни и чешского).

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНЫХ СЛАВЯН И ВЕНГРИИ

407

Древнейший памятник прозы на польском

языке — сохранившиеся во фрагментах «Свен-

токшижские проповеди» (по названию монасты-

ря) — возникли на рубеже XIII—XIV вв. Этот,

по-видимому, оригинальный сборник состоит из

пяти проповедей, изложенных эскизно, в виде

наброска, используемого проповедником в ка-

честве конспекта. Стремление к художественно-

му излоячению текста отражается в характере

композиции и стиле, отличающемся тщательным

п продуманным подбором художественных

средств (эпитеты, синонимы, повторы и др.) и

системой аллегорий. Иной характер имеют

«Гнезнеиские проповеди» — сборник конца

XIV—нач. XV в., состоящий из 103 латинских и

10 польских сочинений — в основном переводы

из «Золотой легенды» Иакова Ворагинского,

проповедей Перегрына из Ополя, Иероыима из

Праги и др. Польские тексты отличаются бли-

зостью к разговорному языку, введением харак-

терного для обыденного обихода обращения,

ссылок на существующие отношения, анекдоти-

ческих вставок, легенд и т. п.

Характерной особенностью литературы на

польском языке вплоть до конца XIV в. была ее

предназначенность для духовных лиц, выступав-

ших в роли посредников. С конца XIV в. появ-

ляются произведения, предназначенные непо-

средственно для владеющих грамотой. Правда,

имеется свидетельство о польском переводе

псалмов уя^е в XIII в. (так наз. «Псалтирь

Кинги»), однако древнейшим из дошедших до

нашего времени памятников такого рода являет-

ся «Флорианская псалтирь» (конец XIV—нач.

XV в.), называемая также «Псалтирью Ядвиги»

(существует предположение, что она предназна-

чалась краковскими горожанами в подарок этой

королеве). Текст, написанный на латинском,

польском и немецком языках, возможно, восхо-

дит к «Псалтири Кинги». Может быть, к этой

последней восходит и «Пулавская псалтирь», со-

хранившаяся в списке конца XIV или нач. XV в.

В XV в. не без влияния гуситского движения и

других социально-религиозных течений, исполь-

зующих Ветхий и Новый Заветы в разработке

своих доктрин, Библия по-новому начинает при-

влекать к себе внимание. Первый польский ее

перевод (с чешского), известный под названием

«Библии королевы Зофьи» или «Широшпатац-

кой библии», появляется в середине XV в. До

нашего времени дошел также ряд сделанных в

XV в. переводов отдельных фрагментов Ветхого

и Нового Заветов. Все это представляет интерес

не только как памятники национального языка

времени Позднего Средневековья, ио и как пер-

вые звенья эволюции художественно-литератур-

ного стиля, первые опыты освоения нового для

национальной культуры и словесности типа об-

разности, аллегоризма, тем и мотивов, первые

попытки создания лексико-синтаксических ана-

логов тех произведений, которые были класси-

ческими для общеевропейской культуры того

времени.

Конец XIV—XV в. — кульминационный пе-

риод средневековой польской культуры. Об-

ширная религиозная литература, а в ее рамках

жанры поэтические (песни, гимны, колядки

и др.) и близкие беллетристические прозаиче-

ские (жития, апокрифы и т. п.), «История

Польши» Яна Длугоша как венец историогра-

фии этой эпохи, куртуазная поэзия и связанное

с нею творение Слоты (Злоты) «О поведении за

столом», шляхетское течение, представленное

«Сатирой на ленивых холопов» и «Песнью об

убиении Енджея Тенчиньского», внушительная

научная и общественно-политическая литерату-

ра, — все это свидетельство расцвета искусства

слова и национальной словесности в целом, не-

посредственно предшествующего эпохе Возрож-

дения.

Литература на польском языке развивалась в

русле тех я^е эстетических тенденций, что и

литература латинская в рассматриваемый пери-

од, значительно уступая ей как в художествен-

ном, так и количественном отношении. Опи-

раясь, очевидно, на почти неизвестную ныне

устную традицию в отношении языка и некото-

рых особенностей версификации, она как бы

восполняла ее, не будучи в то же время в со-

стоянии ни отразить масштабы культурного

уровня польского общества, ни соответствовать

широте его запросов, ни в полной мере удовлет-

ворять его духовные потребности. Эту роль ис-

полняла оригинальная польская литература на

латинском языке, литература же на националь-

ном языке — в основном переводная — пока

лишь ее восполняла, играла вспомогательную

роль, будучи предназначенной для менее образо-

ванной среды, не знавшей латыни. Так перво-

начальный разрыв латинской культуры с поль-

ской традицией теперь, по мере общекультурной

эволюции, связанной с развитием национальной

государственности и самосознания, появлением

национальной высокообразованной среды и рас-

пространением грамотности, трансформируется в

синтез, осуществляемый на основе общего ми-

ровосприятия и эстетики. Именно это способст-

вовало расцвету польской средневековой пись-

менности в ее латинском и национальном язы-

ковых вариантах. Это же привело и к возрожде-

нию собственно национальной традиции уже на

новом, западноевропейском уровне развития

польской культуры. Постепенное назревание

этого процесса в течение XV в. ведет к зарож-

дению ренессансных тенденций, расцветающих

в следующем столетии.

РАЗДЕЛ ВОСЬМОЙ

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕЙ РУСИ

ВВЕДЕНИЕ

Киевская Русь в конце X в. стала крупнейшим

государством средневековой Европы. Греческим

и арабским писателям эта страна в IX—X вв.

представлялась отдаленной окраиной средизем-

номорского культурного мира, населенной от-

важными варварами-язычниками. Но уже в

XI в. западноевропейские писатели восхищались

Русью как развитой христианской державой.

Если к концу X в. можно говорить о появлении

русской письменности и, видимо, о зарождении

русской литературы, то в середине XI—начале

XII в. эта литература уже поражает своей зре-

лостью.

Формирование феодализма в Киевской Руси

протекало интенсивно благодаря преобладанию

у восточнославянских племен древнего общин-

ного земледельческого хозяйства, отсутствию >

них рабовладельческого строя и достигнутому

ценой долгой борьбы государственному единст-

ву. Обилие природных богатств, срединное гео-

графическое положение Руси меяеду Западом и

Востоком, проходящие через ее территорию

торговые пути, развитие разнообразных между-

народных контактов, упрочение государствен-

ности и создание письменности — все это в це-

лом создавало благоприятные предпосылки для

развития русской раннефеодальной культуры,

устной поэзии и литературы.

Скандинавы (варяги) не случайно прозвали

Русь страной городов — Гардарики. Помимо

древнейших Киева и Новгорода на Руси раз-

растались такие богатые города, как Чернигов,

Полоцк, Галич, а затем Смоленск, Ростов, Суз-

даль, Владимир и др. Однако, в отличие от го-

родов западноевропейских, в древнерусских го-

родах преобладала власть феодалов светских и

церковных и не слояшлось еще бюргерского со-

словия, а вместе с этим — культуры и литера-

туры бюргерского типа.

Ко времени великого киязя киевского Яросла-

ва Владимировича, прозванного впоследствии

«Мудрым» (1019—1054), Киев приобрел между-

народное политическое и культурное значение.

По образцу Царьграда (Константинополя) Яро-

слав воздвиг в Киеве храм св. Софии, заложил

новый кремль, возвел Золотые ворота. Немецкий

хронист Адам Бременский (XI в.) считал Киев

соперником Константинополя, а несколько ранее

пего хрспкст Тптмар, епископ Мерзебургский,

сообщал, что в этой почти легендарной для за-

падного мира восточной столице к началу XI в.

будто бы было четыреста церквей и восемь

"рынков.

Отношения киевских князей с иностранными

державами, то военные, то мирные, постоянно

скреплялись брачными династическими союза-

ми.

Среди жен самого Владимира (до его креще-

ния) была норвежка Адлага, гречанка, болгар-

ка (мать Бориса и Глеба), чешка. Одним из ус-

ловий принятия христианства Владимир поста-

вил свою женитьбу иа греческой принцессе Ай-

не, сестре византийского императора Василия II.

Сын Владимира — князь Ярослав, женатый иа

шведской принцессе Ингигерд, был связан род

ственными отношениями с царствующими дома-

ми Англии, Франции, Германии, Полыни,

Скандинавии, Венгрии и Византии; его дочь

Анна после смерти своего супруга — француз-

ского короля Генриха I — была королевой-ре-

гентшей Франции.

Могучим покровительством Ярослава нередко

пользовались западноевропейские короли и

принцы. Из Киева и в Киев постоянно отправ-

лялись дипломатические посольства, торжест-

венно двигались процессии княжон и принцесс

в сопровождении вельмоя^ и рыцарей, священни-

ков и придворных певцов. Во дворце Ярослава

звучали разноплеменная речь и песни. Харальд

Суровый, будущий норвежский конупг-скальд,

воспевал в звучных скандинавских стихах свою

невесту Елизавету Ярославну. Всеволод Яросла-

вич (отец Владимира Мономаха), женатый на

греческой царевне, «дома сидя», говорил на пя-

ти языках.

Международное значение Киевской Руси и ее

широкие европейские связи возвышали патрио-

тическое самосознание русских и способствова-

ли раннему возникновению в идеологии русско-

го феодального общества глубокого понимания

своих государственных интересов. Поэтому тор-

жественные слова митрополита Илариоиа о сла-

ве Русской земли, сказанные им, когда он произ-

носил проповедь «Слово о законе и благодати^,

возможно, перед Ярославом и его придворными

в храме Софии, должны были восприниматься

современниками не как литературная риторика,

а как действительность. Прославляя деяния

РАЗВИТИЕ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОГО УСТНОГО ЭПОСА

409

прежних князей, в особенности «кагана» Вла-

димира, Иларион подчеркивал, что они «не в

худе бо и не в неведоме земли владычьствовав-

ша, ио в Руськой, яже ведома и слышима есть

вьсеми коньцы земля». Эта тема всемирной

славы Руси проходит через основные литератур-

ные памятники древнего периода.

В своеобразных условиях формирующегося

раннефеодального общества устная эпическая

песня, летописание и церковная проповедь в из-

вестной мере сблткались друг с другом в своем

стремлении осознать и в каждом случае по-

своему отразить важнейшие идеологические про-

блемы эпохи.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

РАЗВИТИЕ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОГО

УСТНОГО ЭПОСА

Задолго до появления древнерусской литерату-

ры у восточнославянских племен, как и у дру-

гих бесписьменных народов, бытовал фольклор,

произведения которого известны нам только в

поздней устно-поэтической традиции по записям

XVII—XX вв. Элементы фольклора достаточно

ясно проявляются в ранних памятниках пись-

менности Киевской Руси.

Можно предполагать, что устная поэзия вос-

точных славян первоначально имела в социаль-

ном отношении слабо дифференцированный ха-

рактер. Историческая Русь унаследовала раз-

личные жанры племенного фольклора. В их

числе, вероятно, были древнейшие трудовые

песни, несомненно — заговоры или заклинания,

календарные обрядовые песни, связанные с

земледельческим культом. На Руси были рас-

пространены в течение длительного времени

обрядовые праздники встречи и проводов зимы

(коляда и масленица), весны (радуница и се-

мик), лета (русалии и купала) и осени. Обря-

довый фольклор включал в себя свадебные пес-

пи, похоронные причитания, песни иа пирах и

тризнах. В домашнем обиходе всех слоев обще-

ства высоко ценились волшебные и бытовые

сказки, а также «бывальщины», рассказывав-

шие о леших, домовых и других персонажах

языческой мифологии.

Как в самой Византии, так и в Киевской Руси

православная церковь активно боролась с фоль-

клором, связанным с языческим иноверием. Осо-

бенно сурово преследовались народные «игри-

ща» и все виды обрядовой поэзии. Эти многове-

ковые гонения ограничили распространенность

фольклора в феодальной среде, его влияние на

феодальную культуру и литературу, но не смог-

ли искоренить его в народе, главным образом

крестьянстве. В условиях христианско-язычес-

кого двоеверия церковь вынуя^дена была пойти

во многом на постепенное сближение христиан-

ской и языческой обрядово-бытовой символики,

как это было отчасти в Скандинавии, Ирландии

и т. д.

В Киевской Руси воздействие устного словес-

ного творчества, как и языческой мифологии во-

обще, на письменность и художественную лите-

ратуру не было столь значительным, как у за-

падноевропейских средневековых народов (на-

пример, у скандинавов, германцев, провансаль-

цев). Тем не менее некоторые пословицы, по-

говорки, загадки фиксировались в древнерус-

ских летописях и других памятниках письмен-

ности. Большое значение для летописания имели

древние исторические (и псевдоисторические)

легенды и предания, произведения дружинного

эпоса.

Есть основания считать, что в ранний период

русской истории (IX—XI вв.) наибольшее значе-

ние в устном словесном творчестве приобрел ге-

роический эпос, посвященный военной темати-

ке. Своей общей государственно-патриотической

целенаправленностью и, в отличие от ряда дру-

гих фольклорных жанров, своей способностью

возвыситься до понимания социально-христиан-

ских идеалов устное эпическое творчество отве-

чало ведущим тенденциям развития ранней рус-

ской литературы, иногда соприкасалось с ней в

отношениях идейном и поэтическом. По своему

стадиально-типологическому значению устный

эпос был художественным явлением, прибли-

жавшимся к промежуточному положению меж-

ду традиционным фольклором и возникающей

литературой.

Процессы объединения восточнославянских

племен под военной властью киевских князей,

христианизации языческого народа, организа-

ции обороны против внешних врагов вызвали

значительные изменения в старой традиции уст-

ного племенного эпоса. Эпическая проблемати-

ка и сюя^етосложение начали развиваться под

влиянием новых требований раннефеодального

общества и государства. По-видимому, в этот

период эпос пережил более существенные видо-

изменения, чем во всей последующей своей исто-

рии. Основные признаки этих идейно-творческих

видоизменений в развитии устного эпоса могут

410

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕЙ

РУСІІ

быть обнаружены в русских былинах («стари-

нах») киевского цикла, записанных в Новое

время, но во многом весьма архаичных.

Древнейшая былина о Волхе в течение веков

сохраняла пережитки тотемистической идеоло-

гии общинно-родового строя и вместе с ними —

отчетливые следы раннефеодальной дружинной

идеологии, которые затем наблюдаются и в дру-

гих былинах, а также в литературе (особенно в

«Слове о полку Игореве»). Герой былины был

оборотнем, превращался для охоты в хищного

зверя, птицу, рыбу, охотой кормил дружину. От-

правившись в Индийское царство, он с дружи-

ной (в виде муравьев) проник за крепостную

стену, овладел городом, женился на царице п

стал царем. Так на пороге образования древне-

русской государственности, в эпоху дальних за-

воевательных походов князей и их дружин вос-

точнославянский сюжет о князе-оборотне соеди-

нился с распространенными на Востоке и Запа-

де легендами об Индийском царстве, которые

связывались с фантастическими описаниями по-

ходов Александра Македонского. Рождение

Волха сопровождалось, подобно рождению

Александра (по «Александрии»), небесными

знамениями (гремел гром, колебалась «сыра

земля»). Эпический герой родился от княгини и

Змея, как впоследствии родились и сербские ге-

рои — «змеевичи» (Змей Огненный By к, Кры-

латый Реля).

В былине обозначилась попытка ввести ста-

рый фантастический сюжет в атмосферу новых

государственных интересов. Местом рождения

Волха оказался Киев, а его поход на Индийское

царство стал мотивироваться внешней угрозой

отечеству: индийский царь будто бы собирался

«Киев-град за щитом весь взять».

В эту переходную эпоху в эпосе происходила

та же перемена воззрений на деятельность кня-

зей, какая отразилась в рассказе «Повести вре-

менных лет» о походе князя Владимира с воево-

дой Добрыней (985) на волжских болгар. Идеи

завоевательных походов первых князей посте-

пенно начали уступать место необходимости по-

литического и экономического объединения раз-

росшейся империи. В летописи и в фольклора

эти процессы понимались как обложение данью

восточнославянских и соседних с ними неславян-

ских племен.

Поэтому, в отличие от Волха — покорителя

далекого царства, его былинный преемник Воль-

га (былина «Вольга и Микула») направляет

свои стремления на покорение внутренних об-

ластей страны. На этом пути его ждет встреча

с новой социальной и эпической фигурой — сво-

бодным крестьянином Микулой Селяниновичем.

Символическое имя (Волх—Волхв) заменяется

обычным княжеским

—

Вольга (Олег, от скан-

динавского Хёльги) Святославич. Если ранее

воину-оборотню доспехи были бы не нужны, то

феодальный герой требует их с младенчества:

«Пеленай меня, матушка,//В крепки латы бу-

латные,//А на буйну голову клади злат ше-

лом», — что напоминает рассказ в «Слове о пол-

ку Игореве» о воспитании друяшнников: «...под

шеломы взлелеяни».

Получив от сюзерена — «дядюшки» Владими-

ра, князя «стольне-киевского» — три города,

князь Вольга отправляется туда с дружиной «за

получкою» и встречает по пути Микулу. Эпиче-

ская идеализация пахаря достигает символичес-

кого обобщения. У него «сошка кленовая» дра-

гоценна («рогачик-то у сошки красна золота»),

одежда роскошна, внешность прекрасна: «А у

оратая кудри качаются, что не скачен жемчуг

рассыпаются. У оратая глаза да ясна сокола».

По приглашению князя Микула бросает свою

пашню и едет с ним «во товарищах». Завязка

(поход за данью) предопределяет эпически за-

кономерную и исторически обоснованную раз-

вязку: князь оставляет Микулу в городе намест-

ником для сбора дани с «муяшчков». В основе