Бердников Г.П. (глав.ред). История всемирной литературы в 9 томах, Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

130

ЛИТЕРАТУРЫ ВОСТОЧНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

ватель Люй Мянь требовали возродить стиль

конфуцианских канонических книг как образец

для литературы. Писать иначе, чем в каноне,

казалось им кощунственным. Отвергая «совре-

менный» стиль, они отворачивались и от совре-

менности, что обрекало их течение на группо-

вую замкнутость.

О том, что литература должна быть выраже-

нием Дао — учения, — говорилось в «Средин-

ном учении» — книге, приписываемой Ван Ту-

ну (584—618). Люй Мянь четко выразил идей-

ные побуждения сторонников «возврата к древ-

ности»: проповедь конфуцианского учения, под-

ражание литературе древних, отрицание «со-

временного» стиля. Но произведения авторов

этого направления не снискали признания. Люй

Мянь сам с горечью сознавал, что они, «хотя и

знали, что писать, но не писали: писать брались,

но не смогли написать». Так, не возбуждая об-

щественного отклика, идеи «возврата к древно-

сти» (фу гу) зрели более двух столетий.

Расцвет движения связан с именами двух ве-

ликих писателей — Хань Юя и Лю Цзун-юаня.

Хань Юй воспитывался в семье старшего бра-

та Хань Хуэя (737—779), принадлежавшего к

немногим последователям Дугу Цзи и Лян Су.

С детских лет до конца жизни писатель оставал-

ся верен усвоенным взглядам, хотя они мешали

его карьере.

Славившийся образованностью Хань Юй

трижды терпел неудачу на столичных экзаме-

нах и только в двадцать девять лет поступил на

государственную службу. Дважды его ссылали:

за просьбу снять подати с голодающих и за

критику буддизма. Будучи придворным истори-

ком, Хань Юй написал «Правдивые записи об

императоре Шунь-цзуне», которые по настоя-

нию дворцовых всевластных евнухов пришлось

трижды сокращать и переделывать. Учительст-

вующий конфуцианец, Хань Юй ревностно

собирал вокруг себя вступающую в литературу

молодежь и провозгласил, что «писатель прояс-

няет учение — Дао». Оп был готов «расстричь

монахов, сжечь их писания и обратить храмы

в жилища». Но убеждения не перерастали в фа-

натизм, он умел ценить личные достоинства

людей. Для него конфуцианское учение было

отнюдь не ортодоксальным. Он знал всех мыс-

лителей китайской Древности, отвергая только

Лао-цзы и чужеземный буддизм. Позднее его

осуждали за вольное обращение с авторитетами

и за широту взглядов.

«Древний» стиль (гувэнь), который Хань Юй

провозгласил в литературе, вбирал в свою тра-

дицию древний конфуцианский канон, ханьскую

прозу и сочинения «ста писателей», т. е. всю

литературную традицию вплоть до III в. Близ-

кая по времени литература отвергалась, как

пораженная в той или иной мере болезнью «сов-

ременного» стиля. Хань Юй хотел прежде всего

возродить дух гражданственных исканий в ли-

тературе, который он видел в древних книгах

эпохи Чжоу, тех времен, когда «разом расцвета-

ли сто цветов и славой мерились сто писателей».

Смысл древней литературы Хань Юй пони-

мал как ее общественную действенность. Вместе

с историками он видел в судьбах литературы от-

ражение судьбы отечества и отрицал сочинения

«смутных времен» не меньше, чем враждебные

конфуцианству вероучения. Вместе с тем Хапь

Юй не принимал современную ему конфуциан-

скую догматику. Он считал, что с III в. учение

и государство пришли в упадок. По его мнению,

в этом были повинны не только даосизм и буд-

дизм, но и конфуцианцы, неспособные к проти-

воборству: он не желал иметь с ними ничего об-

щего и обходил их молчанием в своих сочине-

ниях. Хань Юй провозгласил гражданский

принцип «воззывай о несправедливости» и при-

равнивал его по значению к естественному за-

кону. Он сам «воззывал», чего бы ему это ни

стоило. Несправедливость к отдельному челове-

ку Хань Юй порицал как язву сословного об-

щества, в котором никто пе мыслился незави-

симым, вплоть до самого Сына Неба. В годы,

когда мятежи несли опаспость имперским усто-

ям, Хань Юй впервые в конфуцианстве потребо-

вал в своем трактате карать смертью непокор-

ных. Хань Юй клеймил предательство и распри,

сопутствующие междоусобицам в танском го-

сударстве, и восхвалял героизм защитников им-

ператорской власти.

В учении и деятельности Хань Юя обнаружи-

ваются некоторые гуманистические черты, по

гуманизм его был весьма ограничен и не озна-

чал разрыва с конфуцианской традицией.

Отказавшись от дословного подражания древ-

ним, Хань Юй не был поклонником простоты и

доходчивости. Его стиль, названный им древ-

ним, был современен, а язык обогащен живой

речью. Параллелизму пяньвэня оп противопо-

ставлял бесконечную гибкость смысловых пере-

ходов и живое течение фразы. Однажды у Хань

Юя спросили: «Должна быть литература легкой

или трудной?» На это последовал ответ: «И ни

легкой, и ни трудной, а единственно самой со-

бой».

Сочинения Хань Юя связаны с его общест-

венной деятельностью, и в этом смысле оп за-

конченный конфуцианец. Его послания, будь

это нападение на буддизм, или выступление в

защиту несправедливо обиженного друга, или

призыв к облегчению участи обездоленных, —

проникнуты страстной убежденностью. Человек

действия, он не был склопен к умозрительной

философии. Трактаты Хань Юя публицистичны,

КИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

131

остры, социальны. Его космология покорно по-

вторяла древние суеверия. Но не здесь сосредо-

точивались его интересы: его поглощала забота

о судьбах империи, о должном порядке и мире

внутри страны. И в освещении этих вопросов он

не ограничивался простым повторением древ-

них.

Хань Юй не любил общих фраз. Его публици-

стический стиль был конкретен. Он был при-

знанным мастером характеристики. Даже в эпи-

тафии он вводил реплики и конкретные события

из жизни тех, чью память они были призваны

увековечить. Хань Юй прославился и своими

притчами. Знамениты его «Разные учения»,

«Как толковать слова „поймали линя"» и др.

В них он использует общеизвестные в Ки-

тае предания, заостряя их социальный смысл.

Чтобы найти сказочно быстроногого коня в стра-

не, сначала нужно найти человека, знающего

толк в конях, а чтобы поймать мифического еди-

норога — цилиня, которого никто не видал и ни-

кто опознать не сумеет, нужен мудрец, совер-

шенномудрый, и мало одного только явления

чудесного существа... А человек — знаток и

мудрец — может быть на месте только в разум-

но управляемом обществе, — таково логическое

заключение по-конфуциански мыслящего Хань

Юя.

Любопытно его «Молитвенное и жертвенное

обращение к крокодилу», в котором языческое

заклинание, рассчитанное на суеверный народ,

соединяется с призывом к разумным, практиче-

ским мерам.

В «Жизнеописании Мао Ина» Хань Юй, со-

знательно подражая знаменитому историку Сы-

ма Цяню, написал биографию, но не государст-

венного деятеля, а... зайца. Заяц у него имеет и

славных предков, известных волшебством, и ро-

довой удел, делает карьеру при дворе, но по-

прежнему боится охотников. Потомство заячьего

рода процветает и соперничает за первородст-

во. Это пример литературного пародирования

стиля исторических жизнеописаний — воль-

ность, вызвавшая тогда всеобщее негодование.

Один Лю Цзун-юань поднял голос в ее защиту,

но и он был поражен необычной свободой автора

в обращении с классическими образцами, кото-

рым привыкли поклоняться.

Конкретная образность Хань Юя требовала и

языковых новшеств. Он принимал из старой ли-

тературы только живое, отбрасывал архаизмы,

вводил в литературный язык новые, современ-

ные выражения, вошедшие в живую фразеоло-

гию.

Соратником Хань Юя в литературе был Лю

Цзун-юань. Его дарование было совсем иным.

В молодые годы он использовал параллельный

стиль и писал деланно и вычурно. Однако ли-

тературная манера Хань Юя оказала на него

влияние, и он стал писать по-новому.

Пожалуй, редко в истории встречались два

столь несхожих великих писателя-современника.

Сходство их ограничивается стремлением к воз-

рождению духа древней литературы. Все про-

чее разделяет, начиная с того, что Лю Цзун-

юань не отвергал буддизма: «Я с детства чту

Будду, и вот уже тридцать лет постигаю его

учение. Из тех, кто говорит о нем, лишь редкие

способны понимать его писание». Соратники-

литераторы противостояли друг другу в фило-

софии. Лю Цзун-юань ответил на антибуддий-

ские выступления Хань Юя критикой слабого

места конфуцианцев — натурфилософских пред-

ставлений. Он безжалостно бичевал древние суе-

верия в своих «Ответах о небе», посланиях к

друзьям и в трактате «О небе». Он написал

«Отрицание „Речей царств"», опровергая суеве-

рия летописца, которые конфуцианство освяща-

ло и принимало. В его критике проявляется

здравомыслящий материалистический взгляд на

мир, пока не затрагиваются буддийские догмы.

В отличие от Хань Юя, Лю Цзун-юань был

близок к философскому синтезу. Он писал: «Кон-

фуцианство обрядом установило благость и долг,

утратить это бедственно. Буддизм догмой утвер-

дил сознание, лишиться этого погибельно». В

его понимании учение, Дао, включает в себя из-

бранные элементы и конфуцианства, и даосиз-

ма, и буддизма. В этом Лю Цзун-юань был

истинным сыном танского времени, когда ки-

тайская культура охотно вбирала в себя чуже-

земные влияния и в музыке, и в танцах, и в

скульптуре, и в религии, и в обычаях.

Лю Цзун-юань не боролся с даосизмом, и с

конфуцианским каноном наравне почитал книги

Лао-цзы и Чжуан-цзы. В общественной дея-

тельности Лю Цзун-юань не уступал в активно-

сти Хань Юю. Он не шел на компромиссы и по-

следние одиннадцать лет жизни провел в ссыл-

ке. Ссылка еще более углубила его буддийскую

созерцательность и отрешенность, но не обезору-

жила полностью; литература тогда стала глав-

ной областью его деятельности.

Славятся притчи и басни Лю Цзун-тоаня. Он

продолжил традицию Древности, особенно лю-

бимого им Чжуан-цзы в этом жанре. Опала, ка-

залось бы, заставляла его быть осмотрительным.

Но вопреки этому произведения его смелы, са-

тиричны и не уходят от главных вопросов вре-

мени. Социальная несправедливость обличается

в рассказе «Нечто об охотнике за змеями». В

притче «Садовник Го-Верблюд» порицается глу-

пое, бездарное управление народом. Басни о

животных (об олене, осле, крысах и др.) пред-

остерегают от превратностей судьбы.

9•

132

ЛИТЕРАТУРЫ ВОСТОЧНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

В ссылке в Юнчжоу, в стенах буддийского

храма, Лю Цзун-юань создает «пейзажные

записки». Предшественники в этом жанре, разу-

меется, были: например, Ли Дао-юань с его

«Комментарием к «Книге Вод». В этих неболь-

ших зарисовках-картинках постоянно чувствует-

ся присутствие человека — природа окрашена

его настроением. Чувство тоски по родине не

покидает поэта, свое настроение он чаще всего

передает своеобразным тоном повествования.

Опальный Лю Цзун-юань не мог собирать уче-

ников и последователей, но литераторы южных

провинций Китая явно находились под его

влиянием. Самым значительным показателем

успеха сочинений Лю Цзун-юаня было уваже-

ние друга-противника Хань Юя, высоко ценив-

шего его литературный дар. На кончину Лю

Цзун-юаня в 819

г. —

ему было только 46 лет —

Хань Юй откликнулся эпитафией и надгробной

надписью.

Через пять лет — в 824 г. — ушел из жизни

и Хань Юй. После них литературное движение

гувэнь начало угасать.

Гражданственные устремления сторонников

движения за гувэнь в конце IX в. унаследовали

авторы сатирических произведений, так называе-

мых «мелочей» (сяо пиньвэнь) — Пи Жи-сто

(ок. 834—883), Лу Гуй-мэн (ум. 881), Ло Инь

(833-909).

Хрестоматийны гневные афоризмы Пи Жи-сю:

«В старину убивали человека — гневались;

ныне человека убивают — и смеются.

В старину чиновников ставили — разгонять

разбойников, ныне чиновников ставят — раз-

бойничать.

В старину тот, кто правил людьми, на себя

взваливал всю Поднебесную, и люди скорбели о

нем; ныне же те, кто управляет людьми, сами

взгромоздились на Поднебесную, и люди скорбят

о ней».

С падением танской династии идейные устрем-

ления движения за гувэнь были забыты, а са-

мого Хань Юя помнили только как поэта. Лишь

спустя триста лет, в XI в., поднялась новая

волна литературного движения, которая сдела-

ла имена Хань Юя и Лю Цзун-юаня своим зна-

менем, а их произведения ввела в число самых

чтимых книг китайской литературы.

9. ТАНСКАЯ НОВЕЛЛА

Одним из жанров, появившихся в танский пери-

од, была новелла, известная в современном ки-

тайском литературоведении как «чуаньци»

(букв. — передавать удивительное). Ученые

полагают, что термин этот произошел от назва-

ния позднетанского (вторая половина IX в.)

"борника Пэй Сина «Рассказы об удивительном»

(«Чуаньци»). Когда он был распространен на

все новеллы, установить с точностью не пред-

ставляется возможным, но уже Тао Цзун-и

(XIV в.), составитель литературного свода

«Хранилище прозы» («Шо фу»), куда вошли

многие танские новеллы, пользуется «чуаньци»

как термином. Окончательному закреплению его

за танскими новеллами много способствовали

работы Лу Синя. В танскую же эпоху новеллы

назывались «сяошо». Этим термином обозначал-

ся довольно обширный круг литературы преиму-

щественно дидактического характера.

Однако для авторов и их читателей всякая рас-

сказываемая история должна была быть преж-

де всего новой и необычной. Именно эти каче-

ства делали ее достойной внимания и записи.

Чуаньци, как правило, невелики по размеру,

их отличает занимательность сюжета и дина-

мичность действия. Каждая история может быть

прочитана «в один присест». Все эти качества в

сочетании с обязательной новизной сюжета род-

нят чуаньци с европейской новеллой.

В настоящее время танскими признаны

79 рассказов. Многие новеллисты известны как

авторы всего лишь одной-двух новелл. Значи-

тельное число авторов (24) и сравнительно

небольшое количество иовелл, а также сведения

об утерянных полностью или частично сборни-

ках (известно, например, что раннетанский

сборник Ню Су «Записки о слышанном» состоял

из 10 свитков, а сейчас от него остались только

две новеллы) невольно наводят на мысль, что

сохранилась лишь небольшая часть ранее су-

ществовавшей богатой новеллистической лите-

ратуры, и можно лишь утешать себя тем, что до

нас дошли лучшие образцы. Однако сохранив-

шиеся варианты одного и того же сюжета, а

также в большой мере компилятивный характер

позднетанских сборников (сборник Чэнь Ханя

«Собрание слышанного об удивительном» со-

стоял, например, в основном из новелл более

ранних авторов) позволяют предположить, что,

несмотря на определенные потери, мы распола-

гаем довольно полным собранием танских но-

велл. Наибольшее количество текстов вошло в

составленный в 977 г. сунский литературный

свод «Обширные записи годов Тайпин», к кото-

рому восходят в основном все более поздние

своды.

Если вопрос авторства в большинстве случаев

можно считать решенным, то биографических

сведений о создателях «сяошо» почти нет. По-

рою удается лишь приблизительно определить

время жизни того или иного новеллиста, при-

чем весьма ценными оказываются обстоятельст-

ва, сообщаемые рассказчиком в самой новелле.

Однако, несмотря на скудость конкретного био-

графического материала, можно с определенно-

ВЬЕТНАМСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

133

стью утверждать, что все известные нам новел-

листы принадлежали к чиновному сословию и

занимали различные посты па государственной

службе.

Тайская новелла — это прежде всего занима-

тельная история, мастерски рассказанная. Она

возникла в результате трудолюбивых перерабо-

ток ранее существовавших жанров — заметок,

апекдотов и созданного великим Сыма Цянем и

отшлифованного впоследствии династийными

историями и житийной литературой жанра жиз-

неописаний. Таиские новеллисты заимствовали

не только названия своих произведений, но и

стилистические формулы. Последние указывают

на близость новелл к историческим хроникам.

Моральная дидактика, характерная для мно-

гих тапских новелл, усиливается в конце VIII —

начале IX в., в период, последовавший за мяте-

жом Ань JIy-шаня. Эти столь близкие события

вызывают у авторов многих рассказов протест,

они обращаются к проповеди гражданских доб-

родетелей конфуцианской морали как к средст-

ву спасти страну от внутренних раздоров и разо-

рения. Новеллисты не довольствуются теперь

скрытой формой поучения, заложенного в каж-

дом сюжете, и все чаще прибегают к прямой

проповеди и откровенно назидательным концов-

кам. Рассказчики не ищут внешнего блеска и

утонченности стиля. Их искусство в другом —

в той изобретательности и выдумке, в той сво-

боде и оригинальности, с которой они обрабаты-

вают уже известный сюжет. Чаще всего мы не

знаем источника, из которого черпали свои сю-

жеты новеллисты, но там, где мы можем срав-

нить ранний вариант рассказа с танской новел-

лой, нельзя пе признать высокого мастерства ее

автора.

Характерная черта танской новеллы в це-

лом — тяготение к «исторической точности»;

убедить читателя в истинности рассказываемого

призваны ссылки авторов новелл па личное зна-

комство с родственниками или друзьями героев;

порой рассказчик выступает и как участник

описываемых им событий (Ли Гун-цзо — в но-

веллах «Древняя книга гор и рек» («Гу Юэ ду

цзин») и «История Се Сяо-э», неизвестный ав-

тор «Путешествия в далекое прошлое», Ban

Ду — в «Древнем зеркале»).

Периодом наивысшего расцвета жанра сле-

дует считать конец VIII в., время, оставившее и

наибольшее количество имен (15 из 24). Среди

них, кроме уже упоминавшихся, имена Чэнь

Хуна, автора «Повести о вечной печали» и

«Истории старца из восточной столицы» — но-

велл, посвященных правлению Сюань-цзуна и

трагической судьбе красавицы Ян-гуйфэй; Шэнь

Я-чжи, друга известных танских поэтов Ли

Шан-иня и Ду My, а также прославленного

Хань Юя; Ли Гун-цзо, одного из популярней-

ших новеллистов этого периода, автора «Пра-

вителя Нанькэ», «Истории Се Сяо-э», а также

двух других новелл; Сюэ Юн-жо, автора сбор-

ника «Собрание удивительного» и многих дру-

гих. Новеллы, созданные в этот период, выде-

ляются вниманием к человеку и высокими ли-

тературными достоинствами.

Любовь, взятая в различных аспектах, состав-

ляет основное содержание более трети общего

количества дошедших до нас рассказов. Это

прежде всего история любви богатого и знатно-

го юноши к девушке благородного сословия,

как, например, история о «Душе, покинувшей

тело», или «Чжэи Дэ-лииь». Сюжет этих новелл

строится на переплетении любовного мотива с

мотивом женитьбы: препятствием к немедлен-

ному соединению влюбленных в браке является

обычно желание родителей девушки выдать за-

муж в семью побогаче и познатнее. В новелле

«Душа, покинувшая тело» («Ли хунь цзи»),

«духовная душа» (хунь) покидает тело девушки

и следует за возлюбленным, а тело выглядит

больным, потому что в нем живет теперь лишь

«плотская душа» (по), и остается с родителями.

Юноша принимает пришедшую к нему душу за

живую девушку. Влюбленные бегут в столицу,

где юноша выдерживает испытания и получает

должность на государственной службе. Он жи-

вет счастливо с «молодой женой», у них рож-

даются два сына (знак благословления небом их

любви), ио однажды «жепа» просит отвезти ее

домой к родителям, перед которыми она чувст-

вует себя виноватой. И только когда они приез-

жают в родительский дом, муж узнает, что де-

вушка вот уже пять лет как из-за болезни не по-

кидает своей комнаты. На виду у удивленных

муя^а и родителей две девушки соединяются в

одну и счастливые родители благословляют ее

замужество.

Есть также истории о любви между супруга-

ми, верной и стойкой, над которой не властны ни

разлука, ни сама смерть. Таковы новеллы «Бе-

лая обезьяна» и «Дочь Ци Туя».

Существует группа новелл на тему запретной

любви и супружеской измены. Примечательпо,

однако, что истории о запретной любви носят,

как правило, мирный характер, в большинстве

случаев конфликт разрешается в пользу влюб-

ленных, нередко при прощении и с согласия

третьей стороны. Исключение составляет лишь

рассказ Хуанфу Мэя «Бу Фэй-янь», который

кончается трагической смертью героини, пре-

данной своей служанкой и забитой насмерть

мужем, подкараулившим влюбленных.

По представлениям танских новеллистов, лю-

бовь безраздельно правит миром и находит свои

жертвы повсюду: в богатых и знатных семьях

134

ЛИТЕРАТУРЫ ВОСТОЧНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

(«Повесть об Ин-ин»), среди беззаботной мо-

лодежи Чанъани («Повесть о красавице Ли»),

торговцев («Чжэн Дэ-линь»), профессиональ-

ных певиц и актрис. Иногда рассказ заканчи-

вается трагически, как, например, история

любви изящной и нежной Хо Сяо-юй из одно-

именной новеллы Цзян Фана. Героиня пони-

мает, что рано или поздно она должна будет

расстаться со своим возлюбленным, который

вступит в выгодный брак с девушкой из богато-

го и влиятельного дома. И она лишь просит

Ли И не торопиться с этим браком. Но слабо-

характерный юноша не решается противиться

матери, нашедшей ему невесту, и оставляет Хо

Сяо-юй, которая от тоски тяжело заболевает и

умирает на руках потрясенного горем Ли И. Но-

велла поэтичпа и преисполнена большим чувст-

вом.

Среди любовных новелл мы находим также

рассказы о любви божества к человеку («Книж-

ник Цуй»), о любви между человеком и живот-

ным, принявшим человеческий образ («Сунь

Кэ»). Авторы наделяют своих необычных ге-

роев и их переживания подлинной человечно-

стью.

Довольно многочисленную группу составляют

новеллы о снах. Темой их может быть вещий

сон, как в рассказах «Волшебное изголовье»

Шэиь Цзи-цзи или «Правитель Нанькэ» Ли

Гун-цзо. С мотивом сна нередко переплетается

мотив связи человека с миром божеств и духов,

как в новеллах «Старуха Фэн из Луцзяна»,

«Цэнь Шунь» Ню Сэн-жу или «Записки о

странных существах, встреченных ночью в

Дуігьяне» (автор неизвестен). Древняя вера в

духов умерших и различные божества, вмеши-

вающиеся в жизнь людей, проступает в них в

наивной поэтичности и подкупающей непосред-

ственности. Авторы новелл своими необыкновен-

ными историями стремятся, как могут, объяс-

нить читателю явления продолжающего оста-

ваться для человека загадкой мира.

Мотив сна используется в танских чуаньци и

в несколько иной функции. Сон рассматривался

даосами как особое духовное состояние челове-

ка, когда его сознание и его чувства полностью

выключаются из внешнего мира и он погру-

жается в созерцание своей души, постигая внут-

ренним взором неведомые дотоле глубины ду-

ховной жизни, прозревая свою судьбу, убеж-

даясь в иллюзорности внешнего мира. Находясь

в кругу житейских представлений, герой новел-

лы Шэнь Цзи-цзи считал, что великий муж

является в этот мир, чтобы замечательными де-

лами прославить свое имя. Оп становится пол-

ководцем, затем первым министром, пьет из

священных сосудов, услаждает слух изысканной

музыкой. «Возвеличить свой род, обогатить свое

семейство — вот что считаю я счастливым уде*

лом»; но эти идеалы уступили место новым

представлениям о цели и смысле человеческой

жизни, основанным не на внешнем авторитете,

не на мотивах кажущейся выгоды и мнимого

удовольствия. Весь рассказ призван убедить чи-

тателя в быстротечности, эфемерности земных

радостей, материальных благ, славы и успехов

карьеры.

Чрезвычайной популярностью у танских чи-

тателей пользовались многочисленные расска-

зы о поисках бессмертия. Идея личного бес-

смертия принадлежит даосизму: конфуцианст-

во, как известно, считало его невозможным и

заботилось о бессмертии рода.

Идеи даосизма широко проникли в литерату-

ру, смешались в ней с красочными народными

преданиями. Танские новеллы о бессмертных

и достижении бессмертия наполнены различны-

ми чудесами, сверхъестественными превраще-

ниями и удивительными приключениями («Не

Инь-нян» Пэй Сина, «Сюй Цзо-цин» Сюэ

Юн-жо).

Мятеж Ань Лу-шаня, разорение страны,

ослабление центральной власти — все это вы-

зывает беспокойство у передовой части тайско-

го общества, заставляет новеллистов задуматься

над тем, как возвратиться к времени процвета-

ния и благоденствия. В новеллах позднего пе-

риода (IX в.) появляются гражданские мотивы,

рассказчики рисуют своих героев отважными,

решительными борцами за единство страны,

против раздоров и междоусобиц («Чужеземец с

курчавой бородой» Ду Гуан-тина, «Хун Сянь»

Юань Цзяо). Многие новеллисты IX в. видят

залог спасения в нравственном совершенствова-

нии каждого члена общества и общества в це-

лом, они обращаются к активной проповеди эти-

ки и морали древнего конфуцианства, прослав-

ляя в своих героях такие качества, как человеко-

любие, верность клятве и данному слову, готов-

ность прийти па помощь обиженным, честность

и стремление к справедливости. Прославление

конфуцианских добродетелей, их проповедь не

были новостью для танских рассказов. Мы

встречаемся с этим и в сравнительно ранней

танской новелле («Лю И» Ли Чао-вэя). Авторы

же IX в. видят в этих добродетелях основу по-

рядка и процветания общества в целом («Исто-

рия Се Сяо-э» Ли Гун-цзо). Поэтому столь по-

пулярна тема долга, объединяющая ряд новелл

(верность принесенной клятве и долгу справед-

ливости в новелле «Шан Цин» Лю Чэна, вер-

ность другу в новелле «У Бао-ань» Ню Су).

На первый взгляд может показаться, что в но-

веллах запечатлены все основные общественные

группы танского Китая. Действительно, среди

героев танских сяошо мы находим чиновников,

ВЬЕТНАМСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

135

людей, правящих страной, крестьян, торговцев,

даосских и буддийских монахов, отшельников

и святых. Но живут и действуют в новеллах

лишь представители чиновного сословия да

даосские святые, а остальные герои только на-

званы; далле там, где им выпадает более актив-

ная роль в фабуле, они выступают в повество-

вании абстрактными фигурами, лишенными ин-

дивидуальных черт и сословных особенностей.

Подобное пристрастие новеллистов к «благо-

родным» героям не связано только со знанием

жизни этих слоев, хотя это обстоятельство иг-

рает не последнюю роль. Выбор героя предопре-

деляется и тем, что, в силу особенности разви-

тия действия новеллы, он должен обладать оп-

ределенной свободой передвижения и относи-

тельной независимостью своих действий и по-

ступков. При строгой регламентации всех сто-

рон быта и трудовой деятельности различных

слоев населения в танском Китае такой необ-

ходимой свободой обладали лишь чиновники.

Этим в значительной мере и объясняется «ари-

стократичность» героев танских новеллистов.

Зато правящий класс — и здесь сказалось от-

личное знание новеллистами жизни этой об-

щественной прослойки — представлен в новел-

лах во всем разнообразии своих отношений, за-

нятий и интересов, в многочисленных возраст-

ных и психологических вариантах. Рассказчи-

ки показывают нам своих героев на службе и во

время досуга и развлечений, в семейном кругу

и в обществе друзей, пылкими влюбленными и

остепенившимися мужами.

Но при всем интересе к отдельному событию,

к данному герою авторы способны раскрыть в

нем лишь те черты, которые сближают его с

рядом других лиц или отличают его социальную

принадлежность. Индивидуальности в нашем

понимании нет у авторов танских сяошо. Если

герои новелл все же отличаются друг от друга,

то этим мы обязаны не разнообразию типов, а

несхожести ситуаций, в которые поставлен ге-

рой. Разнообразие обстоятельств раскрывает

повые черты персонажа или показывает уже

известные в несколько ином свете.

Любопытно, что танская новелла не дает ни

одного сколько-нибудь яркого и запоминающе-

гося отрицательного героя или героини. В этом

сказалось, возможно, желание новеллистов дать

своим читателям только примеры, достойные

подражания. Даже рисуя недостатки своих ге-

роев, рассказчики относятся к ним без гнева и

осуждения: они приемлют человеческие за-

блуждения и пороки. Эта снисходительность

рассказчиков сообщает новеллам тон спокойно-

го, иногда несколько грустного размышления

над судьбами человека в беспокойном, удиви-

тельном мире. Конечно, некоторым персонажам

свойственны хитрость, жестокость, вероломство,

жадность, но этих качеств мы никогда не най-

дем у главных действующих лиц рассказов.

Великодушие, щедрость, сострадание к чу-

жой боли и несчастью («Цуй Вэй», «Ду Цзы-

чунь», «Ли Цзинь»), самоотверженность и вер-

ность дружбе («У Бао-ань»), умеренность, спра-

ведливость, скромность, чувство собственного

достоинства, почтительность и услужливость в

отношениях со старшими — вот нравственные

качества героя новелл. Вместе с тем он всегда

всесторонне образован: «в совершенстве владеет

шестью искусствами» (знание этикета и цере-

моний, музыки, стрельбы из лука, управления

колесницей, каллиграфии и счета), знаток поэ-

зии и нередко сам талантливый поэт («История

Лю», «Чжэн Дэ-линь»), восторженный поклон-

ник всего прекрасного в природе («Книжник

Цуй», «Сюэ Вэй»), неутомимо стремящийся к но-

вым знаниям, к раскрытию смысла бытия, сми-

ренный почитатель истинной мудрости («Ван

Сюань-чун», «Пророчество учителя Сю»).

Мужество и решительность іероев танских

новелл оттеняются красотой и изяществом, неж-

ностью и очарованием героинь. Формально со-

словное положение их так же разнообразно, как

и героев. Однако существенно выявляются

только два типа героинь: девушки и женщины

свободных сословий (между женщинами из бо-

гатых семей, дочерьми торговцев и крестьянка-

ми нет особого различия) и профессиональные

певицы и актрисы.

В героине танских новелл сочетается физиче-

ское и нравственное совершенство с блеском

ума и талантливостью. Прославлению доброде-

телей и моральной чистоты героинь посвящено

несколько новелл, в числе их такие, как «Исто-

рия Се Сяо-э» и «Ян Гун-чжэн». Умная и пре-

лестная героиня танских рассказов смела и ре-

шительна, находчива и изобретательна, когда

ей приходится бороться за свое чувство, нежна

и заботлива в любви, стойко переносит выпав-

шие на ее долю испытания судьбы.

Авторы танских сяошо чрезвычайно внима-

тельны в отборе мелких деталей и подробностей,

каждая из них несет определенную смысловую

нагрузку, раскрывая отношения между дейст-

вующими лицами, психическое состояние героев,

красочный, глубокий образ или картину. Де-

таль — начало, толчок к воспроизведению в уме

и воображении целой цепи художественных и

философских ассоциаций. Нельзя упускать из

виду, что все, даже кажущиеся нам самыми

простенькими истории написаны людьми боль-

шой литературной культуры для читателей, вос-

питанных на живом общении с богатейшей ли-

тературной традицией, умевших распознать ее

в содержании и форме каждого произведения.

136

ЛИТЕРАТУРЫ ВОСТОЧНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

Большим завоеванием танских новелл был

диалог. Герои сяошо говорят много и охотно.

Не может быть сомнения в том, что речи, кото-

рыми обмениваются действующие лица расска-

зов, строго стилизованы. Конфуцианская тра-

диция — а влияние ее ясно ощущается в тан-

ских сяошо — считала, что не только выбор, но

и сам порядок слов в литературном произведе-

нии должен быть строго подчинен общей идее

произведения. Рассказчики избегают каких бы

то ни было внешних украшений, изысканности

стиля и изощренности выражений. Они видят

достоинство рассказа в его простоте, насыщен-

ности событиями, динамичности действия — во

всех тех качествах, которые сближают новеллу

с драматическими жанрами. Недаром сюжеты

таких танских иовелл, как «Правитель Нанькэ»,

«Душа, покинувшая тело», «Волшебное изголо-

вье», «История Хо Сяо-юй», «Повесть о краса-

вице Ли», «Повесть о вечной печали» и многие

другие, легли в основу известных драм.

Как правило, танские новеллы имеют счаст-

ливый конец: зло наказывается, справедливость

и добро торжествуют, влюбленные соединяются,

чтобы прожить долгую и счастливую жизнь.

Лишь несколько рассказов кончаются трагичес-

ки: это «История Хо Сяо-юй», «История певицы

Ян» и «Книжник Цуй». Трогательность и по-

этичность в изображении чувств, неприятие же-

стокости и несправедливости в человеческих

отношениях много способствовали популярности

новелл не только в танский период, но и в по-

следующие эпохи.

10. СУНСКАЯ ПОЭЗИЯ Х-ХІІІ ВВ.

Танская династия пала в начале X в. После

нескольких десятилетий междуцарствия, извест-

ных в истории Китая под названием эпохи Пяти

династий, к власти пришла династия Сун

(960—1279). Ослабленный недавними междо-

усобицами, су некий Китай вынужден был поч-

ти непрерывно отбиваться от наседавших на

него кочевых и полукочевых народов и пле-

мен — киданей, тангутов, а позднее чжурчжэ-

пей. Последние нанесли в 1126 г. тяжелое по-

ражение сунским войскам и. взяв в плен импе-

ратора, захватили Северный Китай вместе с

сунской столицей. Сунам удалось еще полтора

столетия продержаться на Юге страны, пока

весь Китай не стал добычей новых завоевате-

лей — монголов.

Трехсотлетний период господства сунской ди-

настии, сопровождавшийся тяжелыми пораже-

ниями, разорительными контрибуциями, вся

тяжесть которых падала прежде всего на кресть-

янство, и, наконец, расколом Китая, был вместе

с тем периодом нового подъема китайской куль-

туры, сохранившей и приумножившей многие

замечательные достижения танского времени.

Росли и богатели города — особенно па Юге, не

знавшем вражеских набегов, процветали торгов-

ля и ремесла, в частности художественные; раз-

вивалось и совершенствовалось книгопечатание;

появилась великолепная керамика; невиданного

расцвета достигла живопись — произведения

сунских мастеров и доныне остаются непревзой

денными образцами китайской живописи; в со-

чинениях сунских иеокопфуцианцев па новую

высоту поднялась философская мысль.

Литература сунского периода по обилию до-

стижений, по богатству и разнообразию талан-

тов занимает в истории китайской словесности

одно из самых почетных мест. Это была послед-

няя великая эпоха в истории классической сред-

невековой поэзии, достойно завершившая пе-

риод ее расцвета. Это была пора высочайшего

расцвета философско-эссеистской прозы — из

восьми великих писателей, признанных китай-

ской традицией наиболее совершенными масте-

рами этого жанра, шестеро приходятся на сун-

скую эпоху — и в то же время пора первых

значительных успехов повествовательной прозы

на разговорном языке, которой суждено было

большое будущее.

Обогащение выразительных средств и содер-

жания поэзии было связано прежде всего с раз-

витием нового стихотворного жанра — цы. В

отличие от старых классических стихов ши, до-

стигших вершины своего развития в творчестве

великих поэтов танского времени, стихам цы

было свойственно значительно большее ритми-

ческое многообразие. Если ши, как правило

(бывали и исключения), состояли из строк с

одинаковым количеством слогов (четыре, пять

или семь, реже шесть), то для цы было харак-

терно сочетание строк разной длины, к тому же

допускавшее самые разнообразные их комбина-

ции. После строгого однообразия ши ритмичес-

кое богатство цы показалось особенно заманчи-

вым и увлекло многих сунских поэтов. На пер-

вых порах важнейшей особенностью цы была их

тесная связь с музыкой, давно утраченная сти-

хами ши; они писались на популярные мело-

дии, определявшие ритмический рисунок, а

иногда и содержание стихотворения. В дальней-

шем жанр приобрел самостоятельность, «отор-

вался» от музыки, но названия мелодий и соот-

ветствующие им ритмические схемы остались.

Возникшие значительно позже и еще не отяго-

щенные до такой степени грузом вековых ус-

ловностей, как стихи старого стиля, цы были по-

началу более свободным жанром. Любовная

лирика, почти полностью ушедшая из стихов

ши, нашла себе долгожданную отдушину и на-

долго стала главной темой цы.

ВЬЕТНАМСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

137

Стихи цы пришли в литературу из народной

поэзии. Первые литературные цы появились

еще в танское время; сохранилось несколько

цы, написанных Ли Бо и Бо Цзюй-и, а поздне-

танские поэты Вэнь Тин-юнь и Вэй Чжуан,

жившие в IX в., считаются уже крупными мас-

терами этого жанра. Их творчество оказало боль-

шое воздействие на поэтов периода Пяти ди-

настий — авторов и составителей первой по

времени антологии цы «Среди цветов» (X в.),

куда были включены и цы Вэй Чжуана. На но-

вую ступень поднялся этот жанр в творчестве

Ли Юя (937—978) самого крупного поэта

этого периода. Последний правитель одного из

мелких государств, на которые распался в то

время Китай, он был низложен основателем сун-

ской династии и умерщвлен после нескольких

лет плена. Стихи, в которых Ли Юй рассказы-

вает о своих злоключениях, отличаются досто-

верностью и конкретностью переживаний.

Такова ранняя история жанра, подлинный

расцвет которого пришелся на сунскую эпоху.

Если в стихах ши сунские поэты, несмотря на

мпогие великолепные достижения, в основном

следовали по стопам своих предшественников —

танских поэтов, то жанр цы они сумели поднять

на высоту, до них небывалую. Это не значит,

конечно, что в традиционных ши сунские масте-

ра были только подражателями: они сумели су-

щественно расширить и обогатить тематику ши,

продолжив и развив гражданскую линию поэзии

Ду Фу и Бо Цзюй-и. Тяжелый труд крестьяни-

на, жадность и лихоимство чиновников — по-

стоянные темы сунской поэзии. С огромной

силой и остротой зазвучала у сунских авторов

патриотическая тема: ведь им пришлось жить

в эпоху, когда встал вопрос о самом существо-

вании Китая как независимого государства, а

некоторые из них (н&цример, Лу Ю и Синь Ци-

цзи) защищали родину на поле боя. Неудиви-

тельно, что гражданский пафос в конце концов

ворвался даже в чисто лирические цы, сущест-

венно потеснив (а в ряде случаев и просто вы-

теснив) любовную тематику. Правда, активно

борясь за гражданственность и содержатель-

ность поэзии, некоторые сунские поэты впадали

порой в прозаизацию и рассудочность. В этом,

несомненно, сказалось влияние идей их совре-

менников и духовных наставников — неоконфу-

цианцев — крупных мыслителей, но посредст-

венных стихотворцев, относившихся к искусст-

ву большей частью с безразличием, а то и про-

сто с пренебрежением.

По праву считая себя наследниками и продол-

жателями великих традиций танского времени,

сунские поэты с поистине неослабным внима-

нием изучали творения своих прославленных

предшественников. Танская поэзия наложила

неизгладимый отпечаток на всю поэзию сунско-

го периода: почти каждый сколько-нибудь зна-

чительный этап в развитии этой поэзии отмечен

преобладающим влиянием того или иного тан-

ского поэта, служившего образцом для подра-

жания. Такими образцами и наставниками для

сунских поэтов в разное время были Ли

Шан-инь и Вэнь Тин-юнь, Бо Цзюй-и и Хаиь

Юй, Ли Бо, Ду Фу и даже второстепенные Цзя

Дао и Яо Хэ.

Первый значительный поэт сунского периода—

Ван Юй-чэн (954—1001) был продолжателем

традиций Ду Фу и Бо Цзюй-и. Мелкий чинов-

ник, выбившийся из низов, служивший большей

частью в самых отдаленных и глухих местах

страны, он хорошо знал жизнь народа и воспе-

вал в своих стихах нелегкий труд крестьян, вы-

жигающих горные леса для новых полей («Пес-

ни о выжжепных лесах»), горькую судьбу ни-

щих беженцев и тяжелую солдатскую службу на

дальней границе («Гляжу на снег», «Чувства

при виде беженцев»). Сравнивая с жизнью на-

рода свою жизнь чиновника, «не вспахавшего ни

одного му земли, никогда не державшего в ру-

ках стрелы», но живущего в тепле и в достат-

ке, поэт испытывает глубокий стыд за себя и

свое сословие.

На общем фойе тогдашней поэзии Ван Юй-

чэн выглядит одиноким; в конце X и в первые

десятилетия XI в. на литературной арене почти

безраздельно господствует так называемая «си-

куньская школа» — группа поэтов, подражав-

шая образному, изысканному и нарочито услож-

ненному стилю танского поэта Ли Шан-иня.

Подражатели, среди которых не оказалось

сколько-нибудь выдающихся талантов, прилеж-

но копировали внешние черты большого и слож-

ного мастера, однако влияние группы было дли-

тельным и достаточно сильным, особенно на

поэтов, писавших в жанре цы. Первые по вре-

мени сунские мастера этого жанра — Янь Шу

(991

—

1055) и его сын Янь Цзи-дао (1030—

1106), Фань Чжун-янь (989—1055), Чжан Сянь

(990—1078) — испытали воздействие не толь-

ко Ли Шан-иня, но и Вэнь Тин-юня и поэтов

периода Пяти династий, хотя старались писать

более просто и доходчиво. Излюбленные темы

их цы — разлука и тоска одиночества, брен-

ность всего живого, грусть при виде осеннего

увядания природы, иногда согретая чаркой

вина.

Изредка в этот изысканпо-замкнутый мир

уже устоявшихся образов и настроений втор-

гаются и другие темы: так, Фань Чжун-янь едва

ли не первый посвящает цы воинам, тоскующим

о семьях на далекой заставе, ему же принад-

лежит известное четверостишие «Рыбак на ре-

ке»: поэт предлагает любителям рыбы взглянуть

138

ЛИТЕРАТУРЫ ВОСТОЧНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

на рыбацкую лодку, что, как листок, мечется по

бурным волнам. Но это были исключения.

Наиболее известным среди мастеров цы этого

периода был Лю Юн (987—1053), значительно

усовершенствовавший жанр. До нас дошло око-

ло двухсот его цы — больше, чем от какого-ли-

бо из современников поэта, — посвященных ви-

ну, любви, природе, описаниям достопримеча-

тельностей. Лю Юн — замечательный пейза-

жист и выдающийся мастер так называемых

«медленных цы» (маньцы) — более крупных и

сложных стихотворений, которые писались уже

на сочетание нескольких мелодий, последова-

тельно сменявших одна другую. Неудачливый

чиновник, поэт предпочитал проводить время в

веселых кварталах столицы, в обществе певиц и

танцовщиц, где его стихи приобрели особенную

популярность, и вошел в народные легенды как

беззаботный весельчак и праздный гуляка. Но

именно он создал одно из лучших произведений

сунской гражданской лирики — знаменитую

«Песню о солеварах».

Реакцией на изощренность и формализм си-

куньской школы было новое движение за «воз-

врат к древности», душой которого стал выдаю-

щийся поэт и прозаик, крупный государствен-

ный деятель Оуяи Сю (1007—1072). Стремясь

вернуть литературе высокое этическое и госу-

дарственное звучание, он призывал учиться у

танского поэта Хань Юя, творчество которого

Оуян Сю неустанно пропагандировал. Среди

единомышленников Оуян Сю оказалось несколь-

ко крупных талантов, что и обеспечило быструю

победу нового направления. Результатом обнов-

ления, осуществленного Оуян Сю и его после-

дователями, было обогащение содержания поэ-

зии и вместе с тем значительное упрощение по-

этического языка. Нововведения коснулись

только ши — жанра с многовековыми традиция-

ми конфуцианской идейности и гражданствен-

ности; цы были до поры до времени оставлены

без внимания: и сам Оуян Сю, и его единомыш-

ленники писали вполне традиционные цы в

духе Лю Юна или Янь Шу. К лучшим образцам

этого жанра принадлежит известный цикл Оуян

Сю из десяти цы, посвященный красотам озера

Сиху в Ханчжоу, воспевавшегося многими ки-

тайскими поэтами.

Немало отличных стихов о природе оставил

Оуян Сто и в жанре ши, например прекрасное

стихотворение о певчих птицах, где ярко про-

явились чуткость и наблюдательность поэта

(«Поющие птицы»). Но ему же принадлежат

сильные стихи о горькой доле крестьян погра-

ничных районов, живших под постоянной угро-

зой вражеского нашествия, вынужденных пла-

тить подати и сунским чиновникам, и войскам

завоевателей, совершавшим частые набеги («По-

граничные дворы»). Поэт чувствует, что пе

вправе снять с себя ответственность за нищету

и голод крестьян, обираемых чиновниками; он

обличает их за то, что они не пашут и не раз-

водят шелковичных червей, чтобы добыть себе

пищу и одежду, но досконально знают из кон-

фуцианских классических книг, что такое «долг»

и «гуманность» («Живущие на барде»).

Особую известность получили несколько сти-

хотворений Оуян Сю, посвященных трагической

судьбе знаменитой красавицы древности — Ван

Чжао-цзюиь (или Мин-фэй), наложницы хань-

ского императора Юань-ди (I в. до п. э.), от-

данной в жены вождю кочевников сюнну (гун-

нов) и умершей вдали от родины. Единственной

ее подругой на чужбине была лютня, привезен-

ная ею из Китая и после ее смерти отправлен-

ная на родину:

У края земли, обреченный судьбою,

Затерян прекрасный нефрит,

Но лютню, ее одинокую лютню,

Вернули в родные места...

В руках у подруг возвращенная лютня

Ноет, как и в прежние дни,

Но скорбные струны в руках у певицы

Печальней, чем прежде, звенят...

(«Пою о красавице Мин-фэй».

Перевод И. Голубева)

По мнению некоторых комментаторов, Оуяи

Сю обратился к этой теме, чтобы выразить свои

собственные чувства, когда его навсегда удали-

ли от двора. Однако, по-видимому, была и дру-

гая, более веская причина, в силу которой тра-

диционная тема, так часто привлекавшая к себе

поэтов, приобретала неожиданную актуальность:

хаиьский Юань-ди, вынужденный расстаться с

прекраснейшей из наложниц, должен был по-

служить предостережением для современных

правителей.

Оуян Сю был подлинным патриархом литера-

туры, другом, наставником и покровителем це-

лой плеяды группировавшихся вокруг него та-

лантливых писателей. В числе его друзей и уче-

ников были поэты Мэй Яо-чэнь, Су ПІунь-цинь,

Ван Ань-ши, Су Ши.

Выдающийся историк, один из авторов «Но-

вой истории Тан» — Мэй Яо-чэнь (1002—1060)

был убежденным сторонником обновления лите-

ратуры и одним из значительнейших поэтов

крестьянской темы, продолжателем граждан-

ской поэзии Бо Цзюй-и. Он решительнее других

своих современников раздвигал рамки традици-

онной тематики и стремился к упрощению по-

этического языка — даже если это и приводило

к прозаизации. Образцом его гражданской лири-

ки может служить стихотворение «Гончар», где

ВЬЕТНАМСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

139

использован один из распространенных мотивов

китайской поэзии — нищий труженик лишен

возможности пользоваться плодами своего тру-

да, которые присваивает богатый бездельник. А

стихи «Рассказ крестьянина» созданы, как мы

узнаем из предисловия к ним, на основании

подлинного рассказа сельского жителя о дере-

венских делах — поборах и налогах, голоде и

рекрутчине в соответствии-с новым император-

ским указом.

Неудивительно, что поэзия Мэй Яо-чэня ока-

зала значительное влияние на многих сунских

поэтов. Большую дань гражданской теме отдал

друг Мэй Яо-чэня — Су Шуиь-цииь (1008—

1048). С гневом и болью, как великий Ду Фу,

оп писал о погибших от голода крестьянах, тру-

пы которых валяются на дорогах и становятся

добычей псов и стервятников, в то время как у

богачей полно зерна и мяса («Пишу Оуян Сю

о чувствах, что испытал к югу от города»). Су

Шунь-цинь известен и как один из первых по

времени создателей патриотической поэзии, ко-

торая стсль ярко расцветет в сунской литерату-

ре столетие спустя. Одно из его знаменитых

стихотворений посвящено жестокому разгрому,

которому подверглась в 1034 г., во время набега

тангутов, сунская армия из-за полной неподго-

товленности ее к сражениям и бездарности пол-

ководцев («Пинчжоуское поражение»).

Ban Ань-тпи (1021 —1086) вошел в историю и

как поэт, и как крупный государственный дея-

тель, знаменитый реформатор — автор «Новых

законов», которые он попытался провести в

жизнь в царствование императора Шэнь-цзуна

(1068—1086), чтобы облегчить тяжелое поло-

жение крестьянства, оградить его от произвола

помещиков и торговцев и спасти тем самым

страну от экономического кризиса, который не-

умолимо на нее надвигался. Предпринятые с

самыми лучшими намерениями, но отмеченные

печатью конфуцианского доктринерства и отор-

ванности от реальной жизни (так, например,

традиционный натуральный налог был заменен

денежным, что явилось тяжелым ударом по

крестьянам и привело к их массовому бегству

из родных деревень), реформы Ван Ань-ши по-

терпели неудачу, а яростное сопротивление

крупных чиновников и помещиков ускорило их

крах. В конце концов консерваторы добились

отставки Ван Ань-ши и отмены «Новых зако-

нов».

Как писатель Ван Ань-ши занимает одно из

самых почетных мест в китайской литературе;

он входит в число «восьми великих мастеров

эпох Тан и Сун» и считается одним из лучших

сунских поэтов. Даже политические противни-

ки воздавали должное его стилю и огромной

эрудиции, восхищались богатством языка и

обилием исторических и литературных намеков,

рассыпанных в его сочинениях. Поэзия Ban

Ань-ши, как и его проза, была в значительной

мере поставлена на службу политике: он любил

обращаться к примерам из далекого прошлого,

восхваляя мудрое правление гуманных импера-

торов и осуждая жестокость и корыстолюбие ти-

ранов («О захватчиках»), скорбел о бедствиях

крестьян приграничных областей («Крестьяне

Хэбэя»); с сочувствием вспоминал о прекрасной

фантазии Тао Юань-мина «Персиковый источ-

ник», которая теперь, в дни «Новых законов»,

впервые, как ему казалось, становилась явью. В

понятном нетерпении увидеть наконец вопло-

щение своих заветных мечтаний поэт-реформа-

тор подчас принимает желаемое за действитель-

ное и описывает тучные нивы («на тысячи ли

под пшеницей не видно земли»), безупречно

действующие оросительные системы, непрерыв-

ный гром праздничных барабанов в деревнях и

счастливых поселян, будто бы разучившихся

уже отличать будни от праздников: беззаботную

молодежь, проводящую время в песнях и пляс-

ках, стариков, коротающих счастливые дни в

блаженной дремоте... («Изначальное изобилие»,

стихотворение 2-е). Само название «Изначаль-

ное изобилие» («Юаньфэн») означает один из

девизов правления сунского императора Шэнь-

цзуна. Именно в годы, прошедшие под этим де-

визом (1073—1085), проводились реформы Ван

Ань-ши.

В конце жизни, вынужденный отойти от дел

правления, Ван Ань-ши обращается к чистой

лирике и создает в этом жанре немало подлин-

ных шедевров — может быть, лучшее из всего,

что им сделано в поэзии.

Одним из самых талантливых представителей

гражданской поэзии был рано умерший Ван

Лип (1032—1059). Его высоко ценил Ватт

Ань-ши. Вершиной творчества Ван Лина являет-

ся сатирическая поэма «Разговор с саранчой во

сне» — одно из сильнейших и значительнейших

созданий всей литературы сунского периода.

Тучи всепожирающей саранчи обрушились на

страну, затмевая небо и солнце, обрекая все жи-

вущее на голод и гибель. Но, когда разгневан-

ный поэт вознамерился заклеймить прожорли-

вую тварь стихом, раздосадованная саранча,

явившись ему во сне, без труда доказывает, что

ее прожорливость ничто в сравнении с прожор-

ливостью людской: никакой саранче не сожрать

столько, сколько пожирают богачи и знать со

своей бесчисленной челядью, солдаты и чинов-

ники, буддийские и даосские монахи и прочие

нахлебники, живущие трудом бедняков.

Люди людей

Пожирают который уж век,