исполнен в высшей степени превосходно, страстно и с размахом, хотя
временами, по моему мнению, за счет красоты звука. После каждой части
зал разражался бурными аплодисментами... Потом вдруг к аплодисмен-
там примешалось шиканье, почти свист. У меня перехватило дыхание.
То был Бернсдорф и несколько его оруженосцев. Но это не сыграло ро-
ли. Напротив, овации их противников, которыми были, к счастью, почти
все собравшиеся в зале, усилились".
(Письмо Ф.
Бейеру
от
20 февраля 1888 года)
ЧАЙКОВСКИЙ ВСТРЕЧАЕТ ГРИГА
"В то время, когда репетировалось новое трио Брамса... в комнату вошел
очень маленького роста человек средних лет, весьма тщедушной комплек-
ции, с плечами очень неравномерной высоты, с высоко взбитыми бело-
курыми кудрями на голове и очень редкой, почти юношеской, бородкой
и усами. Черты лица этого человека, наружность которого почему-то сра-
зу привлекла мою симпатию, не имеют ничего особенно выдающегося,
ибо их нельзя назвать ни красивыми, ни неправильными; зато у него
необыкновенно привлекательные средней величины голубые глаза не-
отразимо чарующего свойства, напоминающие взгляд невинного прелест-
ного ребенка. Я был до глубины души обрадован, когда, по взаимном
представлении нас одного другому, раскрылось, что носитель этой без-
отчетно для меня симпатичной внешности оказался музыкантом, глубо-
ко прочувствованные звуки которого давно уже покорили мое сердце.
Это был Эдвард Григ..."
(77.
И.
Чайковский. Автобиографическое описание
путешествия
за грани-
цу в 1888 году)
ЧАЙКОВСКИЙ О МУЗЫКЕ ГРИГА
"Быть может, у Грига мастерства гораздо меньше, чем у Брамса, строй
его игры менее возвышен, цели и стремления не так широки, а пополз-
новения на бездонную глубину, кажется, вовсе не имеется, но зато он
нам ближе, он нам понятнее и родственнее, ибо он глубоко человечен.
Слушая Грига, мы инстинктивно сознаем, что музыку эту писал чело-
век, движимый неотразимым влечением посредством звуков излить на-
плыв ощущений и настроений глубоко поэтической натуры, повиную-
щейся не теории, не принципу, не знамени, взятому на плечи вследствие
тех или других случайных обстоятельств, а напору живого, искреннего
художнического чувства. Совершенства формы, строгости и безупреч-
ной логичности в разработке тем не будем упорно искать у знаменитого
норвежца; но зато что за прелесть, что за непосредственность и богат-
ство музыкального изобретения! Сколько теплоты и страстности в его
певучих фразах, сколько оригинальности и очаровательного своеобразия
в его остроумных пикантных модуляциях и в ритме
—
как и все осталь-
ное, всегда интересном, новом, самобытном!..
В его музыке, проникнутой чарующей меланхолией, отражающей в
себе красоты норвежской природы, то величественно широкой и гран-
332