Бенестад Ф., Шельдеруп-Эббе., Д. Эдвард Григ

Подождите немного. Документ загружается.

ПРИВЕТСТВИЕ БЕРГЕНУ

"Я впитал в себя не только бергенское искусство и бергенские знания,

учился я не только у Хольберга, Вельхавена и Уле Булля... Нет, моим учеб-

ником было все бергенское окружение. Меня вдохновляли бергенская

природа, бергенские деяния и бергенская предприимчивость во всех сво-

их проявлениях..."

(Из

речи

Эдварда Грига

перед бергенцами по случаю празднования его

60-летия

в 1903 году)

ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ЙУНОМ И ЭДВАРДОМ ГРИГАМИ

"Ну вот, теперь, кажется, ты узнал некоторые новости о всей нашей семье,

за исключением твоего брата и его жены, но о них я даже едва ли смею

упоминать, а уж тем более рассказывать что-то

—

ведь ты тогда начнешь

применять те свои неподобающие выражения, которые не всякие отцы

могут принять с благодарностью. Несмотря на многие гадкие высказы-

вания в твоем последнем письме, я все же смог понять, дорогой Эдвард,

что ты по-прежнему остаешься нежным сыном, и поэтому я тебе их охот-

но прощаю... Этот год принес нам много такого, что не было приятным,—

много даже мучительного. Давай же теперь пообещаем друг другу, что все

это будет забыто, как только начнется новый год..."

(Александер Григ

в письме Эдварду

от

30 декабря

1867

года)

ДЕТСКИЕ МЕЧТЫ О КАРЬЕРЕ СВЯЩЕННИКА

«Когда меня спрашивали, кем я хочу стать, я неизменно отвечал: священ-

ником. Духовного пастыря в черном облачении моя фантазия наделяла

самыми привлекательными чертами, какие я только мог себе представить.

Получить возможность проповедовать перед внимающей тебе массой на-

рода—в этом мне виделось нечто великое. Проповедник, пророк—это

дело было по мне. И сколько я декламировал кстати и некстати моим

бедным родителям, брату и сестрам! Я знал наизусть все стихи из школь-

ной хрестоматии. Каждый день после обеда, когда отцу хотелось вздрем-

нуть в кресле, я не давал ему покоя и, опершись на спинку стула, словно

на церковную кафедру, начинал речь, невзирая ни на что. При этом я не

спускал глаз с отца, который прикидывался, будто дремлет. Но время

280

от времени он не мог удержаться от улыбки. Тогда я бывал счастлив. То

было признание. И как я мучил отца тем, что хотел все продолжать и про-

должать: "О, еще один кусочек!"

—

"Нет, довольно с тебя".

—

"Ну один-

единственный!" Да, это детское честолюбие!»

(Из

книги

"Мой

первый успех")

«С той поры, как мне минуло десять лет, родители проводили летние

месяцы в прекрасном загородном доме "Ландос" в нескольких милях

от Бергена. Каждое утро мы со старшим братом должны были тащиться

в школу под знаменитым бергенским ливнем. Но именно этот ливень я

использовал для одной

—

как мне тогда казалось

—

весьма хитроумной

проделки. В нашей школе существовало правило: опоздавшего ученика

не пускали в класс, а в наказание оставляли за дверью до конца урока.

И вот, когда в дождливую погоду случалось, а это случалось довольно

часто, что я отправлялся в школу, не выучив урока, я не только шел по-

медленней, чтобы опоздать, но еще вдобавок останавливался на улице

под какой-нибудь водосточной трубой и стоял там, пока не промокал

до нитки. Когда я наконец появлялся в классном помещении, с моей

одежды стекали на пол такие ручьи, что учитель ради меня и в интересах

других учеников немедля отправлял меня домой переодеться, а по при-

чине долгой дороги это было равносильно полному освобождению от

дневных занятий.

Уже то, что я частенько повторял этот эксперимент, было само по се-

бе довольно рискованно, но, когда я зашел так далеко, что однажды при-

шел промокший, когда дождя почти не было, у учителя возникло подо-

зрение, и за мной установили слежку. В один прекрасный день меня за-

стигли на месте преступления, я был арестован и имел близкое знаком-

ство с "ударными инструментами"».

(Из

книги

"Мой

первый успех")

"МОСАК! МОСАК! МОСАКГ

«В тексте встретилось слово "Реквием", и учитель спросил, кто из уче-

ников может назвать знаменитого композитора, написавшего церковное

произведение с таким названием. Никто не отвечал, пока я не отважил-

ся произнести совсем тихо: "Моцарт". Весь класс вытаращился на меня

как на какое-то неведомое, диковинное существо.

Я ощутил успех. Но сразу же появилось предчувствие, что он таил в

себе что-то недоброе. И слишком скоро мне пришлось убедиться в пра-

воте этого предчувствия. Классу

—

как это часто бывает

—

не понравилось,

что в его недрах завелось такое существо, и с этого дня при каждом удоб-

ном случае ученики преследовали меня бранным словом: "Смотрите,

идет Мосак!" "Мосак! Мосак!" —неслось мне вслед, когда я сворачивал

в переулок, спасаясь от своих преследователей.

Я видел в этой обиде проявление несправедливости, а в себе самом

—

мученика. Еще немного

—

и я просто-напросто возненавидел бы своих

товарищей по классу. Во всяком случае, я замкнулся в себе и держал-

ся особняком почти ото всех них».

(Из

книги

"Мой

первый успех")

КОМПОЗИТОР ВСТРЕЧАЕТ ПРЕПОНЫ

«В один прекрасный день это наконец случилось. Мне было тогда, на-

верное, лет 12—13, и я принес в школу исписанную мной же самим нот-

ную тетрадь, на титульном листе которой я вывел крупными буквами:

"Вариации на немецкую тему для фортепиано Эдварда Грига, Op. 1".

Я имел удовольствие показать ее одному школьному товарищу, прояв-

лявшему ко мне интерес. И что же из этого вышло? Посреди урока немец-

кого языка вдруг стало слышно, как этот самый товарищ бормочет ка-

кие» то невнятные слова, что заставило учителя почти невольно восклик-

нуть: ''Что ты там говоришь?" Опять невнятное бормотание, опять окрик

учителя, и наконец раздалось тихое: "У Грига что-то есть".

—

«Что значит

"у Грига что-то е,сть"?»

—

"Григ сочинил что-то!"

Учитель, особым расположением которого я не пользовался... подо-

шел ко мне, взглянул на тетрадь и произнес ироническим тоном: "Ах так,

юноша музыкален. Юноша сочиняет! Полюбуйтесь-ка!" Затем он распах-

нул дверь в соседний класс, позвал оттуда другого учителя и повторил:

"Ты только посмотри: вот парнишка, который сочиняет музыку".

Оба учителя с интересом перелистали тетрадку. В обоих классах на-

ступил переполох. Я почувствовал себя уверенно, уже предвкушая вели-

кий успех. Но никогда нельзя торжествовать раньше времени. Не успел

гость уйти, как наш учитель внезапно переменил тактику, схватил меня

за волосы —так, что потемнело в глазах,— и холодно процедил сквозь

зубы: "В другой раз приноси с собой, как полагается, немецкий словарь,

а эту ерунду оставляй дома".

О горе! Быть так близко к вершине счастья и вдруг разом низверг-

нуться в бездну! Как часто потом в жизни со мной так бывало! И всегда

я вспоминал этот первый случай...»

(Из

книги

"Мой

первый успех")

УЛЕ БУЛЛЬ УСКОРЯЕТ ХОД СОБЫТИЙ!

«Окончание школьных занятий, а значит, и прощание с домом пришли

внезапнее, чем я ожидал. Мне скоро должно было исполниться 15 лет, а

я так и не добрался до последнего класса. И вот однажды летним днем,

на дороге, ведущей в Ландос, показался всадник, скачущий галопом. Он

приближается, останавливает своего прекрасного арабского скакуна и

спрыгивает на землю. Это он, сказочный бог, о котором я грезил, но ко-

торого никогда прежде не видел: это Уле Булль. Что-то внутри меня вос-

противилось тому, что бог так вот запросто сошел на землю, прикидыва-

ясь человеком, вошел в гостиную и с улыбкой поздоровался со всеми. Я

отлично помню, что, когда он правой рукой коснулся моей руки, меня

точно пронзил электрический ток. Но вот наконец бог стал произносить

шутки и остроты, и тут до меня дошло

—

по правде говоря, к моей ти-

хой скорби,

—

что он был всего лишь человек.

Его скрипки, к сожалению, при нем не было. Но он умел говорить.

-И делал это отлично. Затаив дыхание слушали мы его рассказы о поезд-

ках по Америке. Это было как раз то, чего требовала детская фантазия.

А когда он узнал, что я люблю сочинять музыку и импровизировать,

никакие отговорки не помогли: пришлось сесть за фортепиано.

282

Не понимаю, что мог тогда Уле Булль найти в моих наивных детских

звуках, но только он стал сразу очень серьезным и о чем-то тихо загово-

рил с моими родителями. И, что бы он тогда ни произнес, сказанное было

явно в мою пользу. Ибо Уле Булль подошел вдруг ко мне, встряхнул на

свой особый манер и сказал: "Ты должен поехать в Лейпциг и стать му-

зыкантом!"

Все ласково смотрели на меня, а я чувствовал только одно: добрая

фея погладила меня по щеке и я счастлив. А каковы мои родители! Ни

сопротивления, ни хотя бы минутного раздумья. Все было сразу же реше-

но. И мне казалось, что все это было естественнейшей вещью на свете...»

(Из

книги

"Мой

первый успех")

ГРИГ О ХОРНЕМАНЕ И ШУМАНЕ

«По прибытии в Лейпциг, он [Хорнеман.

—

Н. М.] в первый же день полу-

чил доступ на генеральную репетицию одного из концертов Гевандхауза.

Когда он входил в зал, там звучала старинная концертная ария, которую

он прослушал с тем почтением к авторитетам, какое подобает испытывать

ученику. После этого за рояль села некая дама и начала играть какую-то

пьесу в сопровождении оркестра.

Было сыграно еще не очень много тактов, когда молодой Хорнеман

почувствовал себя словно наэлектризованным. Перед ним распахнулся

новый мир, мир, полный как раз того, к чему он стремился всей душой, в

страстном вожделении, хотя и не сознавал этого. Он слушал и слушал,

музыка становилась все прекраснее и прекраснее, наконец он больше не

смог вынести неведения и спросил у соседа: "Чье это?"—"Шумана!"

—

"Шу-ма-на? Ах, вот, значит, как..." Его лицо приняло такое выражение,

что сосед испугался, не сумасшедший ли рядом с ним. (А слушал он в

тот момент ля-минорный концерт Шумана, дама же за роялем была Кла-

рой Шуман.) И этим была решена судьба Хорнемана. Он поклялся любить

эту музыку, что бы ни говорил целый легион учителей».

(Из статьи,

написанной в 1881 г. для одного

датского журнала. Номер,

од-

нако, вышел прежде, чем

статья

успела в него

попасть.

Опубликована

впервые в 1957 году в книге

"Эдвард Григ: статьи

и речи", изданной

Э. Га-

укстадом)

ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ ГРИГА

К ЛЕЙПЦИГСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ

"..л должен, в противоположность Свенсену, сказать, что покинул Лейп-

цигскую консерваторию таким же глупым, каким в нее поступил. Конеч-

но, чему-то я там научился, но моя собственная индивидуальность по-

прежнему оставалась для меня закрытой книгой".

(Из

письма Грига к его первому биографу в Норвегии, А. Грёнволлу,

25 апреля 1881 года)

"Как же я завидую тебе

—

ты обладаешь техникой, которой мне не хвата-

283

ет с каждым днем все больше. Это, правда, вина не только моя, но глав-

ным образом проклятой Лейпцигской консерватории, где я абсолютно

ничему не научился".

(Письмо Ю. Рентгену от

октября

1884 года)

"Как я все-таки ненавижу эту Лейпцигскую консерваторию!"

(Из письма Ю.

Хальворсену

от

6 декабря 190^ года)

"За все три года обучения в консерватории я не сделал ничего, что могло

бы вселить в моих учителей какую-нибудь надежду относительно моей бу-

дущности. Поэтому если мне в этих беглых строках пришлось подверг-

нуть критике и само заведение, и отдельных людей, то я спешу немедля

добавить к этому, что... виною моей глупости прежде всего была моя же

собственная натура. Я был мечтателем, лишенным какой бы то ни было

способности к соревнованию".

(Из

книги

"Мой

первый успех")

СТИХОТВОРЕНИЕ МАТЕРИ К СЫНУ

Дитя мое! Перед тобой открыла

Святую книгу божья благодать.

Та книга

—

музыка, язык ее постиг ты

И уж умеешь сам на нем вещать.

Душа твоя распахнута для таинств,

Которых нет среди забот и слез.

Гармонией прекрасной осененный,

Ты обитаешь в мире дивных грез.

К той радости ведет тебя стезя,

Какой не сыщешь в прозе бытия.

Ведь в этой прозе много, ох как много,

Тебя смутит обыденным, сухим

—

Что в зрелости привычно мы приемлем,

Претит нам в юности и кажется земным.

Но ты отринь презренья взгляд суровый

—

Взгляни с любовью, строго не суди,

И волшебство искусства своего ты

На тени жизни смело обрати.

Тогда увидишь: мигом тьма уйдет,

Исчезнут тени, солнце свет прольет!

(Написано Гесине Григ

во время выздоровления

Эдварда летом 1860

года)

284

ПРОШЕНИЕ ГРИГА О СТИПЕНДИИ

"Берген, 12 июля 1862 г.

Королю.

Как то явствует из прилагаемого документа, который, как я надеюсь,

будет милостивейше изучен, я провел три с половиной года в Лейпциге и в

консерватории того же города пытался образовать себя как композитора.

Смею надеяться, что не будет сочтено за нескромность, если я нижайше

осмелюсь предположить, что оный аттестат свидетельствует о таковых

моих задатках в сфере композиции и игры на фортепиано, а вместе с ними

о таковых моих успехах в консерваторском образовании, что я, возмож-

но, могу взять на себя дерзость предаться надежде на то, что, продолжив

обучение, достигну результатов, которые будут иметь значение не только

для меня, но также и для музыки моего отечества, в котором я имею на-

мерение остаться жить.

В высшей степени желательно было бы для меня, если я еще в юном

возрасте буду удостоен возможности посетить те величайшие города за

границей, где развитие музыки достигло наибольшего прогресса. Но для

этого сам я не обладаю средствами, а мой отец, британский вице-консул

Григ, живущий здесь же [в Бергене.

—

Я. М.], также не видит возможно-

сти оказать мне необходимую для сего предприятия поддержку.

Следующим имею заметить, что я девятнадцати лет от роду; позволю

себе поэтому, в соответствии с вышеизложенным, нижайше и вернопод-

данно просить Ваше Величество пожаловать меня стипендией из государ-

ственных средств, чтобы во время пребывания за границей и впредь обра-

зовывать себя в том искусстве, которому я себя пожертвовал и к кото-

рому я привязан всеми своими душевными интересами.

Верноподданнейший

Эдвард Хагеруп Григ".

В ПОИСКАХ НОВЫХ ОТКРОВЕНИЙ

"Я не хотел быть во что бы то ни стало норвежцем; сверхнорвежцем

—

и того менее, я хотел быть самим собой. Я искал выражения чего-то луч-

шего, что есть во мне и лежит за 1000 миль от Лейпцига и его атмосферы.

Но того, что это лучшее заключено было в любви к отечеству и в чувстве

его великой и меланхоличной вестланнской природы,

—

этого я не знал и,

может быть, так никогда и не узнал бы, не открой мне Нурдрок глубины

самоанализа".

(Из письма И. Хольтеру от

9 февраля 1897 года)

ГРИГ ПЕРВЫЙ РАЗ ВСТРЕЧАЕТСЯ С ГАДЕ

"—

Господин профессор, перед вами норвежец, он музыкант.

—

Это Нурдрок?

—

спросил Гаде.

—

Нет, это Григ,

—

ответил Маттисон-Хансен.

—

А-а, вот как,

—

высказал свое мнение Гаде, окидывая испытующим

взглядом мою бесконечно ничтожную персону сверху донизу, в то время

как я не без трепета стоял лицом к лицу с человеком, чьи произведения

так высоко ценил.

285

—

У вас есть что показать мне?

—

Нет,—ответил я. (Те вещи, которые были уже готовы, казались

мне недостаточно хороши.)

—

Так идите домой и напишите симфонию,

—

предложил Гаде".

(Из интервью "Даннеброгу"от

26 декабря 1893 года)

НУРДРОК ОПИСЫВАЕТ СВОЮ ПЕРВУЮ ВСТРЕЧУ С ГРИГОМ

"...Недавно я встретил Хьерульфа, рассказавшего мне о том, что сочине-

ния Грига подверглись резкой критике в лейпцигской музыкальной га-

зете. После нашей короткой встречи в Тиволи... я склонен присоединить-

ся к точке зрения критиков, хотя не слышал и самого мелкого из его про-

изведений. Он... обнаружил совершенно никому не нужный педантизм,

благодаря которому ошибочно надеется достичь чего-то настоящего. Он

слишком серьезно ищет великое в малом... К этому еще можно добавить

односторонность его наблюдений, его исключительное предпочтение Шума-

на и тому подобное, что определенно погубит его со временем. Если он

действительно обладает тем дарованием, какое я в нем увидел, и если он

прекратит эти бесконечные поиски, поиски оригинальности, то-лишь тог-

да он, может быть, ее найдет. Ведь самые великие оригинальные мысли

являются сами собой, их рождает сердце; к их разработке можно прило-

жить фунт рассудка, но нельзя давать ему вставать на пути чувства".

(Из письма Р.

Нурдрока

JI.

Хорнбеку

от

24 мая 1864 года)

ГРИГ О ЗАДАНИИ ГАДЕ

"Требование Гаде так на меня подействовало, что я собрался с мыслями и

употребил всю энергию на решение задачи, поставленной им передо мной.

И в течение 14 дней я действительно сочинил и инструментовал первую

часть симфонии".

(Из интервью "Даннеброгу" от

26 декабря 1893 года)

УЛЕ БУЛЛЬ: "СОЗДАЙ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ СТИЛЬ!"

«Именно Уле Булль первый пробудил во мне решение сочинять типично

норвежскую музыку... Он раскрыл мне глаза на красоту и оригинальность

норвежской музыки. Благодаря ему я узнал многие забытые народные

песни, а прежде всего

—

свою собственную натуру.

Если бы не было благотворного влияния Уле Булля, я писал бы бесцвет-

ную музыку а 1а Гаде... который был лишь эхом Мендельсона. Прослушав

мои фортепианные пьесы... Уле Булль сказал мне: "Эдвард, этот путь не

тот, для которого ты предназначен. Сбрось с себя иго Гаде. Создай свой

собственный стиль! Он есть внутри тебя самого. Пиши музыку, которая

сделает честь твоей родной стране. Ты должен развить истинно норвежское

чувство звука..."»

(Из интервью,

опубликованного в книге "Беседы с великим композито-

ром")

286

БЕРГЕНСКАЯ ПРЕССА ПОЛОЖИТЕЛЬНО ВЫСКАЗЫВАЕТСЯ

О БРАТЬЯХ ГРИГ

"Мы рады, что можем постепенно добавлять все новые и новые имена к

тем еще столь немногим в нашей стране, которые достигли или пытаются

достичь уровня более высокого, чем тот, которым довольствуется диле-

тантизм. Не будучи близко знакомыми с путем артистического разви-

тия, который прошли эти молодые люди, мы знаем все же, что свои серь-

езные устремления и бесспорный талант они посвятили искусству... Не

сомневаемся, что публика получит удовольствие, услышав молодых ху-

дожников..."

(Заметка

"Бергенспостен"от

сентября

1864 года)

ПОЗДРАВЛЕНИЕ НУРДРОКА ПО СЛУЧАЮ ДВАДЦАТИДВУХЛЕТИЯ ГРИГА

"С тоской пишу я моему замечательному норвежскому другу и колле-

ге. Можешь поверить, я помню твой талант и приятный характер; я рад,

что смог так основательно тебя узнать, и горд тем, что сам понравился

тебе. Поэтому шлю сейчас тебе свою братскую благодарность, а заодно

и сердечные поздравления...

Да, ты замечательный парень... Не следует хвалить и ласкать так от-

крыто, но ведь я уже так долго нахожусь вдали, что имею право сказать:

мне не хватает тебя. Мне не хватает и всех добрых датских друзей

—

один в большом, скучном городе [Берлине.

—

Я. М.]...

Как же ты провел лето? Полагаю, один день был радостнее другого.

Из леса к милой, от милой

—

в лес; это можно назвать жизнью. Можешь

мне поверить, я хорошо отношусь к твоей милой —и к сестре тоже".

(Письмо датировано:

Берлин, 12 июня 1865 года)

ГРИГ О БОЛЕЗНИ НУРДРОКА

"Мой дорогой друг Хорнбек!

Чтобы не оказаться причисленным к людям, не умеющим держать сло-

во, хочу сегодня написать тебе письмо, хотя одному богу известно, что я

расположен сейчас к чему угодно, только не к писанине. Во-первых, я чув-

ствую себя физически плохо

—

получился перебор с устрицами и рейн-

ским вином. Во-вторых, я в эти дни расстроен всеми своими Pechi. Ведь

это и называется Pech, когда я заезжаю в Берлин за Нурдроком, чтобы

поехать с ним дальше в Италию, а он слег в постель и заболел страшно!

Он уже лежит 14 дней с тяжелейшим воспалением легких и определенно

давно бы уже отдал концы, если бы не его сказочная конституция, кото-

рая и держит его на поверхности.

Сейчас самое страшное позади, но Р. [ Рикард.

—

М. ]

пока еще стра-

дает ужасно, пот прямо струится с него, и он... не может вымолвить ни

слова... Не имею ни малейшего представления, как теперь сложатся дела

с поездкой. Очевидно, отправлюсь в Лейпциг и буду там ждать его прибы-

Неудачи

(пер. с нем.).

287

тия, которое случится едва ли раньше 1 декабря. Это паршиво, так как

поездка в Италию под рождество

—

отнюдь не увеселительная поездка...

Так как я не фаталист, то смею с уверенностью утверждать, что с Р.

все было бы лучше, если бы он последовал моему совету. Во-первых, он

мог бы прекрасно остаться летом в Копенгагене и работать... во-вторых,

ему надо было ехать сразу же, как только я приехал сюда за ним, а не го-

ворить мне, что он передумал, что собирается переждать здесь зиму. Прав-

да, его легко переубедить, и для меня не составило труда заставить его от-

казаться от его сумасшедшего плана. Отъезд был намечен на 1 ноября,

но

—

просим прощения, явилась болезнь.

Берлин

—

отвратительная дыра, как бы я хотел быть рядом с вами в

Копенгагене. Там был бы совсем иной разговор. Там всегда царит какая-

то одухотворенность, там поэзия витает в воздухе, поэзия царит в лю-

дях—да, то Дания! Воспоминания о проведенных там днях стали самы-

ми светлыми мгновениями моей жизни".

(Письмо Л.

Хорнбеку

от

октября

1865 года)

НУРДРОК УКОРЯЕТ ГРИГА

"Мой хороший Григ!

После целого месяца, в течение которого меня держали за дурака, я

наконец из твоего последнего, благополучно дошедшего письма получил

известие, что ты сюда не приедешь. Мне никогда и в голову не пришло бы

сердиться на это; напротив, я полагаю, самое разумное, что ты можешь

сделать, это уехать в Италию, послав к чертям Германию вместе с ее жад-

ными издателями, раз ты нашел подходящую компанию для поездки.

Но что для меня есть и навсегда останется загадкой, так это способ, кото-

рый ты выбрал в обращении со мной после твоего отъезда и который я

нахожу, мягко говоря, подлым по отношению к тому, кого называют

своим другом и покидают, как ты покинул меня. Должен признаться,

что из всех, кого я знаю, менее всего ты казался тем человеком, от кого

я мог ожидать подобного образа действий... Если причиной твоего молча-

ния было нежелание сказать мне то, что ты сказал другим

—

что ты сюда

не приедешь,

—

то это в высшей степени трусливо и нечестно. Лишь в

первые дни я мог бы рассматривать это как заботу доброго сердца, не

желающего огорчать больного. Но твоим долгом было по крайней мере...

подготовить меня к этому как можно раньше —прямо или косвенно.

Когда ты уезжал, то сказал, что уезжаешь только на несколько дней;

следствием этого было, естественно,- то, что я лежал и ждал твоего при-

езда изо дня в день...

Ты должен извинить меня, Григ, я ведь еще искренне люблю тебя,

но моя любовь подавлена целым месяцем неприятностей, о которых я

тебе сейчас прямо сказал, и если ты мыслишь, как должен мыслить, то

поймешь, что они обоснованны и правомерны. ...И, дорогой Григ, искрен-

не дорогой друг, я боюсь, что... в один прекрасный день все будет кон-

чено... Никогда я не был в большей опасности, чем теперь...

В завершение письма, милый друг, счастливого пути тебе и хороших

результатов. Сегодня ты получил письмо, в котором доброе и злое тес-

но переплелись, но пусть же только доброе, что было сказано из глубин

моего сердца, сопровождает тебя на юг! Если тебя настигнет мгновение,

288

когда ты вдруг услышишь звуки, пришедшие с севера, то вспомни о сво-

ем больном друге, чье сердце так наполнено этими звуками, но чей го-

лос стал слишком слаб,—и тогда помолись вместе с ним богу о том,

чтобы опять встретиться и сообща продолжить труд на благо великой

цели.

Твой верный, преданный друг Рикард Нурдрок".

(Из письма Р.

Нурдрока

от

30 ноября 1865 года)

КРАСОТА ТОСКАНСКОЙ ПРИРОДЫ

"Перед нами вдруг открылся чудеснейший итальянский ландшафт. Я

словно внезапно попал в сказочный мир. Однако это была прекрасная

действительность. Впереди, насколько видит глаз,

—

зеленые поля, окру-

женные кипарисами, пиниями и оливковыми деревьями, усыпанные жи-

вописными группами домиков в истинно южном духе, вдали

—

сине-

фиолетовые горы, над нами

—

темно-синий небосвод, и все это появи-

лось словно по мановению волшебной палочки..."

(Из

записи

Грига

в дневнике, сделанной 9 декабря 1865 года)

ЛИСТ ГЕНИАЛЬНЫЙ И АФФЕКТИРОВАННЫЙ

"Слушал musica sacra

Франца Листа для кастратов, естественных муж-

ских голосов и органа, исполненную при участии самого Листа. То есть

дирижировал, конечно, другой, но Лист все равно управлял

—

его пальцы,

обтянутые черными перчатками, то жестикулировали в воздухе, то были

заняты игрой на органе.

Сочинение "Stabat mater dolorosa"

—

печальное свидетельство упад-

ка новейшей немецкой музыки, поскольку трудно где-либо еще услы-

шать нечто более аффектированное, болезненное, бесформенное, безы-

дейное, бессмысленное, нездоровое и неправдивое от первой до послед-

ней ноты.

Начало меня тем не менее захватило

—

оно было гениальным, мисти-

ческим, демоническим, как то встречаешь в отдельных проблесках све-

та у Листа, но... очень скоро оказалось, что он не из тех, кто властвует

над своими мыслями, скорее он их раб...

Если изо всех сил не бороться против этого жанра, то с музыкой в

наше время дела будут плохи. Почти так же плохи, как с итальянской

школой, а может быть, и еще хуже—ведь такая музыка вторгается в

область, для музыканта неинтересную. Эта область

—

философия. Однако

я считаю, что если истинное искусство

—

непосредственность, бьющая

через край поэзия, если оно должно идти вперед, то философия должна

убраться, и чем скорее, тем лучше..."

(Из

записи

Грига

в дневнике, сделанной 4 января

1866

года)

1 Духовная музыка

(пер. с лат.).

2 "Мать скорбящая стоял а"

(пер. с лат.).

289

Бенестад Ф., Шельдеруп-Эббе., Д. Эдвард Григ - человек и художник

Подождите немного. Документ загружается.