Бенестад Ф., Шельдеруп-Эббе., Д. Эдвард Григ

Подождите немного. Документ загружается.

В письме Бьёрнсону от 6 марта Григ разразился бурей негодования по

поводу военного подстрекательства, проявлявшегося на родине: "И вот

комедия: Станг

—

Гуннар Хейберг! Мерзкие же силы правят бал там у

вас

—

жестокость и отрицание! И то и другое мы должны ненавидеть.

Подзуживать молодежь к войне и возбуждать в ней цинизм

—

в такие

дни, как сейчас, это надругательство. Это прямо-таки возрождение древ-

ненорвежского призрака жажды раздоров и мести".

По мнению Грига, существенным препятствием на пути мирного уре-

гулирования была агрессивная позиция, занятая кронпринцем Густавом,

который "стал нашим злейшим врагом, и, пока мы не разделаемся с ним,

у Норвегии не может быть никакой надежды".

Во время решающих переговоров в стортинге Григ находился в самом

центре событий, в Кристиании, но 7 июня, когда Норвегия провозгласи-

ла свою независимость, он был на борту парохода, идущего в Берген.

Опасность войны достигла крайней точки: норвежская армия стояла

у границы в полной боевой готовности. Свой страх перед возможной

катастрофой Григ сформулировал в письме, написанном в конце июня ди-

ректору издательства "Петере" Хинриксену: "Если шведы совершат это

ужасное преступление и нападут на нас, то наступит страшное время.

Вы оценили это совершенно правильно: мы должны будем тогда сражать-

ся как японцы —так же фанатично, до последнего человека. Норвегия

—

современная, а Швеция

—

средневековая нация. Столкновение, следова-

тельно, неизбежно. У нас правит сам народ, в Швеции же

—

кучка дворян

с доисторическими взглядами... Все зависит теперь от того, будет ли вы-

нужден король отречься от престола. Если он не отступит, то мир, оче-

видно, будет спасен, а в противном случае

—

?".

Озлобление шведов приняло гротескные формы. На концерте в Стрём-

стаде произведения Грига были встречены свистом и выкриками, а когда

он получил приглашение в сентябре продирижировать двумя концертами

в Гельсингфорсе, ему пришлось отказаться: ехать туда надо было через

Швецию, рискуя встретить плохое обращение или даже быт*> выдворен-

ным из страны, как он об этом сообщает Маттисон-Хансену 29 августа.

"Ну разве это не дико? Бьёрнсона там больше не хотят ставить на сцене,

мою музыку освистывают и устраивают против нее демонстрации. Здесь,

в Норвегии, со шведами обращаются с изысканной вежливостью. Я счи-

таю, что это яснее ясного говорит о том, где обитает сейчас чистая, а где

нечистая совесть!''

Когда в сентябре переговоры в Карлстаде вошли в решающую фазу,

Григ подумал, что, может быть, его международная известность сыгра-

ет свою роль в той миссии мира, какую он считал своим долгом выпол-

нить. Вняв призьюам и просьбам своих друзей, он по телеграфу обратил-

ся к кайзеру Вильгельму и королю Эдуарду с ходатайством об их вмеша-

тельстве с целью воспрепятствовать началу военного конфликта. Но на

свое обращение он не получил никакого отклика.

В Карлстаде, однако, в конце концов победил разум, и 23 сентября

мирное соглашение стало фактом (с. 352).

Еще до начала всеобщего голосования в ноябре по вопросу об учреж-

дении в Норвегии республики Григ уверовал, что монархия

—

единственно

верная форма правления в той ситуации, в какой в данный момент находи-

лась страна (с. 352). Это он подчеркивал в письме к Г. Шельдерупу от 26 ок-

тября: "Как бы сильно я ни любил идею республики, я ни на мгновение не

сомневаюсь, что теперь необходима королевская власть. Только она мо-

259

жет спасти нас от неизбежных экономических и политических бедствий..."

Голосование абсолютным большинством утвердило королевство, и

уже 25 ноября король Хокон и королева Мэуд ступили на норвежскую

землю. Тремя днями позднее в Национальном театре был дан празднич-

ный спектакль "Сигурд Крестоносец", и, когда занавес опустился, компо-

зитор и поэт были приглашены в королевскую ложу. В тот же вечер Григ

начал вести новый дневник, последнюю запись в котором он сделал за

четыре дня до смерти,

—

самый ценный документ последних двух лет его

жизни, каким мы располагаем. Первая запись от 28 ноября гласит: "И вот

навстречу нам вышли король и королева, проявляя к нам величайшую

любезность. Если они на самом деле такие простые и открытые люди, как

нам показалось, то мы смеем надеяться на народную монархию... Эту пер-

вую встречу с первыми королем и королевой свободной Норвегии я ощу-

щаю как что-то красивое и значительное, а поэтому выбрал именно этот

день, чтобы начать давно уже задуманный дневник".

Праздничная программа включала большой концерт Музыкального

объединения в честь коронованных особ, на котором Григ дирижировал

"Возвращением на родину". Репетиции стоили ему многих сил: "Неужели

это уже начало конца? Наверное, малейшее напряжение во время репе-

тиций для меня слишком велико. Только ради других я надеюсь, что вы-

держу сегодняшний вечер. У самого же меня нет больше тщеславия..."

Слова, записанные Григом в дневнике в новогодний вечер, словно вме-

стили в себя чувство благодарности всего народа: "Уходит на покой год

1905-й, великий год, и я расстаюсь с ним в глубокой благодарности за то,

что мне довелось его прожить! И все же: если бы не было моих юноше-

ских мечтаний, которые осуществились лишь в этом году, то мое искус-

ство было бы лишено своей настоящей почвы. Ведь именно мечты, стрем-

ления, тоска

—

они сформировали мою личность в звуках. Если бы 7 ию-

ня наступило уже в пору моей юности, что тогда? Нет, хорошо так, как

оно есть. Долгая жизненная борьба была величайшим счастьем, и для от-

дельного человека, и для всей нации. Свобода—это борьба за свободу!"

Григ и религия

"Чистая наука? Как средство

—

отлично, но как цель

—

по крайней мере

для меня она сплошь неудовлетворительна. Понятие бога я должен соблю-

дать, пусть даже оно слишком часто приходит в конфликт с понятием мо-

литвы".

Такие мысли о фундаментальных проблемах мировоззрения Григ

сформулировал в письме к швейцарскому теологу Луи Монастье-Шрёдеру,

когда лежал больным, не более как за неделю до смерти.

Но каково же было, собственно, григовское понятие бога и как он

относился к основополагающим вопросам бытия? Путеводной звездой

служило ему в жизни этическое учение Бергпрекенена. Любовь к ближне-

му

—

вот краеугольный камень мировоззрения Грига, и мы находим в его

жизни многочисленные тому примеры.

Свою отзывчивость Григ скрывал как только мог. Когда, например,

в 1904 году он оказал семье Маттисон-Хансенов большую денежную по-

мощь, то приглушил это доброе дело, приписав себе в юмористических

выражениях чисто эгоистические цели (с. 351).

В своей глубинной сущности Григ был религиозной натурой. Он вы-

рос в христианской семье, где благочестие занимало центральное место.

Детская вера, которую он вынес из этой среды, отражается в его нереф-

лектированном отношении к ней вплоть до середины 1870-х годов. В то

время он совершенно не мог понять атеистических течений века. После

смерти отца в 1875 году Григ сказал, что ему нет никакого дела до догм,

но в то же время подчеркнул, что "я должен обладать мыслью о бессмер-

тии! Без нее все

—

ничто".

Многое указывает на то, что вскоре после этого Григ прошел через

период религиозного кризиса, выбившего из-под его ног фундамент ве-

ры детских лет. И когда он характеризует лофтхюсский период как по-

ру "тяжелой духовной борьбы", то вполне можно предположить, что кон-

фликт коснулся не только супружеских и художнических проблем, но

был связан также с религиозными сомнениями и искусами. В это время

он подолгу, глубоко и серьезно беседовал с престом

Кристи, который

сам прошел через сомнения в вопросах веры. Ортодоксальные догмы

Григом все более и более ощущались как смирительная рубашка, мешав-

шая свободному развитию интеллекта. Иисус для него больше не божий

сын, а "чудесный провидец", истинный идеал для самостоятельного, со-

временного человека. Это привело его к такому понятию бога, которое

не оставляло места для Христа.

В одном Григ постепенно становился все более непримиримым

—

в от-

1 Преет

—

священник в Скандинавских странах. —

Прим. перев.

261

ношении к официальному христианству, каковое, по его мнению, было

представлено духовенством и ограниченными проявлениями пиетизма.

Его выпады в этой связи были необычайно резкими, порой даже с дур-

ным привкусом (с. 350).

Как ищущая натура, Григ страстно желал обрести твердую почву для

своей веры, опору не только для его религиозных чувств, но и нечто, удов-

летворявшее требованиям, предъявляемым интеллектом. Своих духов-

ных братьев по вере он встретил в лице унитариев, когда в августе 1888

года посетил Бирмингем. Их вера в единого, истинного бога одновре-

менно отметала ряд центральных христианских догм, прежде всего о

божественности Христа. Круг идей унитариев был тем же, к которому пу-

тем тяжелых внутренних битв пришел уже и сам Григ. Но он был захва-

чен тем, как унитарии воплощали в жизнь свою веру. Их преисполнен-

ный любви душевный склад, бескорыстный образ жизни и прогрессив-

ный взгляд на культуру

—

все это было в полном соответствии с его соб-

ственными идеалами.

Всю оставшуюся жизнь Григ придерживался унитаристской веры. Ни-

на Григ также разделяла ее.

По-видимому, постепенно Григ отходил от представления о персони-

фицированном боге. Вера в бога у него тесно переплеталась с идеализацией

природы, с пантеистическим взглядом общерелигиозного характера.

Бог

—

создатель вселенной, он пропитывает своим присутствием всю при-

роду, но предстает в деперсонализированном виде, как изначальная сила

универсума. Очевидно, для Грига было нечто утешительное в идее доб-

роты природы как таковой. "Всё, что ни случается, к лучшему",—как

оптимистично любил выражаться Григ.

После общения с Бьёрнсоном в 1906 году Григ касается того же во-

проса в дневниковой записи от 1 ноября: "Как унитарий, я близок Бьёрн-

сону, но его представление о боге мне не вполне ясно. Изначальная сила

—

да, хорошо. Но для того, чтобы за неумолимыми формами ее проявле-

ния— причина и следствие,

—

подчас похожими на деянця злых демонов,

уметь видеть великую любовь, требуется большое искусство..."

Чувство единения с природой находит особенно яркое выражение в

письме Грига Бейеру от 4 августа 1905 года: "А сама природа? Перед нею

я стою в молчаливом благоговении и почтении, как перед самим богом.

Да ведь и ты тоже; но у меня чувство благоговейного трепета заглуши-

ло все другие эмоции. Да, разумеется: я люблю стремление науки к ясно-

сти. Но мистическое все же притягивает меня

—

да, и сегодня, как преж-

де. И я не вижу в этом никакого противоречия. Надо, чтобы наука не на-

живалась за счет мистики".

ПОСЛЕДНИЙ подвиг

Религиозно-христианская поэзия почти никогда не вызывала отзвука в

душе Грига. И до 1906 года он написал только три религиозные песни

—

"Прекраснейшая среди женщин", "Великий белый сонм" (обе вошли в

"Альбом для мужского пения", Ор. 30) и "Ave maris stella".

Летом 1906 года Григ продолжил работу над "Альбомом для муж-

ского пения", на этот раз в новом варианте

—

для смешанного хора с соли-

рующим баритоном. Результатом явились "Четыре псалма", Ор. 74, одно

из самых значительных вокальных церковных произведений позднего ро-

262

мантизма. Но когда кто-то пытается утверждать, что эти псалмы отобража-

ют собственную религиозность Грига, это неверно. Нина Григ, несомнен-

но, права, утверждая в письме Перси Грейнджеру от 5 февраля 1929 го-

да: «Каким-либо результатом проявления того, что называют "рели-

гиозностью", псалмы не были. Григ был далек от ортодоксальности».

Прежде всего Грига увлекли в этой работе необычайно красивые нор-

вежские народные мелодии, связанные с норвежской религиозной поэзией

эпохи барокко. Три псалма он завершил в "Тролльхаугене" в течение лета,

а четвертый

—

"Как же ты прекрасен",

—

ставший в цикле первым номе-

ром, был написан в ноябре в кристианийской гостинице "Вестминстер".

Этому откровению красоты суждено было стать последним его трудом.

Здесь вновь исходной точкой стали линнемановские "Старые и новые

норвежские горные мелодии" (соотв. № 376, 138, 327 и 326). Григ сде-

лал их "свободные обработки". То тут, то там он слегка изменяет мело-

дические версии Линнемана и, как часто делал и прежде, придает простым

обработкам неожиданно крупные масштабы.

За исключением мягкой медитации псалма "Иисус Христос вознесся",

общий характер псалмов

—

стремительный, интенсивно-драматичный. По-

ражает, в частности, ряд прямо-таки экстатических взрывов. Здесь Григ

пишет крупным музыкальным штрихом, создавая динамическое напря-

жение и мелодические нарастания, использует красочные аккордовые по-

ел едования, совершенно непривычные для церковной музыки его време-

ни. Более, чем когда-нибудь раньше, он использует хор во всем его звуко-

красочном богатстве. Музыка предъявляет к певцам-хористам значитель-

ные технические требования. Но при этом произведение хорошо приспо-

соблено для голосов и удобно для исполнения.

Пятнадцать лет назад Григ сказал Бейеру, что боится постареть ду-

ховно, утратить способность стоять на одних музыкальных рубежах с мо-

лодежью. И вот теперь, в начале нового столетия, в возрасте шестидесяти

лет, он в "Слоттах" и "Псалмах" показал свою волю новатора. Наперекор

слабеющим силам его композиторская энергия и способность концентра-

ции духа продолжали жить. Два последних произведения принадлежат к

самому свежему и нетрадиционному, что было создано вообще во всей

норвежской музыке. Они указывает путь вперед!

"Четырьмя псалмами" Григ поставил двойную черту в своем компо-

зиторском творчестве

. В последний раз он в совершенстве выразил свое

"ощущение скрытых гармоний в нашей народной музыке". Едва ли лю-

бой композитор сможет пожелать себе создать более прекрасную лебе-

диную песнь (с. 353).

Жизнь в Кристиании в 1905—1906 годах Григ расценивает как пребы-

вание в "полуварварской стране". Взгляды на музыку тамошних обита-

телей были настолько косными, что они даже не пожелали прийти на кон-

церт, где Хальворсен должен был дирижировать "Смертью и просветле-

нием" Рихарда Штрауса. "Если бы мне пришлось

работать

здесь,

—

пишет

Григ Бейеру 14 января 1906 года,

—

я бы наверняка лишился рассудка".

И все же столица была идеальным местом для созерцательного покоя.

В апреле 1906 года наступил черед новых поездок

—

Копенгаген, Бер-

лин, Лейпциг, Прага, Амётердам, Лондон и Гамбург. Григ не был уверен

в том, что все пройдет благополучно, и 19 марта записал в дневнике: "Бу-

1 Двойная черта (в отличие от одинарной) ставится в конце музыкального произ-

ведения, в последнем его такте.

— Прим. перев.

263

дет ли этот рейс последним? И суждено ли мне кончить свою жизнь там?

Мрачные предчувствия окутывают меня".

11 апреля Григ наиграл в Лейпциге шесть фортепианных пьес на "Фо-

нолу"— звукозаписывающее устройство, в котором музыка переносится

на перфорированную бумажную ленту (система "Вельте-Миньон"). Тех-

ническое качество записи произвело на Грига большое впечатление, по

всем показателям оно превзошло тот уровень, которого он смог добить-

ся несколько лет назад на "Пианоле".

Сердечный прием встретил Григ во время концертов 16 апреля в Пра-

ге и 27 апреля в Амстердаме. Запись в дневнике от 27 апреля гласит:

"Вновь и вновь я должен сказать, как Винье: больше дано мне, чем я за-

служил!.. Добрая звезда сияла над моим концертом". На камерном вече-

ре 2 мая он играл виолончельную сонату вместе с Пабло Казальсом

—

"не-

сравненным, великим артистом, для которого произведение искусства

—

это

№

1, а уж сам служитель искусства

— №

2".

17 и 24 мая состоялись большие концерты в Лондоне. После второго

из них Григ с восхищением писал в дневнике о "прекрасном Перси Грейн-

джере, который перелистывал мне на концерте страницы и которого я

люблю так, как если бы это была молодая женщина. Быть предметом

восхищения

—

опасная вещь, но когда при этом не теряешь способности

восхищаться другими, как не потерял ее я, то равновесие восстанавли-

вается. Я никогда не встречал еще кого-нибудь, кто понимал бы меня так,

как он. А ведь он из Австралии. Чего же стоят после этого упреки господ

критиков по поводу того, что моя музыка слишком норвежская. Это

—

глупость, невежество, и ничто иное". Знакомство с Грейнджером поло-

жило начало дружбе, принесшей Григу большую радость в последние

годы жизни.

29 мая состоялось торжественное присуждение Григу докторской сте-

пени в Оксфорде; он получил аудиенцию у английской королевской па-

ры, откуда увез с собой персональный привет королю Хокону.

И вот опять он, наконец, дома. 12 июля в дневнике записано: «Пре-

красный, освежающий и дающий новые силы сон! Я помолодел! Как ни-

когда прежде люблю свой "Тролльхауген"». Но 31-го числа тон стал сов-

сем иным: «"Тролльхауген"—да, Вестланн в целом —нет, это для меня

слишком дорогая любовь, так как она отнимает у меня жизнь. Но Вест-

ланн же и дал мне жизнь, вдохновение, цель, которая заключалась в том,

чтобы воплотить его в звуках. Значит, этот дар был дан в долг. Я должен

вернуть этот долг, как только он будет востребован».

В конце сентября Григ опять отправился в Кристианию, где жил в

отеле "Вестминстер" в течение почти полугода. Тихие вечера они прово-

дили вместе с Ниной, читая вслух и ведя доверительные беседы. Нина ри-

сует эту красивую картину в письме к Анне Бродской от 14 декабря: "Я

так радуюсь этим вечерним мгновениям, когда после дневных трудов...

спокойно сидишь в уединении и чувствуешь, как в доме царит хорошее

настроение, когда можно почитать вслух, немного доверительно побол-

тать, короче говоря

—

быть самим собой. Это лучшее время дня. Поэтому

ко сну мы отходим поздно: мы никак не можем завершить чудесный

вечер".

Вперед, все дальше, в ничто

—

или в нечто большее!

Новогодним вечером 190J3 года, сев за письмо к Рёнтгену, Григ загляды-

вает в наступающий год, который станет для него последним: "Пока жи-

вешь, помни: держи голову высоко! И еще: вперед, в ничто —или в не-

что большее!" Мысль о смерти была в это время его главной спутницей,

но он отодвигал ее своей несгибаемой волей к жизни. Наперекор тому,

что силы почти покинули его, он заставил себя в последующие месяцы

приняться за новые, важные, но изнуряющие дела.

Начались они в Кристиании 12 января, когда Григ продирижировал

ля-минорным концертом. 6 марта он вместе с Рёнтгеном играл "Норвеж-

ские танцы" и аккомпанировал Нине, исполнившей несколько его роман-

сов. Для Нины это было серьезным испытанием и рискованным поступ-

ком, но, согласно дневнику Грига, все прошло хорошо. "Мы хотели сде-

лать все, все ради Юлиуса". Григ устроил также большой праздник в ка-

фе "Энгебрет", на который было приглашено 42 гостя, для своего нидер-

ландского друга. Как человек и художник Рёнтген завоевал сердца всех.

А спустя неделю путь повернул на юг, в Данию,

—

там должны были

состояться первые концерты того турне, которому суждено будет стать

его последним, прощальным. В Копенгагене Григ слушал оперу Карла

Нильсена "Маскарад", которую он не вполне воспринял: 'Там я во мно-

гих местах нахожу словно бы суррогаты музыки, вещи, сделанные лишь

холодным рассудком. Но столь же часто встречаются крупные линии и

действительно прочувствованная музыка. И превосходная, своеобразная

техника, которая поражает",

—

записано в дневнике 19 марта.

7 апреля состоялся концерт в Мюнхене, но кульминацией путешест-

вия стали концерты в Берлине 12 и 14 апреля. Критика была не более

чем благопристойна, порой безразлична, но публика приняла здесь Грига,

как никогда прежде. Во время этого пребывания он встретился с тремя

коллегами-композиторами

—

Сен-Сансом ("Он еще не забыл Дрейфуса!"),

более любезным Массне и Рихардом Штраусом. Ранее тронутый до слез

симфонической поэмой "Смерть и просветление", Григ был сейчас чуть

ли не в шоке от прослушанной им оперы "Саломея": "Что мне сказать?

Как музыка это произведение

—

нечто невозможное, декаданс тут рас-

цвел пышным цветом. Это победа техники над духом. Но я согласен, что

техника здесь зачастую гениальна. Но куда же девалась фантазия, эта

главная опора музыки? Произведение длилось 7 четвертей часа, а у меня

было ощущение, что оно звучало 7 часов,

—

настолько я был измучен ка-

кофонией",

—

пишет он в дневнике 15 апреля.

Особые переживания принесло Григу посещение могилы Нурдрока,

свои чувства он описал в дневнике .

После выступления в Киле 26 апреля—то был его последний кон-

265

церт

—

путь привел обратно в Данию. Здесь он обосновался на шесть не-

дель, чтобы пройти курс электрооблучения Финсена. Ни этот метод лече-

ния, ни пребывание в скодсборгском санатории не помогли ему сколько-

нибудь существенно. Уже 28 апреля Григ писал Ламмерсу: «Нечто, что зо-

вется моим норвежским сердцем, неодолимо тянет меня домой, к норвеж-

ской весне! "Быть может, к последней?"

—

спрашиваю я вместе с Винье».

Неделей позже он изливает Рёнтгену свою меланхолию: "Наступило время

Adagio. Я почувствовал вдруг себя так, будто мне уже две тысячи лет, у

меня даже нет желания сочинять! Я желаю только одного

—

покоя, покоя".

Лето в 'Тролльхаугене" было тяжелым, наполненным болезнью

серд-

це разрывается, когда читаешь дневник Грига этого периода. 13 июля он

пишет: "Десять грустных дней убедили меня, что я качусь вниз по скло-

ну быстрее, чем ожидал. Одышка увеличивается, несмотря на 14 дней мас-

сажа, голова и пищеварение, вместе взятые, вызывают состояние, кото-

рое может привести к сумасшествию

—

нет, все что угодно, только не это.

Если бы было средство, чтобы тихо уснуть великим сном, как только я

не смогу больше это выносить! Хотя

—

наверное, мне не хватило бы му-

жества. Я не принадлежу к тем, кто считает самоубийство проявлением

трусости. Наоборот. Я испытываю величайшее восхищение перед тем му-

жеством, которым, как я чувствую, я не обладаю".

Светлые минуты в его существование принесли визиты Рёнтгена и

Грейнджера. Но после их отъезда состояние его здоровья стало все ухуд-

шаться. Нина рассказывала, что он почти ни разу не заснул, потому что

не мог нормально дышать. Каждый раз, как только Григ начинал погру-

жаться в сон, он тут же вздрагивал от удушья. 25 августа в дневнике

записано: «6-е— 25-е

—

сплошное страдание. Одышка и бессонница увели-

чиваются. 20-е, 21-е и 22-е мы вместе с Бейером и Элизабет провели в

Воссе. Я надеялся, что континентальный климат вернет мне сон. Но нет,

я могу сказать, что улучшилось лишь общее состояние. Массаж надо от-

менить, ой только раздражает нервы, а "упаковки" надо продолжать, от

них мне хорошо, и они приносят мне немного сн^, во всяком случае, в

первую половину ночи. Сегодня, 25-го, после завтрака, было худо, непо-

нятно почему, наверное, от вчерашнего массажа».

Потом дневник на неделю умолкает. 27 августа Грига кладут в боль-

ницу, и лишь после его возвращения обратно в "Тролльхауген" 31 авгу-

ста появляется последняя запись в дневнике: "27-е—30-е находился в

бергенской больнице под наблюдением Клауса Ханссена. К сожалению,

болезнь ухудшается. 1-я ночь была без сна, 2-ю и 3-ю спал на хлорале.

Сегодня, 31-го, не способен ни на что, так как изопрал совершенно не по-

действовал и я лежал бодрствуя почти все время. Все это чрезвычайно угне-

тает. Тем не менее мы должны готовиться к переезду 3-го числа в глубь

материка. Дело в том, что надо уехать из этого климата, а что касается по-

ездки в Англию, то в эти дни она мне кажется более чем сомнительной".

Благодаря почти непостижимой силе воли Григ начал упражняться

в исполнении лирических пьес, которые он собирался играть на музы-

кальном фестивале в Лидсе. Нина рассказывала об этом в письме к Мо-

настье-Шрёдеру от 29 сентября: «Я ходила взад-вперед и изумлялась. На-

конец я подошла к нему и сказала: "В тебе на самом дзле не один, а два

человека". А он ответил тихо и грустно: "О нет, я просто борющийся че-

ловек"».

В воскресенье 1 сентября Клаус Ханссен был вместе с Бейерами на

обеде в 'Тролльхаугене". Они пытались уговорить Грига отказаться от

266

поездки в Англию, но напрасно. "Эти концерты дают мне силы", —под-

черкнул он. .

На следующий день Бейер был испуган жалким и болезненным состоя-

нием друга, но Григ все равно настаивал на отплытии. Вместе с Бейера-

ми Нина и Эдвард отправились в Берген, где они должны были остано-

виться в отеле "Норвегия", прежде чем двинуться дальше. Григ посетил

своего портного, чтобы уладить вопрос об одежде для поездки. На следую-

щее утро, однако, состояние его стало настолько критическим, что Клаус

Ханссен запретил ему дальнейший путь и потребовал, чтобы он лег в кли-

нику. Вечером Грига посетил Бейер: "У него едва хватило сил передать

привет моей жене, когда я на прощание подержал его руку в своей".

Врачи понимали, что надежды больше нет. Григ, тоже сознававший,

что дело идет к концу, сказал: "Значит, мне суждена эта дорога".

Медсестра Клара София Йенсен, присматривавшая за ним последние

двое суток, оставила подробное описание последних часов жизни Грига,

его прощания с ней (с. 353). Сразу после полудня 4 сентября он впал в дре-

моту. Послали за Ниной, но, когда она пришла, Григ уже уснул навсегда.

Главный врач П. X. Ли, писавший о результатах вскрытия, сделал за-

ключение, что непосредственной причиной смерти явился паралич сердца,

вызванный сильно развившейся эмфиземой правого легкого. Это в свою

очередь было связано с тем, что левое легкое было разрушено еще в юно-

сти. После вскрытия Клаус Ханссен сказал, что невероятно, как Григ смог

прожить столь долго с таким серьезным заболеванием: это оказалось

возможным только благодаря его непостижимой энергии.

Погребение происходило при огромном стечении народа. Со всего

мира летели телеграммы с соболезнованиями

—

от друзей и коллег, от ко-

ролей и кайзера. Почтить память своего друга приехали из-за границы

Рёнтген и Бродский. Бродский дирижировал оркестром. После того как

замерли последние звуки "Весны", Клаус Ханссен произнес прочувствован-

ную речь. Он подчеркнул тесную взаимосвязь между Григом-художником

и Григом-человеком, которая должна служить всем примером. "Я сейчас

думаю не о его великом уме и бьющей ключом духовности, я думаю глав-

ным образом о качествах его характера, о его чувстве справедливости,

ничуть не уступавшем чувству аккордовых созвучий, о его великой со-

вести и строгих требованиях, не допускавших никакой половинчатости,

о его преданной душе и горячем сердце".

Большой мужской хор под управлением Ингольфа Шётта спел "Вели-

кий белый сонм", а после возложения венков зазвучал "Траурный марш

на смерть Рикарда Нурдрока"— произведение, которое Григ всегда брал

с собой в последние турне на случай, если смерть настигнет его заграницей.

Когда траурное шествие двинулось, музыканты из Бергена заиграли

траурный марш Шопена. В процессии приняли участие десять тысяч чело-

век. Сотни объединений шли со знаменами. Школы и магазины были за-

крыты. Все хотели отдать последние почести великому сыну города.

Перед обрядом кремации пастор Карл Конов сугубо от своего имени

произнес речь.

Бейер, взявший на себя заботы по захоронению праха Грига в тролль-

хаугенской скале, рассказывал 7 апреля следующего года в письме Нине

—

ровно через год после установления там урны: "Я поставил урну в грот и

задвинул ее камнем. В елях напротив пел черный дрозд. Солнце как раз

клонилось к закату за окаймленными золотом облаками, бросая свои

последние лучи на воду и на начертанное имя Эдварда".

Взгляды Грига на искусство и черты стиля его музыки

В родном отечестве Григ всегда чувствовал себя как пахарь, возделываю-

щий целину. Это касалось и способа его мышления, и художнических дея-

ний. Уже в 1860-е годы он осознал свое композиторское призвание. А за-

тем в своем творчестве стремился соединить личное с национальным.

Находиться в аванпосте поборников новых идей в тесных условиях

отечественной музыкальной жизни было нелегким делом, но оно прино-

сило ему внутреннее удовлетворение, ощущение того, что задача, возло-

женная именно на него, выполнена.

Во многих областях деятельности он соединил в себе реализм с ради-

кальными установками и всю жизнь был открыт прогрессивным идеям.

Это проявлялось и в его словах, и в действиях.

Григ был столь большим мастером пера, а его потребность высказать

свое весомое суждение была так велика, что суть эстетики Грига

—

взгля-

ды композитора на искусство и его восприятие

—

постоянно дает знать

о себе в статьях, заметках и далеко не в последнюю очередь во многих

тысячах писем, которые он писал своим друзьям и коллегам.

Григ был сложной натурой, во многом

—

истинным сыном романтиче-

ской эпохи. И в то же время он предстает перед нами как реалист, обла-

дающий трезвым взглядом, обеими ногами стоящий на твердой почве.

Высказывания Грига о музыке распылены по его многочисленным ста-

тьям, заметкам и письмам к друзьям, они не собраны воедино в стройное,

целостное издание. Он обладал способностью высказывать свои мысли в

лаконичных, часто похожих на эпиграммы выражениях, кажущихся слу-

чайно оброненными, на самом же деле глубоко продуманных. Он делал

это с таким задором и блеском, с такой поэтичностью, что многое из ска-

занного им можно поставить в один ранг с лучшим, что написано о музыке

в девятнадцатом столетии. Интересно также проследить, как взгляд Гри-

га на музыку отражается в самих его произведениях.

В нашей книге мы старались показать многогранность Грига как че-

ловека и художника, стремясь время от времени проникнуть в мир его

идей. В этой заключительной главе мы попытаемся связать воедино неко-

торые наиболее важные нити, так, чтобы сплетенная из них ткань могла

дать возможно более сконцентрированную картину его раздумий о музы-

ке и ее сущности

—

в том числе в связи с созданными им же произведе-

ниями.

268

Бенестад Ф., Шельдеруп-Эббе., Д. Эдвард Григ - человек и художник

Подождите немного. Документ загружается.