На вечере, где звучал ля-минорный концерт, солисткой была дочь
Тересы Карреньо, Тересита. Романсы исполняла Магда Дворжакова, дочь
чешского композитора. "Она пела с темпераментом, —пишет 1 апреля
Григ Бейеру,
—
но по-чешски, что мне тяжеловато оказалось слушать про-
должительное время. Было забавно немного пообщаться с самим Двор-
жаком. Он, мягко говоря, оригинал. Но был любезен". После смерти
Дворжака Григ послал его дочери соболезнование, и она ему ответила:
"Ваше пребывание в Праге будет принадлежать к счастливейшим мгнове-
ниям моей жизни, но еще более радует, что Вы меня не забыли. Мой отец
всегда говорил о Вас с величайшей любовью, и звучание Вашего имени
для нас драгоценно".
Цосле триумфов Грига в Берлине и Варшаве 14 апреля он прибыл в
Париж, где через пять дней дирижировал оркестром Колонна. Он словно
попал в львиное логово
—
его смелое выступление по делу Дрейфуса че-
тыре года назад отнюдь не было забыто французскими шовинистами.
В анонимных письмах Григу угрожали избиением, буде он хоть раз еще
осмелится появиться в Париже. Григ явно оседлал своего конька, когда
писал своему издателю 28 марта: «Да, то была потеха. Такого удоволь-
ствия я никогда не получал, и честно признаюсь, что если бы я получил
приглашение после того, как Жорес вновь разжег страсти по делу Дрейфу-
са, то не принял бы его. А теперь я уже не мог отступить, чтобы не вы-
глядеть трусом. Пресса призывала к демонстрации против меня, притом
демонстрации куда более плебейской и примитивной, чем я ожидал. Меня
встретила клика численностью около 3500 человек
—
криками и гудка-
ми. Я довольно спокойно отложил дирижерскую палочку, вышел из-за
пульта и стал ждать. Когда показалось, что все идет на спад, я вновь под-
нялся на свое место, но гвалт разразился опять. Однако теперь я принял-
ся за музыку. Не теряя ни секунды, я подал оркестру энергичный знак и,
поскольку, к счастью, музыка открывалась fortissimo, начал исполнение!
А начав, я уже был на коне. На моей стороне все-таки была большая часть
публики, а тех оплаченных свистунов тройной наряд полиции вышвыр-
нул вон.
Сам концерт представлял собой единое crescendo и завершился бушую-
щими овациями. Полнейшая победа! Оркестр играл великолепно! Когда
Нина и я садились в экипаж, который должен был отвезти нас домой,
его окружил плотный кордон полиции. Я чувствовал себя Кромвелем
или кайзером таким-то. Сегодняшние газеты взбешены моей победой и
подличают, как могут. Нашелся лишь один рецензент, проявивший благо-
родство,—Габриэль Форэ, выступивший в "Фигаро". Да, ну и народ!
Представь себе, что в "Le Temps" тот же самый критик, который восхва-
лял меня несколько лет назад, теперь разнес
те
же произведения, кото-
рые тогда хвалил! Другой критик выдал инсинуацию, будто бы мне хо-
рошо заплатили и поэтому я осмелился приехать в Париж. А закончил
следующим: "После концерта его ждал целый ряд двухъярусных омни-
бусов, чтобы отвезти на Северный вокзал вместе с новой сорочкой, на-
много более богатой, чем все меха, которые он носит у своих фьордов".
О, если бы это была правда! Но, к сожалению, отель и поездка поглотили
все средства! И даже еще больше».
На ядовитые укусы посредственностей репортерского сословия мож-
но было с легкостью ответить одним лишь презрением, но Грига уязви-
ло то, что написал о нем Клод Дебюсси. Месяцем ранее, кстати, он ис-
пользовал концерт Ламурё в качестве повода для нападок на норвежско-
247