Беднов В.А. Православная Церковь в Польше и Литве
Подождите немного. Документ загружается.
принятию «ухвалы» относительно внешней обороны Речи Посполитой. В феврале 1640 г. на
южные области последней напали татары и произвели здесь страшные опустошения, уничтожив
немало сел, городов и замков и захватив в плен до тридцати тысяч человек[25]. Ввиду серьезной
опасности для Речи Посполитой со стороны татар (pogan), сейм 1640 года должен был заняться
выработкой мер обороны государства и поддержания его безопасности[26]. Грозившая Речи
Посполитой опасность со стороны южных хищников побудила православных депутатов не
настаивать на своих требованиях по религиозным вопросам, причинявшим большие волнения
среди послов и осложнения в ходе сеймовых занятий; они были отложены до следующего сейма
в 1641 г. К этому сейму усиленно готовились и православные, и униаты. Волынская шляхта
повторяет в инструкции своим послам те самые пункты, которые были составлены ею на
сеймиках, предшествовавших двум последним сеймам, и поручает им особенно настаивать
(goraco instabunt panowie postowie nasi — говорится в инструкции) на снятии инфамии с
перемышльского владыки неуниата Сильвестра Гулевича и предоставлении ему отнятых у него
бенефиций. Так как перемышльская епископия была свободной (to wladyctwo... juz vacans), но
волынские послы должны были просить о том, чтобы эта епископия был отдана неуниату. В той
же инструкции послам предписывается просить о подтверждении прав киевских школ,
фундованных Петром Могилой[27].
Сейм 1641 года был благоприятен для православных. Их жалобы были выслушаны и разобраны; в
результате явились две новые конституции, гарантирующие религиозные права неуниатов. Одна
из них касалась православия вообще, другая только перемышльской епархии и подвергнутого
инфамии епископа Сильвестра Гулевича. Первая конституция, озаглавленная: «религия
греческая», следующего содержания. «Свободное исповедание греческой религии для не
находящихся в унии обеспечено пактами счастливой нашей коронации. Теми же таки пактами,
комиссиями и привилегиями распределены епархии, братства и церкви между униатами и
неуниатами. Но так как установленное между ними согласие разными процессами, а свободное
исповедание отнятием церквей нарушены, то постановляем: все процессы из-за религии (ex
occasione religionis), но не из-за насилий и не те, которые подрывают силу закона (vim legis
sopiunt), между духовными и светскими лицами всякого звания и состояния, в Короне и в Великом
Княжестве Литовском, начатые с обеих сторон, в каком бы положении (na stopniu) они ни
находились, декреты, банниции, секвестры, суспенсы приостанавливаем (suspenduiemy) до
другого шестинедельного сейма, на котором по докладу (ex adcitaoone) обо всех тех делах учиним
разбирательство. Чтобы на будущее время такие дела больше не затрудняли Речи Посполитой,
определяем: по всем уголовным процессам между светскими и духовными лицами
разбирательство будет происходить по специальному реестру уголовных дел на сейме, если
дизуниты будут позваны в Короне, и в великом коле, если они будут позваны в Великом
Княжестве Литовском, — разбирательство на назначенном сейме. По делам церковным об
отнятии церквей и церковных имений, как таковым, где речь идет об оценке значения привилеев,
разбирательство будет перед нами, на наших реляцийных судах, а предварительное
расследование (praevia inquisioone) в собственном (т.е. местном) городе или земстве. Этот суд
(городской или земский) по совершении расследования, не вдаваясь ни в какие решения, со
всеми добытыми данными (cum toto causae e•ectu) должен отослать дело в наш реляцийный суд,
для чего назначается срок в шесть недель. Такие дела мы немедленно, согласно с конституцией
1635 г., решим и по решении отошлем в соответствующий город для окончательного исполнения
(pro wnali execuoone)»[28].
Православные жаловались на то, что при столкновении их с унитами местные суды (городские и
земские) принимают сторону униатов. И вот сейм приведенной выше конституцией 1641 г.
передает решение тяжб между православными и униатами уголовного характера на сейм или в
великое коло (трибунала), а дела исключительно вероисповедного характера (об отнятии церквей
и имений церковных) в королевский реляцийный суд. Такое перемещение процессов из одних
судебных инстанций в другие было благоприятно для православных, потому что давало им
больше надежды на справедливое решение их дел. Реляцийный суд совершался под
председательством самого короля, а от него, при отсутствии в нем религиозного фанатизма,
скорее можно было ожидать беспристрастия, чем от членов городских и земских судов, католиков
и униатов, находившихся под сильным влиянием своих духовных отцов и в стеснении схизматиков
видевших спасительное для души дело.
Вторая конституция этого сейма, касающаяся перемышльской епархии, озаглавливается:
«Восстановление урожденного Сильвестра Гулевича». В ней прежде всего сообщатся, что, по
просьбе земских послов и с согласия всех станов, authoritate conventus praesenos, снимается
инфамия с урожденного Сильвестра Гулевича, перемышльского неуниатского владыки и с его
сообщников (complicibus); он восстанавливается во всем прежнем достоинстве (ad prisonum
honoris statum), но с тем однако условием, чтобы перемышльское владычество с монастырем св.
Спаса и с относящимися к нему имениями на вечные времена оставлено было за униатами.
Монастырь св. Онуфрия с селом Начуткою, монастырь Лавра с селением Лавровым и монастырь
Смольница навсегда de facto остаются во владении (in possessione) дизунитов, относительно чего
для них предоставляется свободная «реляция». По смерти нынешнего владыки-униата к этому
будет присоединено еще селение Сегмо[29], в остальном же изложенное в статьях, составленных
на избирательном сейме (т.е. статьях успокоения), не нарушается. После смерти теперешнего
неуниатского владыки Гулевича в эти монастыри будет назначаться архимандрит, а владыкой
будет оставаться униат[30].
Из приведенной конституции видно, что снятие с епископа Сильвестра Гулевича, равно как и с его
сообщников (от 130 до 140 человек), инфамии сделано недаром и обошлось недешево для
православных: они теряли перемышльскую епархию, так как она вместе с монастырем св. Спаса
должна была оставаться в руках православных только до смерти Гулевича, после же этого она
переходила в руки униатов. Получая удовлетворение своих настаиваний относительно Сильвестра
Гулевича, православные теряли одну епархию[31]. Но дело о перемышльской епархии не
кончилось сеймом 1641 г. Вопрос о ней потом поднимался неоднократно и на последующих
сеймах XVII века. Относительно нее постановлено было несколько конституций, о которых
придется говорить в своем месте. Папский нунций, католическое духовенство и униатский
митрополит Антоний Селява были недовольны сеймом 1641 года и против указанной конституции
о греческой религии внесли свои протестации в надлежащие судебные учреждения. Сделано это
было пять месяцев спустя после ее обнародования[32].
Правление Владислава IV закончилось для православных так же благоприятно, как и началось.
Последним сеймом при нем был чрезвычайный трехнедельный сейм 1647 г.[33]
Хотя он был созван для обсуждения мер к обороне Речи Посполитой от турок, но православные
им воспользовались для подтверждения своих религиозных прав, по-прежнему нарушаемых,
несмотря на все бывшие сеймовые постановления, католиками и униатами. Свои жалобы на
притеснения со стороны противников и на нарушения последними своих прав православные
представляли и на сеймы 1642, 43, 45 и 46 гг., но на всех этих сеймах они оставались без
удовлетворения. Инструкции сеймовым послам, составляемые волынской шляхтой, представляют
положение православных крайне печальным. В инструкции 1645 года так изображается
положение православных: «Религия греческая древняя (avita) инкорпорованная (incorporate),
упривилегированная pasta'ми conventa'ми, апробированная и священной присягой нынешнего
короля, пана нашего милостивого, подтвержденная, подвергается таким насилиям в
христианском католическом государстве, в вольной и свободной Речи Посполитой, каких не
претерпевают и христиане-греки в мусульманской (poganskiey) неволе. Церкви, монастыри и
кафедры у нас отобраны, свободное отправление богослужения запрещено, бедные христиане
умирают без святого причастия и не смеют публично погребать своих умерших. В Люблине, в
Сокале, в Бельзе и других городах вследствие отнятия церквей православные христиане
принуждены тайно погребать умерших в подвалах (w piwnicach) и домах своих». Митрополиту
(православному) запрещают носить крест пред собою и хотят добиться подтверждения этого
запрещения сеймовым постановлением. Ввиду таких тяжких притеснений православия, послы
обязуются верой, честью и совестью не приступать ни к какому обсуждению далее, не добившись
удовлетворения и успокоения своей веры. Люблинская церковь, Сокальская и Купятнцкий
монастырь должны были realiter и de facto возвращены, а проект запрещения предносить
митрополиту крест отвергнут. Когда все будет основательно и действительно успокоено, тогда,
чтобы те духовные, которые приняли унию, больше не помыкали (nie przewodzili) всем народом и
не нарушали мира и спокойствия Речи Посполитой. Затем шляхта выражает желание вступить
через православное духовенство в переговоры об успокоении непосредственно с католиками, а
не с теми немногими, которые приняли унию и производят смуты и волнения, послам
предоставлялось назначить время для этих переговоров, а местом должен быть Луцк. В случае
безуспешного съезда православного и католического духовенства волынская шляхта остается при
своих давних правах[34].
Те же жалобы и требования того же Волынского воеводства встречаются и в инструкции 1646 г. К
ним еще присоединена жалоба на передачу Луцкой епархии и Жидичинского монастыря униатам
и требуется возвращения их православным. Жалуется волынская шляхта на Мефодия Тарлецкого,
униатского епископа холмского, который вопреки королевскому декрету и решению комиссаров,
не соглашался уступить в Сокале и его окрестностях (przynaleznociach) церквей и относящихся к
ним имуществ, занес протестации против комиссаров и православного владыки, отягощал их
процессами и тянул в трибунал. Послы должны просить, чтобы эти дела были переданы в
задворный суд[35] . Но все эти требования на сеймах 1645[36] и 1646 г. не были удовлетворены:
Только сейм 1647 г. уделил достаточно внимания настойчивым просьбам православных и
подтвердил им обещание неотложно их успокоить, сообразно со статьями успокоения 1632 г. В
конституции этого сейма, посвященной греческой религии, говорится: «Все права, служащие
народу русскому, исповедующему греческую религию, сообразно с выработанными на счастливой
элекции нашими статьями, обещаем немедленно привести в исполнение и властью этого сейма
назначаем комиссаров как от Короны, так и от Великого княжества Литовского» (для
распределения церквей между православными и униатами и отобрании тех, которых последние
не хотят передавать первым). Но вместе с этим обещанием правительства успокоить «русский
народ греческой религии», по статьям успокоения в рассматриваемой конституции делается
замечание, что постановление конституции 1641 г. о Перемышльской епархии сохраняется в
целости (salva consotuoone)[37]. Благоприятной для себя конституцией 1647 г. православные
обязаны Владиславу IV, который по-прежнему сохранял свое расположение к русско-
православному населению и свое беспристрастие, и верность данному слову. Правдоподобным
является предположение, что король уступкой православию в 1647 г. хотел расположить в свою
пользу русский народ вообще и в частности казачество, чтобы с его помощью добиться
осуществления своих планов относительно Турции и усиления своего значения в ущерб влиянию
государственных дел магнатов, которые на сейме 1646 г. категорически потребовали от короля
прекратить всякие приготовления к войне с Турцией[38].
Русская шляхта жаловалась на сейме 1647 г. на то, что у светских лиц происходят столкновения с
владыками из-за права подаванья. Епископы часто назначают священников во владельческие
имения без ведома и согласия на то со стороны самих владельцев, которые по давнему обычаю
считали право подаванья в своих имениях своею неотъемлемою собственностью. Из-за этого-то и
возникали серьезные недоразумения между духовной властью и помещиками. Сейм обратил
внимание на эти недоразумения и для устранения их на будущее время постановил конституцию
«О русских духовных как состоящих в унии, так и не состоящих в ней», содержание которой можно
передать в следующих чертах. Шляхетское сословие тяготится (zda sie miec uciazenie) тем, что
владыки хотят вырвать из их рук и власти (z rak у z mocy) назначение священников в их дедичных
имениях и узурпируют себе jus collaoonis. Ввиду этого, сейм, ссылаясь на давний обычай,
определяет, чтобы право подаванья к церквям священников оставалось за дедичами, а в
королевских имениях (w dzierzawach) это право подаванья священников принадлежало
державцам имений; исключение составляют более важные бенефиции (salvis majoribus benewciis),
где это право удерживалось за королем. Так как владыки часто отягощали подведомственное им
духовенство поборами и работами на себя, то той же самой конституцией запрещается им
принуждать священников к работам и поставке подвод и брать с них подати[39].
* * *
Последняя конституция должна быть признана скорей вредной для православия, чем полезной.
Дело в том, что сельские приходы отдавались ею в полное распоряжение владельцев имений,
панов-помещиков. Последние избирали в священники к церквам своих имений не тех, кто был
более достоин и способен к исполнению этого служения, а того, кто был угоден им.
Полонизация русской шляхты к половине XVII ст. сделала громаднейшие успехи. Большинство
русских шляхтичей под влиянием полонизации отказались от отцовской веры и приняли
латинство. Ренегаты своей веры, а вместе с ней и своей народности, не только не были
расположены поддерживать православие и защищать его интересы, но, напротив, оказывали
содействие латинской пропаганде и поданных своих старались обратить в католичество или, по
крайней мере (ввиду исконного нерасположения русского народа к латинству), навязать им унию.
С этой целью и к церквам в своих владениях они назначали священников-униатов, а державшихся
православия подвергали гонениям, отягощали разного рода налогами, поборами и повинностями,
а то и просто прогоняли с прихода[40]. Таким образом, рассматриваемая конституция усиливала
власть помещика над священником и ставила последнего в полную зависимость от первого, что
самым неблагоприятным образом отражалось на положении православия. К счастью для
последнего, и униатское сельское духовенство несвободно было от той же зависимости от
дедича-помещика и произвола с его стороны, на что и жаловалась высшая униатская
иерархия[41].
Правление Владислава IV было благоприятно для православных. Благодаря совместной
деятельности православной шляхты и казачества в юридическом отношении они добились очень
многого; но фактически положение их далеко не соответствовало тому, что гарантировали им
сеймовые постановления и королевские привилеи. Царивший в Польско-Литовском государстве
произвол при религиозном фанатизме католиков лишал всякого значения благоприятствовавшие
православию конституции и привилеи. Шляхта действовала всегда произвольно, законы
совершенно игнорировались. Духовные лица, не принимавшие унии, были гонимы и отягощаемы
разного рода судебными процессами. Православные мещане были ограничиваемы во всех своих
правах, а сельское население, терпевшее крепостной гнет со стороны панов-помещиков, было
теснимо и в религиозном отношении там, где паном являлся католик.
Примечания
[1] Арх. Ю.-З. Р., ч.II, т. I, № 20, 224-27.
[2] Volum. legum. III, 373, § 12.
[3] Археогр. Сбор. II, № 36, с. 48-19; А. 3. Р., т. V, № 5, с. 9-10.
[4] Арх. Ю.-З. Р., ч.I, т. VI, № 269, с. 662-664.
[5] Голубев, Петр Могила, т.II, 73-75.
[6] Volum. legum, III, 378, § 27.
[7] Коялович, Литов. церк. уния, т. II, с. 175-176; Макарий XI, 463. В Вельске Богоявленская церковь
6 августа 1633 г. на основании королевского диплома и специального универсала относительно
этой церкви была передана православным. Но наместник владимирского униатского владыки
Иосифа Баковецкого Симонович 8 сентября того же года, собравши католиков и униатов, напал на
эту церковь и отнял ее у православных. Достойно примечания то, что униатов в Вельске, по
сообщению королевских комиссаров в 1636 г., было только 15. Археогр. Сбор, т. II, №№ 102-103, с.
241-243; Supplem. ad hist. Russiae Monum., № 70, p. 171-172.
[8] Голубев, Петр Могила, т. II, 99-101.
[9] Здесь содержится упоминание о штрафе в 10 тыс. злотых, который назначается конституцией
1609 года на нарушителей мира между униатами и православными. Volum. legum. II 465, § 14.
[10] Volum. legum. III, 407, § 15.
[11] Арх. Сбор, I, №№ 138-141, с 356-357; Голубев, Петр Могила II, 115-116.
[12] У митрополита Макария. (Ист. Рус. Церкви, XI, 478). — „Блаженная» (Beata).
[13] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VI, с. 695-96; сн. Голубев, Петр Могила II, 117-118 и Макарий XI, с. 477-479.
[14] Голубев, Петр Могила II, 121-22 и прил., с. 75.
[15] Ibid., II, 123.
[16] Макарий XI, 547.
[17] Арх. Ю.-З. Р., III, т. I, 234 и 242.
[18] Арх. Ю-3. Р., ч. I, т. VI, № 288, с. 737-38.
[19] Эта конституция предписывает обеим сторонам хранить покой, а дело окончательного их
успокоения пускает в рецесс. Volum. legunt. III, 263, § 16.
[20] Volum. legum. III, 443, § 15.
[21] Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VI, № 299, с. 738-39.
[22] Голубев, Петр Могила II, 157; прилож., с. 155-157.
[23] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, №№ 22 и 23.
[24] Ibid, ч. II,т. I, №22, с. 254.
[25] Костомаров, кн. IV, с. 108.
[26] Volum. legum. III, 464, § 1.
[27] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, с. 270 и 276.
[28] Volum. legum. IV, 7-8, § 8.
[29] Sehmie - вероятно, Шехино (Szehinie), о котором говорится в привилее Владислава IV от 14
марта 1635 г.. Арх. Ю.-З. Р., ч. I, т. VI, №280, с. 695. См. выше, с. 283.
[30] Volum. legum. IV, 8, § 9.
[31] На православных это обстоятельство произвело удручающее впечатление. Брестский игумен
Афанасий Филиппович с горечью замечает в своем „диаруше»: „отец Гулевич баницию с себя
сносит, владычество Премыское пустив в вечность (как в конституции написано) на унею». Рус.
Ист. Биб. т. IV, кол. 88.
[32] Голубев, Петр Могила, II, 179; Макарий XI. 564.
[33] Volum. legum. IV, 51-70.
[34] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, № 25, с. 287-88, § 3.
[35] Арх. Ю.-З. Р., ч. II, т. I, № 26, с. 319-321.
[36] Сейм 1645 г. был сорван.
[37] Volum. legum, IV, 52-53, § 8.
[38] Бобржинский П, 194-95, Szujski III, 300-302.
[39] Volum. legum. IV, 59, § 54.
[40] Макарий XI, 621 (свидетельство Кассиана Саковича в его «Перспективе»).
[41] Ibid, XI. с. 621-622.
В. А. Беднов. Православная Церковь в Польше и Литве. Глава V. Эпоха четырехлетнего сейма.
От 1710 года до первого раздела Польши в ее пределах существовала только одна православная
епископская кафедра — белорусская, епископы которой имели пребывание в Могилеве на
Днепре. По первому разделу Могилев отошел к России, и вследствие этого православные
подданные Польско-Литовского государства остались без собственного епископа. По церковным
делам им приходилось обращаться к епископам, жившим вне пределов Речи Посполитой.
Официально все православные церкви в Польше были подчинены переяславскому епископу; он
управлял ими через протопопов, передавал им распоряжения высшей церковной власти — Св.
Синода, представлял последнему отчеты относительно их и ходатайствовал, как упоминалось
выше, о них, когда сам получал жалобы православных на притеснения со стороны униатов. Но
нередко православным приходилось обращаться и к киевскому митрополиту, могилевскому
епископу и даже к архиереям граничащих с Польшей Молдавии и Валахии. Поляки и униаты
смотрели крайне подозрительно на сношения схизматиков с заграничными иерархами и чинили
всевозможные затруднения, отчего неудобство такого положения для православных еще больше
увеличивалось и ложилось на них тяжелым бременем. Ничего поэтому нет удивительного в том,
что у православных являлось желание иметь своего собственного неуниатского епископа в
пределах Польши сейчас же после первого раздела, а когда к концу 70-х годов XVIII ст. начали
усиливаться попытки униатов подчинить православных своей иерархии, усиливается и это
желание последних. Присутствие в Польше неуниатского епископа было важно для православных,
как доказательство того, что они и униаты далеко не одно и то же.
В 1780 году на Подолии явился греческий презремский митрополит Евсевий и объявил себя
уполномоченным королем управлять православными и защищать их от униатов. Православные —
и духовенство, и миряне — охотно признавали его иерархический авторитет и подчинялись ему,
как своему иерарху. Евсевий объезжал православные приходы, служил в церквах, рукополагал
священников и диаконов и оставил свою «епархию» только тогда, когда русское правительство
потребовало от польского удаления митрополита Евсевия из пределов Польши[1].
Мысль о необходимости иметь собственного епископа для полноты духовного управления
настолько была распространена среди православных, что о ней знали и католики, и униаты,
причем лица, не питавшие ненависти к православному населению (вроде Ксаверия
Любомирского), считали ее вполне естественной.
В 1782 году сам Смогоржевский стоял за отделение православных от заграничных иерархов, хотя,
разумеется, не из желания добра схизматикам: изолирование последних от русских епископов, по
его мнению, облегчало обращение их в унию. Русское правительство тоже сознавало потребность
в православной кафедре для своих единоверцев в пределах Речи Посполитой; оно думало об этом
еще в 1775 году и выжидало только удобного времени, чтобы открыть эту кафедру. В 1783 г. оно
согласилось на восстановление в Белоруссии, отошедшей в 1772 г. к России, особой униатской
архиепископской кафедры в Полоцке (для подчиненных ей униатов), что являлось уступкой
Польше и папе. Но взамен этой уступки петербургский двор потребовал от Польши согласия на
открытие в ней нужной для польских неуниатов православной архиерейской кафедры.
Новый епископ являлся коадъютором киевского митрополита и титуловался Переяславским и
Бориспольским; местопребыванием его назначался Слуцк, так как владелец его Карл Радзивилл
(называемый Panie Kochanku), являвшийся коллятором тамошнего православного монастыря,
соглашался признавать епископа и архимандритом сего монастыря. Во всех церковных делах
епископ должен подчиняться русскому правительствующему Синоду. Первым епископом на вновь
открывающуюся кафедру был назначен слуцкий архимандрит Виктор Садковский, бывший в
течение семнадцати лет (1758—75 гг.) капелланом при русской посольской церкви в Варшаве и,
следовательно, хорошо знакомый с положением православных в Польше[2].
В высочайшем указе императрицы Екатерины II на имя Св. Синода от 27 марта 1785 г., в силу
которого и открывалась в Польше православная епархия, говорилось, что она открывается «для
пользы православной нашей церкви греко-российской и для удобнейшего охранения
исповедующих закон наш благочестивый в Польше»[3].
31 марта 1785 г. Св. Синод указом своим велел архимандриту Виктору Садковскому немедленно
отправиться для посвящения в епископы в Киев и здесь сделать все необходимое для
организации управления своей епархией[4].
14 декабря 1785 г. он прибыл в Слуцк и, открыв 19 декабря того же года подчиненную ему
консисторию, вступил в управление своей обширной и неустроенной епархией.
Чтобы польское правительство не делало препятствий Виктору Садковскому в исполнении им
своих архипастырских обязанностей, русскому послу в Варшаве, графу Штакельбергу, поручено
было (в мае 1785 г.) известить польское правительство о назначении на основании трактата 1768 г.
нового епископа и просить его о том, чтобы оно допустило его к исполнению своих обязанностей
и удовлетворяло его справедливые просьбы, т.е. выдало Садовскому привилей и оказывало ему
покровительство[5].
Королю и постоянному совету ничего больше не оставалось, как подчиниться требованиям
петербургского правительства и выдать Садковскому королевский привилей в знак признания его
законным епископом. Но так как это было неприятно и самому королю, то дело выдачи привилея
оттягивалось до сентября 1786 года, когда, по требованию Штакельберга, привилей был передан
через него Виктору Садковскому.
За несколько недель до выдачи привилея епископ Виктор получил королевскую аудиенцию, во
время которой Станислав Август заявил о необходимости для Садковского принести присягу на
верность Речи Посполитой[6], что Садковским с разрешения русского правительства и было
исполнено в Тульчине 7 мая 1787 г.[7]Протест католиков и униатов против назначания
православного епископа
Факт назначения Россией особого православного епископа для польских областей был
чрезвычайно неприятен для католиков и униатов и сильно встревожил их; в нем они видели
серьезную опасность для унии и пытались убедить короля, чтобы он не давал Садковскому
привилея. Папский нунций Салюццо подал польскому правительству протест против назначения
дизунитского епископа. По его убеждению, протестовало против этого и все униатское
духовенство, представившее две протестации — одну от имени епископов, а другую — от низшего
униатского духовенства. Выразив опасение, что новый епископ своим пребыванием в стране
может возбуждать в простом народе омерзение к униатскому вероисповеданию, епископы-
униаты заявляют в своей протестации: «Не ужасное ли для государя и отечества дело допускать в
свои пределы высшее начальственное лицо, которое бы и по единству веры, и по долгу своего
служения, и из благодарности, и еще более по долгу присяги было больше привязано к
иноземному государству, по установившемуся обычаю возбуждало еще большую ненависть
народа к шляхетству и католичеству, подкрепляло и усиливало его мятежный, стремящийся к
насилиям, дух?..» Чтобы протестация возымела большее действие, подписавшие ее пугают короля
тем, что этот епископ может произвести еще большие беспорядки и смуты, чем «известный монах
Мелхиседек (Значко-Яворский), советник бунта и резни, отличившийся так недавно на Украине».
В протестации от имени низшего духовенства содержится просьба не впускать в пределы Польши
епископа-дизунита, а если это невозможно, допустить его к несению своих обязанностей только
тогда, когда он принесет присягу на верность королю и Речи Посполитой и примет выставляемые
униатами условия[8]. Условия эти были совершенно неприемлемы для Виктора Садковского, так
как в них содержались требования вроде того, что он должен отказываться от всех отступивших от
унии и заставлять их возвращаться в господствующую в Польше веру[9].
Все протесты остались безрезультатными: как видно из сказанного выше, Садковский получил
королевский привилей; но опасения униатского духовенства оказались вполне основательными,
так как среди поспольства униатского началось сильное движение в пользу православия,
особенно в южных областях Польши. Историк четырехлетнего сейма, ксендз В. Калинка с
прискорбием констатирует факт успешной деятельности Садковского по обращению униатов в
православие: в Киевском и Брацлавском воеводствах уния в это время утратила 193 церкви
(перешли к православным), и многие униатские священники, невзирая на строгость закона,
наказывающего отступничество изгнанием из отечества, добровольно переходили в православие;
при этом князь Ксаверий Любомирский в своей Смилянщине передал православным
значительную часть униатских приходов, а у князя Антония Яблонского вся Чигиринщина перешла
в православие[10].
Такие успехи православия сильно встревожили поляков. Да оно и понятно: эти успехи ясно
свидетельствовали о тщетности и непрочности того дела, над проведением которого в течение
нескольких веков с громадными усилиями работал целый ряд поколений, именно дела
полонизации и латинизации русского народа с целью отторгнуть его от общения с северо-