Азадовский М.К. История русской фольклористики

Подождите немного. Документ загружается.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

Аналогичные интересы характеризуют и другие литературные

объединения, входящие в орбиту влияния «Тайного общества». В одном из

заседаний «Зеленой лампы» Ал. Улыбышев прочел статью о петербургском

обществе, построенную в виде письма

176

к другу в Германию. Это живая и остроумная статья с резкой критикой

современного высшего общества.

Александр Дмитриевич Улыбышев (1794 — 1858) — участник «Зеленой

лампы», включен в «Алфавит декабристов», но принадлежал к тем, которые

были «оставлены без внимания»; впоследствии известный писатель по

истории музыки, автор обширной биографии Моцарта, вышедшей в 1843 г.

на французском языке и в 1890 г. переведенной на русский язык. Ему же

принадлежит ряд драматических произведений, из которых опубликована

только, уже посмертно, драма «Раскольники» («Русский архив», 1886, № 1).

Последние годы жизни провел в Нижнем Новгороде, где его дом являлся

центром культурной жизни в губернии.

Свод биографических сведений о А. Д. Улыбышеве сделан Б. Л.

Модзалевским («Декабристы и их время», I, M., 1927, стр. 41 — 43). В доме

Улыбышевых бывал молодой Добролюбов и пользовался его библиотекой.

Исторические интересы «Соревнователей» находили отражение главным

образом в журнале Ф. Булгарина (тогда еще примыкавшего к левым кругам

и усиленно стремящегося к установлению связей с участниками тайных

обществ) «Северный архив»; в нем сотрудничали Корнилович, Муханов и

др. Появились в нем и материалы по народной словесности, хотя и в

незначительном количестве. В 1822 г. была помещена «Украинская песня о

Богдане Хмельницком» (ч. I); в том же году (ч. III) был помещен

переведенный с польского очерк И. С. — «О забавах и увеселениях

нынешних греков», с большим количеством включенных в изложение песен

и пословиц; в том же году (ч. III — IV) — приведенное выше объявление

Цертелева и несколько текстов из его сборника; в части IV «Эфология или

наука о нравах и обыкнове-

177

ниях. Остатки славянской мифологии, сохранившейся у белорусских

поселян». Сочинение девицы Черноцкой (перевод с польского) — один из

ранних очерков мифологических представлений в областном разрезе. В

указанной статье Улыбышев бичует некультурность высшего общества,

царящие в нем чинопочитание, искательность, протекционизм,

низкопоклонство. В Петербургском обществе, т. е. в «свете», существуют

две партии: «первые, которых можно назвать правоверными

(погасильцами), — сторонники древних обычаев, деспотического

правления и фанатизма, а вторые — еретики — защитники иноземных

нравов и пионеры либеральных идей. Эти две партии находятся всегда в

своего рода войне, кажется, что видишь дух мрака в схватке с гением света;

из этой-то борьбы происходят умственные и нравственные сумерки,

которые покрывают еще нашу бедную родину» («Декабристы и их время»,

I, 1928, стр. 44). Статья в целом представляет собой замечательную

параллель к «Горю от ума» и монологам Чацкого. Подобно Чацкому и

самому Грибоедову, Улыбышев нападает на подражание, которое создает

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

«режущий диссонанс с истинным национальным характером», черты же

последнего заметны в тех, «кто говорит только на своем языке и никогда не

покидал своей страны».

Это не значит, оговаривается автор, что он стремится «прославить

старинные русские нравы». Он прекрасно понимает, что они больше не

согласуются «ни с духом нашего века, ни даже с человеческим

достоинством», однако это ничуть не связано с народным характером, а то,

«что в нравах оскорбительного — происходит от варварства, от невежества

и деспотизма». Поэтому не лучше ли, вместо того чтобы усиленно ввозить и

заимствовать всякого рода культурные ценности, не лучше ли сохранить то,

что составляет «национальную самобытность» (курсив наш. — М.

А.

). И

далее, перечисляя различные проявления этого самобытного, он особенно

выделяет «русские песни» — «самые трогательные, самые выразительные,

какие только можно услышать» (там же, стр. 48). Те же мысли и в другом

произведении — «Сон» — своеобразной утопии, изображающей будущую

Россию. В этой будущей стране целиком рухнул деспотизм, нет уже ни

священников, ни монахов и уже создалась цветущая и могучая литература;

руководитель автора по новой стране вскрывает ему историю и причины

этой мощи и силы литературы: «Великие со-

178

бытия (т. е. революция. — М.

.), разбив наши оковы, вознесли нac на

первое место среди народов Европы и оживили также почти угасшую искру

нашего гения. Стали вскрывать плодоносную и почти нетронутую жилу

нашей древней народной словесности, и вскоре из нее вспыхнул

поэтический огонь, который и теперь с таким блеском горит в наших

эпопеях и трагедиях» (там же, стр. 55). Оба эти памятника по своей

идеологии, по стилю чрезвычайно типичны для раннего периода

декабризма, и очень характерно, что народная поэзия в данном случае как

бы органически вплетается в революционное сознание автора; обращение к

народной поэзии мыслится им как главный источник обновления

литературы и основной элемент будущей литературы, которая создается в

будущем свободном обществе. Такого рода концепции тесно связаны с

декабристским пониманием задач русского исторического процесса, задач

исторического исследования и задач построения национальной литературы.

§ 8. Современное литературоведение установило (и это вошло уже в

учебники), что понятие «декабризм» не ограничивается только кругом лиц,

непосредственно участвовавших в восстании или в тайных обществах. Под

этим понятием следует разуметь всю революционно или оппозиционно

настроенную интеллигенцию первой четверти XIX века, формирование

которой относится к годам, следующим за Отечественной войной 1812 г.

Декабристская среда не была монолитной. По формулировке новейшего

исследователя, она объединила представителей разных социальных слоев и

различных политических взглядов

. Декабризм выработал свое понимание

задач культуры, исторического процесса, задач развития литературы и т. д.;

другими словами, была определенная декабристская философия истории и

декабристская эстетика

. Конечно, и в данном случае нельзя говорить о

какой-либо монолитности и абсолютном единстве воззрений: взгляды

Н. Дружинин, Декабрист Никита Муравьев, 1933, стр. 57.

Вопросы декабристской эстетики, сущности и характера декабристской прозы и поэзии

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

179

отдельных представителей декабристской мысли часто существенно

расходились между собой, и иногда по кардинальным вопросам; но при

всем том оставалась некая единая направленность мысли, дающая

возможность говорить об основном принципиальном единстве. Всех

декабристских (в широком смысле слова) литераторов объединял

повышенный интерес к русской истории, к роли народа в исторической

жизни страны, к тем учреждениям древности, в которых, по их мнению, был

отчетливо выражен героический и свободолюбивый дух народа. В области

литературы основной проблемой была идея национального

самоопределения или «национальной самобытности», как писал

Улыбышев.

В этих идеях принято видеть прямое и непосредственное отражение

романтических концепций Запада; однако такие утверждения приводят к

одностороннему пониманию данной проблемы и в неверном свете

изображают историю возникновения и ее сущность и дальнейшее развитие.

Действительно, вопросы своеобразия национальных культур входили в

основную проблематику ранней романтической литературы в Англии и

Германии, но это было только одним из каналов, по которым шли и

развивались эти идеи. Совершенно самостоятельно и вне прямой

зависимости от западноевропейской литературы, независимо от английских

писателей XVIII века и Гердера, а иногда и ранее их, эти проблемы

выдвигались, как уже было показано выше, русской просветительской

мыслью. Эти вопросы уже стояли в центре внимания наших историков и

публицистов XVIII века — Ломоносова, Татищева, Болтина, Новикова и

др.; в решении их они шли различными путями и исходили из различных

позиций; но все они неизменно стремились осмыслить формы построения

собственной национальной культуры, свободной от подражания и

создающейся на основе исконных особенностей народа и отечественной

истории.

Едва ли в данном случае возможно говорить о каких-либо прямых

литературных воздействиях. Конечно, декабристы были прекрасно знакомы

и с концепциями французских энциклопедистов, решительно поставивших

вопрос о типах различных национальных культур и о национальном

характере; прекрасно были ознакомлены и с идеями «народного духа»,

которые культивировали деятели раннего романтизма. Но проблема

национальной самобытности, завещанная XVIII веком новому поколению,

еще недостаточно освещен в истории литературной науки. Еще не так давно вопрос о

существовании особой «декабристской художественной литературы» решался совершенно

отрицательно (см., например, М. П. Алексеев, Поэты-декабристы. Сборник стихов, под

редакцией и со вступительной статьей М. П. Алексеева, Одесса, 1921; Н. Гудзий, Поэты-

кабристы, «Каторга и ссылка», 1925, № 8 и др.). Ю. Н. Верховский считал возможным

отметить только одну черту, объединяющую всех поэтов декабристского круга — наличие

гражданских мотивов (Ю. Н. Верховский, поэты-декабристы, ГИЗ, 1926). Еще менее

выяснен вопрос о декабристской прозе. Впервые этот вопрос поставлен в статье автора

настоящей книги Мемуары Бестужевых» (в книге «Воспоминания Бестужевых», М., 1931);

частично затронут вопрос о декабристском стиле г. А. Гуковским в статье Пушкин и

поэтика русского романтизма» («Известия Академии наук. Отделение языка и

литературы», 1940, № 2, стр. 56 — 92) и более подробно книге «Пушкин и русские

романтики» (Саратов, 1946). См. также А. г. Цейтлин, Русская литература первой

половины XIX века. Учебник высших учебных заведений, М., 1940.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

не была только узконациональной, и ее происхождение не могло быть

ограничено рамками одной какой-либо страны. В каждой стране она

разрешалась своеобразно и вытекала из различных источников, отражая

свой путь общественного развития.

В России эту идею пропагандировали все общественные и литературные

группировки начала столетия: и круг Андрея Тургенева, и деятели

«Вольного общества», и «Арзамаса», и румянцевский кружок с его

стремлением создать национальную фило-

180

логическую науку; за нее же ратовали — с разных позиций — и Шишков и

Греч, тогда еще близкий к прогрессивному кругу, положивший в основу

своего «Опыта краткой истории русской литературы» теорию

национального своеобразия народов

В начале XIX века вокруг этой проблемы, как позже вокруг идеи

народности, шла кипучая и напряженная борьба, в которую были втянуты

все литературные группировки. Для декабристов проблема национального

своеобразия не была только литературной проблемой, как например для

основных деятелей «Арзамаса»; но они вкладывали в нее четкое

общественно-политическое содержание. Причем в трактовке этой

проблемы, в самой форме ее постановки отчетливо проявилось отличие

русского понимания от современных и несколько более ранних

западноевропейских трактовок. Пути русского романтизма и романтизма

западноевропейского были различны, и это отличие с наибольшей

наглядностью проявилось в истории фольклористических идей и

художественного фольклоризма. Резче всего русский фольклоризм в целом

отличался от немецкого, с которым так часто неосновательно сближали его

многие исследователи.

Расцвет немецких фольклористических изучений связан главным

образом с деятельностью так называемых гейдельбергских романтиков, к

которым принадлежат Арним, Брентано, Геррес, отчасти братья Гримм;

впрочем, деятельность последних и ее идейное содержание ни в коем случае

нельзя замкнуть в рамки романтизма гейдельбержцев.

В общественном смысле литературная деятельность гейдельбергских

романтиков знаменует тот этап романтизма, который свидетельствует о

спаде общественной волны и о наступившей реакции. Это, по выражению

К. Маркса, «первая реакция» на французскую революцию и связанное с ней

просветительство: «Все получало средневековую окраску, все

представлялось в романтическом виде, и даже такие люди, как Гримм, не

свободны от этого»

Эта реакция захватила самые широкие общественные круги. Крах

французской революции активизировал деятельность ее идейных

противников и внес глубокое разочарование в ряды ее недавних

поклонников. Реакционная ревизия ухватилась за действительно слабое

место в построениях просветителей — недостаточное внимание к проблеме

развития; она подчеркивала односторонность метафизического

материализма и объявила всю просветительскую философию

несостоятельной. Идеи последней были объявлены отвлеченными,

См. «Обозрение русской литературы 1814 года», «Сын отечества», ч. XIX, 1815.

К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т, XXIV, 1931, стр. 34.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

рассудочными, не соответствующими исторически сложившимся условиям

жизни европейских народов. В этой обстановке на первое место

выдвигаются науки

181

исторические и этнографические; в противовес широким

космополитическим тенденциям XVIII века выдвигаются тенденции

националистические, причем в заостренно-шовинистической форме:

устанавливается культ «народного духа». Историческая школа права и

фольклоризм гейдельбержцев были основными вехами этого нового

умственного движения; рядом с ними шла новая романтическая философия,

которая в лице Шеллинга поставила во главу угла учение о смысле мировой

истории и о национальном самосознании.

Этот переход от идей прогресса к идеям реакции начался уже внутри

первого периода романтического движения, он характерен, например, для

обоих Шлегелей, для Новалиса; с наибольшей же силой он отразился

именно у гейдельбержцев, выдвинувших на первый план идеи религиозные

и узконационалистические тенденции. Самым ярким и полным выражением

этой борьбы с идеями французской революции и французской философии

явилась историческая школа права, главным представителем которой был

Савиньи (1779 — 1861), оказавший глубочайшее влияние на формирование

мировоззрения гейдельбержцев и братьев Гримм. Идеи великих

просветителей XVIII века подверглись у него решительному пересмотру и

отрицательной критике в самых основных и политически актуальных

моментах — в области правовых отношений и происхождения права.

Рационализму просветителей он противопоставляет идею «исторического

чувства» и «национального сознания». Право возникло не путем каких-

либо «общественных договоров», не в результате определенного

исторического и политического пути народа, который столь же присущ

ему, как язык, обычаи, система нравственных воззрений. «Право», «язык»,

«поэзия» — все это составляет единый целостный организм, который

является выражением и сущностью «народного духа» и который может

измениться лишь тогда, когда изменится и этот последний.

Все это прямо направлено против идей о революционном переустройстве

общества; всякое революционное изменение правовых отношений заранее

объявлялось неорганическим, незакономерным и противоречащим

историческому развитию народа.

Призывая к народным истокам права и к изучению народных начал для

того, чтобы положить их в основу политического строительства,

историческая школа как будто смыкалась с идеями Гердера и развивала их

далее. Но это было чисто внешнее сходство: Гердер в народной жизни

видел воплощение прогрессивного развития человечества. Савиньи и его

школа мыслили «народные начала» и всю систему «народной жизни» как

некий закостенелый организм, не нуждающийся в дальнейшем развитии; в

обращении к народным истокам Гердер видел оправдание идей прогресса,

Савиньи — консерватизма. Оказывалось, что вся система политической и

социальной жизни Германии являлась по своей сущности народной,

находившей свое оправ-

182

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

дание в обычном праве, в народной психологии, в народных восминаниях о

своем прошлом. Историческая школа, — писал Маркс, — «подлость

сегодняшнего дня оправдывает подлостью вчерашнего»; это школа,

«которая объявляет мятежным всякий пик крепостных против кнута, если

только этот кнут — старый, наследованный, исторический кнут; школа,

которой история показывает, как бог Израиля своему слуге Моисею,

только свое posteriori, — эта историческая школа права изобрела бы

поэтому немецкую историю, если бы сама не была изобретением немецкой

истории»

В эту постулируемую консервативную систему традиций, образующих

«народный дух» и определяющих смысл национального самосознания,

входила и народная поэзия во всех ее многообразных проявлениях. Она

являлась одним из важнейших элементов в системе литературных и

философско-эстетических воззрений романтизма. Проблема народной

поэзии для гейдельбержцев не только центральный вопрос их литературной

теории и литературной практики, но и существеннейшая проблема

общественно-политического порядка.

В 1811 г. вышла в свет книга историка Г. Лудена «Руководство

государственной мудрости или политики» (Handbuch der Staatsweisheit oder

der Politik», 1811), представляющая собой характерный опыт раскрытия и

определения понятия «народность» («Volkstum») с позиций исторической

школы

Задача правительства, по Лудену, в том, чтобы единая человеческая

культура принимала в каждом государстве формы своеобразной народной

культуры. Нужно уметь сочетать задачи государства с своеобразием

народной культуры, не посягая, однако, на какие-либо принудительные

попытки ее насаждения. Культура народа должна явиться органическим

результатом всей его прошлой жизни и должна развиваться свободно и

самостоятельно. Свободно должна развиваться и научная мысль; однако,

добавляет Луден, если окажется, что ее развитие направляется в опасную

сторону, если оно может быть опасным для религии, отечества и самой

народности, мира, — конечно, правительство обязано выступить против

нарушения порядка и общественного спокойствия и благополучия. В

дальнейшем Луден рассматривает различные стороны и интересы научной

мысли и находит, что наиболее ценной и особенно поощряемой должна

быть наука, занимающаяся отечественной историей и воскрешающая нам

жизнь и деяния предков.

Эта теория легла позже в основу политических концепций реакции;

возможно, что она была использована позже и у нас в эпоху установления

лозунгов официальной народности. Идеи

183

Лудена, как и учение самого Савиньи, как ряд других возникших в то время

реакционно-шовинистских идей, прочно вошли в систему идей младших

романтиков, в свете которых они и интерпретировали идеи Гердера о

«народном духе» и «народной поэзии».

Фольклоризм «младших романтиков» выступает в определенно

реакционных очертаниях. Для Арнима народная поэзия — оплот против

К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 1, М., 1955, стр. 416.

Подробно о ней см. в книге Б. Чичерин, История политических учений, ч. IV, М., 1887.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

надвигающихся форм новой культуры. Это основной канон эстетики и

литературной политики гейдельбержцев. Гейдельбержцы мечтали о новой

эстетической культуре; она должна была выразить подлинные, с их точки

зрения, устремления национального духа, оживить угасшее прошлое и в нем

найти идеал и критерий для современности. Народные песни, предания,

сказки являлись только одним из элементов этой созидаемой ими культуры.

Народное творчество противопоставлялось ими культу индивидуализма,

космополитическим тенденциям, идеям протеста и революции. Фольклор

же представлялся тем орудием, с помощью которого можно было

вмешаться в современные жизненные процессы и пытаться направить их по

иному пути. Арним мечтал о создании школ поэтов, которые должны

понести в народ поэзию, «потерянную в высших классах». Он мечтал об

устройстве специальных типографий для народа, о школах для народных

певцов, об убежищах для странствующих певцов, мечтал об организации

школы поэзии, которая должна будет заняться обработкой немецкого

языка для песен и созданием новых поэтических произведений в духе новой

романтической культуры

Гибель и утрата народной песни свидетельствует, по утверждению

Арнима, об утрате нацией великих духовных ценностей. Так происходит во

Франции, где еще до революции исчезла старая народная песня; этот

процесс исчезновения национальных песен наблюдается также и в Италии,

в Англии и даже в Испании. А это означает, что исчезают в каждой нации и

те ценности, хранителем которых является только народ.

В утрате старой песни Арним видит символ утраты всех светлых прежних

форм жизни и причину современного мрачного положения. Следствием

этого же явилась, по Арниму, и сама французская революция. «О боже, —

восклицает он, — где же те деревья, под которыми мы еще вчера отдыхали?

Где исконные, древние знаки твердых границ? Что сталось с ними? Что

творится с ними? Они уже почти забыты в народе. Мы же испытываем

болезненное чувство, когда цепляемся за их корни. Если на вершине

высокогорного хребта вырубить весь лес, дождь смоет землю и деревья

перестанут расти. Наши усилия должны

184

быть направлены к тому, чтобы не допустить до этого Германию».

Гейне характеризовал эти тенденции как опасное заглядывание «в

могилы прошлого», несущее гибель «свободе и благоденствию» страны.

Оно тем опаснее, писал Гейне, что «немецкое средневековье не лежит

сгнившим в гробу, наоборот, его воскрешает иногда злое привидение, и

среди белого дня оно вступает в нашу среду и высасывает из нас горячую

кровь и жизнь»

. Этот «культ могил» в еще большей степени характерен для

книги Герреса, которую вообще можно с полным правом назвать

типичнейшим памятником гейдельбергского романтизма.

Иосиф Геррес (1776 — 1848) проделал большую духовную эволюцию: в

молодости якобинец, восторженный поклонник французской революции,

он постепенно переходит к политическому консерватизму и боевому

клерикализму. «Народные книги» отражают как раз этот переломный этап

См. В. Жирмунский, Проблема эстетической культуры в произведениях гейдельбергских

романтиков, «Записки Неофилологического общества», 1915, вып. VIII, 52 — 75.

Генрих Гейне, Собрание сочинений, т. VII, стр. 299.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

его жизни, когда от революционных мечтаний он перешел к поискам

идеалов в патриархальном прошлом. По собственному его выражению: он

«ищет жизни среди умерших»; «в засуху нужно копать глубокие колодцы,

чтоб отыскать источники».

Позже Энгельс в одной из своих ранних статей — в рецензии 1839 г. на

новое издание «Народных книг», выпущенное Марбахом и Зимроком, —

вскрыл всю политическую односторонность воззрений романтиков на

народную поэзию. Энгельс считает большой заслугой романтиков, что они

«разыскали, переработали и прославили» народные книги. Он высоко

ценит содержание последних. «Эти старые народные книги, с их старинной

речью, — пишет он, — с их опечатками и плохими гравюрами, обладают

для меня исключительной поэтической прелестью»

. Одни, как сказание о

«Фаусте» и «Вечном жиде», принадлежат, по характеристике Энгельса, «к

самым глубоким творениям народной поэзии всех народов», другие —

«Эйленшпигель», «Соломон и Морольф», «Поп с Каленберга», «Семь

швабов», «Шильдбюргеры» — поражают своим остроумием,

естественностью замысла и добродушным юмором. Но такого рода

произведения нельзя рассматривать только с поэтической стороны, они

подлежат и иной оценке — с точки зрения интересов и дальнейшего

культурного роста народа. «Будучи продуктами средневековья, они,

конечно, не могут удовлетворять тем особенным требованиям, которые

вправе ставить им наше время. Несмотря на внешнее богатство этой

области литературы и несмотря на декламации Тика и Герреса, они

оставляют желать еще очень многого»

. Энгельс подчеркивал, что

некоторые из сюжетов народных книг представлены не как произведения

народной фан-

185

тазии, а как творения рабского суеверия, и требовал дифференцированного

к ним подхода. Немецкие народные книги должны быть расценены не

только со стороны поэтической и этнографической, не только со стороны

их старинности, но и с точки зрения их возможного значения в борьбе за

свободу народа, в борьбе мысли с пиэтизмом, в борьбе «ясности духа с

остатками угрюмого аскетизма»

. Таким образом, реакционному

гробокопательству Герреса Энгельс противопоставлял творческие начала

народной поэзии.

Этот строй идей и мыслей реакционного немецкого романтизма был

совершенно чужд деятелям прогрессивного русского романтизма, главными

представителями которого были декабристы. Декабристы никогда не

порывали связи с великим революционным наследием; идеи и опыт

революций конца XVIII века сохранили для них свое неизменное обаяние;

никогда не порывали они и с просветительскими идеями, что с особенной

силой отразилось в их понимании народной поэзии.

Фольклоризм декабристов является продолжением и дальнейшим

развитием просветительских точек зрения. Как для просветителей, так и для

них на первом плане стоит вопрос о роли и значении памятников

народного творчества в процессе развития культуры народа и о составе

К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. II, 1929, стр. 33.

Там же, стр. 28.

К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. II, 1929, стр. 26.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

идейного содержания этих памятников. От просветителей же они

заимствовали мысль о необходимости дифференцированного отношения к

национальному прошлому; от них же ведет свое начало и характерный для

декабристов дидактизм в отношении к фольклору. Существеннейшим же

моментом в эстетике декабризма (тесно связанным и с их пониманием

народной поэзии) был историзм. Исторические темы выдвигались ими как

основные и ведущие в художественной литературе, причем эти темы

должны были иметь специфический характер. Историзм декабристов не

был простым обращением к древней старине, но поисками в ней тех сторон,

которые могли бы лечь в основу складывающейся национальной

литературы. Декабристы выдвигали темы героического прошлого России,

темы свободных учреждений старой Руси (вече, новгородская община),

борьбы за освобождение России от ига татарских тиранов и

преимущественно темы мятежей и восстаний. В кругу этих тем искали они

элементы для определения национального характера, и в эту же систему

идей включался ими и фольклор.

Фольклоризм декабристов (т. е. их понимание народной поэзии и задач

ее изучения, понимание задач ее использования и отображения в

художественной литературе, формы и методы этого отображения) вытекал

непосредственно из их понимания исторического прошлого народа. Это

было и основной позицией

186

Соревнователя» в вопросах фольклора. Во второй книжке журнала за

1818 г. была помещена статья А. Гевлича «Нечто о народных русских

песнях», в которой народная песня трактовалась в духе воззрений

Радищева — как отпечаток народного характера, как отображение

политических переворотов в стране, чем объяснялось «то влияние, какое

имели они (т. е. политические перевороты) на изменение нравов и

характера» народа. В статье Андрея Пушкина «О скифах»

(«Соревнователь», 1824, ч. 28) историческая ценность народных «изустных

преданий» сводилась почти всецело к воссозданию прошлой героики

народа

. Эту сторону декабристской эстетики и декабристского понимания

процессов народной жизни превосходно выразил Пушкин в коротенькой

заметке, набросанной после беседы с одним из вождей декабризма: «Только

революционная голова, подобная Михаилу Орлову или Пестелю, может так

любить Россию, как писатель только может любить ее язык. Все должно

творить только в этой России и в этом русском языке»

Декабристы не только стремились к воспроизведению в творчестве

великих исторических событий, отражающих «свободолюбивый дух»

русского народа, но они искали отражений его и в народной поэзии.

Поэтому они отказывались, например, видеть подлинную и искомую

народную поэзию в русских лирических песнях с их скорбными напевами и

с мотивами тоски и покорности. Эту точку зрения отчетливо выразил

А. Бестужев-Mapлинский. Он считал, что русские народные песни, т. е. те

Автор этой статьи, капитан гвардии артиллерии Андрей Львович Пушкин, также

принадлежал к декабристскому окружению; как установлено архивными изысканиями

В. г. Базанова, он был очень близок с Ф. Н. Глинкой и сотрудничал в «Военном журнале»,

находившемся, как известно, под прямым воздействием декабристов. За сообщение этих

сведений приношу глубокую благодарность В. г. Базанову.

Более подробно в кн.: М. Азадовский, «Литература и фольклор», 1938, стр. 12.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Проблема фольклора в литературно-

общественной борьбе первой четверти XIX века.

песни, которые «русский поет за трудом и на досуге, в печали и в радости»,

возникли в более позднее время и едва ли древнее трехсот лет; другими

словами, он относил их происхождение к XVI веку. События этой поры,

беды, перенесенные отечеством, отразились на их содержании и форме, —

отсюда характерное для них уныние, однообразие, угнетающая бедность

мысли и отсутствие пылких страстей. «Возвышенные песнопения старины

русской исчезли, как звук разбитой лиры; одно имя Соловья — Баяна

отгрянуло в потомство, но его творения канули в бездну веков, и от всей

поэзии древности сохранилась для нас только одна поэма о походе Игоря

Северского на половцев».

«Слово о полку Игореве» было для Бестужева именно той народной

поэмой, где в полной мере сохранился «непреклонный и славолюбивый»

дух русского народа. «Славолюбивый» в дан-

187

ном случае — эвфемизм, внесенный автором из цензурных соображений

В этой трактовке Бестужев не был вполне оригинален, по существу он

повторял Карамзина, впервые давшего такое объяснение «унылому тону»

русских песен; но Бестужев вкладывал в это объяснение иное содержание.

Карамзин все сводил только к определенным политическим событиям и

главным образом к татарскому порабощению. Бестужев выдвигал на

первый план былое свободное состояние народа. Подлинные народные

песни — не те, которые поет современный крепостной крестьянин, но те,

которые возникли в то время, когда еще не было крепостного права.

Фольклоризм декабристов органически вплетался в их борьбу с

крепостничеством в целом, и прежде всего с крепостным правом, как

противоречащим всему историческому укладу русской жизни. Таким

образом, фольклоризм декабристов включался в арсенал орудий для

борьбы с крепостным правом.

Это обусловило и своеобразную фактическую (не теоретическую)

периодизацию и классификацию народных песен. Песни оказались

разделенными на два больших основных раздела: исторические песни,

являющиеся древней и подлинной народной поэзией, и лирические,

отражающие семейно-бытовую жизнь народа, возникшие в позднюю эпоху.

Характерно, что гранью для Бестужева являлось не татарское нашествие,

как для Карамзина, но XVI век, т. е. время, когда окончательно

складывалось и закреплялось крепостное право.

Таким образом, подлинная народная поэзия, поэзия, связанная с былой

русской свободой и отражающая «исполненный свободы» дух русского

народа, до нас не дошла или дошла в весьма слабой степени. Поэтому-то

декабристы главным образом обращали внимание на те песни, в которых в

какой-то степени сохранились мотивы свободы и удали. Отсюда

К проблеме народной поэзии и ее места в развитии национальной культуры Бестужев

вернулся позже в рецензии на роман Полевого «Клятва при гробе господнем» (1833), в

которой пытался дать целостную концепцию происхождения и развития народной поэзии.

Однако его позиции в данном вопросе мало оригинальны и представляют собой

популяризацию воззрений немецких романтиков, главным образом Шлегеля. Позже

Белинский (т. XI, стр. 152), вспоминая эту рецензию, писал: «Его (Бестужева-

Марлинского —

М. А

.) знаменитая статья о «Клятве», блещущая остроумием и живым

изложением, уже показывала в нем отсталого представителя умершего романтизма,

казалась шумливою битвою с мельницами».