Азадовский М.К. История русской фольклористики

Подождите немного. Документ загружается.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

соответственными течениями в русской науке и литературе. В 60-е годы

теория заимствования имеет безусловно прогрессивный характер, и вокруг

нее сплотились и мобилизовались наиболее передовые и прогрессивные

элементы в русской и западноевропейской науке, например деятели

итальянского pronunciamento. Теория заимствования в эти годы становится

методологией прогрессивных кругов буржуазии.

Сложившаяся в 60-е годы молодая филологическая школа в лице

Пыпина, Тихонравова, Веселовского, Потебни и других обращается к

глубочайшему изучению народного мировоззрения, ставя своей основной

задачей тщательный анализ «своего» и «чужого», учет культурных связей и

культурных влияний, что приводит, к новому пониманию сущности и

процессов народной поэзии.

Иной характер принимает теория заимствования в конце XIX века и

позже в предреволюционную эпоху, когда она становится орудием реакции

и свидетельствует о регрессе в научном движении. К этому моменту мы еще

вернемся в настоящем введении. Отсюда ясно, что одной из существенных

задач историографии русского фольклора является полный пересмотр

господствующих схем и установление подлинной исторической

последовательности явлений. На этих примерах отчетливо выясняется и

другая важнейшая задача: установление связи истории изучения русского

фольклора с историей развития общественной мысли в России. Нельзя

довольствоваться только изложением внешних очертаний науки или

прагматическим изложением смены течений руководящих идей;

необходимо вскрыть, как в этих теориях и идеях отражался исторический

процесс; нужно показать, что никакие фольклористические теории не живут

какой-то отдельной, самостоятельной жизнью, но их появление, развитие и

отмирание обусловлено теми же социально-политическими процессами,

которые обусловили и все развитие русской литературы.

Некоторые советские исследователи 20 — 30-х годов делали попытки

установления общественной функции основных школ в истории русской

фольклористики и ее основных деятелей, однако большей частью эти

попытки делались с позиций вульгарно-социологических теорий. Авторы

их не делали по существу никакого пересмотра положений, установленных

буржуазной историографией; они совершенно некритически использовали

ту же общую схему, но прикрепляли при этом какой-нибудь

социологический

ярлычок. Примеры в большом количестве можно найти в журнале

«Литература и марксизм», в «Литературной энциклопедии» и др. Наиболее

же полное выражение такого рода концепции нашли в курсе для заочников

П. М. Соболева, в котором оказались как бы подытоженными и

сведенными в единое целое разрозненные суждения и высказывания в этой

области

Согласно этой теории социальные корни русской мифологической

школы лежат в «стремлении русских помещиков обеспечить свое классовое

господство». Поэтому она объявлялась выражением славянофильской

идеологии в фольклористике. Русские славянофилы, утверждает автор,

См. П. М. Соболев, Заочные курсы по литературоведению, «Русский фольклор», М.,

1930.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

заимствовали теории у буржуазно-националистического романтизма и

мифологической теории в Германии «и пошли на «выучку» к немецким

буржуазным поэтам и фольклористам». Школа же заимствования

«соответствовала дальнейшему развитию капиталистических отношений в

Западной Европе, в частности в Германии, и поворотному моменту

утверждения российского капитализма 60 — 70-х годов». Учение Бенфея о

международном обмене поэтической продукцией и о миграции сюжетов

соответствует теории капиталистического товарообмена. Дальнейшее

развитие колониальной политики западноевропейской буржуазии (и

особенно английской) обусловило появление «антропологической школы»,

которая в некоторых методических пособиях именуется «характерной для

промышленно-капиталистических метрополий». Наконец, историческая

школа (Вс. Миллера и его учеников) объявляется продуктом

«националистических тенденций» прочно утвердившегося промышленного

капитализма.

В настоящее время такого рода «социологические интерпретации» в

достаточной мере скомпрометированы, однако эти воззрения все еще

имеют хождение, и их отзвуки все еще встречаются в тех или иных трудах и

изданиях; в особенности популярны они в разного рода учебной и

методической литературе.

Сам по себе вопрос о социальных корнях и социальных функциях той

или иной теории имеет, конечно, очень важное значение, и правильный их

анализ может помочь вскрыть действительные причины возникновения и

распространения той или иной теории. И такой анализ очень быстро

разрушает обычную схему. Мы уже видели, что так называемую теорию

заимствования нельзя рассматривать в рамках какого-либо одного

политического течения или единой социальной группы. То же можно

сказать и о мифологической школе.

Абсолютно неверно утверждение о тождестве мифологической школы и

славянофильства. Представителями русской мифологической школы были

Буслаев, Афанасьев, Котляревский, Худяков,

Прыжов, Потебня, Op. Миллер. Из всех них только Ор. Миллер примыкал

к славянофильской ориентации. Буслаев не только никогда не принадлежал

к славянофилам, но совершенно отрицательно относился к их теориям; еще

менее оснований имеет под собой причисление к славянофилам

Афанасьева; что же касается Котляревского, то последний всегда был

страстным борцом против славянофильских концепций; абсолютно чужд

славянофильству и Потебня, который является представителем

прогрессивных тенденций в науке, ученым, сложившимся в атмосфере

демократических идей 60-х годов. Наоборот, многие славянофилы

различных оттенков и направлений относились отрицательно к

мифологическим концепциям.

Уже эта фактическая справка показывает, что нет никаких оснований

отождествлять мифологическую школу со славянофильством, но и вообще

очень трудно какую-либо научную фольклористическую теорию уложить в

рамки определенного политического направления: в каждом течении были

какие-то стороны, которые делали возможным принятие его различными

политическими группировками, разумеется, в соответственной

интерпретации. Мифологические концепции принимали и деятели

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

либеральной буржуазии (Буслаев, Афанасьев), и деятели революционной

демократии (Худяков, Прыжов), но они вкладывали в них разный смысл.

Анализ корней русской мифологической школы обнаруживает, что

последние нужно искать не в славянофильской среде, а в среде ее

противников. Миграционная же школа, как таковая, противоречила

основам славянофильства, и на русской почве она появилась скорее в

процессе борьбы с последним.

Эти два примера из истории мифологической школы и школы

заимствования очень показательны: они вскрывают, на каких путях следует

искать причины появления и смены теорий; они вскрывают тесную связь

научной мысли и ее развития в пределах той или иной дисциплины с общим

идейным движением в стране. История русской фольклористики уже

подошла вплотную к этому. Мы располагаем уже рядом работ, в которых

более или менее отчетливо вскрыты связи истории изучения русского

фольклора с историей общественного движения и развития общественной

мысли.

Так, например, фольклоризм Пушкина объясняется не биографическими

моментами, как обычно изображалось старым литературоведением, но

идейными течениями эпохи и в первую очередь воздействием

декабристской идеологии. Точно так же вскрыты общественные связи и

отношения фольклоризма Гоголя, Шевченко, Некрасова; особенно же

наглядно выясняются эти связи при изучении фольклористики 60-х годов,

которая развивалась под непосредственным воздействием идей

Добролюбова и Чернышевского. Наконец, установлена теснейшая,

органическая связь фольклористических теорий предреволюционной поры

с реакци-

онными и антидемократическими тенденциями науки эпохи империализма.

В истории фольклористики отражаются те же процессы, которые

определяют целостный путь развития общественной мысли и общественных

тенденций в России; ее развитие обусловлено общей классовой борьбой, на

фоне которой только и делается понятным и объяснимым появление тех

или иных научных концепций, их развитие, их борьба, упадок и новое

возрождение.

Особенностью русской фольклористики является ее теснейшая связь с

литературой, а стало быть, и с историей русской литературы. Связь с

литературой характерна, конечно, не только для русских изучений

фольклора: это явление, свойственное вообще фольклористике. Но в России

эта связь фольклористики и литературы была глубже и органичнее, чем в

какой-либо другой стране, и она охватывает буквально почти всю историю

науки о фольклоре на всем ее протяжении. Это объясняется специфическим

характером развития русской литературы и ее местом в умственной жизни

страны. Этот особый характер и особое значение русской литературы

отчетливее всего определил Чернышевский в «Очерках гоголевского

периода развития русской литературы»: русская литература, писал он, «в

нашем умственном движении играет более значительную роль, нежели

французская, немецкая, английская литература в умственном движении

своих народов, и на ней лежит более обязанностей, нежели на какой бы то

ни было другой литературе. Литература у нас пока сосредоточивает почти

всю умственную жизнь, и потому прямо на ней лежит долг заниматься и

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

такими интересами, которые в других странах перешли уже, так сказать, в

специальное заведование других направлений умственной деятельности»

Тесная и прочная связь русской фольклористики и русской литературы в

значительной степени объясняется и тем, что в последней, как ни в какой

другой литературе мира, важнейшее место занимала проблема народа,

особенно обострявшаяся наличием крепостного права, борьба с которым

составляла основное содержание передовой мысли русского общества.

Русская литература развивается под знаком борьбы за народность, и на

этой почве происходит первое ее обращение к народному творчеству и

зарождается то явление, которое мы называем фольклоризмом. Само собой

разумеется, что понятия народности и фольклоризма не являются

совпадающими, народность того или иного писателя не определяется и не

исчерпывается наличием в его творчестве фольклорных элементов. Понятие

народности гораздо глубже: оно обозначает органическую связь с

народными массами и отражение их основных тенденций в борьбе за

освобождение; но фольклоризм является одним из внешних проявлений

стремления

к народности и одной из форм выражения последней в литературе. Сам же

по себе фольклоризм не является фактом обязательно прогрессивного

характера, он может принимать и явно реакционные формы в зависимости

от того, с каких позиций трактует автор проблему народности и как он

относится к народу. Многие русские писатели были в той или иной мере

связанными не только с фольклором, но и с фольклористикой; они

выступали и как издатели-публикаторы и как теоретики. Первое место в

ряду писателей-фольклористов занимают, конечно, Пушкин и Горький. Но

наряду с ними следует назвать также Радищева, Гоголя, Герцена,

Островского, Салтыкова-Щедрина и многих других. Особенно крупную

роль в разработке основных проблем теории фольклористики играли

основоположники русской критики — Белинский, Добролюбов,

Чернышевский. Все эти имена, как и имена названных выше поэтов и

писателей, принадлежат не только истории русской литературы, — они

должны войти и в историю русской фольклористики.

Поэтому история последней, в частности история изучения русского

фольклора, в значительной степени является и историей русского

фольклоризма, в особенности в свой ранний период, где оба эти явления

выступают еще нераздельно и как бы сливаются. История русской

фольклористики развивается в теснейшей связи с историей русской

литературы и параллельно ей: эта связь неизменно ощущается и в

литературе XVIII века и на протяжении всей первой половины XIX века, и

только примерно с 70-х годов фольклористика обособляется.

Установление связи фольклористики с историей литературы не означает

ее разрыва с другими областями науки и искусства. Сам фольклор тесно

связан и с литературой и с этнографией. Неотделимый от литературы по

своему идейному и художественному значению фольклор в то же время

нельзя отделить и от этнографии; он связан с ней и как памятник народного

быта и как памятник исторического прошлого. Поэтому изучение русского

фольклора в какой-то степени должно опираться не только на историю

Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, т. III, М. — Л., 1947, стр. 303.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

русской литературы, но и на историю русской этнографии, как это в свое

время делал и Пыпин, порой, впрочем, совершенно растворяя фольклор в

этнографии. Но и сама история русской этнографии тесно связана с

историей русской общественной мысли, и, в частности, ее формирование

как особой самостоятельной дисциплины происходит в том же процессе

общественной борьбы 40-х годов — борьбы славянофилов и западников.

Первый решительно обращается к этнографии Грановский, который

стремился положить ее в основу исторических изучений. Теоретические же

основы русской этнографии были заложены в трудах русской исторической

школы, выступившей против исторической концепции славянофилов, т. е. в

трудах историко-юридической школы. Позже с новых позиций на

обращении к этнографии

как основе исторических и филологических изучений будет настаивать

Чернышевский.

Периодом расцвета русской фольклористики являются 60 — 70-е годы.

Именно в эти годы создался золотой фонд русской науки о фольклоре:

труды Пыпина, А. Веселовского, Тихонравова, Л. Майкова,

А. Котляревского, Потебни, Рыбникова, Барсова, Худякова, Гильфердинга,

Садовникова и многих других. При всем различии их личных,

общественных позиций и симпатий они в своей совокупности образуют

единое течение в русской науке, сложившееся под мощным воздействием

демократической мысли 60-х годов. Так создается молодая филологическая

школа. Отдельные ее представители могли расходиться с передовой

мыслью во многих кардинальных вопросах общественного и политического

характера, но всей своей деятельностью в целом они отвечали на

поставленные эпохой вопросы: темы, которые они разрабатывали,

проблемы, которые они выдвигали, всецело связаны с просветительством

60-х годов. Пыпин всегда подчеркивал прямую роль Белинского в идейных

концепциях филологической и исторической науки 60-х годов. Поэтому

русская наука в лице ее передовых представителей дала и первый отпор

сложившимся на Западе во вторую половину века различного рода

«ревизионистским тенденциям». Возникновение этих тенденций в науке

находит исчерпывающее объяснение в свете ленинской теории о трех этапах

буржуазного общества; они связаны с глубокими изменениями в

мировоззрении либеральной буржуазии. Первые проявления этого

перелома наблюдаются уже после 1848 г., наиболее же полно этот новый

этап определился после 1870 г. Это этап буржуазной научной мысли эпохи

«империализма и империалистских, а также вытекающих из империализма,

потрясений» (В. И. Ленин, т. 21, стр. 26); но характеризуется, с одной

стороны, агностическими и формалистическими тенденциями, с другой —

отказом от демократических идей. Это направление характерно для всех

отраслей гуманитарных дисциплин, в том числе и особенно отчетливо для

фольклористики. В последней данный этап научной мысли выразился в

отказе от идей демократии: фольклористика «пересматривает» старые

тезисы о народном творчестве и народной культуре и объявляет

ненаучными и отжившими всякого рода теории о творческой роли народа.

Одним из первых теоретиков нового направления явился Фридрих Ницше,

который в своей знаменитой речи о Гомере (1869) резко отверг идею

коллективности народного творчества. Еще ранее в исследовании

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

О. Группе о связи греческих культов и мифов с восточными религиями и о

восточном их происхождении формулируется тезис о неспособности народа

создавать поэтические произведения.

Это стремление к ревизии демократических концепций охватывает всю

фольклористику в целом; подобного рода тенденции наблюдаются не

только у компаративистов, но и у их противников,

например у Лэнга и других представителей этнографической или

антропологической школы; наиболее же законченную и

острополитическую форму эти тенденции получили в 20-х годах нашего

века у Ганса Наумана.

Эти тенденции находили в той или иной форме отражение и в русской

науке; влияние их наблюдается в трудах М. Е. Халанского о русских

былинах и южнославянском эпосе, в исследованиях В. Н. Перетца о

народной песне и в позднейшей работе о «Слове о полку Игореве»; с

наибольшей же силой они отразились в концепциях исторической школы

Вс. Миллера, главным образом в разработанной им и его учениками теории

«аристократического генезиса» русского богатырского эпоса.

Однако ни в коем случае нельзя отождествлять школу Вс.

Миллера с

последовательным антидемократизмом Наумана. Как раз при анализе

судеб исторической школы и ее целостного содержания обнаруживаются

некоторые специфические черты русской науки о фольклоре. На русской

почве эти теории не имели (за ничтожным исключением) того

воинственного и антидемократического духа, который характерен для

многих представителей подобных тенденций в западноевропейской науке.

Для Наумана, например, его теория — основа для полного отрицания

творческой роли и творческих возможностей народа. Вс. Миллеру (и в

этом, конечно, сказалась русская научная традиция) такие взгляды были

абсолютно чужды. Конечно, объективный смысл теории Вс. Миллера

приводил к тому же отрицанию народных корней в фольклоре, но

субъективно в своем непосредственном отношении к народному творчеству

и его носителям он оставался на старых позициях русской науки. И именно

Вс. Миллер впервые в русской науке тщательно раскрыл особенности

художественной структуры русских былин, усвоив и приняв все наблюдения

и выводы, которые внесли в науку собиратели-шестидесятники и их

последователи: Рыбников, Барсов, Гильфердинг, Садовников и др.

Дальнейшая разработка проблем творческой индивидуальности в

значительной степени связана с школой Вс. Миллера, из недр которой

вышел и ряд первоклассных сборников, где нашли применение и

дальнейшее развитие методы основоположников русской методики

(«Беломорские былины» А. Маркова, «Сказки и песни Белозерского края»

Б. и Ю. Соколовых и др.).

При оценке исторической школы в целом, учитывая все ее ошибки,

нельзя забывать все же огромной ее работы по установлению исторических

корней нашего богатырского эпоса. В разгар компаративистских увлечений

среди исследователей, искавших «корни русского эпоса то на Востоке, то на

Западе, Вс. Миллер и его ученики выдвинули тезис о национальной основе

русского эпоса и всеми силами стремились прикрепить его к родной

старине и родному быту. Это имело огромное принципиальное и

теоретическое значение.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

Общепринятая схема «смены школы» порочна еще в одном отношении;

она извращает представление о подлинных взаимоотношениях русской и

западноевропейской науки. Она неизбежно устанавливает предпосылку о

заимствованном в целом характере русской науки. Есть немало трудов,

утверждающих несамостоятельность русской фольклористики и русского

фольклоризма и их полную зависимость от чужеземных воздействий. Как

пример можно указать известные исследования И. Замотина о русском

романтизме и ряд других работ. Один из крупнейших славянских

филологов М. Мурко утверждал, что славянский фольклоризм в целом

отображал процессы немецкой литературы и немецкой мысли.

Непосредственным влиянием немецкой науки объясняли появление

интереса к народной поэзии и Ягич и историк чешской литературы Якубец.

Число подобных примеров легко умножить.

Неправильность такой точки зрения совершенно очевидна. Никакое

значительное национально-литературное движение не может возникнуть

только в результате того или иного чужеземного воздействия. Роль

последнего может выразиться лишь в сообщении новых точек зрения, в

обогащении новыми фактами и идеями, но никакое иностранное

воздействие не в силах вызвать к жизни какое-нибудь явление, если для него

нет соответственной почвы в национальной жизни. Любовь к поэзии

родного народа, как и научный интерес к ней, не могут возникнуть под

чуждым воздействием. Русский фольклоризм (так же как и фольклоризм в

славянских странах, складывавшийся в эпоху национального

возрождения) — вполне самобытное и оригинальное явление, сложившееся

и развивавшееся в недрах собственного национального литературно-

исторического процесса. В процессе формирования национального

государства и построения новой культуры, естественно, должна была

возникнуть в России XVIII века проблема национального самосознания, а в

связи с последней неизбежно вставал и вопрос о фольклоре как резервуаре

национальной старины, поэзии, народной мудрости и как источнике

литературы.

Между тем неправильное (и порой тенденциозное) изображение роли

иноземных воздействий ведет к искажению подлинного процесса развития

национальной науки и к ложному пониманию подлинных связей и

взаимоотношений с наукой Запада. Было бы нелепо совершенно отрицать

связи русской и западноевропейской науки и утверждать тезис об

абсолютной обособленности и изолированности русских изучений; нужно

только уметь правильно определить характер этих связей и воздействий и

вместе с тем отчетливо представлять и роль русской науки в

международном обмене культурными ценностями. Между тем до сих пор

недостаточно учтено воздействие русской науки о фольклоре на мировую

фольклористику.

Публикация сборника Кирши Данилова, сборники былин и причитаний

60 — 70-х годов, сборники Афанасьева и издания русских сказок

последующего времени, сборники песен Киреевского,

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

Шейна, Головацкого, исследования Буслаева, Афанасьева, Пыпина,

Веселовского, Потебни принадлежат к крупнейшим явлениям мировой

фольклористики и оказали глубокое влияние на ее формирование.

При учете международного значения русской науки необходимо с

особенным вниманием остановиться на фольклористических изучениях в

славянских странах.

Именно славянская фольклористика в значительной мере была

посредницей между нашей наукой и наукой Запада; через нее же проникали

в западноевропейскую науку и теоретические концепции и результаты

конкретных исследований русских ученых. Эту посредническую роль

славянская наука играла и в начале XIX века, и особенно в конце его, когда

ведущую роль в ней занимали труды Ягича и Поливки. Оба эти ученых, из

которых один являлся действительным членом нашей Академии наук, а

другой всегда считал себя прямым учеником Пыпина и Веселовского,

систематически освещали в своих трудах и специальных критических

обзорах достижения русской науки, делая их достоянием общеевропейской

науки. Важно отметить, что и сама славянская фольклористика развивалась

в теснейшем взаимодействии с русской наукой.

Огромное значение для западноевропейской фольклористики и

этнографии имело знакомство с русским фольклором (былинами,

обрядовой поэзией, сказками) как с подлинным, живым народным

творчеством. Здесь можно назвать имена де Губернатиса, Ральстона,

Рамбо, Маннгардта и многих других; особенно сказалось знакомство с

русскими былинами при постановке проблемы эпической песни.

Большое значение имели в развитии мировой фольклористики и в

выработке ее основных теоретических положений труды русских

исследователей народов Сибири (Шиффнер, Радлов, Розен, Позднеев,

Потанин, Минаев, Ольденбург, Вс. Миллер, Марр, Владимирцев,

Крачковский, Штернберг, Иохельсон, Богораз и др.). Русская

ориенталистика развивалась в неразрывной связи со всей русской

филологией в целом, ставя и разрабатывая сходные задачи, в своих же

фольклористических изучениях она особенно тесно связана с русской

наукой: некоторые деятели русской ориенталистики являлись вместе с тем

выдающимися специалистами и по русской народной словесности

(Потанин, Вс. Миллер, Ольденбург). Тесные связи русской фольклористики

с ориенталистикой особенно окрепли в последние годы, когда целый ряд

ученых, разрабатывавших до сих пор проблемы фольклора на русском или

западноевропейском материале, обратился к непосредственному изучению

фольклора народов Востока, главным образом зародов Средней Азии и

Восточной Сибири (Жирмунский, Берков др.). Значение русских

ориенталистических изучений для мировой науки о фольклоре не раз

отмечалось, хотя и с недостаточной

подробностью, и в западноевропейской печати. Немалое влияние оказала

на западноевропейскую фольклористику и так называемая «русская школа

фольклористов»: новые методы и новые формы собирания и публикации

фольклорных материалов, новые точки зрения на природу и характер

фольклора и сущность народно-поэтических процессов проникают и в

западную науку, оказывая на нее прямое воздействие. Наконец, сейчас мы

имеем уже возможность наблюдать и непосредственное влияние советской

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

фольклористики, которая является вообще новым этапом в истории

фольклористики.

Центральной проблемой науки о фольклоре является вопрос о ее месте

среди других историко-филологических дисциплин. Фольклористика на

всем протяжении своей истории сливалась с другими науками, являясь

частью то истории, то этнографии, то литературоведения. Советские

исследования вновь с большой остротой выдвинули вопросы связи

фольклористики с литературоведением, но на иной почве и на иных

основаниях. Подчеркивание связей между литературоведением и

фольклористикой отнюдь не означает игнорирования проблем

этнографического характера. Если было неправильно и сугубо

односторонне объединять изучения фольклористические и

этнографические, то столь же ошибочно было бы видеть в фольклористике

только один из разделов литературоведения, какой-то его сегмент, тем

самым вновь создавая подчиненное положение для научных исследований в

области фольклора. Развитие фольклорных изучений в советскую эпоху

намечает иной путь построения науки и все более и более ведет к

выделению их в особую отрасль научного знания, неразрывно связанную с

литературоведением и опирающуюся на этнографию и лингвистику.

В трактовке буржуазной фольклористики сущностью фольклора является

его архаика; на этом основана и пресловутая «теория опускающейся

культуры». На этом же основано характерное для буржуазной науки

противопоставление фольклора литературе, как процесса пассивного —

активному. Такому пониманию природы и сущности фольклора советская

фольклористика противопоставляла и противопоставляет свое понимание,

опирающееся на марксистско-ленинское понимание исторических

процессов народной жизни, а также и на те обширные новые материалы,

которые открыли научному исследованию революционная эпоха и

социалистическое строительство

Советская фольклористика строится на основе понимания глубокой

связи между процессами, протекающими в области изменения

общественных отношений, и процессами, протекающими в сфере

идеологии. Речь идет, конечно, не об упрощенном и примитивном

установлении связи между экономикой и фольклором, не об упрощенном

констатировании социально-классовых элементов и классовой борьбы в

содержании последнего, но о стремлении понять, каким образом эти

последние служили организующим элементом в формировании

фольклорных жанров и стилей, в стремлении понять их связь с глубинными

историческими процессами народной жизни, понять диалектическое

развитие единства формы и содержания фольклорных памятников.

Советская фольклористика выработала историческую точку зрения на

явления фольклора и определила его место в практике строительства

социалистической культуры. Ей совершенно чужды тенденции

экзотического любования стариной и формально эстетического отношения

к фольклору, так же как глубоко враждебны упрощенные трактовки,

В последнее десятилетие в среде западноевропейских фольклористов намечается

движение против архаического понимания фольклора и за осмысление его в

социологическом плане.

М.К.Азадовский. История русской фольклористики. Введение.

считающие все фольклорное наследие чем-то отжившим и ненужным.

Вопрос о месте фольклора в современности рассматривается в том же

плане, как «проблема литературного наследия» классиков, в связи с общей

великой проблемой народности. Фольклор на всем протяжении своего пути

является народной литературой, отражающей всю историческую жизнь

народа, воплощавшей в прошлом его понимание явлений жизни и природы

и воплотившей в настоящем его надежды и чаяния, его судьбы и его

идеалы.