Автономова Н.С. Философские проблемы структурализма
Подождите немного. Документ загружается.
вистекая
мод~ль
обоснования
знания,
исключающая
ис
следование
синтезирующего
механизма,
двучленна:
она
включает,
с
одной
стороны,
подлежащие
проверке
тео
ретические
высказывания,
а
с
другой
-
эмпирические
высказывания,
содержащие
предикаты
наблюдения;
гус
серлевская
же
модель
обоснования
знания
четырехчлен
на:
она
включает
уровень
всего
сознания
и
всей
пред
метности,
а
наряду
с
этим
конкретный
предмет,
рас
сматриваемый
на
фоне
всей
целостности
мира,
и
кон
кретный
акт сознания,
интенционально
направленный
на
предмет.
Критерием
соизмеримости
сознания
и
мира
'у
Гуссерля
выступает
очевидность:
совпадение
смысла
высказывания
с
непосредственно
переживаемым.
Это.
очевидность
достигается
в
результате
редукции
содер
жаний
сознания
к
чистому
феноменологическому
потоку,
когда
остается,
с
одной
стороны,
лишь
чистая
форма
восприятия,
а
с
другой
-
тот
совокупный
горизонт
пред
мета,
который
априорно,
еще
до
всякого
познания
предмета,
очерчивает
возможности
и
направление
этого
познания.
Гуссерль
повлиял
на
современный
француаский
структурализм
(особенно,
как
мы
увидим
в
дальнеишем,
на
Фуко
периода
«Слов
и
вещей»
и
на
концепцию
дер
рида
в
целом)
не
столько
методологическими
приемами,
сколько
общим
смыслом
своего
философского
проекта
-
поиском
предельных
оснований,
«корней»
философии
И
науки.
(Недаром
сам
Гуссерль
называл
феноменологию
«археологией».)
О
том,
что эти
основания
и
критерии
не
вечны
и
не
вневременны
и
требуют
в
современную
эпоху
самого
решительного
пересмотра,
Гуссерль
писал
в
работе
«Кризис
европейских
наук
и
трансценденталь
ная
феноменология»
(1930) 15.
Эта
тема
продолжает
привлекать
внимание
французских
ученых-структурали
стов
середины
60-х
годов
ХХ
в.
ИТОГОМ
гуссерлевского
поиска
исторических
основа
ний
познания
была
концепция
«жизненного
мира»
(Le-
benswelt).
Весьма
интересно
и
показательно,
однако,
что
если
Гуссерль
связывает
жизненный
мир,
в
котором
укореняется
и
от
которого
отталкивается
философское
движение
к
чистой
феноменологии,
с
понятием
боsа,
означающим
совокупность
повседневных,
не
вполне
осо-
{5
Husserl
Е.
Husserliana, bd. 6. Haag.
1963.
40
знанных
привычек,
верований,
социально-культурных
навыкав
и
установок
-
эту
«археологическую
почву»
науки
и
философии,
то
ДЛЯ
Фуко
та
же
самая
архео
логическая
почва,
реконструируемая
уже
в
специально
научном
исследовании,
предстает
как
эпистема
(в
соответ
ствии
с
греческим
словоупотреблением
_.
прямая
проти
воположность
боSа).
Эта
определенная
«сциентизация»
гуссерлевского
проекта
-
не
единственное
свидетельство
все
возрастающего
критицизма
по
отношению
к
фено
менологическим
установкам,
уязвимым,
как
считает
Фу
ко,
с
точки зрения
научной
объективности.
Так,
в
по
следней
своей
работе
«Археология
знания»
Фуко
интер
претирует
эпистему
уже
не
как
двуединую
модальность
бытия
порядка
и
его
восприятия,
но
как
совокупность
исторически
конкретных
переплетающихся
речевых
прак
тик.
Подведем
некоторые
итоги.
От
кассиреровского
от
ветвления
неокантианства
структурализм
«унаследовал»
понятие
символической
функции;
от
неопозитивизма
и
во
многом
ориентированной
на
него
структурной
лингви
стики
-
внимание
к
структуре
языка
и
его
роли
в
обос
новании
научного
знания;
от
гуссерленской
феноменоло
гии
--
«радикальное»
(т.
е.
буквально
«доводящее
до
корней»)
стремление
к
выявлению
той
«археологической»
почвы,
В
которой
укореняется
возможность
всякого
знания.
Однако
эти
«унаследования»,
как
уже
говори
лось,
были
не
столько
«заимствованиями>',
сколько
оп
ределенными
концептуальными
параллелями.
и,
кроме
того,
они
подверглись
во
французском
структурализме
серьезному
переосмыслению:
философское
понятие
сим
волической
функции
конкретизировалось
внутри
иссле
дований,
анализирующих
переход
природного
к
куль
турному
в
истории
человека
и
в
истории
человечества
П,
в
частности,
те
многообразные
формы,
в
которых
развертывается
постулируемое
Кассирером
единство
символической
функции.
Внимание
к
структурам
есте
ственного
и
научного
языка
переместилось
в
концепциях
структуралистов
еще
глубже,
к
выявлению
той
осново
полагающей
социально-культурной
почвы,
на которой
они
возникают.
Наконец,
и
позднегуссерлевская
идея
жизненного
мира,
в
котором
отпечатываются
социальные
предпосылки
познания,
преобразуется
(например,
в
«археологическом»
исследовании
Фуко)
в
представле-
41
ние
об
«эпистемах»
-
исторически
сменяющих
друг
дру
га
системах
предпосылок
познавательного
и
предметно-
практического
действия человека
в
культуре.
•
Таковы
предшественники
структурализма
в
европеи
ской
философской
традиции.
Однако
и
во
Франции
ра
ционалистические
традиции
были
достаточно
сильны
от
Декарта
и
до
Башляра.
Наибольшее
воздействие
на
формирование
концеп
ций
французского
структурализма
(в
особенности
Фуко~
имело
неорационалистическое
направление
французскои
эпистемологической
школы,
представленной
прежде
все
го
именами
Гастона
Башляра
и
Жоржа
Кангильема.
Оба
они,
опираясь
на
историю
позитивных
наук
(фи
зика
и
химия
-
Башляр,
биология
-
Кангильем},
обра
щаются
к
наиболее
общим
структурам
«знания»,
реали
зующегося
в
данной
области
исследования.
Эта
линия
анализа
противополагает
себя
как
трансцендентальному
идеализму,
подгоняющему
развитие научного
знания
под
эволюционирование
абсолютной
идеи,
так
и
эмпириче
скому
позитивизму,
видевшему
в
самом
«факте
науки»
предельную
опору
и
для
философского
знания.
И
тра
диционный
рационализм,
и
классический
неопозитивизм
рассуждали
об
идеально-нормативной
стороне
науки
как
таковой
(крайности
здесь
сходятся),
не
учитывая
про
тиворечивой
сложности
ее
реальной
истории
и
факти
чески
исходя
из
эволюционистского
предположения,
что
наука
развивается
линейно
и
беспрепятственно
внутри
собственного
достаточно
четко
очерченного
пространства.
Напротив,
неорационалистическая
школа
ставит
во
гла
ву
угла
анализ
реальной
противоречивой
истории
самой
науки,
множественность
научных
практик,
качественную
специфику
времени
внутри
каждой
из
них,
неравномер
ность их
собственного
развертывания.
Так,
в
работе
«Дух
новой
науки»
(1934)
Башляр
обозначает
прерывность
процесса
научного
мышления
с
помощью
особой
категории
отрицания
-
«не»,
противо
полагаемой
им
философии
непрерывности
и
тождества
(которая
господствовала
во
Франции
в
20-30-е
годы
и
находила
наиболее
четкое
выражение
в
работах
Эмиля
Мейерсона,
искавшего,
например,
зачатки
теории
отно
сительности
уже
у
Ньютона).
Напротив,
задача
отри
цающей
философии
или
философии
«разрыва»
в
том,
чтобы
вывести
все
философско-методологические
след-
42
ствия
из
научных
открытий,
поколсбавших
господство
вавшую
картину
мира:
и
потому
средоточие
исследова
ния
-
не
столько
проблема
истины,
сколько
проблема
заблуждения,
неудачи,
колебания,
препятствия
в
поде
научного
познания.
Однако
Башляр
рассматривает
эту
проблематику
в
психологическом
или
даже
в
психопедагогическом
пла
не:
например, так
называемые
«эпистемологические
препятствия»
он
трактует
как
психологические
ошибки
ученых,
как
следствие
заблуждения
воображения.
Да
и
само
развитие
науки
Башляр
объяснял
причинами
в
конечном
счете
личностно-психологическими.
Так,
Баш
ляр
считал,
что
стремление
человека
к
знанию
оБУСJro~
лено
спецификой
человеческой
личности,
складывающеи
ся
в
динамике
выхода
за
собственные
пределы.
Поэтому
знание
(во
всяком
случае,
в
науке
нового
времени~
на
ходится, по
его
мнению,
в
состоянии
перманентнои
ре
волюции,
предполагающей,
однако,
не
столько
новые
ответы
на
старые
вопросы,
сколько
новые
постановки
старых
проблем.
(Башляр
здесь
полностью
согласен
с
Уайтхедом
в
том,
что
самое
великое
изобретение
ХХ
века
-
это
«изобретение
методов
изобретения»).
Дух
.
науки,
по
мысли
Башляра,
прямо
противоположныи
в
своем
ПОСТОянном обновлении
«догматизму
банально
СТИ»,
не
только
рождает
новые
методы
внутри
самой
науки,
перестраивая
ее
имманентную
CTpyKTJ:,PY,
но
так
же
несет
в
себе
огромный
заряд
жизненнои
энергии.
Наука,
как
полагает
Башляр,
-
это
не
кастовое
обще
ство
для
избранных
и
посвященных:
она
умеет
распре
делять
свои
задачи
-
маленькие
для
маленьких,
боль
шие
для
больших.
«Встроенное»
в
глубь
человеческого
существа
могучее
стремление
к
познанию,
считает
Баш
ляр,
расширяет
человеческий
кругозор,
выводит
за
рамки
«человека
-делателя».
Эта
башляровская
психологистическая
концепция
развития
науки
была
подвергнута
далее
переосмыслению
в
работах
Кангильема
и
Фуко.
Пожалуй,
впервые
имен
но
в
работах
Кангилъема
произошло
то
тесное
сбли
жение
историко-научной
и
собственно
философской
тео
ретико-познавательной
проблематики,
которое
стало
позднее
отличительной
чертой
исследований
Фуко.
Кан
гильем
развивает
и
уточняет
категории
башляровской
эпистемологии
в
области
биологических
наук.
Вслед
за
43
Вашляром
Кангилъем
ало
и
иронически
смеялся
над
«вирусом
предшественничества»:
«Строго
говоря,
если
бы
существовали
предшественники,
то
история
наук
потеряла
бы
весь
свой
смысл,
ибо
тогда и
сама
наука
обладала
бы
историческим
измерением
лишь
по
види
мости.
Предшественник
был
бы
мыслителем,
исследо
вателем,
который
проделал
некогда
участок
пути,
за
вершенного
позднее
другим.
Угодливая
готовность
найти
и
превознести
предшественника
есть
лишь
наиболее
яв
ный
симптом
беспомощности
эпистемологической
кри
тики»
16.
Парадоксальное
следствие
«вируса предшест
венничества»
в
истории,
стремящейся
опереться
на
хро
никальную
последовательность
фактоп,-
это
вторжение
в
картину
исторического
становления
науки
различных
случайностей;
при
этом
история
освещается
редкими
проблесками
гения,
но
в
основном
остается
лишь
«му
зеем»
человеческих
заблуждений.
Главное
внимание
в
своих
исследованиях
Квнгильем
уделяет
ситуациям
возникновения
понятий,
т. е.
условий,
в
которых
проблема
становится
доступной
для
форму
лирования.
В
соответствии
с
этим
для
Кангильема
объ
ект
той
или
иной
науки
-
это
те
проблемы,
которые
она
в
состоянии
ставить
и
разрешать,
а
история
науки
это
исследование
тех
теоретических
и
практических
мо
ментов,
которые
наука
привлекает
для
разрешения
той
или
иной
проблемы,
анализ
тех
обстоятельств,
«конъюнк
тур»,
которые
позволяют
объяснить
смену
научной
почвы
тех
или
иных
проблем.
Такой
подход
к
истории
науки
выявляет
неожиданные
заимствования
и
родственные
связи,
забытые
имена,
устанавливает
новые
типы
перио
дизации,
разрушая
традиционную
хронологию.
Трактовка
социально-культурного
смысла
науки
у
Кангнльема
существенно
отличается
от
башляровской
своей
цепснхологизацией:
личностный
ракурс
этой
про
блематики
его
мало
интересует.
Кангильем
исследует
самостоятельный
статус
«пред-науки»
или
«до-науки»
по
отношению
к
собственной
науке.
Интерес
к
донауч
ным
слоям
эпистемологической
почвы
или
же
познава
тельного
пространства
знания
унаследовал
у Кангилье
ма
Мишель
Фуко.
То,
что
Фуко
назовет
«эпистемами»,
16
Еесоип
D.
Роиг
ипе
critique de l'epistemologie. Paris,
1973,
р.72-73.
44
включает
и
то,
что
Кангильем
называл
«научными
идео
логиями»
(термин
«научная»
идеология
призван
в
дан
ном
случае
отличить
ее
от
«практических»
-
политиче
ских,
правовых
и
прочих
идеологий).
Научная
идеология
для
Кангильема
-
это
не
ложная
наука,
не
магия,
не
религия;
она
признает
престиж
наук
и
стремится
подражать
их
стилю
исследования.
Таким
образом, по
Кангильему,
история
науки
не
есть
история
перехода
от
одного
истинного
факта
к
другому,
но
ис
тория
типов
проблем,
норм
верификации,
возникающих
и
конституирующихся
на
базе
определенных
преднауч
ных
практик
или
«научных
идеологий».
В
итоге
проясняется
место,
которое
заняли
струк
туралистские
исследования
во
французской
традиции
эпистемологического
анализа
истории научного
знания,
более
очевидными
становятся
точки
их
соприкосновения
и
разрыва
с
этой
традицией
французского
рационализма
в
его
современном
варианте.
Пожалуй,
не
Башляр
и
не
Кангильем,
а
именно
Мишель
Фуко
наиболее
последа-
,.
вательно
в
теоретическом
и
методологическом
плане
вы
вел
все
возможные
следствия
из
тезиса
о
«нелинейности»
«прерывности»
историко-культурного
процесса
И,
в
част~
ности,
из
признания
«прерывности»
В
истории
науки.
Темы
и
понятия
башляровской
эпистемологии
такие
как
«разрыв»,«препятствие»,
получают
в
работах
Фук~
иную
трактовку,
уже
не
допускавшую
башляровского
<стыдливого
антропологиэм
а».
Вместо
последовательно
сти
«сознание
-
познание
-
наука»
Фуко
выдвигает
по
следовательность
«дискурсивная
практика
-
знание
наука».
Тем
самым
он
подчеркивает
важность
исследо-
.
вания
донаучной
почвы
познания
-
того
пространства
«знания»,
которое
во
многом,
но
далеко
не
во
всем
по
крывается
кангильемовским
понятием
«идеологии»;
здесь
вычленяются
собственные
нормы
научной
речи,
.
критерии
ее
функционирования
и
преобразования.
Конечно,
следует
помнить,
что
в
течение
двадцати
.послевоенных
лет
наиболее
значительное
Влияние
на
духовный
климат
Франции
оказывали
субъективно-идеа
Листические
течения.
Но
не
случайно
вся
кажущаяся
nрочность
позиций
французского
экзистенциализма
ока
залась
такой
слабой
перед
«вторжением»
структурализ
.
ма
в
60-х
годах
ХХ
в.
Уже
не
говорят
более,
отмечается
в
экзистенциалистском
журнале,
о
сознании
или
о
субъ-
45
екте,
а
говорят
о
правил
ах,
кодах,
системах;
уже
не
говорят
более
о
том,
что
человек
создает
смыслы,
а
говорят
о
том,
что
смыслы
приходят
к
человеку:
экзи
стенциалисты
повывелись,
остались
одни
структурали
сты
17.
Разумеется,
в
действительности
положение
сложнее.
Речь
идет
не
о
безоговорочно
узурпирующем
«вторже
нии»
и
безусловном
господстве
гуманитарной
науки,
объединившейся
под
лозунгом
структурализма,
и
не
о
«страдательноэ-пассивной
позиции
философий
субъек
тивности,
готовых
или
вынужденных
сдать
свое
оружие
воинствующему
сопернику.
Переплетение
разнонаправ
ленных
тенденций
и
определенная
перегруппировка
сил
вызвала
оживленные
и
запальчивые
дискуссии, участни
ки
которых
раскрывали
свои
позиции
с
тем
большей
заостренностью,
чем
более
собранной
и
пр
очной
ока
зывалась
позиция
соперника.
Последовательными
анта
гонистами
структуралнзма
выступили
экзистенциалисты,
персоналисты,
отчасти
и
феноменологи.
Полемическая
дискуссия
развертывалась
по
двум главным
линиям:
структура
и
история,
структура
и
субъект.
Солидные
философские
журналы
-
ведущий
орган
экзистенциали
стов
- «Temps
тоаетез»,
ведущий
орган
персонали
стов
- «Esprit»
посвятили
освещению
этой
проблематики
целый
ряд
статей
и
обзоров,
а
также
выпуски
специ
альных
номеров.
С
подробным
разбором
и
аргументи
рованной
критикой
позиции
структуралистов
и
их
про
тивников
выступили
марксистские
журналы
«Репвее»,
«Nouvelle critique»,
«Cahiers
du
соmmuпisше».
Суть
и
направление
всех
этих
дискуссий,
в
ходе
которых
про
исходило,
безусловно,
не
только
размежевание,
но
и
са
моопределение
противоборствующих
концепций,
уже
не
однократно
освещались
в
нашей
литературе;
в
частности,
нам еще
придется
коснуться
подробнее
наиболее
выра
зительной
полемики
Сартра
и
Леви-Стресса.
В
ходе
этих
дискуссий
французские
марксисты
объ
ективно
и
всесторонне
определили
место
и
роль
струк
турализм~
в
идейной
жизни
Франции.
Весьма
характер
на
в
этои связи
оценка,
данная
французскому
струк
турализму
как
научному
и
идеологическому
явлению
Люсьеном
Сэвом.
Она
как
бы
подводит
итог
провелев-
17 «L'Arc», 1006, N
зо,
р.
1.
46
нОМУ
В
данной
главе
анализу
современных
и
предше
ствующих
условий
и
предпосылок
появления
француз
ского
гуманитарного
структурализма.
«Бесспорно,
пишет
Люсьен
Сэв,
-
структурализм
означает
шаг
впе
ред
в
сравнении
со
многими
предшествующими
и
совре
менными
течениями
буржуазной
философской
мысли.
ОН
возник
и
получил
распространение
в
условиях
кризиса
буржуазного
мировоззрения,
когда
со
всей
очевидностью
раскрыл
ась
несостоя:ельность
традипионных
философ
ских
систем
и
учении
в
решении
важнеиших
вопросов
бытия
и
познания.
Это
в
особенности
относится
к
раз
новидностям
философского
субъективизма,
по
сравне
нию
с
которым
идеи
и
метод
структурализма
имеют
ряд
известных
преимуществ.
Отрицая
субъективистские
кон
цепции
экзистенциализма
и
персонализма,
структурализм
опирается на
результаты
различных
наук
о
человеке,
на
анализ
объективных
структур
-
экономических,
истори
ческих,
культурных,
лингвистических
и
других,
привле
кает
большой
конкретный
материал
для
обоснования
своих
выводов».
И
вместе
с
тем,
продолжает
Люсьен
Сэв,
структурализму
не
удается
последовательно
осу
ществить
свой
позитивный
научный
замысел:
«Структу
рализм
не
видит
диалектических
противоречий
в
исто
рическом
процессе,
поэтому
он
не
в
состоянии
установить
подлинные
причины
общественных
явлений,
объяснить,
что
обусловливает возникновение
различных
социальных
структур,
какие
факторы
определяют
их
развитие
и
из
менение».
И
потому,
заключает
Л.
Сэв,
«именно
с
по
зиций
диалектического
и
исторического
материализма
возможно
объективно
верное
рассмотрение
всех
поло
жительных
и
отрицательных
сторон,
присущих
такому
сложному
и
весьма
неоднородному
движению
философ
ской
и
научной
мысли,
как
структурализм»
18.
Таким
образом,
очевидно,
что
идеальный
проект
структурального
исследования
осуществлялся
не
в
без
воздушном
пространстве,
а
под
перекрещивающимися
влияниями
самых
разнообразных
тенденций,
и
это
в
конечном
счете
обусловило
весьма
специфические
кон
цептуальные
очертания
тех
практических
реализаций
это
го
проекта,
с
которыми
мы
познакомимся
в
дальнейшем.
18
Сэв
Л.
О
структурализме.
Заметки
об
одной
из
сторон
идеоло
гической
жизни
Франции.-
«Проблемы
мира
и
социализма»,
1971,
N2
6,
С.
79, 81.
гЛАВА
ВТОРАЯ
КРИТИЧЕСКИ"
АНАЛИЗ
ОСНОВНЫХ
КОНЦЕПЦИЙ
ФРАНЦУЗСКОГО
СТРУКТУРАЛИЗМА
................
11
•••••••••
'.1
• ,
11
0 Ч
Т
И
все
структуралисты
-
ученые,
исследующие
ту
ИЛи
иную
конкретную
область:
этнологию,
психоло
гию,
искусствоведение,
литературоведение,
историю
нау
ки.
В
концепциях
структуралистов
общемировоззренче
ские
проблемы
современного
буржуазного
обществ~
запечатлеваются
в
неотчлененном
от
конкретно-научнои
проблематики
виде.
Реконструкция
структуралистского
сознания
на
«ми
ровоззренческом»
уровне
дает
достаточно
показатель
ную
картину.
Ограничимся
концепциями
тех
исследова
телей
которых
критика
наиболее
безоговорочно
причнс
ляет
~
структуралистам:
К.
Леви-Стросса,
Ж.
Лакана,
Р.
Барта
и
М.
Фуко.
Для
этнолога
К.
Леви-Стросса
главный
объект
критики
-
европоцентризм
(а
также
пре
зентицентризм);
для
историка
науки
М.
Фуко
-
это
эво
люционистский
прогрессизм
(и
опять-таки
презентицент
ризм);
для
психолога
Ж.
Лакана
-
это
рациоцентризм;
для
литературоведа
Р.
Барта
-
это
ахронизм,
мнимая
вневременность
эстетических
вкусов
и
идеалов.
Если
обобщить
эту
критическую
программу,
то
в
итоге
оказывается,
что
в
ней
подвергаются
сомнению
все
основные
моменты
утопии
классического
рационализ
ма.
Возможность
свести
человека
к
его
сознанию,
а
его
сознание
-
к
самопрозрачной
рациональности;
возмож
ность
свести
общественно-исторический
процесс
к
совер
шенствованию
предзаданных
сущностей
человеческого
разума
(индивидуального
и
коллективного);
возмож
ность
свести этот
процесс
к
линейному
развертыванию
какого-либо
одного фактора,
принимаемого
за
осново
полагающий;
наконец,
возможность
утверждать,
что
все
эти
абстракции
суть
не
что
иное,
как
выражение
един-
48
ственно
разумного,
естественного
хода
истории,
иначе
говоря,
того
пути,
по
которому
вслед
за
просвешенвой
Европой
должен
следовать
и
не
может
не
следовать
весь
остальной
мир,
-
вот
основные моменты,
подвер
гающиеся
критическому
переосмыслению.
Казалось
бы,
в
этой
критической
программе
нет
ничего
специфически
структуралистского:
те
или
иные
из
этих
тем
возникали
и
раньше,
в
концепциях
буржуазных
философов
и
исто
риков
культуры
(например,
у
Ницше,
Шпенглера
и
др.).
Характерным
для
структурализма
является
стремление
проанализировать
эти
темы
на
языке
специально-науч
ного
исследования
и
прежде
всего
(в
этом,
быть
может,
и
заключается
специфический
признак
структурализ-
.
ма)
-
через
призму
языковых,
знаково-символических
определений.
Как
мы
видим,
отношение
структуралистов
к
класси
ческому
рационализму
противоречиво.
С
одной
стороны,
в
их
концепциях содержится
кригика
некоторых важ
ных
моментов
классического
рационализма,
необходи
мость
пересмотреть
в
свете
нового
опыта
познания,
в
свете
реальной
практикн
науки
целый
ряд
его
положе
ний,
а
с
другой
-
структуралисты,
как
мы
видели
в
предшествующей
главе
и
еще
увидим
при
разборе
их
'концепций,
и
сами
во
многом
являются
продолжателями
рационалистических
традиций.
Они
исходят
из
опыта
научного
познания
и
опираются
на
этот
опыт
в
своей
критике
современных
им
иррационалистических
тече
ний.
Эта
противоречивость
отношения
структурализма
н
классическому
европейскому
рационализму
свидетель
ствует
о
сложном
характере
развертывания
неорацио
'!налистических
концепций
в
научном
и
философском
зна
нии.
Отрицание
прежних
опор
означает
здесь
не
отри
.цание
самих
рационалистических
принципов,
а
стрем
~JIение
(правда, не
всегда
находящее
свою
реализацию
\11
осуществление,
но,
однако,
достаточно
отчетливое)
упрочить
те
основы
научного
познания,
которые
оказа
лись
ниспровергнутыми
самим
современным
социальным
опытом
и
научной
практикой.
Именно
наука,
-
форма
теоретического
знания,
об
лапающая
принципиальной
способностыо
к
рефлексии
и
самоотчету
в
исследовании
основ
собственного
произ
водства,
-
наиболее пригодна
к
тому,
чтобы
заново
осмыслить
свои
прежние
основания
и
построить
новые.
49
Она
способна,
по
мнению
структуралистов,
показать,
что
человеческое
сознание
не
сводится
к
его
рациональным
уровням,
что
каждый
из
прошедших
периодов
истории
обладает
живой
спецификой,
которую
нужно
бережно
реконструировать,
не
подавляя
ее
критериями
сегодняш
него
дня;
что
общественный
процесс
включает
в
себя
сложную
совокупность
многообразных
отношений,
в
ко
торой
материально-экономические
факторы
постоянно
взаимодействуют
с
идеологическими;
что
меры
и
кри
терии развития
человека
и
общества
возникают
лишь
в
самом
этом
процессе,
не
предопределенном
заранее
и
не
детерминированном
однозначно.
Наконец,
наука
спо
собна
показать
современному
европейскому
сознанию
и
современному
европейскому
человеку
ограниченность
его
кругозора,
относительность
его
идеалов
и
ценно
стей.
Отрицание
европоцентризма
(Леви-Стросс),
эволю
ционистского
прогрессизма
(Фуко),
рациоцентризма
(Лакан)
,
ахронизма
в
искусствоведении
(Барт)
имеет
под
собой
общий
знаменатель.
Это
критика
такого
со
знания,
которое
превращает
конкретно-историческое,
преходящее,
изменяющееся
во
вневременное,
абсолют
ное,
«самоподразумеваемое»
(ce-qui-va-de-soi -
термин
Р.
Барта),
безусловное,
естественное.
Этот
общий
кри
тический
проект
французского
структурализма
и
обос
новываемые
им
специально-научные
исследования
в
раз
личных
областях
гуманитарного
знания
был
объективно
оценен
и
осмыслен
французскими
марксистами.
По
их
мнению,
структуралистская
критика
субъективистских
и
антропоцентристских,
плосно-эволюционистских
пред
сгавлений,
свойственных
буржуазному
мышлению,
имеет
определенный
положительный
смысл,
если
трактовать
ее
не
в
духе
чистого
нигилизма,
бесстрастно
фиксирую
щего
различные
формы
«децентр
ации»
субъекта
в
бур
жуазном
обществе,
«растворения»
его
в
чуждых
его
внутреннему
миру
социальных
структурах,
но
стремить
ся
к
позитивному
выявлению
исторически
меняющихся
условий
возможности
познавательного
и
любого
другого
вида
предмегно-практической
деятельности человека
в
обществе,
к
обоснованию
в
конечном
счете
и
самой
воз
можности
научного
познания
этой
деятельности.
«Таким
образом,
ясно,
в
каком
смысле
подлинный
марксизм
ис
кони
готов
признать
и
поддержать
структуралистскую
50
критику
человеческой
сущности
в
ее
спекулятивном
по
нимании,
и,
следовательно,
-
со
вниманием
воспринять
позитивные
исследования,
предпринятые
па
этой
осно
ве
-
не
ради «открытия
духа», что
было
бы
лишь
бес
принципным
эклектизмом,
но
на
основе
своих
собствен
ных
теоретических
принципов
...»'.
Однако
среди
пяти
ведущих
французских
структура
листов
мы
не
встретим
монолитного
единства
во
взгля
дах.
Далеко
не
в
последнюю
очередь
это
объясняется
спецификой
тех
предметов,
с
которыми
они
имеют
дело.
Литературовед
Барт,
историк
науки
Фуко
работают
на
материале
традиционной,
исторически
пережитой
евро
пеискои
культуры.
Напротив,
Лакан
в
психоанализе
и
Лени-Стросс
в
исследовании
общественных
организаций
и
духовных
структур
первобытных
племен
сталкиваются
с
отн?сительно
новыми
«континентами»
духовных
содер
жании.
Исследование
их
началось сравнительно
недавно:
во
всяком
случае,
оно
переместилось
с
периферии
к
центру
исследовательского
внимания
вряд
ли
более
века
назад.
Таким
образом,
те
структуры,
которые
строят
Лакан
и
Леви-Стросс
на «экзотическом»
материале,
весьма
от
личны
от
тех
структур,
которые
вычленяют
Барт
и
Фуко
на
материале
u
европейской
культуры.
Первые
отличаются
относительнои
вневременностью
и
замкнутостью,
вторые
включены
в
динамику
исторического
становления
и
от
Крыты
обширному
множеству
разнообразных
факторов.
В
самом
деле,
бессознательные
слои
психической
струк
туры,
концентрирующие
биологическое,
родовое
начало
и
вместе
с
тем
представляющие
собой
опору
для
спе
цифически
человеческого
знаково-символического
функ
ционирования
сознания
-
в
широком
смысле,
-
отли
чаются
относительной
устойчивостью
и
замкнутостью,
в
то
время
как
осознанные
социальные
нормы
меняются
очень
радикально
-
нередко
даже
в
пределах
жизни
од
ного
человеческого
поколения.
Теми
же
свойствами
-
замкнутости
и
вневременно
сти
-
обладает
и
объект,
исследуемый
Леви-Строссом
духовные
структуры
первобытных
племен.
Эти
«холод
ные» общества
с
устойчивым
постоянством
вослроизво-
1
Seve
L. Le marxisme et sciences de
!'!юmmе.-
«La nouvelle cri-
tique», 1967, N 2 (183),
р.
18.
51
дят
некогда
сложившиеся
структуры
своего
социального
бытия
и
своей
духовной
жизни,
-
структуры,
внутри
ко
торых
взаимодействует
сравнительно
небольшое
число
легко
обозримых
и
четко
разграниченных
факторов.
Структура
этих
обществ
представляется тем
более
про
эрачной
и
умопостигаемой,
чем
дальше
от
нее
стоит
незаинтересованный
наблюдатель,
защищенный,
как
кажется
структуралистам,
«броней»
структуральной
ме
тодологии
от
эмоциональных
предрассудков,
неизбеж
ных
там,
где
исследователь
включает
в
рассматривае
мую
систему
свое
«понимание».
(Интересно,
что
эта
последняя
проблематика
характерна
также
и
для
совре
о
мен
ной
французской
феноменологии,
представленнои
прежде
всего
Мерло-Понти).
В
отличие
от
«иримитив
ных»,
экзотических
обществ,
утверждают
структурали
сты,
в
современном
европейском
мире
эти
«экзистен
циальные»
функции
опосредованы
гипертрофированно
развитой
словесностью
и
преобразованы
тем
самым
в
«письмо»,
«чтение»,
предполагающие
расшифровку
сло
весно
зафиксированных
классификаций,
типологий,
пер
вичных
и
вторичных
знаковых
систем.
Таковы
три
тенденции,
отличающие
структурализм,
развертывающнйся
на
материале
европейского
социаль
но-культурного
бытия.
Критическая
проблематика
нахо
дит
свой
отпечаток
в
проблематике
«прерывности»
исто
рика-культурного
процесса;
аналитико-семиотическая-
в
проблематике
«преломленности»,
«опосредованнасти»
познавательного
и
любого
другого
действия человека
в
мире;
проблематика
«археологического
поля»
воссоеди
няет
две
первые
в
новом
единстве:
в
вопросе
о
пред
посылочности
человеческого
познания
и
человеческого
бытия.
В
дальнейшем
нашем
изложении
мы
не
будем
при
держиваться
хронологической
последовательности.
Сре
ди пяти
французских
структуралистов,
привлекаемых
к
рассмотрению,
-
люди
разных
поколений:
так,
первые
работы
Лакана
написаны
в
середине
30-х
годов,
а
первая
книга
Фуко
вышла
двадцатью
годами
позже
-
в
1954
г.
Однако
дело
здесь
не
столько
в
возрасте,
сколько
в
том
месте
и
той
роли,
которую
сыграли
эти
исследователи
в
общей
картине
становления
структурального
метода
во
французской
гуманитарной
науке.
По
собственным
высказываниям
структуралистов,
установить
эту
иерар-
52
хию
не
гак-то
легко,
ибо они
вовсе
Не
склонны
пере
оценивать
взаимовлияния
внутри
своего
лагеря.
Фуко,
например,
говорит
о
«так
называемом»
гуманитарном
структурализме
как
о
множестве
конкретных
предмет
ных
исследовательских
деятелыюстей,
лишенных
того
единства,
которое
склонны
в
них
усматривать
сторонние
наблюдатели,
причем,
преимущественно
антагонисты.
Лакан
полагает,
что
его и
Леви-Стросса
объединяет
лишь
«аналогичное»
положение
внутри
различных
полей
конкретно-научной
исследовательской
практики;
при
этом
он
отмечает
также
полную
самостоятельность Бар
та
и
Фуко,
обусловливаемую
спецификой
их
исследова
тельского
материала.
Одинаково
неправомерно,
на
наш
взгляд,
преувеличивать
как
теоретическую
общность
структурных
концепций,
так
и
их
разобщенность.
Безусловно
и
несомненно,
что
ведущую
РОдЬ,
как
в
плане
логического
формирования,
так
и
в
плане
исто
рического
становления,
сыграл
в
разработке
методоло
гической
программы
структурного
исследования
круп
нейший
современный
этнолог
К.
Леви-Стросс.
С
именем
Леви-Стросса
связаны
наиболее
бесспорные
достижения
структурного
метода,
превратившие
описательно-эмпн
ристские
тенденции
англо-американской
антропологии
и
спекулятивные
построения
французской
социологии
в
достаточно
строгую
концепцию
научной
этнологии.
Вме
сте
с
тем,
по-видимому,
неправомерна
тенденция,
неред
ко
проскальзывающая
в
зарубежной
критике,
считать
выработанный
Лени-Строссом
структурный
метод
с
его
.
опорой
на
лингвистические
модели
чем-то
самоподра
зумеваемым
и
ставить
вопрос
лишь
об
испытании
этого
.
метода,
об
определении
его
границ.
Влияние
Леви-Строе
t.ca
на
современную
французскую
гуманитарную
науку
бесспорно,
но
оно
относится
преимущественно
к
тому
кругу
работ,
которые
возникают
на
пересечении
этно
'логической
и
лингвистической
проблематики,
например
в
исследовании
мифов,
фольклора,
некоторых
литера-
турно-художественных
произведений.
Одновременно
с
«классической»
ориентацией
на
язык
и
лингвистическую
методологию
и
построенные
на
их
основе
модели
этно
Логического
исследования
внутри
структуральной
гума
нитарной
науки
возникают
и
«неК.1Iассические»
тенден-
.:
цнн,
характеризующиеся
большим
скепсисом
в
отноше
-нив
лингвистического
моделирования,
отказывающиеся
53
видеть
в
языке
основное
место
объективац~и
содержа
ний
сознания
(эти
тенденции
в
значительнои
мере
свои
ственны
М.
Фуко,
Ж.
Лакану,
Ж.
Деррида)
.
Концепция
Леви-Стросса
уже
получила
пространное
и
содержательное
освещение
в
нашей
печати,
концепции
же
других
исследователей
известны
явно
недостаточно.
Исходя
из
этих
обстоятельств,
мы
начинаем
анализ
кон
цепций
современного
французского
структурализма
не
с
К.
Леви-Стросса,
а
с
М.
Фуко,
работы
которого
пред
ставляются
нам
характерными
с
точки
зрения
ряда
но
вейших
тенденций
структурализма:
недаром
именно
во
круг
его
работ
сосредоточиваются
дискуссии
последних
лет.
Поскольку
работы
большинства
структуралистов
ма
ло известны
или
даже
вовсе
не
известны
нашему
чи
тателю,
предпринимаемое
нами
исследование
движется
не
от
общих
определений
структурализма
к
разбору
конкретного материала,
но,
наоборот,
от
конкретного
материала,
который
по
необходимости
должен
быть
здесь
представлен
и
проанализирован
во
всем
своем
объеме
и
многообразии,
к
выявлению
общих
черт
и
характеристик
этого
направления.
Обширная
критическая
реконструк
ция
концепций
структурного
анализа
также
представ
ляется
абсолютно
необходимым
звеном
для
дальнейше
го,
осуществляемого
уже
в
третьей
главе,
перехода
к
собственно
критическому
анализу,
к
выявлению
реаль
ного
смысла
поднятых
структуралистами
проблем
и
пу
тей
их
марксистского
осмысления.
М.
ФУКО
И
ИСТОРИЯ
НАУКИ
Радикальные
перемены
в
структуре
общественного
бытия
и
общественного
сознания
в
современную
эпоху
поставили
науку,
как
естественную,
так
и
гуманита~
ную,
перед
необходимостью
выработки
новых
теории,
методов
исследования
и
объяснения
изменившегося
со
циального
опыта.
Поиск
новых
форм
и
методов
концептуализации
со
циального
опыта
человека,
конечно,
вовсе
не
свидетель
ствует
о
разрушении
принципа
историческо~о
детерми
низма
ставшего
ключом
в
исследовательскои работе
не
только
для
марксистов,
но
и
для
ряда
буржуазных
уче-
54
ных.
Этот
поиск
говорит
лишь
о
том,
что
на
первый
план
выдвигается
одно
из
проявлений
этого
принципа
социально-историческая
обусловленность
предпосылок
научного
познания.
Это
означает, что
уже
не
только
факт
содержагельного
накопления
научного
знания
в
тпт
или
ИНой
исторический
период,
но
и
совокупность
условий,
при
которых
знание
выступает
именно
в
данном
месте,
в
данное время
и
в
данной
форме,
принципы
исторического
функционирования
этого
знания
и
кри
терии
его
возможного
преобразования
стали
централь
ными
вопросами
для
историко-научного
исследования.
В
русле
этих
тенденций
выступает
и
концепция
«ар
хеологического
знания»
Мишеля
Фуко,
безусловно
со
звучная
концепции
«истории
без
имен»,
достигшей
рас
цвета
на
рубеже
XIX-XX
вв.
в
искусствоведческой
про
грамме
Гильдебрандта
или
Вельфлина.
М.
Фуко
-
писатель
довольно
продуктивный.
Между
1954
и
1969
гг.
он
опубликовал
ряд
значительных
по
объему
монографий,
не
считая
статей,
по
проблемам
философии,
истории
психиатрии
и
конкретных
наук.
Это
«Психическая
болезнь
и
личность»
(1954),
«Безумие
и
неразумие.
История
безумия
в
классический
вею>
(1961),
«Рождение
клиники.
Археология
взгляда
медика»
(1963),
«Слова
и
вещи.
Археология
гуманитарных
наук»
(1966),
«Археология
знания»
(1969),
«Царство
речи»
(1971),
«Надзор
И
наказание»
(1975).
Уже
по
самим
названиям
работ
можно
судить,
от
какого
материала
пришел
Фуко
к
своей
ОСНОВНОй
концепции:
это
проблемы
психиатрии
критерии
понятия
«психическая
болезнь»
и
его
социаль
ная
обусловленность.
Эта
тема
стала
для
Фуко
сквоз
НОй
линией
размышления
в
дальнейшем.
Методологи'
ческая
взаимосвязь
трех
«археологий»
особенно
нагляд
на,
и
это
дает
некоторым
рецензентам
основание
назы
вать
их
трилогией
2.
Все они
ставят
целью
описание
того
общезначимого
уровня
в
переживании
культуры,
кото
рый
обусловливает
появление
индивидуальных
событий
определенного
культурного
периода.
ПО
мнению
Фуко,
археология
знания
отличается
от
«традиционной»
истории
идей
кумулятивистского
типа
тем,
что
она
не
ищет
в
историческом
процессе
предав
данного
единства
субъекта,
но
стремится
сохранить
ин-
2
Степанов
Ю.
С.
Семиотика.
М.,
1971,
с.
42.
55
дивидуальную
неповторимость
отдельных
исторических
событий,
сколь
бы
малыми
и
незначительными
они
ни
казались.
Цель
археологии
в
том,
чтобы
не
растворяя
специфику
отдельных
культурных
периодов
в
общей
идее,
в
господствующем
«духе
эпохи»,
найти
концепту
альные
средства
для
их
фиксации
и
исследования.
Здесь-то и
возникает
один
из
наиболее
важных
для
Фуко
вопросов:
где
обнаружить,
в
каких
терминах
обо
значить
и
какими
понятийными
средствами
закрепить
ту
область,
в
которой
соизмеряются
друг
с
другом
такие
ряды,
такие
разнородные
образования
исторического
процесса,
как,
например,
факт
языка,
философская
идея,
юридический
акт
или
религиозная
проповедь?
Диалектико-материалистическая
концепция
впервые
в
истории
общественной
мысли
дает
ответ
на
этот
во
прос.
Основой
материалистического
понимания
социаль
ного
функционирования
и
развития
является
в
марксиз
ме
понятие
общественно-экономической
формации.
Этот
принцип
выступает
в
марксизме
теоретической
опорой
всего
социального
познания,
любой
науки
об
обществе
и
человеке:
«...
только
сведение
общественных
отношений
к
производственным
и
этих
последних
к
высоте
произ
водительных
сил
дало
твердое
основание
для
представ
ления
развития
общественных
формаций
естественно
историческим
процессом.
А
понятно
само
собой, что
без
такого
воззрения
не
может
быть
и
общественной
науки»
3.
Напротив,
структуралисты,
даже
в
тех
случаях,
ког
да
они
принимают
и
разделяют
основной
марксистский
тезис
о
примате
базиса
над
надстройкой
(как,
напри
мер,
Леви-Стросс},
ставят
перед
собой
другую
цель:
найти
основания
для
понимания
надстройки
внутри
са
мой
надстройки.
Одним
из
следствий
и
результатов
это
го
поиска,
как
мы
увидим
в
дальнейшем,
и
является
для
структуралистов
выдвижение
языка
(хотя
и
в
до
статочно
широком
и
специфическом
понимании)
на
рот,
одного
из
важнейших
факторов
при
выявлении
условий
возможности
познания,
при
обосновании
знания.
Нельзя
сказать,
что
такой
подход
к
проблеме
-
чистая
иллю
зия,
не
имеющая
никакого
основания
в
реальной
дейст
вительности.
Вполне
естественно,
что
именно
такой,
т.
е.
3
Ленин
В.
И.
Полное
собрание
сочинений,
т.
1,
с.
138.
56
~.
'с,"
I
независимои
от
экономического
базиса,
субъективно
представляется
ученому
его
собственная
исследователь
ская
позиция
в
общественной
системе.
Однако,
как
будет
покааано
в
ходе
дальнейшего
разбора
концепций
струк
туралистов,
именно
поиск
обоснования
надстройки
внут-
:ри
самой
надстройки
или
фактически
абсолютиза~ия
:
того
или
иного
исследуемого
ими
аспекта
надстроики
лишает
структуралистов
возможности
исследовать
диа
:.
лектику
взаимообусловливания
и
развития
различных
;
факторов
внутри
социально-экономической
системы.
Все
~это
в
полной
мере
относится
и к
концепции
Фуко.
В
концепции
Фуко
поиск
единой
концептуальной
основы для
историко-научного
и
историко-культурного
исследования
осуществляется
в
различные
периоды
по
.
разному.
В
«Истории
безумия»
он
происходит
еще
во
,многом
на
феноменологическом
уровне
«опыта
пережи
rвания»;
в
«Словах
И
вещах»
его
место
занимают
уже
~'He
зависящие
от
сознания
устойчивые
структуры
-
«эпи
~;eTeMЫ»;
и,
пожалуй,
лишь
в
«Археологии
знания»
в
пол
Щной
мере
выкристаллизовывается
окончательный
ответ
~Фуко
на
поставленный
вопрос:
областью
соиэмерения
~различных
культурных
продуктов
является
сфера
«дис
"курсию>,
«речи».
Именно
эти
специфические
закономер
".насти
дискурсивной
сферы
Фуко
ставит
и
на
место
бога
.:
(трансцендентального
субъекта
классической
филосо
.фии).
и
на
место
человека;
человек
в
его
концепции-
это
не
предельная
инстанция
отсылки
и
обоснования,
.НО
умственная
конструкция,
одна
из
многих,
которые
"строятся
в
отношении
между
человеком
и
миром.
Не
эти
механизмы
чистого
сознания,
а
реальное
бытие
истории
:
определяет,
по
Фуко,
способ
существования
различных
'!образований
культуры.
И
мы
увидим,
в
какой
мере
по
.етавленная
Фуко
цель
-
выявление
закономерностей
этой
истории
-
была
достигнута
исследователем
и
по
чему
она
оказалась
в
конечном
счете
нессуществлен
'Ной.
Главная
направленность
предлагаемой
Фуко
концеп
ции
«археологического
знания»
-
помочь
избежать
мо
дернизирующей
ретроспекции,
выявить
прошлые
состоя
НИя
европейской
культуры
в
их
своеобразии
и
специ-
.
фике.
Фуко
стремится
показать,
каким
образом
любые
!{Qнцепции
имеют
условиями
своей
возможности
опреде
nенную
конфигурацию
«археологического
поля».
Эти
57
скрытые
структуры
сознания,
обусловливающие
сущест
вование
отдельных
идей,
он
называет
«эпистемами»
И
делает
их
предметом
рассмотрения
и
анализа.
Наиболее
развернуто
концепция
«эписгем»,
или
кон
фигураций
познавательного
поля,
представлена
Фуко
в
книге
«Слова
И
вещи».
В
истории
западноевропейской
культуры
нового
вре
мени,
полагает
он,
можно
выделить
три
эпистемических
конфигурации:
Ренессанс
(ХУ-ХУI
1313.)
,классический
рационализм
(XVII-XVIII
1313.)
и
современность
(с
на
чала
XIX
13.),
кардинальным
образом
различающиеся
между
собой.
В
ренессансной
эпистеме
слова
и
вещи
сопринадлежны
по
сходству;
в
классическую
эпоху
они
соизмеряются
друг
с
другом
посредством
мышления
путем
репрезентации,
в
пространстве
представления;
на
чиная
с
XIX
в.
слова
и
вещи
связываются
друг
с
другом
еще
более
сложной
опосредованной
связью
-
такими
мерками,
как
труд,
жизнь,
язык,
которые
функциони
руют
уже
не
в
пространстве
представления,
но
во
вре
мени,
в
истории.
Для
человека
эпохи
Ренессанса,
ведет
свой
анализ
Фуко,
знание
плотно
замкнуто
между
макрокосмом
и
микрокосмом
и
подобно
сфере:
оно
одновременно
отли
чается
и
полнотой,
и
скудостью;
полнотой
-
ибо
для
оправдания
незначительнейшей
аналогии
надо
окинуть
взором
весь
мир,
скудостью
-
ибо
это
значение
не
вы
ходит
из
замкнутого
круга
сходств.
Но
как
бы
то
ни
было
оно
не
было
хаосом
разнородных
элементов,
в
котором
уживались
«элементы магии»
и
«зачатки
науч
ного
знания»,
«рационального
представления»
и
«ирра
ционального
верования»,
это
была
связная
система,
су
ществовавшая
по
собственным
законам.
В
конце
ЭТОй
эпохи
единое пространство
сопринад
лежности
слов
и
вещей
распалось.
Если
ранее
«сход
ство»
было
ОСНОВНОй
категорией
и
в
сущности
главной
характеристикой
знания,
то
теперь
мышление
в
своем
классифицирующе-систематизирующем
движении
рас
членяет
его
на
простейшие
элементы,
устанавливает
между
ними
отношения
тождества
и
различия
и
только
затем
связывает
их
в
сложные
комплексы.
Причем
в
отличие
от
ренессансного
мышления
с
его
опорой
на
естественный
знак
инструментом
классического
мышле
ния
становятся
искусственные
знаки.
Это
дает
возмож-
58
ность,
как
считает
Фуко, расчленять
сложное
на
простое
(в
терминологии
Фуко
-
матесис),
систематизировать
простое
(таксономия)
и
выводить
из
простого
сложное
(генезис).
Именно
основополагающее
стремление
к
по
рядку
дает
возможность
искать
упорядоченность
даже
среди
неисчислимых
вещей;
в
результате
этого,
заклю
чает
автор,
оформляются
такие
науки,
как
всеобщая
грамматика,
естественная
история,
анализ
богатств
(в
будущем
-
политическая
экономия).
Анализ
богатств,
естественная
история
и
всеобщая
грамматика
строятся
в
классическую
эпоху
по
общей
схеме.
Так,
функциональная
роль
стоимости
в
структуре
«анализа
богатств»
аналогична
роли
«имени»
И
глагола
в
структуре
всеобщей
грамматики
и
понятию
«структу
ра»
в
естественной
истории.
Переход
от
структуры
к
признаку
в
области
естественной
истории,
от
высказы
вания
к
значению
во
всеобщей
грамматике,
от
стоимости
к
цене
в
анализе
богатств
был
возможен
в
классической
эпистеме
благодаря
«непрерывности»
поля
репрезента
ции.
Это
была
метафизическая
предпосылка
мышления,
не
требовавшая
научного
исследования
и
обоснования.
Напротив,
в
новой
эпистеме
XIX
в.
она
станет
объектом
научного
изучения.
Конец
классической
эпистемы
отмечен
освобождени
ем
объектов
знания
от
«давления»
репрезентации.
Если
в
классической
эпистеме
главную
роль
играло
простран
ство,
в
котором
упорядочиваются
тождества
и
различия,
то
в
Новой
эпистеме основная
формообразующая
роль
стала
принадлежать
времени.
Как
в
классическом
мыш
лении
способом
бытия вещей
был
порядок,
так
теперь,
в
новой
эпистеме,
способом
их
бытия
становится
исто
рия; и
филология,
и
биология,
и
политическая
эконо
мия,
полагает
Фуко,
обязаны
своим
появлением
не
со
вершенствованию
познания,
но
иной
конфигурации
эпи
стемологического
поля.
Разложение
единого
поля
репрезентации
имело
це
лый
ряд
следствий:
во-первых,
постановку
вопроса
о
критической
трансцендентальной
субъективности
и
в
ЭТОЙ связи
о
формальных
условиях
возможности
всякого
опыта;
во-вторых,
со
стороны
объекта
-
о
метафизике
новых
«трансценденталий»
-
труда,
жизни,
языка;
в-тре
тьих,
-
об
опосредующем
характере
позитивных
науч
ных
знаний,
полученных
в
результате
нзучения
тех
59