Автономова Н.С. Философские проблемы структурализма
Подождите немного. Документ загружается.
щие
уже
не
логике
терминов,
но
логике
отношений.
Здесь
речь
идет
о
соотношении
терминов,
которые
не
просто
наличествуют
или
отсутствуют,
но
могут
быть
ближе
и
дальше
друг
от
друга.
Так
на
уровне
логики
отношений
былые
конъюнкции,
диэъюнкции
или
медиа
ции
становятся
простым
и
терминами
для
комбинаторики
более
высокого
уровня.
Таким
образом
анализ
движется
по
спирали,
вбирая
в
себя
все
более
глубокие
пласты
содержаний,
форм,
отношений.
В
ходе
развертывания
мифического
мышления
и
его
анализа
происходит
разветвление
бинарных
оппозиций,
концептуализирующих
исходно
не
разрешимые
проти
воречия.
Например,
исходная
оппозиция
культуры
и
природы
расчленяется
далее
так:
природа
-
на косми
ческое
и
биологическое,
культура
-
на
техническое
и
социальное,
социальное
-
на
групповое
и
внегрупповое;
внутригрупповое
предполагает
возможность
эндогамии
или
экзогамии,
эндогамия
-
возможность
либо
инцеста
либо
целибата
(безбрачия),
внегрупповое
порождает
отношения
союзничества
или
войны
и
пр.
Это
древо
мо
жет
разветвляться
бесконечно,
обнаруживая
все
новые
оппозиции,
которыми
оперирует
мифическое
мышление.
В
каждом
томе
«Мифологию>
есть
нанболее
приме
чательные
страницы
соответственно
содержательной
спе
цифике
каждого
тома.
В
первом
томе
-
это
анализ
эк
вивалентных
кодов
чувств.
Так,
единое
сообщение
о
краткости
человеческой
жизни
как
факте
культурном
(человек
не
живет
так
долго,
как
минералы,
некоторые
растения
и
животные)
передается
в
различных
мифах
всеми
возможными
кодами
чувств:
слуховым
(оппозиция
тишины
и
шума),
вкусовым
(оппозиция
растительной
пищи
и
каннибализма),
обонятельным
(оппозиция
гние
ния
и
нетленности)
,
осязательным
(оппозиция
мягкости
и
твердости).
Во
втором
томе,
на
уровне
логики
форм
это
анализ
полифункциональных
предметов, их
опера
торного,
опосредующего
значения.
Так,
например,
«ка
лебаса»
-
это
одновременно
и
ритуальная
погремушка,
инструмент
священной
музыки,
и
полое
дерево,
исполь
зуемое как
барабан,
инструмент
светской
музыки,
и
со
суд
для
меда
(кестественной»
пищи)
-
посредник
пере
хода
от
культуры
к
природе,
и
вместилище
для пищи,
приготовленнои
человеком,
т. е.
посредник
обратного
перехода
от
природы
к
культуре.
В
треп-ем
томе,
на
120
уровне логики
отношений
-
это
анализ
соотношений
раз
личных
кодов:
астрономического
(небо
-
земля),
гео
графического
(близкое
-
далекое),
анатомического
(го
лова
-
ноги)
и
пр.
Леви-Стресс
воспринимает
различные
мифы
как
ча
сти
распавшейся
системы,
которая
и
должна
быть
ре
конструирована
исследователем.
В
ходе
этой
реконст
рукции,
как
полагает
Леви-Стросс,
безразлично,
подни
маемся
ли
мы
или
опускаемся
по
течению
времени.
На
том
общем
уровне,
где
происходит
исследование,
важ
ность
исторических
трансформаций
стирается
или
во
всяком
случае
сильно
уменьшается.
Таким
образом,
миф
есть
то,
что
уничтожает
время,
что
стирает
настоящее,
прошедшее
и
будущее,
миф
-
это
безвременье
вечности.
Именно
поэтому
мифы
могут
быть
поняты
не
только
как
поиск
потерянного
времени,
но
и
как
подавление
време
ни.
Они
развертываются
и
исследуются
на
таком
уровне,
где
стирается
и
сама
история.
Мифы,
по
Леви-Строссу,
как
бы
«амортизируют»
социальную
историю
беспись
менных
народов
с
ее
миграциями,
войнами,
эпидемиями,
дружественными
или
враждебными
общениями,
брачны
ми
связями.
Будучи
поколеблена
в
какой-либо
своей
точке,
социальная
система
реагирует
на
это
потрясение
всей
своей
целостностью
и
находит
равновесие
и
стаби
лизацию
в
системе
мифологического
мышления,
которая
разрешает
эти
противоречия
посредством
перевода
ис
ходной
оппозиции
в
план
других,
более
дробных
оппо
зиций,
являясь
таким
образом
деятельностью
расчлене
ния
и
упорядочения
спонтанного
потока
жизненных
переживаний,
В
этом
логический
смысл
мифа
противо
стоит
ритуалу
-
практически-магической
деятельности,
смысл
которой
заключается
как
раз
в
том,
чтобы
вос
соединить
произведенные
мифической
мыслью
расчле
нения
и
вновь
ввести
их
в
континуум
живого
восприятия.
Таким
образом,
в
интерпретации
Лени-Стросса
(с
харак
терным
для
него
полемическим
пафосом
интеллектуа
лизма)
ритуал
является
ответом
не
на
самую
жизнь,
а
на
мышление
о
жизни,
на
его
дискретный
по
отноше
нию
к
непосредственному
жизненному
переживанию
ха
рактер;
ритуал
-
это
попытка
осуществить
обратный
ход
-
от
мышления
к
жизни.
На
стыке
мифа
и
ритуала
и
осуществляется,
по
Леви
Строссу,
символическая
функция,
опосредуюшая
МЫСЛИ-
121
мое
и
переживаемое,
чувственное
И
интеллектуальное.
Однако,
нельзя
сказать,
что
мифическое
мышление
на
вязывает
человеческому
мировосприятию
искусственные
расчленения.
Некоторая
специфическая
рациональная
расчлененность
объективного
мира
пр~дшествует
разгра
ничениям,
производимым
мифическои
мыслью.
Леви
Стросс
выделяет
даже
два
этапа
такой
раци?нальности:
первый,
это
некая
рациональность
вселеннои,
без
кото
рой
было
бы
невозможно
какое-либо
объективное
зна
ние;
второй,
это
уже
мышление,
но
еще
пассивное,
почти
не
отчлененное от
объективного
мира
и
тесно
связанное
с
ним
-
это
«включенное
во
вселенную
объективное
мышление,
функционирующее
автономно
и
рационально
Д
О
того
как
оно
субъективирует
окружающую
рацио-
,
м
нальность
и,
приручив
ее,
подчиняет
ее
себе»
.
Эти
два
этапа
-
рациональность
мира
до
мышления
и
первичная
рациональность
мышления
в
мире
р.о
субъ
ективного
мышления
предшествуют
собственнои
рацио
нальности
мифического
мышления.
Таким
образом,
субъ
ективированное,
индивидуализированное
мышление
глу
боко
укоренено
в
рациональности
«объективного
мира»;
только
для
того,
чтобы
обнаружить
эту
укорененность,
нужно
спуститься
вниз
по
ступеням
рациональности
до
ее
глубинного
слоя.
В
этом
и
заключается
смысл
проек
та
Леви-Стросса,
выдвинутого
в
«Первобытном
мышле
нии»
И
подтвержденного
в
«Мифологиках»
-
«реннтегри
ровать
человека
в
природу,
в
совокупность
физико-хи
мических
взаимодействий».
Объективные
закономерно
сти
органической
и
физической
природы
Лени-Стросс
считает
в
конечном
счете
определяющими
для
любого
индивидуального
человеческого
действия.
«В
противопо
ложность
философии,
которая
ограничивает
диалектику
человеческой
историей
и
запрещает
ей
выход
в
область
природы
(здесь
Лени-Стросс
полемизирует
с
Сартром),
структурализм
охотно
признает,
что
идеи,
формулируе
мые
им
в
психологических
терминах,
не
могут
быть
чем
либо
'Иным
как
примерными
приближениями
к
истинам
органическим
и
даже
физическим»
35.
Лени-Стросс
не
устанно
развивает
мысль
о
том,
что
сама
возможность
3~
Uvi-Strauss
Cl. Mythologiques. L'homme
пи.
Paris, 1971,
р.
614.
35 Ibid.,
р.
619.
122
структурного
анализа
возникает
лишь
потому,
что мо
дель
его
операций
(и,
в
частности,
принцип
бинарных
оппозиций)
заложена
в
органической
и
физической
ма
терии:
«структурный
анализ
может
возникнуть
в
духе
лишь
потому,
что
его
модель
уже
заложена
в
теле».
Леви-Стросс
называет
свою
тетралогию
«Мифологи
ки»
не
«сумерками
богов»,
а
«сумерками
людей»;
его
анализ
выявляет
«мифический»
характер
таких
пред
ставлений,
как
«мир»,
«природа»,
«человек».
Все
эти
представления
возникают
из
стремления
(мифотворче
ского
по
своей
природе)
построить
опосредования
меж
ду
крайними
членами
исходного
противоречия,
KOTOPЫ~
по
сути
непримиримы.
Человеку,
вопреки
гамлетовскои
дилемме,
не
дано
выбирать
между
бытием
инебытием.
И
потому ему
приходится
принимать
оба
эти
противо
речивые
свидетельства
и
двигаться
далее
..
в
тщетном
.
стремлении
выбрать
что-либо
одно
или
нuеитрализовать
противоречие
в
сериях
бинарных
оппозиции.
u
Попытаемся
вычленить
в
теоретическои
концепции
Лени-Стросса
несколько
опорных
пунктов,
вокруг
кото
рых
группируются
как
изложение
пер
во
начальных
пред
ставлений
о
целях,
задачах
и
принципах
этнологического
исследования,
так
и
последующие
переосмысления
этих
представлений.
Это:
а)
интеллектуальный
рационализм;
б)
опора
на
язык
и
лингвистическую
методологию;
в)
отрицание
трансцендентальной
субъективности
и
ут
верждение
на
ее
месте
форм
социальности
и
коммуника
тивности;
г)
попытка
«наведения
MOCT~»
между
при
родным
и
культурным
и
поиск
«нулевои
ступени
соци
альности»;
д)
взаимоисключающее
противопоставлени:
этнологии
и
истории
при
полном
подчинении
последнеи
построениям
структурального
метода.
~
В
наборе
этих
признаков
нетрудно
оонаружить
те
генетические
истоки,
которые
обусловили
специфическую
конфигурацию
строссовского
проекта.
Так,
п:рвый
пункт
выделенной
программы
-
интеллектуальныи
рациона
лизм
-
свидетельствует
о
неокантианской
ориентации
Лени-Стросса
(в
том
особом
ее
ответвлении,
которое
представлено
концепцией
«символических
форм»
позд
него
Кассирера);
его
внимание
к
языку
-
об
отзвуках
неопозитивистской
программы
обоснования
lIаучног~
знания
и
о
прямом
интересе
к
концепциям
современнои
лингвистики
и
семиотики;
отрицание
трансценденталь-
123
ной
субъективности
и
утверждение
роли
социальности
и
коммуникативности
-
о
влиянии
французской
социоло
гической
школы,
в
традициях
которой
воспитывался
Леви-Стросс;
попытки
наведения
«моста»
между
приро
дой
и
культурой
напоминают
об
увлечении
Лени-Стросса
идеологами
французского
просвещения
и
прежде
всего
-
Руссо;
наконец,
противопоставление
этнологии
и
истории
помещает
строссовскую
программу
внутрь
современной
французской
духовной
ситуации,
ибо
под
видом
этого
частного
противопоставления
двух
наук
внутри
единого
поля
науки,
как
мы
дальше
увидим,
скрывается
более
общая
антиномия
науки
и
философии,
в
которой
глав
ным
антагонистом
Леви-Стресса
выступает
Ж.-П.
Сартр.
Если
«руссоизм»
и
социологизм,
как
представляется,
не
требуют
пространных
комментариев,
так
как
они
при
надлежат
к
собственно
французской
культурной
почве,
то
другие
выделенные
нами
моменты
нуждаются
в не
которых
дополнительных
разъяснениях,
ибо
ни
касси
реровское
неокантианство
с
его
культом
разума,
весьма
отличным
от
традиционного
картезианского
рационализ
ма,
ни
неопозитивизм
с
его
культом
языка, вовсе не
свойственным
французским
родоначальникам
современ
ного
позитивизма,
не
имели
во
Франции
сколько-нибудь
значительного
распространения.
Мы
уже
имели
возможность
специально
рассмотреть
соотношение
между
кантовской
схемой
трансценденталь
ного
обоснования
науки,
ее
переосмыслением
в
неокан
тианских
течениях
(особенно
в
том
ответвлении
от
кан
тианской
проблематики,
которое
представляет
собой
«философия
символических
форм»
Кассирера)
и
неко
торыми
существенными
моментами
концепции
современ
ного
структурализма.
Повторим
здесь
лишь
самое
глав
ное.
Лени-Стросс
придерживается
той
тенденции
к
рас
ширению
сферы
рационального
и
объективного
описания,
которую
принесли
с
собой
неокантианские
школы
начала
века.
Это
особенно
отчетливо
видно
в
трактовке
мифического
мышления:
те
его
черты,
кото
рые
Леви-Брюль
считает
«аффективно-партиципативны
ми»,
Кассирер,
а
вслед
за
ним
и
С.
Лангер,
рассматри
вают
в
терминах
логических
категорий,
трактуя
его
как
логику весьма
своеобразной
модальности.
Именно
кас
сиреровскую
рационалистическую,
а
не
левибрюлевскую
аффективно-эмоциональную
и
тем
более
не
бергсонов-
124
скую
ирр
ационалистическую
концепцию
мифическог.,
мышления
разделяет
и
развивает
Лввн-Стросс,
хотя
при
этом
он
отказывается
от
трансцендентального
субъек
тивизма
неокантианцев
как
объединяющего
центра
деятельности
сознания.
Впрочем,
эта
кантовская
концеп
ция
подвергается
серьезному
переосмыслению
уже
у
Кассирера:
на
ее
место
встает
представлен~е
о
бессоз
нательно
осуществляющейся
символическои
функции
сознания.
И
здесь
Леви-Стросс
близко
следует
за
Кас
сирером:
оба
исследователя
видят
в
проблеме
символиз
ма
и
символического
функционирования
сознания
тот
глубинный
уровень,
на
котором
объединяются
и к
ко
торому
сводятся
формальные
механизмы
теоретического
и
практического
действия
в
тех
сферах,
которые
Кант
считал
принципиально
раздельными.
Помимо
поиска
предельных
составляющих
деятельности
сознания
Леви
Стросс
уделяет
большое
внимание
исследованию
его
синтезирующего
механизма.
Именно
символическая
функция
позволяет
соотносить
индивидуальные
содер
жания
человеческой
психики
с
универсальными
законо
мерностями
бессознательных
структур.
Эти
структуры,
по
мысли
Леви-Стросса,
всеобщи
и
равнозначны
и
для
«первобытного»,
И
для
«цивилизованного»
человека.
Хо
тя
по
отношению
к
каждому
данному
индивиду
и
собы
тиям
его
психической
жизни
они
представляются
вне
временными,
однако
они
суть
не
чт?
иное,
как
продукты
и
результаты
социально-культурнои
практики
человече
ского
коллектива
36.
Конечно,
эти
параллель
между
Кассирером
и
Леви-Строссом
нисколько
не
мешают
то-
36
«Бессознательное
перестает
быть
последним
у
..
бежищем
индиви
дуальных
особенностей,
хранилищем
уникальнои
истории,
превра.
шающим
каждого
из
нас
в
незаменимое
существо.
Оно
сводится
к
термину,
которым
мы
обозначаем
функцию:
это
символическая
функция,
несомненно,
специфически
человеческая,
причем
во всех
людях
она
осуществляется
по
тождественным
законам;
бессоз~а:
тельное
фактически
сводится
к
ансамблю
этих
законов»
(LeVI-
Strauss
Cl.
Anthгopologie
stгuctuгale,
р.
224).
Бессознательное
в
этом
смысле
отлично
от
подсознательного,
как
«пустая»,
формаль
ная,
структура
отлична
от
резервуара
образов
индивидуальной
истории.
Таким
образом,
подсознание
выступает
в
..
роли
нндиви,
дуальной
лексики,
символического словаря
лично
и
жизни
чело
века,
который,
однако,
способен
приобретать
некоторое
общее
значение,
быть
понятным
не
только
для
нас самих,
но
и
для
дру
гих
людей,
благодаря
тому,
что
бессознательное
организует
его
в
соответствии
со
своими
собственными законами
и
превращает
125
му,
что
ход
мысли
исследователей
развертывается
в
разных
плоскостях:
Кассирер
движется
в
плане
фило
софской
рефлексии,
рассматривая
символические
формы
не
как
умозрительные
конструкции,
но
как
«формы
ре
альности»;
Леви-Стросс,
напротив,
твердо
предостерегает
против
«онтологизации»
построений
развертываемого
им
структурального
метода.
Тем
не
менее
структурирующая
деятельность
бессознательного
для
Леви-Стросса
и
фор
мирующая
символическая
деятельность
для Кассирера
в
своей
основе
сопоставимы,
и
эта
возможность
сопо
ставления
возникает
потому,
что
и
та,
и
другая
высту
пают
в
сути
своей
как
деятельность
разума
-
как
упо
рядочивающее
подведение
многого
под
единое,
индиви
дуального
и
особенного
под
всеобщее,
как
расчленение
единого
потока
становления
на
дискретные,
обозримые
и
сопоставимые
единицы.
Второй
момент,
требующий,
на
наш
взгляд,
допол
нительных
пояснений,
это
точка
зрения
Леви-Стросса
относительно
места
и
роли
языка
в
культуре
и
позна
нии.
Здесь,
естественно,
напрашивается
сопоставление
его
концепции
с
концепцией
«третьего
позитивизма»
и
философов-аналитиков,
для
которых
вопрос
о
роли
и
месте
языка
в
логической
структуре
знания
и
соответ
ственно
об
обосновании
познания
посредством
языка
был
вопросом
первостепенной
важности.
Внимание
к
языку
и
его
структурам
свойственно,
конечно,
не
только
позитивизму
во
всех
его
современных
разветвлениях.
Необходимость
считаться
с
бытием
языка
в
культуре,
осмыслить
его
орудийную
и
формирующую
роль
в
научном
познании,
в
художественном
творчестве,
ПроЯСНИТь
его
опосредующую
роль
во
всех
сферах
бытия
человека
выкристаллизовалась
в
ХХ
в.
как
задача,
раз
решение
которой
требует
самых
разносторонних
и
раз
нонаправленных
усилий.
Однако
именно
усилия
«треть
его»
позитивизма
сосредоточились
на
этой
проблематике
преимущественно
в
том
ракурсе,
который
сейчас
для
нас
наиболее важен:
т.
е.
на
роли
структуры
языка
в
его
в
ДИСКУРСИВНУЮ
речь.
Эти
структуры
немногочисленны,
хотя
порождаемый
ими
символический
мир
беспредельно
многообразен.
Фактически
бессознательное
для Леви-Стросса
представляет
со
бой
СТРУКТУРИРУЮЩУЮ
СИЛУ,
обоснованную
на
биологическом
и
даже
физиологическом
уровне
функционирования
коры
головно
го
мозга.
126
обосновании
познания;
именно
здесь
была
осознана
не·
обходимость
переосмыслить
кантовскую
схему
обосно
вания
науки,
не
включавшую
в
свой
механизм
язык
с
его
ролью
главного
посредника.
Конечно,
аналогия
меж
ду
взглядами
англосаксонских
неопозитивистов,
уделяв
ших
серьезное
внимание
анализу
языковой
структуры
научного
знания,
и
концепцией
раннего
Леви-Стросса,
определяющего язык
как
основное
средство,
модель
и
самое
совершенное
выражение
культуры,
была
бы
на
тяжкой.
Дело
в
том,
что
между
англосаксонским
пози
тивизмом
и
французским
структурализмом
имеют
место
по
крайней
мере
два
опосредования:
это
«классические»
школы
лингвистического
структурализма
(здесь
очевид
на
наибольшая
близость
Леви-Стросса
к
самой
тради
ционной
из
них
-
пражской
функциональной
лингвисти
ке;
в
своей
этнологической
методологии
Леви-Стросс,
как
мы
видели,
ориентировался
прежде
всего
на
фоно
логическую
теорию
Н.
С.
Трубецкого
и
позднее
Р.
Якоб
сона)
и
американская
этнолингвистика
(наиболее
по
казательными
представителями
которой
считаются
Сепир
и
Уорф).
Н
аличие
этих
опосредующих
звеньев
отдаляет,
но
не
умаляет
некоторое
концептуальное
родство
струк
турализма
с
неопозитивизмом,
тем
более
что
и
при
непосредственном
их
сравнении
обнаруживается
целый
ряд
сходных
признаков:
жесткое
разграничение
эмпири
ческого
и
теоретического
уровня
в
структуре
научного
знания,
ставшее
краеугольным
камнем
в
концепции
нео
позитивизма
и
весьма
последовательно
проводившееся
Леви-Строссом,
опора
на
моделирование
с
помощью
аппарата
математической
логики,
общее
стремление
к
методологическому
монизму,
т.
е.
к
нахождению
единого
метода
исследования
в
естественнонаучной
и
гумани
тарной
области.
(Любопытно,
что
Леви-Стресс
весьма
охотно
пользуется
ранне-позитивистской
физико-техни
ческой
метафорикой:
он
сравнивает
общественные
струк
туры
с
паровыми
машинами
или
часовыми
механизмами,
теплыми
или
холодными
телами,
он
уподобляет
коллек
тивное
бессознательное
пустому
желудку,
а
челсвече
ский
разум
считает
«вещью
среди
вещейэ.)
Тенденции
неокантианства
и
неопозитивизма,
крити
ка
разума
и
критика
культуры
обретают
в
«Структурной
антропологии»
Леви-Стросса
определенное
единство.
Об
щим
знаменателем
разнородных
признаков
выступает
127
сионности,
расчлененности
и
формоупорядоченности.)
37
На
искусство
переносятся
теперь
некоторые
из
тех
на
дежд
и
требований,
которые
не
смог
удовлетворить
язык,
связанный
единой
цепью
с
разумом.
Параллельному
сдвигу
подверглись
и
другие
момен
ты
выделенной
программы.
Так,
надежда
на
построение
утопического
моста
между
природой
и
культурой
сменя
ется
проектом
возврата
в
природу,
«растворения
чело
века»
в
совокупности
психохимических
и
психофизиче
ских
взаимодействий.
Разумеется,
этот
проект
не
может
осуществиться
в
близко
предвидимом
будущем:
«нату
рализация»
человека
возможна,
по
мнению
Леви-Строе
са,
лишь
как
оборотная
сторона
его
полной
«гносеоло
гизации»,
точнее,
его
всестороннего
познания.
В
самом
деле,
лишь
после
того,
как
гуманитарные
науки
(и
преж
де
всего
этнология)
сумеют
выявить
за
нескончаемым
разнообразием
социально-культурных
фактов
общие
структуры,
инвариантные
для
всего
человечества
во
все
времена,
а
естественные
науки,
пришедшие
на
смену
гуманитарным,
сведут
эти
структуры
к
психофизическим
37
И
миф,
И
музыка
представляются
Леви-Стрессу
преодолением
ан
тиномии
исторического
времени
и
внеисторической
структуры.
И
миф,
и
музыка
строятся
на
взаимодействии
двух
континуумов
внешнего
и
внутреннего;
внешнего
континуума
звуков
в
природе
или
исторических
событий
в
мире,
из
которых
и
музыка,
и
миф
отбирают
и
организуют
лишь
некоторые;
и
внутреннего
континуу
ма
-
психо-физиологического
времени
слушателя, которое
реор
ганизуется
и
перенастраивается
в
зависимости
от
развертывания
музыкального
или
мифического
текста.
Современные
музыка
и
ли
тература
поделили
между
собой
функции
мифа:
музыка
заимство
вала
у
мифа
форму,
а
литература
-
менее
формализованные
эле
менты.
Подобно
мифу
музыка
также
является
средством
прео
доления
исходных
противоречий.
Для
доказательства
этого
те
зиса
Леви-Стросс
обращается
к
анализу
ладо-гармонической
и
метро-ритмической
структуры
известного
«Болеро»
Мориса
Ра
веля.
В
ходе
развертывания
этого
сочинения,
которое
может
по
началу
показаться
однообразным,
разрешаются
противоречия
меж
ду
темой
и
противосложением,
между
ритмической
и
метрической
линиями
(бинарность
-
тернарность)
.
Как
и
в
мифе, противоре
чия
возникают
на
различных
уровнях
структуры
музыкального
произведения.
Леви-Стросс
вычленяет
в
структуре
музыкального
произведения
планы
реального,
воображаемого
и
символического;
реальное
противоречие
развертывается
в
метро-ритмическом
плане,
воображаемое
-
в
тональных
контрастах,
наконец,
символиче
ское
-
это
заключительная
модуляция
в
ми
мажор,
выход
в
единую
тональность,
снимающую
противоречия
реального
и
вооб
ражаемого.
здесь
проблематика
обоснования
познания,
в
данном
случае
-
гуманитарного.
Эта
задача
не
остапалась
для
Лени-Стросса
неизменной.
Для
того
чтобы
в
этом
убе
диться,
достаточно
сопоставить
крайние
точки
развер
тывания
строссовской
программы.
Ранний
проект
«сверх
рационализ~щии»,
т.
е.
крайнего
расширения
сферы
объективного
описания
(об
этом
Лени-Стросс
говорит,
например,
в
«Печальных
тропиках»)
был
в
определен
ном
смысле
очень
близок
неокантианскому
проекту
уни
фикации
и
объединения
сферы
сознания
на
основе
ра
ционального;
проект
глобальной
опоры
на
язык
и
ЛИНг
вистическую
методологию
(об
этом
Леви-Стросс
говорит
во
многих
статьях
«Структурной
антропологии»
и
преж
де
всего
в
«Структурном
исследовании
мифа»
_ 1955)
близко
соответствовал
некоторым
установкам
неопоэи
ти~изма
и
находившейся
под
его
влиянием
СТруктураль
нои
лингвистики.
И
вот
оба
эти
проекта
подвергаются
переосмыслению
в
работах
60-х
годов:
в
<Первобытном
мышлении»
и
особенно
-
в
«Мифологиках».
Пути
и
способы
этой
переоценки
ДОСТаТОЧНО
едино
направленны,
их нельзя
объяснить
простой
случайно
стью.
Проект
интеллектуалистического
рационализма
заменяется
проектом
«эстетизации»
и
связанного
с
ним
сближения
чувственного
с
рациональным;
язык,
кото
рому
ранее
уделялось
главное внимание,
заслоняется
молчанием
и
музыкой.
Язык
уже
не
представляется
Ле
ви-Строссу
самой
совершенной
моделью
символического
обмена,
он
перестает
быть
самым
надежным
местом
между
природой
и
культурой,
между
«я»
и
«другим».
он
уже
не
кажется
Леви-Строссу
тем
привилегирован
ным
местом,
где
во
всеобщности
бессознательных
струк
тур
интеллекта
стираются
несводимые
различия
между
субъектом
и
объектом,
наблюдателем
н
наблюдаемым.
Ра}оч~ровавшись
в
языковой
дискурсивности,
не
спо
соонои
обеспечить
надежный
переход
между
поляри
зовавшимися
сторонами
этих
антиномий,
Леви-Стросс
распространяет
свой
поиск
аналогий
и
на
другие
сферы,
отдавая
предпочтение
искусству
и
«самому
совершен
ному»
виду
искусств
-
музыке.
(Правда,
при
этом
эсте
тическое
не
означает
для
Леви-Стросса
нечто
иррацио
нальное,
стихийное,
спонтанное,
но
лишь
более
глубокое
измерение
всеобщего.
Поэтому
и
музыка
для
него
-
это
не
стихийная
сила,
а
более
глубокое
измерение
дискур-
128
5
н.
С.
Автономова
129
«первоэлемента,:vr»,
можно
бу~ет
говорить об
осуществле
нии
утопическои
строссовскои
программы,
предполагаю
щей
в
конечном
счете
сведение
социальной
материи
к
тем
природным
формам,
из
которых
она
первоначально
возникла.
Итак, вместо
интеллектуального
-
эстетическое,
вме
сто
языка
-
музыка
молчания,
вместо
социального
как
связующего
звена
между
природой
и
культурой
-
ново
зданное
единство
природы,
вместо
социализации
чело
века
-
его
натурализация.
Сведенные
воедино,
эти
пере
осмысления
дают
весьма
показательную
картину.
Обос
нование
познания
посредством
разума
и
языка,
програм
ма
которого
в
структурализме
выступает
определенной
концептуальной
параллелью
программ
неокантианства
и
неопозитивизма
с
их
культом
разума,
уступает
место
обоснованию
знания
в
бытии.
Такое
переосмысление
неизбежно
подводит
нас
к
другому
вопросу:
как
все
эти
моменты
сказались
в
кон
кретной
практике
этнологического
анализа
Леви-Строс
са,
чем
заменяет
исследователь
известную
технику
бинарных
оппозиций,
разграничение
языка
и
речи,
синхронии
и
диахронии,
разложение
мифа
по
парадигма
тической
и
синтагматической
осям,
трансформационный
подход
к
структуре
мифа, представляемого
как
исчисле
ние
возможных
вариантов,
при
реализации
которых
меняется
«код»
или
«сообщение»,
но не
меняется
«арма
тура»
мифа
-
тот
набор
постоянных
признаков,
который
связывает
между
собой
все
его
временные
конкрети
зации?
Как
ни
парадоксально
это
на
первый
взгляд,
все
«общие
места»
этнологического
анализа,
ориентирован
ного
на
приемы
и
методы
структурной
лингвистики,
ме
няются
за
эти
20
лет
работы
Леви-Стресса
лишь
весьма
незначительно.
В
частности,
обращение
к
музыке
про
является
более
в
орнаментальном
плане
(ср.
заглавия
частей
и
глав
в
«Мифологиках»,
использующие
музы
кальную
терминологию),
нежели
в
собственно
методо
логической
сути
дела.
Поэтому
Е.
М.
Мелетинский,
посвятивший
ряд
статей
исследованию
конкретно-науч
ного
содержания
строссовских
работ,
имел
серьезные
основания
говорить
лишь
о
«неаначительной
эволюции»
его
взглядов.
В
чем
же
дело?
Была
эволюция
или
ее
не
было?
Значительная
или
ничтожная?
Если
была,
10
чем
объ-
ясняетс
я
относительная
устойчивость
внутринаучных
разработок
в
сравнении
с
их
концептуализацией?
Внимательнее
приглядевшись
к
исходному
списку
важнейших
концептуальных
моментов
программы
Леви
Стросса,
замечаем,
что
до
сих
пор
нам
не
приходилось
затрагивать
последний
из
ее
пунктов:
взаимоотноше
ние
этнологии
с
историей.
Это
не
случайно.
Хотя
пере
осмысление
этого
пункта
является едва
ли
не
важней
шим
для
оценки
общего
направления
в
новом
обосно
вании
знания,
этот
пункт
стоит
несколько
обособ-
ленно.
В
самом
деле,
если,
например,
уподобление
мифи-
ческого
мышления
музыкальному
заметно
уже
на
стра
ницах
второго
тома
«философии
символических
форм»
Кассирера,
а
еще
отчетливее
-
в
работах
его
последо
вательницы
С.
Лангер,
для
которой
уподобление
мифа
музыке
-
не
мимолетная
метафора,
но
основной
стер
жень
всей
ее
концепции,
то
антиномия
истории
и струк
туры
помещает
проблему
в
ситуацию
современной
французской
духовной
культуры
с
характерными
для
нее
противоречиями
в
дискуссиях
между
экзистенциа
лизмом
и
структурализмом.
Эти
противоречия
-
ядро
новой
проблематики,
рассмотрение
которой
поможет
понять
подлинный
смысл
сдвига
в
леви-строссовской
программе.
В
статьях
«Структуральной
антропологии»
Леви
Стросс
еще
пытается
дать
конкретное
размежевание
сфер владения
этих
двух
наук:
в
ведение
этнологии
отдается
изучение
скрытых
всеобщих
бессознательных
структур,
в
область
истории
отходит
изучение
индиви
дуальных
осознанных
действий.
При
этом
подчеркива
ется
онтологическая
и
гносеологическая
первичность
объектов
этнологии
и
полная
подчиненность
им
объек
тов
истории.
Однако
в
последующих
работах
Леви-Стросса
(на
пример,
в
статье
«Границы
понятия
«структура»
В
эт
нологии»
И
особенно
в
IX
г
лаве
«Первобытного
мышле
ния»)
диалог
между
историей
и
этнологией
сменяется
полемикой
и
взаимоотчуждением.
Событийность
инди
видуального
действования
предстает
лишь
как
некий
эпифеномен
суверенного
и
самовластного
функциони
рования
бессознательных
механизмов,
отсылающих
к
совокупности
гормональных,
мозговых,
нервных
фено-
130
131
5*
менов,
т. е.
в
конечном
счете
-
к
физическому
и
хи
мическому
порядку
природы.
В
свою
очередь
и
сам
ИСторический
факт,
истори
ческое
событие
лишается
статуса
объективности.
Исто
рия
есть
всегда
«история
для»
(кого-то),
т. е.
опреде
леНН~IМ
образом
ориентированная
интерпретация
со
бытии,
и,
следовательно,
между
различными
историческими
событиями
не
может
быть
установлено
отношение
необходимости,
являющееся
целью
объектив
ного
научного
познания.
В
«Мифологиках»
(<<Сырое
и
вареное»)
Леви-Стросс
вполне
определенно
говорит
о
том,
что
история
-
не
наука
и
не
может
претендовать
на
научность:
«Вопреки
усилиям
-
столь
похвальным
сколь
и
необходимым
-
приобрести
какое-либо
другое
состояние,
ЯСНОВИдящая
история
должна
будет
при
знать,
что
она
никогда
не
избегнет
полностью
природы
мира»
38.
Теперь
уже
Леви-Стросс
отрицает
собствен
ныи
статус
исторического
знания
и
отводит
ему
роль
поставшика
эмпирических
данных
для
этнологического
исследования
(собственный
смысл
истории
-
это
этно
центристская
утопия).
Развиваясь
и
Вызревая,
антагонизм
между
ст
к
турализмом
и
экзистенциализмом
был
наиболее
п!с~е
довательно
зафиксирован
в
«Критике
диалектического
~азум~»
Сартра
(1960)
и
в
«Первобытном
Мышлении»
еви-
тросса
(1962).
В
самом
деле,
Леви-Стросс
т
верждает
язык
как
парадигму
Мышления
и
OCHoBIoe
условие
практики,
Сартр
-
как
Момент
«практико
инертного»
Поля,
как
«сброс»
практикн.
Леви-Стросс
говорит
о
множественности
истории
и
о
дискретном
ее
~apaKTepe,
Сартр
-
о
едином
потоке
тотализации.
Леви-
тросс
подчеркивает
структурную
детерминацию,
~apTp
-
аспект
индивидуального
действия.
Леви-
ТРОСоС
кладет
в
основу
своего
исследования
аналити-
ческ.ии,
«конституированный»
разум Сартр
u
,-диалек-
тичелии,
«конституирующий».
При
этом
любопытно
что
еви-Стросс
и
Сартр
пытаются
«ассимилировать>;
дp~г
друга:
Сартр
согласен
включить
структуры
в
еди
ныв
поток
тотализирующей
деятельности
субъекта
при
условии,
что
основнов
ВНимание
обращается
не
на
то
как
структуры
«делают»
человека,
а
на
то,
«что
делае;
-
З8
Levi-Strauss Cl. Mythologiques. Le
сги
е!
le cuit,
р.
21.
132
человек
из
того,
что
с
ним
сделали»,
т.
е.
на
событий
ность
индивидуального
практического действия
чело
века;
Леви-Стросс
тоже
согласен
включить
философию
Сартра
в
свою
схему:
он
считает
ее
вполне
подходя
щим
объектом
для
этнологического
исследования
современного
буржуазного
общества,
задавленного
идеалами
«европоцентризма»
и
«преэентипентризм
а».
Вневременное
тождество
тотализующего
сартровско
го
субъекта
немногого
стоит
в
строссовской
системе
цен
ностей:
сартровский
проект
«новой
антропологии»
не
удовлетворяет
критериям
строссовской
шкалы
отсчета.
Ведь
Сартру
недоступно
то
главное,
без
чего,
считает
Леви-Стросс,
невозможна
никакая
подлинно
научная
антропология:
способность
переходить
не
только
от
ин
дивида
к
обществу,
но
и от
общества
к
другому
обще
ству.
Сартр
лишь
расширил
«тюрьму»
декартовского
индивидуализма.
Подлинную
же
свободу
мысли
и
под
линный
всечеловеческий
гуманизм
дает
лишь
нескован
ное
критериями
«своего»
типа
социальности
расширение
кругозора
на
другие
человеческие
общества,
а
это-то
ев
ропоцентристской
антропологии
и
не
доступно.
Таким
образом,
структурная
аксиоматика
кажется
абсолютной
противоположностью
аксиоматике
экзи
стенциалистской;
она
предполагает
примат
структур
над
практикой
и
над
событием;
утверждение
бессозна
тельного
как
скрытого
обоснования
всякого
культур
ного
ансамбля
и,
следовательно,
отказ
придавать
ка
кую-либо
иную
роль,
кроме
как подчиненную,
сознанию
как
таковому;
несводимо
условный
характер
историче
ских
процессов
и
тем
самым
исторического
познания;
наконец,
подчинение
«диалектического
разума»
(в
сарт
ровском
смысле,
т. е.
переживаемого
понимания
прак
тики
как
таковой)
«аналитическому
разуму»,
который
для
Леви-Стросса
является
единственной
реальностью,
где
«узнает
себя
нынешняя
наука»
З9.
Однако
оппозиция
Сартра
и
Леви-Стросса
кажется
слишком
гармоничной,
чтобы быть
подлинной
оппозицией;
их
противоречия
во
многом
остаются
на
уровне
ответов,
а
не
на
уровне
вопросов,
т.
е.
не на
уровне
самого
общего
поля
пробле
матики.
8В
/pola
Е.
de. Le
structuralisme
ои
l'histoire
еп
exil.
Тпёве
de dac-
torat
еп
lettrcs.
Nantcrrc,
1969,
р.
270.
133
после
столь
решительно
очерченной
антиномично
сти
истории
и
этнологии
тем
более
удивительным
ка
жется
признание,
сделанное
в
одной
из
последних
работ
Леви-Стросса:
«Столь
решительно
утверждая
в
этой
кни
ге
свои
притязания,
структурный
анализ
не
отвергает
историю.
Напротив,
он
уступает
ей
главенствующее
ме
сто
-
то
место,
откуда она
с
полным
правом
исследует
несводимую
случайность,
без
которой
нельзя
было бы
и
помь:слить
необходимость.
Структурный
же
анализ,
которыи
стремится
найти
за
внешним
многообразием
человеческих
обществ основные
всеобщие
СВОйства
и
который
может
учесть
частные
различия,
уточняя
за
коны
инвариантности
в
каждом
этнографическом
кон
тексте,
не
способен
объяснить,
почему
эти
различия,
потенциально
данные
Как
равнозначные,
вовсе
не
все
подтверждаются
опытом
и
почему
лишь
некоторые
из
них
деиствительно
осуществляются.
Для
того
чтобы
быть
жизнеспособным,
исследование,
всецело
устремленное
к
структурам,
начинает
склоняться
перед
суетным
могу
ществ?м
события
"'.
ЭТО
отнюдь
не
значит,
что
струк
турныи
анализ
отчаялся
уловить
специфически-различ
ное
и
«СКЛоняет
голову»
перед историей
(и
тем
самым
философией)
,
берущей
на
себя эту
непоснльную
для
этнологии
задачу
-
объяснить
уникальное
и
индивиду
альное.
На
самом
деле
ситуация
в
известном
смысле
складывается
прямо
прОтивоположная.
Концепция
Леви
Стросса
не
способна уловить
именно
общее,
по
крайней
мере
то
общее,
которое
ищет
ученый-гуманист.
Спор
между
Сартром
и
Леви-Строссом,
одним
из
асп~ктов
KOTOP~ГO
является
антиномия
между
этноло
гиеи
и
историеи,
продолжается,
но
теперь
все
яснее
становится,
что
Линия
разграничения
позиций
в
этом
споре
проходит
не
только
между
целостными
совокуп
ностями
взглядов
Сартра
и
Леви-Стросса,
но
и
между
теми
и
иными
взглядами
самого
Леви-Стросса.
Система
взглядов
ученого
расщепляется
на
две
половины,
не
налагающиеся
друг
на
друга
без
остатка.
«Ранний»
Ле
ви-Стросс
(работы
1940-
1950
гг.)
«тождествен»
сам
себе:
актуально
9
существляемая
методологическая
про-
~O
Levi-StгаllSS
Ct. MytllO!ogiqllcs.
Пц
rnie!
ацх
сепdгеs.
Paris,
1966,
р.408.
:14
грамма
вполне
соответствует
его
актуально
провозгла
шаемым
взглядам
на
роль
разума
и
языка
в
обосно
вании
знания
и
в
анализе
мифического
сознания,
на
привилегированность
синхронич~ского
под~ода
перед
диахроническим,
перед
историеи,
играющеи
лишь
под
собную
роль.
О
более
поздних работах
(1960-1970
гг.)
этого
сказать
уже
нельзя:
актуально
структуральная
методология
развертывается
примерно
по
тем
же
самым
линиям,
что
и
раньше,
тогда
как
осмысление
этого
развертывания
изменяется:
наряду
с
интеллектуализа
цией
-
эстетизация,
наряду
с
языком
-
музыка,
на
ряду
с
социализацией
-
натурализация,
наряду
со
структура
ми
-
индивидуальное
событие.
В
искусстве,
музыке,
природе,
натурализации
человека
находит
Лени-Стросс
иное,
более
глубоко
лежащее
измерение
всеобщего
и
в
этом
смысле
нечто
подлинно
общечеловеческое.
Однако
дело
в
том,
что
гуманистическая
задача
строссовской
этнологии
противопоставлял
ась
не
только
субъективистской
философии,
но
и
традиционной
антро
пологии.
В
противоположность
эмпирической
антропо
логии
гуманизм
структурной
антропологии
заключался
в
том,
чтобы
восстановить
целостность
«яервобытного»
человека
из
обломков
разрозненных
фактов,
утвердив
тем
самым,
вместо
различия,
определенного
рода
един
ство.
В
противоположность
философии
субъективности
гуманистическая
задача
антропологии
З8ключалась
в
том,
чтобы,
напротив,
сломать
целостность
европоцент
ристского
человека,
выдаваемую
за
воплощение
все
общности,
утвердив
на
месте
его
мнимого
тождества
различие,
показав
качественную
специфику
мифологи
зирующего
дикаря.
В
этом
заключалась
диалектическая
неоднозначность
места
ц
роли
структуральной
антро
пологии
в
конкретной
проблемной
ситуации.
Внутри
всех
пунктов
программы
Леви-Стросса
с
зыбкой
диалектичностью
запечатлелось
это
стремление
к
измерению
всеобщности,
на
котором
можно
было
бы
обосновать
подлинный
гуманизм
и
иевозможностъ
его
достигнуть
средствами
специально-научного
исследова
ния.
Именно
поэтому
исследовательская
мысль
постоян
но
развертьшается
в
двух
плоскостях
--
в
плане
специ
ально-научного
анализа
и
в
плане
философско-методо
логической
рефлексии,
которые
лишь
в
известной
мере
можно
представить
соответственно
в
измерениях
част-
135
ного
И
всеобщего,
поскольку
в
обоих
этих
измерениях,
научном
и
философском,
присутствуют
обе
тенденции
направленносТь
ко
всеобщему
и к
конкретно-научному.
Особенно
четко
оба
эти
измерения
присутствуют
в
ми
фе
-
мифе
как
конкретной
логике,
вскрываемой
спе
циально-научным
анализом,
и
мифе
как
универсальной
анатомии
человеческого
ума,
обнаружение
которой
тре
бует
определенных
философских
предпосыло
к.
НаПDяженная
амбивалентность
замысла
пронизыва
ет
все
концептуальные
звенья
левистроссовской
систе
мы.
Так,
утверждая
принципиальную
тождественность
структур
сознания,
Леви-Стросс
колеблется
в
оценке
соотно~ения
современного
европейского,
«инженерно
понятииного»
мышления
с
современным
первобытным,
«бриколерски-метафорическим»
мышлением.
Подчер
кивая
«равнонаучность»
обеих
форм
мышления
(и
ми
фической,
и
понятийной),
Леви-Стросс
вынужден
одно
временно
засвидетельствовать
несводимость
этих
форм.
Правда,
далее
он
опять
делает
попытки
их
«примире
ния»
и
отождествления,
замечая,
что
некоторые
черты
магического
мышления,
например
внимание
к
качест
BeH~ЫM
характеристикам
объектов,
утерянное
европей
скои
мыслью
со
времен
механицизма,
вновь
возрождает
ся
на
вершине
современной
европейской
науки.
Быть
мо
жет,
не
без
влияния
этих
и
подобных
неувязок
Леви
Стросс
в
известной
мере
отказывается
от
поисков
тож
дества
в
собственно
рациональной
сфере
и
устремляет
свои
надежды
к
эстетическому,
к
музыке,
к
областям,
в
которых
в
полной
мере
проявляется
единство
чувствен
ного
и
рационального.
Кроме
того,
сам
объект
ЭТНологического
анализа
ставил
исследователя
перед
дополнительными
трудно
стями.
Несмотря
на
то,
что,
по
распространенному
мне
нию
критиков
и
самого Леви-Стросса,
это
--
удобнейший
объект
для
приложения
структурального
метода,
ис
следовать
на
этом
объекте
функционирование
всеобщих
бессознательных
структур
оказалось
делом
далеко
не
легким.
Удобство
бессознательных
духовных
структур
перво~ытных
племен
как
объекта
этнологических
изы
скании
Принято
СВязывать
с
их
относительной
нагляд
ностью,
специфической
«материализованностыо»
в
ма
гии
и
ритуалах,
обозримостью,
но
вместе
с
тем
-
уда
ленностью
от
непосредственного
Осознания
носителей
136
этих
структур
и
т.
д.
Однако
именно
на
этом
объекте
наиболее
убедительно
раскрыл
ась
парадоксальность
строссовского
замысла.
Дело
в
том,
что
само
осознание
специфики
исследуемого
материала
требовало
учета
«позиции
наблюдателя»
и
вычета
«коэффициента
пре
ломления»,
деформирующего
рассматриваемые
явления.
Объективная
ценность
этнологического
анализа
зависит
от
того,
насколько
исследователь
соединяет
в
себе
на
блюдаемое
и
наблюдающее,
насколько
он учитывает,
что
его
объект
-
это
не
только
чуждый,
непонятный
ему
тип
сознания,
но
и
проекция
его
собственного
сознания.
Исследователь
чувствует
событийную
насыщенность
культуры
тем
интенсивнее,
чем
быстрее
он
движется
«в
ту
же
сторону»,
в
которую
устремляется
развертыва
ние
данной
культуры.
Верная
оценка
этой
событийной
и
смысловой
наполненности
предполагает
в
идеале,
что
наблюдатель,
оставаясь
наблюдателем,
движется,
одна
ко,
с
той
же,
или
близкой
к
ней,
скоростью,
что
и
рас
сматриваемое
культурное
«тело»,
что
он
включен
в
наблюдаемую
систему.
При
этом
наблюдатель
не
может
остаться
вне
объекта,
как
в
естественных
науках,
но он
не
может
и
войти
внутрь
его:
структурализм
запрещает
все
формы
интериоризации
и
синтеза,
характерные
для
функционирующей
субъективности.
"
Таким
образом,
оказывается,
что
структуральныи
ме
тод
лишается
той
опорной
точки,
которая
выступает
не
только
местом
фокусировки
субъективированных
содер
жаний
но
в
конечном
счете
и
эталоном
объективности.
В
результате
сам
метод
оборачивается
чертами
снятой,
но
не
преодоленной
субъективности.
Результат
предвидеть
нетрудно:
вместо
«испытания»
метода происходит
его
априорное
подтверждение.
Недо
оценивая
сознательный
момент
в
первобытном
мышле
нии,
Лени-Стросс
вынужден
тем
самым
переоценивать
собственное
исследовательское
сознание,
вооруженное
операциями
структуральной
методологии
и
призванное
осознать
бессознательные
структуры
мышления
дика
рей
41.
В
итоге
операции
структурального
метода
не
41
Одним
из
наиболее
уязвимых
моментов
левистроссовской
концеп
ции
является
отождествление
бессознательного
как
такового
и
бессознательного
как
незнания,
как
отсутствия
осознания.
Факти
чески
Леви-Стросс
не
дает
теоретического
объяснения
того,
по
чему
и
как
символические
системы
вписываются
11
механизмы
бес-
137
только
с
удивительной
легкостью
«накладываются»
на
структурируемый
объект,
но
фактически,
сливаются
с
ним
в
одно
нер
азличимое
целое:
объект,
который,
ка
залось,
был
надежно
укрыт
от
суетного
исследователь
ского
любопытства
самой
своей
Экзотической
отдален
ностью
и
бесписьменностью,
оказывается
фамильярно
близок
структуральной
методологии
-
детищу
ХХ
в.
При
этом
подчеркивается
и
другое:
едва
ли
можно
обнаружить
общий
знаменатель
человеческой
природы
и
культуры
на
собственно
научном
уровне.
Во
всяком
случае
именно
об
этом
свидетельствует
то
направле
ние,
в
котором
Леви-Стросс
переосмыслял
исходные
пункты
своей
программы.
Структуры
языка,
структуры
сознания,
структуры
социальности,
-
все
эти
объекты,
посредством
которых
он надеялся,
провозглашая
гума
Нистические
идеалы,
утвердить
вселенскую
тождествен
ность,
всеобщность
человека,
-
не
были
и
не
могли
быть
,сведены
к
синтезирующему
их
разнообразие
един
ству.
Стремление
к
тождеству
на
уровне
этнологиче
ского
исследования,
рассматривающего
мышление
и
культуру
как
объект,
обречено
на
неудачу.
ПО
«продук
там»
структур
сознания
и
структур
языка
невозможно
восстановить
u
и
х
единый
необъективироваН!IЫЙ
-
и
необъ
ективируемыи?
-
источник,
ибо
не
все
эти
формы
и
не
все
в
этих
формах
сводимо
к
«превращенным»
формам
сознания,
на основе
которых
можно
развертывать
ре
конструкцию.
На
долю
этнологического
исследования
остается
анализ
различий,
не
снимаемых
_.
в
философ
ском
смысле
-
математическим
КОНСТРуированием
42
и
сознательного
!!
сами
становптсн
бессознательными.
Как
полагает
Э.
Ипо~а,
понптие
бессознательного
возникает
и
неразграничительно
ГИПОСТdзируетсн
в
концепции
Леви-Стросса
вследствае
иеобходи
мости
дать
теоретическое
обоснование
и
ОНТОлогическую
гаран-
~2
тию
постулату
об
универсальности
логического
МЫшленин
Математические
формулы,
отпугивающие
ПРОТИВНиков
;очного
и
объективного
знания
в
гуманитарных
науках
и
привлекающие
его
сторонников,
вовсе
не
являются
подлинно
«работающим»
средст
ром для
мифолога;
Леви-Стросс
предупреждает,
что
между
теми
формулами,
которые
он
использует
в
ходе анализа
мифов
и
настоящими
математическими
уравнениями
существует
лишь
H~KO
торое
повеРХНостное
СХОдство.
Употребляемые
им
математические
~~1МУЛЫ
-
это
лишь
сокращенное
письмо
типа
стенографии
поз
и
п
я~::ее
схват!!.!ь
единым
взглядом
целые
комплексы
отнor;,ениlr
Эт
р
бразовании,
но
лишениое
какой-либо
доказательной
силы.
10,
правда,
не
исключает
того,
что
в
ИСследоваЮI!I
элементарных
13'1
ПОИСКОМ
структурных
инвариантов.
Человечество,
кото
рое
Лени-Стросс
по-кантиански
считает
«предельным»
понятием
43,
едино
не
столько
структурами
сознания
и
структурами
языка,
сколько
функцией
сознания.
Созна
ние
как
функционирование
и
сознание как структура
не
тождественны
друг
другу.
И,
признавая
это,
Леви
Стросс
фактически
признал
именно
права
функциони
рующей
субъективности
на
устремление
к
тождеству
и
обладанию
тождеством
динамической
деятельности
сознания,
в
котором
реализуется
универсальная
тожде
ственность
человеческой
природы.
Ограничивая
в
этом
смысле
свои
права
исследованием
различий,
т. е.
вы
полняя
гуманистическую
задачу
на
конкретно-научном
уровне,
Леви-Стросс осуществлял
в
то
же
самое
время
философскую
рефлексию,
компенсировавшую
своей
при
мечательной
эволюцией
строгое
постоянство
научного
метода.
Разграничивая
различные
пласты
внутри
логики
ис
следования
Леви-Стросса,
мы
стремились
выявить
опре
деленную
упорядоченность
и
направленность
в
эволю
ции
его
философской
программы.
Это
расчленение
пред
ставлялось
тем
более
необходимым,
потому
что
в
большинстве
критических
работ
философско-теоретиче
ский
уровень
рефлексии
исследователя
изображается
в
виде
эклектической
смеси
отрывочных
кусков
из
самых
разнообразных
философских
и
идеологических
про
грамм,
начиная
от
кантианства
без
трансцендентального
субъекта
и
кончая
вульгарным
материализмом
(причем
сам
Лени-Стросс
подписывался
под
обеими
характери
стиками).
И
в
самом
деле
работы
Леви-Стросса
вызы
вают
самую
разноголосую
критику,
выступающую
под-
структур
родства
(в
отличие
от
исследования
мифов)
применение
математических
моделей
оказывается
достаточно
плодотворным.
~3
В
каждом
обществе
действуют
одновременные
тенденции как
к
обособлению
своей
специфики,
так
и
к
слиянию
с
другими
куль
турами.
Нет
обществ
зрелых
и
обществ
инфантильных:
все
они
существуют
примерно
одинаковое
время
и
нотому
не
могут
рас
сматриваться
как
этапы
или
стадии
друг
друга.
Поскольку
вклад
каждой
культуры
в
мировую
культуру
заключается
не
в
ее
чи
стой
специфике, но
во
взаиморазличин
с
другими
культурами,
Леви-Стросс
и
расссматривает
понятие
«всемирного
общества»
как
предельное
понятие:
всемирная
цивилизация
в
некоем
абсо
лютном
смысле
слова
невозможна,
ибо
предполагает
сосущество
вание
культур,
сохраняющих
свое
разнообразие
139