Астахова А.М. и др. (ред.) Русский фольклор. Материалы и исследования. Том IV

Подождите немного. Документ загружается.

Сербские плачи

379

Иногда между ним и плакальщицей начиналось препирательство.

Женщина доказывала, что «уж все-то с горя позабыла», что «ничего-то

и на ум ей не приходит». Тогда Новица напоминал ей, где, когда и кого

она оплакивала, как сказал ему такой-то и такой-то. Ей ничего не оста-

валось, как выполнить его желание. А иногда не имеющие понятия

о труде собирателя женщины говорили в конце оплакивания: «Уж ты,

Ноле, попригладь там да получше сделай!».

О хороших профессиональных плакальщицах в народе говорят так:

«Сердце жалостливое, да и от природы ум есть. Случится, что станет

свободной (одинокой, — В. 3.), вот она умом да горлом и работает». На

вопрос Новицы к одной женщине, что заставляет ее так часто оплакивать

своего брата, она говорила: «Умер братец мой — словно свет изменился;

словно земля переменилась, как моего Радослава не стало. В глазах зре-

ние стало не то, какое прежде было. Он мне милей родного

дитяти был!». А старая женщина, ставшая профессиональной пла-

кальщицей, объясняла: «Что, мой Новица, поделать, если горе мне

такое! (Не замечая, они часто говорят восьмисложным стихом, мешая его

с прозой, — В. 3.). Всех своих деток потеряла, всю молодежь схоронила,

о чем еще говорить!. . Когда мне было три года, я видела, как мать,

идучи на работы в поле, причитает. Уж такая меня жалость обуяла, такое

на меня нашло! Еще не знала я, что это—„причитать" да „оплакивать".

Мне было только мать жалко, как она плакала. А когда она умерла, я и

сама начала „плакать". Потом по отцу да брату, да по деверю. А уж

когда сыновей на войне потеряла — весь белый свет перевернулся!

Солнце переменилось, люди для меня переменились. Вижу иной раз

веселье — закрыла бы глаза, чтобы не видеть. Песню слышу —

уши бы заткнула, чтобы не слышать. Все сердце переворачивается. С тех

пор и хожу туда, где оплакивают: где мать по сыновьям убивается, где

сестры по братьям горюют, где из-за печали люди собрались. Все пе-

чали с краю сердца, боль сердечна в самом сердце (намек на горе матери,

у которой умерли дети, — В. 3.). Знаешь, Новица, если у человека сердце

настоящее, то, как говорится:

Легче пьяному песня поется,

Легче матери скорбь изольется».

Народ разговаривал с Новицей от всего сердца, потому что ему уда-

лось проникнуть в самую его душу.

О сербских плачах написано еще сравнительно мало. О них больше пи-

салось только как об этнографическом материале в различных этнографи-

ческих сборниках. Несколько серьезных данных о них опубликовал В. Чо-

рович в своем исследовании «Народный плач» («Народна тужалька».

«Бранково коло», 1908), В 1940 году В. Джурич опубликовал свою дис-

сертацию «Плачи в мировой литературе» («Тужбалица у светско; кььи-

жевности»), в которой сербским плачам отведено сравнительно небольшое

место. Шаулич в своих трудах стремится восполнить этот пробел в серб-

ской фольклористике. Своими теоретическими исследованиями он утвер-

ждает несколько положений. Он доказывает высокую художественно-эсте-

тическую ценность плачей в противовес тем, кто считает их только обря-

довым явлением. Полнее и точнее других устанавливает причины и виды

оплакивания, подразделяя плачи на импровизированные и заранее подго-

товленные, увязывая их с психически различными типами плакальщиц.

Шаулич предложил ввести термин «тужилица» (что соответствует РУ

скому «плакальщица») для народных плакальщиц вместо различных дру-

lib.pushkinskijdom.ru

380

В.

К. Зайцев, Е. Шаулич, Н. Шаулич

гих провинциальных названий. В своих трудах он классифицировал плачи,

установил их связь с эпическими песнями и драмой и определил соотно-

шение гусляра и плакальщицы. На основе длительных наблюдений Шау-

лич установил общественно-экокомическую основу оплакивания и отметил

наличие общественно-воспитательной тенденции в плачах. Наконец, он

обратил внимание ученых на огромное лексическое и образное богатство

этих замечательных образцов народного творчества.

Можно быть уверенным, что печатаемые ниже пять сербских плачей,

ранее никогда не публиковавшихся, вызовут к себе интерес советских

фольклористов. Автор этой заметки сделал скромную попытку перевести

эти плачи на русский язык, не претендуя на исчерпывающий и оконча-

тельный характер своей попытки. Автор дважды встречался с Новицей

Шауличем в Белграде: в 1955 и 1957 годах. Сейчас этот пожилой человек,

пенсионер, как и в былые годы, много работает, приводит в порядок

свои записи, готовит к печати рукописи, переписывается с друзьями мо-

лодости: старыми гуслярами и плакальщицами. Во вторую встречу и

были получены от Н. Шаулича публикуемые в настоящем издании плачи.

О СЕРБСКИХ ПЛАЧАХ

Е.

Шаулич

Известно, что поэтическое оплакивание мертвых когда-то существо-

вало у всех славян, но в XIX веке и начале XX оно сохранилось только

у некоторых славянских народов, в том числе у русских и сербов. В том

виде, в каком плачи этих народов дошли до нас, они обнаруживают из-

вестное сходство и вместе с тем у каждого народа имеют своеобразные

черты, определенные общественно-политическими условиями. Русские по-

хоронные причитания чаще всего являются выражением семейных чувств,

а также дают картину тяжелого положения крестьянства во времена ца-

ризма. Сербские плачи, возникавшие в обстановке национального угне-

тения и борьбы за независимость, имеют в большинство случаев героиче-

ский характер и связаны с призывом к борьбе.

У сербов плачи долгое время культивировались особенно в Герцеговине,

Черногории, Санджаке и в тех краях Сербии, где поселились выходцы из

Герцеговины и Черногории, в новые времена и в Воеводине, и в процессе дли-

тельного развития достигли высокой художественности. Творения безгра-

мотных женщин могут сравниться с величайшими поэтическими произ-

ведениями мировой литературы. Подчеркивая героический дух сербских

народных плачей и сравнивая их по красоте с картинами из Библии и

Илиады, немецкий исследователь Геземан с полным основанием говорит:

«Непростительна ошибка славистики, уделявшей так мало внимания

сербско-хорватским, особенно черногорским и герцеговинским, плачам».

Отрывки сербских народных плачей сохранились с XIII века в неко-

торых литературных памятниках — «похвальных словах», агиографиях и

др.,

а также проникли в различные жанры народной поэзии: в лирические

произведения, в эпос, в сказки.

0 существовании плачей на территории всей Югославии (несмотря на

то,

что у католиков и мусульман плачи запрещались) говорят многие

Аналогичный характер имеют русские плачи по погибшим партизанам и совет-

ским воинам в эпоху войн гражданской и Великой Отечественной, — Ред.

G. Gezemann, «Slawische Rundschau*, 1929, октябрь; значительная часть пере-

ведена на сербский язык и напечатана в «Политике» от 4 ноября того же года.

lib.pushkinskijdom.ru

Сербские плачи

381

иностранные и отечественные путешественники, в том числе: де Диверзис,

Цриевич (Aelius Lampridius) в Дубровнике и Шишгорич в Шибенике

в XV веке,

Бузбек

и Герлах в XVI веке в Сербии,

Фортис в Далма-

ции в XVII веке;

в XVIII веке Досифей Обрадович, еще до своего пре-

бывания в Сербии, пишет подражание народному плачу,

значит, плачи

были ему известны от австрийских или венгерских сербов; он мог их уз-

нать во время монастырских соборов в Среме или в период своего учи-

тельствования в Далмации. В начале XIX века Чаплович упоминает

о славянских плачах,

в Сербии в это время о них говорят два писа-

теля:

Джордже Магарашевич

и Иоаким Вуич.

Магарашевич сообщает,

что в то время плачи существовали и в Среме и в Бачке. Милош Милое-

вич,

так же как и Вуич, утверждает, что в Сербии покойник должен быть

обязательно оплаканным в песне.

Ястребов упоминает о плачах в Юж-

ной Сербии и Македонии,

а Ровинский —в Черногории.

Большое зна-

чение для изучения развития славянских плачей имеет книга А. Котля-

ревского о погребальных обычаях у языческих славян.

Милан Миличевич

упоминает плачи в Рудникском и Ужицком краях (т. е. в краях, где было

герцеговинское и черногорское население).

В это время (1875) Ф. Ко-

чевар описывает оплакивание покойников у хорватов в журнале «Ausland»

(№ 50).

В «Сербском этнографическом сборнике» (Белград) и в «Сбор-

нике об обычаях южных славян» (Загреб) мы находим упоминания об

обычае оплакивания на территории всей Югославии.

В начале XX века В. Чорович в «Бранковом коле» пишет обширное

исследование о сербских плачах, изучая их не только с этнографической,

но и с литературно-исторической точек зрения, сравнивая их с плачами

других народов.

Воислав Джурич в своей докторской диссертации

«Плачи в мировой литературе» часто касается и вопроса о славянских

плачах.

Первое собрание народных плачей появилось в сборнике сербских на-

родных песен, изданном Вуком Караджичем в 1841 году.

В предисло-

вии (стр. VII) Караджич упоминал о Вуке Врчевиче, приславшем ему

плачи из Паштровичей (местность от Будвы до Спича). Кроме них, Ка-

раджич включил в сборник причитания, записанные в Кастеллах около

Трогира. Немного позднее, в «Ковчежиче»

Вук добавил к вышеупомя-

В. "Норови Ь. «Бранково коло», 1908, №№ 11, 12, 14, 18, 20, 22.

Ч. М и j а т о в и h. Fpe триста година. «Гласник», XXXVI, стр. 203—215.

«Rad», CXVI, стр. 49, 54.

A. Fort is. Viaggio in Dalmazia. Venezia, 1774.

Сабрана дела Досите]а ОбрадовиЬа. Београд, 1911, стр. 366.

Csaplovics. Slavonien und zum Theil Kroatien. Pesla, 1819, стр. 186.

Ъ* МагарашевиЬ. Путовашз no

Cp6nJH.

Панчево, 1821, стр. 68.

J- В у j u h. Путешествие по Срби^и, II. Београд, СКЗ, стр. 176—177.

М. М и л о j е в и Ь. Песме и обичаи укупног народа србског, т. I—III. Београд,

1869—1875.

Обычаи и песни турецких сербов. СПб., 1886.

П. Ровинский. Черногория. СПб., 1888.

А. Котляревский. О погребальных обычаях языческих славян. М., 1858.

М. Мили he в иЬ. 1) Кнежевина Срби]а. Београд, 1876, стр. 356—357, 633;

2) Живот Срба селэака. СКА, 1894, стр. 348.

М. М о j а ш е в и Културнопосредичка улога часописа «AusIand». «Зборник

филозофског факултета», Београд, 1956, стр. 457.

В. Ti о

о в иЬ, ук. соч.

D-r В. Ъури h. Тужбалица у светско] кнэижевности. Београд, 1940.

В. К а р а у и h. Српске народне песме, кш. 1 (в которой собраны различные

«женские» песни). Беч, 1841, стр. 89—97.

КовчежиЬ за HCTOpnjy, je3HK и обича]е Срба сва три закона.

lib.pushkinskijdom.ru

382

В.

К. Зайцев, Е. Шаулич, И. Шаулич

нутым плачам еще четырнадцать рисанских, присланных ему священни-

ком Вуком Поповичем, свояком Врчевича. Караджич напечатал материалы

Поповича «почти без каких-либо изменений»,

о чем говорится в седьмом

томе его переписки. Сам Караджич был в Черногории в 1834—1835 годах.

Тринадцать месяцев провел он в пути; находился в Дубровнике, Боке,

Паштровичах, Црмнице, в Риекской нахии, в Цетинье. В течение этого

времени он должен был услышать оплакивания, которые происходили

не только при похоронах, но и в течение многих лет после них и без

которых не обходилось ни одно собрание в тех краях, где он был. Вспом-

ним только, что в Цетинье он присутствовал при открытии гробницы

владыки Черногории Петра I, когда, вероятно, происходило и оплаки-

вание. Из того, что Вук тогда не записывал плачей, следует, что они

не привлекли еще его внимания. Замысел собирания плачей принадле-

жит Вуку Врчевичу (родившемуся в 1811 году в Рисне, Бока Которска,

и умершему в 1882 году в Дубровнике), мелкому чиновнику в торговой

конторе, которому после смерти отца (тогда ему было двадцать лет)

пришлось содержать, кроме себя, мать и тринадцать братьев и сестер.

После знакомства с Вуком Караджичем в 1834 году Врчевич, по-види-

мому, из желания помочь ему, стал собирать фольклор, и ему пришла

мысль наряду с остальными фольклорными материалами записывать и

плачи. В письме от 2 IV 1836 Врчевич пишет Вуку: «Вещь действительно

достойная того, чтобы предложить ее публике. . . древний обычай, кото-

рый и сейчас соблюдается в Паштровичах, когда умирает уже

взрослый человек». И он обещает Караджичу, что постарается

написать об этом как можно больше и переслать ему материалы.

Мысль о необходимости записывать плачи еще более утвердилась

в Врчевиче под воздействием поэмы Негоша «Горный венец».

в ко-

торую был включен плач. «В тот час, когда я прочел „Горный венец**,—

пишет Врчевич, — во мне родилось твердое намерение вместе с другими

произведениями собирать и плачи» (предисловие Врчевича к ненапечатан-

ным плачам, стр. I).

Плачи и материал о них, напечатанные в «Ковчежиче», Вук Карад-

жич использовал в качестве документов, говорящих о народных обычаях,

в книге «Жизнь и обычаи сербского народа», которую после его смерти

издала его жена Анна.

Сюда наряду с паштровскими и рисанскими

причитаниями включены еще и новые загорские вопли и несколько со-

временных плачей, присланных Караджичу Вуком Поповичем.

Наряду

с довольно большим числом плачей в стихотворной форме, собранных

в упомянутых уже областях, Вук в этой книге отметил: «Нигде, кроме

Паштровичей, я не слышал о существовании постоянного обычая оплаки-

вать в стихах. Кто как чувствует и умеет, так и оплакивает».

Но уже

здесь он указывает на эмоциональное воздействие плачей: «Иногда ка-

жется — и из камня бы слезы полились, когда мать причитает по сыну,

сестра по брату».

Полностью же оценить эстетическую сторону плачей

Лэ. Сто]'ановиЬ#Живот и рад Вука Стеф. КарациЬ.а. Београд, 1924,

стр.

668—669.

Вукова преписка, VI, стр. 498.

Негош, Петр II Петрович (1811—1851), князь и владыка Черногории, поэт.

В его лучшем произведении — поэме «Горный венец» (1847) — описывается восста-

ние черногорцев против потурченцев и турок в конце XVII века, — Ред.

В. К а р а ц и h. Живот и обича]и народа српског. Беч, 1867.

Л>. Сто ]'ановиЬ. ук. соч., стр. 674.

В. К а р а ц u h. Живот и обича]'и народа српског, стр. 154.

Там же.

lib.pushkinskijdom.ru

Сербские плачи

383

и Вук Караджич, и Вук Врчевич смогли лишь благодаря плачу из «Гор-

ного венца» Негоша, который включен Вуком в 1849 году в «Ковчежич»

наряду с народными плачами, ибо «здесь нет ни одного слова, которого

бы не употребляли плакальщицы в Черногории».

Живя в Боке и Паштровичах, позднее в Черногории и Герцеговине,

Врчевич часто мог слышать плачи. Особенно в Герцеговине, где он

служил в качестве австрийского вице-консула, Врчевич нашел большое

количество плачей, начал их собирать и в 1868 году составил довольно

большой сборник из 67 плачей, среди которых был и плач по Негошу его

сестры, классифицировал их и дал к ним комментарии. Вероятно, у него

был и другой материал или хотя бы он был уверен, что его найдет, так

как на своем сборнике написал: «Книга первая». Между тем ему не уда-

лось напечатать и свою первую книгу, она в рукописи хранится сейчас

в Сербской Академии наук.

Рукопись Врчевича носит название: «Раз-

личные народные плачи или причитания женщин над мертвыми в Боке

Которской, Черногории и Герцеговине с соответствующими коммента-

риями. Собрал и выпустил в свет Вук Врчевич, австрийский вице-консул

в Требине и Герцеговине в году 1868, Книга первая».

Предисловие Врчевича имеет значение как первое на сербском языке

исследование о плачах. Из него видно, что Врчевич отмечал и красоту

плачей («один лучше другого»), и их идейное значение. Плач, по его

словам, «не уступает юнацким народным песням», с той только разни-

цей, что женщины воспевали славу погибших героев оплакивая, а мужчины —

в сопровождении гуслей. И от гусляра и от плакальщицы требуют и хоро-

шего содержания песни и хорошего голоса. Плакальщице нужен сильный

высокий голос и «искусство в сочинительстве». К хорошим плакальщицам

в народе относятся с таким же почтением, как к литераторам в просвещен-

ных кругах. Врчевич приводит пример того, как люди, приходящие на мо-

гилу, за неимением хорошей плакальщицы, вызывают ее из дальних месг

за вознаграждение.

Давая определение плача, Врчевич в основном правильно указал, что

цель плакальщицы—выразить свои чувства и коротко рассказать

о жизни умершего. Подчеркивая, что не всякая женщина может быть

отличной плакальщицей, хотя причитать умеют даже девочки, Врчевич

констатировал тот факт, что существует два вида оплакивания, но он не

определил, в чем состоит разница. Между тем эта разница существует и

сейчас, и определить ее можно было бы так: оплакивание (тужен>е) про-

думано, скомпановано, исполняется напевно, тогда как причитание (на-

ицанэе) —стихийное, часто бессвязное излияние горя, похожее на ре-

читатив. Лучшими плакальщицами Врчевич считает в Боке — рисанских

женщин, в Черногории — жительниц из Катунской нахии, а в Герцего-

вине— женщин из-под Баняна, Пивы и Дробняка.

Некоторые утверждения в предисловии Врчевича мы не можем при-

нять целиком. Неточно то, что женщин, девушек и детей не оплакивают.

Можно только сказать, что на сходах и соборах, совершенно естественно,

оплакивают в первую очередь героев и людей, имевших значение для

общества. Точно так же только частично справедливо утверждение Врче-

вича, что мусульманки не оплакивают покойников. Правда, и Коста

Герман в своих объяснениях мусульманских обычаев утверждает, что оп-

КовчежиЬ. . ., стр. 114.

САН, № 8552 257 (ящик ХС 2).

lib.pushkinskijdom.ru

384

В.

К. Зайцев, Е. Шаулич, Н. Шаулич

лакивание противоречит фатализму,

но именно в сборнике Германа,

в песне «Кладушанин Муйо и Костреш-харамбаша» мать Алии Боичича

причитает над могилой (мезаром) своего сына.

В песне «Ибрагим-бег

Любович» Салих-бег удерживает мать от причитаний, но сам не может

преодолеть своего желания оплакать убитого брата. В обеих песнях

говорится об оплакивании, потому что они возникли в этнически устой-

чивой среде, первая — в Сараеве, вторая — в Фоче. Сербы, принявшие

мусульманство, сохранили некоторые народные обычаи и выполняли их

иногда, не зная их значения; так что в тех областях, где было принято

оплакивание, оплакивали мертвых и мусульманки. Так, Н. Шаулич запи-

сал сохранившийся в предании плач матери Ахмета Баука, героя из

Никшича, о котором И. Мажуранич упоминает в своей поэме «Смерть

Смаил-аги Ченчича». Ислам только ослабил традиционный народный обы-

чай, но не уничтожил его. В предисловии Врчевич правильно подчеркнул

общественный характер оплакивания. Если погибнет выдающаяся лич-

ность или юноша, все соседи, а иногда и целое село, не будут петь в коло

или под гусли, не выстрелят из ружья. И сваты не будут петь, проходя

мимо этого дома.

Рассматривая особенности метрики, Врчевич выделяет постоянное по-

явление четырехсложных или трехсложных добавлений к восьмисложным

стихам. Между тем это и в его время не могло быть постоянным явле-

нием. Если плакальщица слишком увлечется и если она оплакивает боль-

шое число героев, у нее нет ни времени, ни возможности каждому из них

найти соответствующий эпитет, который обычно и составляет «характе-

ристику» героя. Поэтому во многих герцеговинских плачах нет регуляр-

ного появления полустиший.

Врчевич всегда указывает, от кого плачи записаны, и это является по-

ложительной стороной его работы. Но иногда у Врчевича проявляется

ошибочная тенденция подправлять народные плачи.

Спустя пятьдесят лет после намерения Врчевича напечатать книгу

плачей подготовил к печати свой сборник Новица Шаулич, ничего не

знавший о сборнике Врчевича, так и оставшемся в рукописи. Только

в 1929 году Шауличу удалось напечатать свою книгу «Српске народне

тужбалице».

Это первый сборник, специально посвященный сербским и

южнославянским плачам вообще. Шаулич собирал материал в первую

очередь в селах под Дурмитором

и дальше в Дробняке.

Здесь, в своих

родных местах, где он с детства слышал плачи, — ибо считалось позором,

не оплакав, похоронить и ребенка, — Шаулич и начал собирать их, пе-

рейдя в дальнейшем в другие части Черногории, Герцеговины, частично

и Боснии, в некоторые местности Сербии, а после второй мировой

войны — и Воеводины, где записывал плачи в большинстве случаев

от выходцев из Герцеговины и Черногории.

И сейчас в большинстве об-

ластей, где записывал Н. Шаулич, сохранилось оплакивание.

Н 6 г m a n п. Narodne pjesme muslimana u Bosni i Hercegovini, т. II. 2-е изд.,

Sarajevo, 1933, стр. 627.

Там же, стр. 185.

Н. ШаулиЬ. Српске народне тужбалице. Београд, 1929.

Крестьяне этого края от Буковицы до Жабляка вместо названий своих сел —

Яворье, Пашина Вода, Мотички Гай, Вирак, Развршье, Юнчедо и др. — скажут просто:

«Мы из-под Дурмитора». А так как в этом краю много озер — Вражье, Рибле,

Змине, Цр

но

— и так как местность равнинная, то эти края называют и так: Равна

йезера или просто — Йезера (название, которое упоминается в песне «Женитьба

краля Вукашина»)], и люди этого края говорят, что они с Озера (из Йезера).

Местность от горы Крнова до реки Тары.

Более детальный маршрут Н. Шаулича см. в заметке В. К. Зайцева, — Ред.

lib.pushkinskijdom.ru

Сербские плачи

385

Шаулич собирал плачи в основном в период от Балканских войн до

первой мировой войны и после нее, когда бои, условия жизни в плену,

эпидемия испанской лихорадки («испанки») и трудности, связанные с фор-

мированием нового государства, требовали больших жертв, и поводов для

создания плачей было достаточно много. Плачи, записанные Шауличем,

очень эмоциональны и образны, ибо края, в которых он работал, по бо-

гатой и образной лексике и другим изобразительным средствам народ-

ного языка — настоящая сокровищница. Идейное и эстетическое значе-

ние сборника Шаулича велико, несравненно больше значения собраний

плачей Вука Караджича и Врчевича.

Почти все свои материалы о плачах он собрал сам, работая непосред-

ственно на месте, всегда бережно сохраняя оригинальную народную ре-

дакцию. Число плачей, присланных ему друзьями, невелико. Доверия

плакальщиц Шаулич достигал тем, что он и сам родом из этого края,

со многими из них он был лично знаком и близок.

В предисловии к сборнику, написанному Шауличем, наиболее важно

описание самого процесса создания и проведения плачей. Плакальщицы

начинают заниматься искусством оплакивания еще в детстве, когда пасут

стадо и вяжут чулки, в одиночестве, на лоне природы, подражая матери,

родственнице или какой-нибудь другой женщине, плачи которых они

слышали, повторяя вслух запомнившиеся слова. Поэтому, когда насту-

пает настоящий траур и нужно выступить с оплакиванием, горестные

переживания находят уже готовую форму, заимствованную из общей по-

этической сокровищницы. «Если она (плакальщица, — Е. Ш.) по кому-

нибудь тоскует, ей кажется, будто она читает по книге или будто у нее

сыплется из рукава», — объясняли ему сами плакальщицы процесс своего

творчества. Обычно сначала плакальщицы жалеют о ближайших родных

(«Все-то раны вокруг сердца, а родственные — в середине сердца») или

о родне мужа. Потом переходят на кумовьев, друзей, известных юнаков и

вообще видных людей. Первое выступление перед слушателями дается тя-

жело:

плакальщица вся дрожит, боится ошибиться, смутиться, пожалеть

кого-нибудь не так, как надо, боится, чтобы над ней не посмеялись.

Когда же она преодолеет этот страх, в ее плаче появляется, кроме чувства,

мастерство, она уже сама находит содержание, перечисляет особенности

характера покойного, говорит о его отношении к семье, о его роли в об-

ществе старается упомянуть и о других покойниках из этого края, осо-

бенно родственных тех, кто присутствует при оплакивании, если они

того заслуживают, подчеркнуть их заслуги. Н. Шаулич подметил,

что одни женщины импровизируют свои плачи, а другие молча обдумы-

вают и готовят плач. «Когда я одна, — рассказывает плакальщица, —

тогда я погружаюсь в печаль и сожаление и принимаюсь оплакивать ча-

сами и не перестану до тех пор, пока кто-нибудь мне не помешает». Если

она так не «поговорит» с мертвым, ей «невмоготу». А когда она это сде-

лает, ей становится легче. Чем старше плакальщицы, тем больше общест-

венное у них вытесняет личное. У них есть уже сформировавшиеся

взгляды на жизнь и на смерть, определенная жизненная философия; по-

этому плач переходит в эпический рассказ. Но поскольку плач отражает

общественные связи покойного и его родни, то оплакиванием покойников

плакальщицы не только сохраняют воспоминания о них, но и облегчают

друг другу перенесение горя.

Исполнение плача включает элементы драматизации.

При оплакивании «по пути», когда покойника несут на кладбище, или

когда люди идут на оплакивание, или когда плакальщицы направляются на

25 Русский фольклор, т. IV

lib.pushkinskijdom.ru

386

В.

К. Зайцев, Е. Шаулич, Н. Шаулич

поминки, одна из них, например, начинает так:

Что ж тайком я пробираюсь,

Будто не на плач собралась!

Горе всем нам!

Говорить не буду с горем,

С Мирко буду

В доме Мирко!

Вторая подхватывает:

Буду с деверем, не с горем,

мой деверь!

Третья продолжает:

Буду с другом, а не с горем,

Ох

мой Мирко!

А четвертая:

С Мирко буду, а не с горем,

Ох

ты горе!

Кроме такого разделения ролей, коллективный характер оплакиванию

сообщает и поддержка слов солиста хором. Один из жалобщиков на-

чинает:

Горе, горе, брат мой Мирко,

а остальные, как эхо, продолжают:

Горе! Горе!

Элементы драматизации проявляются и в чередовании прозаических

размышлений плакальщиц (например: «Эх, мой брат Мирко, тяжело нам,

что поделать») с замечаниями присутствующих («Несчастлива его мла-

дость!» или «Ох, мать свою оставил в горе!»). При этом движения жа-

лобщиков торжественно определенные, как на сцене: женщины ударяют

себя в грудь стиснутыми кулаками, а мужчины после причитания — ла-

донями в лоб. Драматичен был момент, когда женщины обрезали косы и ца-

рапали себе лицо. И то и другое теперь уже не наблюдается, но остался

обычай «падать в обморок» (пренемаганье). Тогда приносят воду и ракию,

чтобы привести плакальщицу в себя. Кто-нибудь успокаивает плакаль-

щицу или прерывает ее, когда она устает, призывая, словно режиссер,

другую ей на замену.

Драматичен и первый момент оплакивания, когда все женщины причи-

тают «в голос», и каждая бессвязно выражает свои чувства. Создается

впечатление прелюдии к музыкальной драме.

Наблюдения Новицы Шаулича очень ценны. К сожалению, в своих

выводах и обобщениях он не использовал той, немногочисленной правда,

литературы, которая имеется; его можно упрекнуть также в том, что он

не дал объяснения локализмов, близких ему, но непонятных читателям и

исследователям, и в том, что он не указал имен всех плакальщиц и не дал

хотя бы кратких биографических сведений. Однако неоспорим тот факт,

что Шаулич первый почувствовал высокую поэтическую ценность пла-

чей не только для нашей, но и для мировой литературы, произвел класси-

фикацию плачей, установил связь между плачами и эпическими народ-

lib.pushkinskijdom.ru

Сербские плачи

387

ными песнями, почувствовав, что «плачи имеют оольшое значение для

изучения процесса возникновения народных песен»,

и своей книгой про-

будил интерес к изучению плачей. Все тужбалицы, записанные Шауличем

наряду с элементом поэтического вымысла, имеют под собой реальную,

жизненную основу. Укажем хотя бы на первый плач—плач матери

Круны Калевич по сыну Петру, погибшему в 1912 году на горе Црни Врх

у Плевля (№1), и плач Стамены Степович-Апович из Яворья по сыну

Стевану, артиллеристу, погибшему в Скадре (№ 2). Имеются эпические

плачи, описывающие бои. В них прежде всего проявляется общественно-

политическая основа песни: личное горе часто уступает место радости по-

беды. Для всех эпических плачей характерны любовь к свободе и сме-

лость в выражении своих взглядов, иногда фигуральном, а иногда и от-

крытом.

Несмотря на полное признание нашей и иностранной критикой значе-

ния первого сборника, Новица Шаулич не смог напечатать свой новый

сборник вплоть до 1953 года, когда в юбилейном номере СЕЗ (Серб-

ский этнографический сборник) появилась его новая статья о плачах,

ставящая задачу определить причины оплакивания, исследовать связи

лирических и эпических элементов в процессе создания народ-

ной поэзии, выделить драматический элемент в оплакивании. В при-

ложении к статье даны десять новых превосходных плачей. На этот раз

вместе с именами некоторых плакальщиц приведены краткие биографиче

ские данные и даже дан портрет одной из самых лучших плакальщиц —

Кристины Крастич из Яворья (тогда ей было около 85 лет).

Хотя часть материалов Шаулича пропала во время войны, у него со-

хранилось все же большое число записей народных плачей, и много за-

меток, с ними связанных. На русском языке плачи, записанные Шаули-

чем, появляются впервые. Пусть несколько этих образцов плачевой

поэзии сербов из большого ненапечатанного сборника послужат делу срав-

нительного изучения славянских плачей и плачей других народов.

Перевод с сербохорватского

М. Бершадской.

НЕКОТОРЫЕ НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ ПЛАЧИ

Новица Шаулич

Плач Джурджи Лакушич

по братьям

ОЬах мало говорити,

Сво]е срце ври]ег)ати,

Братске ране поновити,

Жел>но брата поменути,

Ка' на сунце погледати.

Moj жестоки раььениче,

Радо]ипе!

Доби ране на

метане,

Рано брате!

На очито 6OJHO полэе,

Ье се вели «ко he бол>е»,

Ту сву]' брате у на]болэе,

Побеседую немного,

Свое сердце растревожу,

Раны братьев вновь оплачу.

Помяну родного брата —

Словно в солнце погляжуся. ..

Тяжелы, жестоки раны,

Мой Радойца!

На мейдане

тяжко ранен

Ты,

мой братец! ..

Говорят, в бою средь поля

«Кто сильней, того и доля>.

Ты всегда был храбр всех боле;

Н. ШаулиЬ, ук. соч., стр. XI.

25 *

lib.pushkinskijdom.ru

388

В.

К. Зайцев, Е. Шаулич, Н. Шаулич

г)е се вели «стани, пани»,

Ти.

се ни£)е не препаде,

Ни кри главу за главицу,

Но кораком на границу,

Оштром саблэом у десницу,

Саблэо брате!

Па на шанац зуришаше,

Све с крилатом браном

TBOJOM,

Те се глава накидаете,

Друштву, брапо,

npnMjep

даете;

Туна с* главе погибосте

И за славу главу даете,

И за вашу Отацбину.

У мудру сте памет рекли,

Е пете се прославити,

И у

njecMe

исщевати,

Ка

Угреви, брапо, први,

Ja не жалим теке тебе

Но три брата, ка* три града.

И осталу редом брапу,

Дико брапо!

Но ja брапу жалит' непу;

Ако брапа изгибосте,

Сираци им остадошс,

г}е сираци, ту ]'унаци,

Луцка |>ена порастоше,

Братска

MJecTa

охрабрише.

Па ако сам безбратница,

HHJecaM

безродница,

Роде брапо!

Дивно ли ти приставайте,

Дични брате!

Кад се у 6oj окреташе,

Убо.щиче!

Ка' да стасом град rparjanie,

Граду брате!

Тако радо окреташе,

Роде брате!

Наш на кон>а бшьаии]'а,

А на шанац

jypHUL\nja,

А на главе ]агмапи]'а,

Радойца!

Сад he ти се сестра молит*,

Сунце брате!

Ако си ми мало болш,

Мани крилом и раменом,

Рано брате!

Па

npouieTaj

по тавници,

Ка* но соко по граници,

Тражи брапу племенике,

Све

jyHaKe

убоз'нике.

Дивно ли ти

npncTajanie,

Павле брате!

Там, где только «Встань, ложися!»,

— Никогда не знал ты страху.

Ты умел, не прячась, биться,

Смело шел ты на границу

С острой саблею в деснице,

Сабля-братец!

На окоп ходил в атаку,

Вел с собой крылатых

братьев.

Вражьи головы рубили,

Всем другим в пример вы были,

Погибали, отдавали

Свои главы из-за славы,

За отечество родное.

Мудро сказывали, братья,

Что прославитесь навеки,

Станут складывать вам песни,

Как об Уграх

, тех героях.

Я не первого оплачу,

Но три брата, как три града,

И других по ряду братьев,

Славных братьев!

Нет, зачем жалеть мне братьев!

Если братья погибали —

Их сироты оставались.

Где сираки

— там юнаки!

Дети вырастут, и снова

Вместо братьев будут люди!

Коль осталась я безбратной,—

Не осталась я безродной,

Род мой, братья!

Ах, каким ты мне казался,

Славный братец,

В бой когда ты собирался,

Брат мой родный!

Стан твой весь преображался,

Крепость, брат мой!

В бой охотно отправлялся,

Брат мой родный!

На коне — ездок умелый,

На окоп в набеге смелый,

До голов врага охочий,

Мой Радойца!

Умолять тебя я стану,

Солнце — брат мой!

Если любишь ты сестрицу,—

Поведи крылом-плечами,

Брат страдалец,

По своей пройдись гробнице

Как по ветке сокол-птица,

Поищи героев-братьев,

Молодцов отменной стати. ..

А каким мне ты казался,

Павел

братец!

lib.pushkinskijdom.ru