Арон Р. Избранное: Введение в философию истории

Подождите немного. Документ загружается.

В первый класс мы можем включить феномены, являющиеся одновременно жизненными и социальными.

Средний рост , частота той или иной болезни зависят как от биологических предрасположенностеи, так и от

образа жизни. Бесспорно, здесь справедливо увидеть феномены всеобщей социологии: как и

наследственность популяции, общие черты жизни выражается в этих цифрах. Но эти общие высказывания

частично покрывают наше незнание: чтобы измерить влияние, которое принадлежит тому или иному

фактору, нужно будет прибегнуть к статистическим экспериментам или даже спуститься на низший уровень

(средний рост или болезни дают только общие результаты). Такие совокупности более ге-терогенны. чем

фиктивны, и это относится ко всем тем совокупностям.

которые собирают также из различных данных, касающихся животного мира и общества.

Напротив, можно говорить о гомогенных совокупностях (или об известной гетерогенности), когда удается

изолировать причину. Для биолога идеально гомогенной является совокупность, образованная чистой

линией. В этом случае все различия (например, рост) связаны со средой, которая сама редуцируется к

множеству частных причин (отсюда деление величин в соответствии с кривой Гаусса). Социолог никогда не

изучает совокупности, являющиеся также совершенно гомогенными, но все статистические

экспериментирования, как и экспериментирования с самоубийствами, имеют целью или результатом

последовательное изучение различных факторов. Различия в возрасте или гражданском состоянии исчезают

(компенсируются), когда исследуют частоту по регионам. То же самое касается, скажем, уровня зарплаты. В

парижском регионе он может быть взят

целиком без учета квалификации, возраста и т.д. Но эти два

примера, какими бы близкими они ни казались, предполагают две различные интерпретации. Ибо мы

переходим от понятия гомогенности к понятию реальности. Всегда релятивная гомогенная совокупность

просто предполагает, что другие причины действуют ничем не отличающимся от других образом. Напротив,

уровень зарплаты

в парижском регионе или изменение зарплат из года в год реальны как совокупности. Ни

этот уровень, ни это движение не представляют только итог или среднюю величину. Скорее всего

элементом будет зарплата каждого рабочего, которая определяется целостностью. В экономической жизни

эта сила целостностей проявляется во всех эшелонах. Самое широкое единство диктует самое

узкое,

мировые цены являются руководителями. Солидарность экономических субъектов и отдельных рынков

определяет эту эффективность анонимных сил, которые, хотя и вытекают из индивидуальных решений, в

конце концов навязывают свой закон.

Но не тут находится особый тип реальной совокупности. Количество рождений или браков, по-видимому,

предполагает другую интерпретацию. Какими бы личными ни были решения, вовлекающие каждого в брак,

тем не менее ежегодная частота феномена демонстрирует большую стабильность. Но в таком случае нет

вопроса о независимых или эффективных целостностях, а также о коллективном

чувстве, которое бы

овладело всеми. Предрасположенность к браку, условия существования остаются приблизительно одними и

теми же из года в год в группе, статистические изменения отражают либо изменившуюся психологию, либо

другой состав населения, либо, наконец, изменившиеся социальные связи. Но совокупность тем не менее

остается реальностью в том смысле, что она вообще

отражает структуру коллектива.

Между экономическими совокупностями и совокупностями статистики по морали (количество браков или

рождаемость) находятся психологически реальные совокупности (движение мнений, туманности

оптимизма, социальные классы, способы действования, свойственные каждой экономической группе).

Например, пытаются классифицировать сумму доходов в категориях, которые, естественно, разделены:

вместо налоговых произвольных классов ищут действительные уровни, макси-

и минимум, которые устанавливают границы типа доходов, соответствующих образу жизни. Но, с другой

стороны, класс реален не столько благодаря уровню или образу жизни, а благодаря осознанию. За

пределами цифр социологи интересуются классовым чувством, которое никакая статистика не

обнаруживает. Поэтому общая ментальность группы определяется двумя способами: либо индивиды

реагируют одинаково, либо у

них есть воля и чувство своей солидарности (именно там находятся два

крайних предела, внутри которых располагается большинство примеров).

Предыдущее перечисление не претендует на полноту. Биосоциальные совокупности, гомогенные

совокупности, благодаря выделению одного фактора, независимые и эффективные целостности, исчисления

моральной статистики, психологические единства, все эти категории, связанные друг с другом переходными

рядами, требуют детального изучения. Эскиз теории социологических совокупностей нам только позволит

обобщить выводы, которые нам подсказал пример с самоубийствами.

Сегодня настаивают на необходимости макроскопического видения. Социолог улавливает в показателях или

частотах социальные реальности, которые существуют только в совокупности и благодаря совокупности. Но

забывают настаивать на разнообразии этих ансамблей и на обязанности дополнять всегда статистику

качественным анализом. Поэтому простое описание обязывает расчленить абсолютные антитезы, имеющие

философский или методологический характер. Атомистическое и целостное видения общества тоже

искажают данное. Макроскопическое и микроскопическое изучение необходимы друг другу, дополняют

друг друга и поправляют друг друга. Нет единственной интерпретации

случайной структуры и

статистических групп, потому что есть разные типы социальных феноменов. Нельзя утверждать, что все

причины действуют в каждом примере, что постоянные причины всегда противопоставляются

вариабельным причинам. Никакое из этих представлений не заставляет нас заранее знать природу

реального.

***

Разбросаны ли статистические ковариации наподобие адекватных связей всеобщей социологии? На первый

взгляд, напрашивается утвердительный ответ: социолог интерпретирует психологически то или иное

отношение, установленное согласно цифрам. Объяснение состоит не в том, чтобы дедуцировать отношение

из более общего отношения, а в том, чтобы представить психологически мобильную причину.

Однако, говорят некоторые авторы, социолог объединяет частные взаимоотношения, чтобы уловить общую

коллективность. Следовательно, причинное исследование ведет к синтезу, а не к изоляции факторов, как мы

на это до сих пор указывали. Конечно, раз открыв многочисленные и фрагментарные причины,

одновременно он использует все результаты, чтобы представить себе либо последнюю причину, либо

целостность

причин. Но по мере приближения к целому отказывается от языка и метода каузальности.

Окрестить причиной образ жизни — значит резюмировать одним словом выводы исследования в их

сложности и

400

401

противоречивости. За пределами неполного детерминизма социолог описывает и понимает полное

социальное существование.

§ 4, Причина и перводвигатель (от каузальности к теории)

В центре доктрины и практики Симиана находится учение о каузальности. Учитывая резонанс творчества

Симиана, мы не можем пренебречь сравнением наших мыслей с основными текстами, ранними статьями и с

введением к журналу «Salaire» («Зарплата»). Но мы не должны сбиться с нашего пути. Экономические

исследования Симиана покажут нам пример каузального анализа внутри того или

иного общества на

идентичной базе, многочисленные представления, вытекающие из циклического характера феноменов, —

это тот случай, который мы еще не рассматривали. Более того, впервые мы будем наблюдать

организованные отношения, близкие к системе, но вместе с тем увидим, как идут не от факта к

необходимости, а от реального к теории, т.е.

к рациональной фикции.

Другими словами, данный параграф преследует следующие цели: защитить нашу интерпретацию

каузальности, показывая, что ни изложение, ни конкретные исследования, проведенные Симианом, не

противоречат ей, разъяснить замыслы Симиана, противопоставляя то, что он сделал, тому, что хотел

сделать, распознавая модальность различных высказываний, которые отражают верифицированные

отношения.

***

Симиан не проводит различия между природой результатов, на получение которых он претендует, и

методами, которые он считает необходимыми для того, чтобы возвести эти результаты в сан научного

знания, если хотите, он не делает различия между целями и средствами, между методологией и

эпистемологией. Он также не уточняет границы, в пределах которых годятся

правила, которые он

предписывает, он ставит на одну и ту же доску правила самого общего значения, представляющие

интегративную часть всякой каузальной логики, и специальные правила, отражающие структуру, присущую

экономической действительности. Рассмотрим правила Симиана с целью выявления значения каждого из

них

Селективный просмотр соответствует необходимости всякого каузального исследования: чтобы выбрать

среди условий причину, чтобы выделить постоянный антецедент, обязаны перечислить все данные, которые

представляются до объяснимого факта. Имплицитно или эксплицитно, в той или иной форме все ученые

признают этот императив, которому Симиан дал идеальную формулировку, и в меру возможного они

пытаются к нему

приспособиться

. Но в некоторых случаях обзор рискует быть бесконечным. И до всякого

перечисления важно сконструировать антецеденты так, чтобы заменить бесчисленные факты ограниченным

рядом факторов.

Идентичность базы делает более легким этот селективный просмотр, более строгим каузальный анализ.

Чем больше антецеденты разных

представлений похожи, тем больше выигрывает сравнение в цене, а доказательство в надежности. Но в той

мере, в какой это правило противопоставляется обычному применению компаративного метода, оно

абсолютно не подходит. Действительно, чтобы его можно было использовать, опять нужны многочисленные

представления на базе идентичности, таков в самом деле случай для экономических феноменов на

фазе

чередования. Но эта специфическая структура находится не во всех сферах социального целого. Более того,

порою сопоставление отдаленных цивилизаций осложняет анализ, поскольку социальный институт во всех

представлениях находится внутри подлинной констелляции. Но, как мы уже выше видели, удается все же

изолировать адекватные отношения, установить взаимозависимость исторических феноменов, конкретные

данные или

абстрактные признаки. Оба типа исследования _

на

идентичной базе и путем сравнения обществ

— одинаково легитимны в зависимости от направления любознательности и природы объекта.

Правило полной, эффективной и последовательной феноменоскопии под предлогом преобразования

методов естественных наук выражает прежде всего необходимость, испытанную экономистом,

поддерживающим контакт с действительностью. Поскольку фундаментальной чертой экономической жизни

является циклическое движение, поскольку прогресс осуществляется через кризис, социолог старается

следить за колебаниями всех процессов. За неимением этого, перескакивая от одного равновесия к другому

он пренебрегает самим принципом эволюции, а именно творцом — нарушителем равновесия. Правило,

может быть, сохраняет смысл за пределами эволюции. Во всяком случае выгодно уловить непрерывность

становления. Но каким образом тогда подключиться к истории, когда речь идет о качественных феноменах,

которые нельзя схватить показателями или коэффициентами, когда речь идет о событиях, которые

совершаются сразу, вместо того чтобы преобразовываться согласно регулярному чередованию?

Сама эта структура экономической действительности нам объясняет все другие правила: правило

независимой интегральности, которое касается установления границ объекта, правило гомогенной

сегрегации, которое представляет ценность для исследования, правила последовательных соответствий,

необходимости классифицировать зависимости, предпочтения самой тесной связи. — все они касаются

природы намеченных результатов. Первые два правила явно связаны между собой. Они требуют

, чтобы

совокупности, изолированные учеными, были реальными, неважно идет ли речь об общей совокупности,

составляющей поле исследования, или об отдельных совокупностях, которые определяет тот или иной

коэффициент. Выше мы указали на различные смыслы выражения «реальная совокупность», мы выяснили

гомогенность и реальность совокупностей, так же, как различные нюансы этой реальности. Конечно, от

ученого зависит открытие тех или иных совокупностей. Предосторожности для верификации гомогенности

сегрегации, на которые указывает Симиан. полезны. Но не от ученого зависит существование или

несуществование совокупностей. Если эти правила отражают практику, адаптированную к особой материи.

402

то они не менее законны, но их распространение, по-видимому, ставится под вопрос.

То же самое касается последних трех правил. Бесспорно, можно вообще утверждать превосходство

каузальной связи над функциональной, причины, непосредственно связанной со следствием над отдаленной

причиной. Но в конечном счете эти высказывания являют результаты, которых Симиан добьется.

Предпочтение, отданное последовательным зависимостям, предвосхищает определение экономики как

продолжения диспропорции. Если нужно классифицировать зависимости, то именно

в самой реальности

существует постоянный порядок, следуя которому соединяются изменения различных факторов, исходя из

primum movens

. И чтобы не перепрыгнуть никакое промежуточное звено, чтобы измерить степень

взаимозависимости, вначале необходимо установить самую тесную связь и дойти постепенно до

инициирующей причины.

Поэтому, на наш взгляд, теорию Симиана нужно интерпретировать, исходя из его практики, а не наоборот.

Все правила отражают опыт экономиста (отдельно опыт селективного просмотра, который строго

формулирует обязательство всякого каузального анализа, который происходит в соответствии со схемами

Дж. Ст. Милля). Эти замечания ни в коем случае не преследуют цель принизить учение

, они только имеют в

виду сделать его понятным, описать его использование. К тому же нас здесь, прежде всего, интересует

характер результатов, каузальных связей. Предыдущие сведения нас навели на мысль, что для их понимания

необходимо изучать само творчество Симиана, а не его теоретические высказывания.

По правде говоря, в ранних статьях

, теория еще не зависит от специальных наук. А не остался ли Симиан

верным самому себе? Не с концепцией ли каузальности, изложенной на заседании «Философского

общества», мы должны соизмерять свои мысли? Верно, что Симиан всегда сохранял каузальную схему,

предложенную по этому случаю. Выше мы указали, что историческое исследование, которое Симиан

определенно

не признал, находит место в рамках его мысли. Мы сейчас увидим, что детерминация причины

как самого общего антецедента и наименее обусловленного представляет только логическую фикцию,

которой никакой из приемов ученого не соответствует.

***

Если ссылаться на его логическое изложение, то намерением Симиана, видимо, является выделить причину

среди условий, используя формулу: антецедент, связанный со следствием самой общей связью, есть

причина. Выше мы отвергли эту теорию, по крайней мере, как теорию исторической каузальности. Историк

не ищет причину, сравнимую с расширяющей силой газа, которая дает представление о

всем взрыве. Скорее

всего он будет иметь в виду спички курящего или небрежность сторожа. Но не правомерна ли эта теория в

социологическом плане'? Не является ли действительной причиной меньше всех обусловленный

антецедент

404

Чтобы ответить, просто спросим себя, как устанавливают причинность нормы роста запасов золота при

возникновении флуктуации, имеющих место раз в десять лет. Элиминация других факторов совершается с

помощью четырех последовательных методов: нужно, чтобы причина была представлена в начале каждой

фазы, нужно, чтобы она объяснила общее движение, чтобы она представляла те же альтернативы

распространения и противодействия, которые представляет общее движение, наконец, нужно, чтобы она

была первым термином связанных зависимостей внутри каждого цикла. Воспроизведем друг за другом эти

приемы.

Ученый, занимающийся исследованием на идентичной базе, смотрит на каждый цикл как на представление

феномена. Поэтому причина должна быть общей, т.е. предшествовать каждому из циклов. Эта общность,

точнее, эта константа есть сам знак каузальности, поскольку она выражает регулярность

последовательности.

Но для открытия единственного антецедента, который можно будет окрестить причиной, необходимы

другие операции. Нужно не элиминировать менее общие антецеденты, а составить макроскопический факт

таких размеров, чтобы частные данные, т.е. акциденции, сразу же были исключены. Факт, причину или

причины которого Симиан ищет, есть общее движение зарплаты, или даже точнее, главные линии

этого

движения повышения, прерываемого фазами понижения или стабильности. Однако ни забастовки, ни

политические события не могут быть причиной этого глобального движения, поскольку повышение

зарплаты начинается раньше и продолжается после периодов, когда растет число забастовок, и поскольку

забастовки не представляют никакого изменения системы, сравнимого с изменением зарплаты. Конечно,

если есть желание,

можно назвать общим глобальное движение в противоположность ограниченным

фактам. Но эта противоположность ничего не имеет общего с противоположностью общего и особенного в

логике и было бы лучше противопоставлять глобальное, массивное, целостное отдельному, случайному,

элементарному. (Повышение зарплаты в такой-то год или в такое-то десятилетие есть такое же единичное

историческое событие

, как повышение зарплаты рабочего, но это целостное событие по отношению к

отдельным событиям, сумму которых оно составляет.)

Кроме того, поскольку сложный факт (который хотят объяснить) представляет альтернативы,

дополнительная элиминация сразу же достигается: постоянные данные не являются причиной циклов, если

предположить, что они в них являются постоянным условием. Научный и технический прогресс,

психологические тенденции социальных групп фигурируют в числе этих постоянных условий. Технический

прогресс необходим в фазах Б для

того, чтобы хозяева заплатили зарплату, сниженную только что

номинально, благодаря росту объема производства и наивысшей производительности. С другой стороны,

противодействие зарплаты номинальному снижению есть необходимое условие движения, поскольку

созидательная инерция обязывает предпринимателей рационализировать свои предприятия.

После этих трех селекции много ли еще остается антецедентов, один из которых можно было бы считать

общим

Нисколько. Остается мно-

405

жество факторов, порядок зависимости которых изучается. Разбивают стоимость продукции, изменения

которой приблизительно параллельны изменениям заработной платы, на два элемента: на количество и

цену. За пределами цен еще раз пренебрегают объемом продукции и доходят до денежных средств, наконец,

за пределами количества денежных средств до исчисления роста запасов золота.

Какова логика этой каузальной регрессии? Фактически она подчиняется двум принципам: уловить простые

факторы, и раз доказана взаимосвязь двух движений, то сделать вывод в соответствии с традицией о

первенстве каузальности. Именно денежные средства и, прежде всего, запасы золота вызывают ряд

действий и реакций, все отношения которых необходимы, но зависимость которых более или

менее

отдалена по отношению к primum movens (перводвигателю).

Вычлененная общность, которая заключается в регулярном присутствии до каждого представления, а также

последовательные элиминации ничего общего не имеют с более или менее значительной общностью

антецедента. Увеличение денежных средств является ни более, ни менее общим, чем повышение цен, оно

ему либо предшествует, либо следует. Что касается выражения «следствие в общих отношениях», то

бесспорно, можно снова найти правило в образовании глобального движения зарплат. В этом случае

приоритет социологического исследования был бы равносилен обязанности, навязанной социологу, всегда

размещаться на определенном уровне. Но эта обязанность легко объясняется, когда глобальное движение

обладает самостоятельностью и гомогенностью (как в экономике). Остается узнать, в каком случае историк

выясняет в

объекте аналогичную структуру.

Зато принцип разбивки на серии зависимостей играет существенную роль. Именно он объясняет внутренний

порядок циклического детерминизма, именно он требует движения вспять к начальному термину.

Поскольку взаимосвязь факторов вписана в реальность, некоторые позиции каузальной проблемы

приобретают привилегированный характер. Задавались вопросом

, почему Симиан два раза отвергает

объем продукции. Нельзя ли искать причину сохранения номинальной зарплаты в фазе Б (сохранение,

которое равносильно росту реальной зарплаты), и в этом случае не завершится ли оно обязательно с

помощью роста объема продукции механизацией или ростом техники? Я думаю, что Симиан не сомневался

бы в возможности

установить абстрактно и изолированно такую связь, но он бы согласился с тем, что

некоторые связи имеют привилегированный характер, потому что они отражают динамику, имманентную

социальной экономике, в то время как другие пренебрегают энергией движения и механизмом

последовательностей (технический прогресс объясняется снижением цен). Тем более что этот механизм, как

мы сейчас

увидим, был, с его точки зрения, не только реален, но и необходим. На практике каузальное

исследование Симиана поэтому ничего не имеет общего с теоретическими формулировками и логикой

Дж.Ст. Милля (особо повторим: первое требование — регулярное присутствие). Элиминация акциденций

посредством организации макроскопического факта, элиминация стабильных данных благодаря выбору

очередности первого факта, попятное

движение к перводвигателю. все зги

приемы чужды банальной логике индукции и в широком смысле тоже чужды методам естественных наук.

Ибо никто, в том числе и Симиан, вопреки своему явному намерению, не выявил специфику науки и

экономической реальности. Доказательство тем более убедительно, что оно непроизвольно. Потому что где

найти в теоретической физике эквивалент этой разбивки на серии

зависимостей? Репрезентативные теории,

на которые ссылается Симиан, почти не похожи на взаимосвязь факторов, которые Симиан без конца

разъединяет и соединяет. Если бы хотели сравнить, то нужно было бы подумать о машине (двигатель

внутреннего сгорания) или в крайнем случае об организме, каким-то образом снова найти эту взаимосвязь

сложного детерминизма, образованного

на основе первоначальной причины, которую автоматически

воспроизводит крайний термин процесса.

Позитивистская физика далека как от экономики Симиана, так и от традиционной теории. Симиан также

был, как мы постараемся показать, скорее революционером метода, в котором он нуждался, чем познания,

которое он имел в виду.

***

Часто подчеркивали внешне парадоксальный характер первопричины, которую исследовал Симиан. Этот

фанатик социологии видел в конечном счете первопричину всякого экономического движения в таком

случайном феномене, как исчисление роста запасов золота, т.е. открытие новых месторождений или

истощение золотых рудников. Однако Симиан всегда от имени науки, впрочем, более фиктивной, чем

подлинной, хотел, согласно

собственным словам, рационального объяснения.

Рациональность объяснения, с его точки зрения, связана с двумя признаками: общность и необходимость.

Общность каузальной связи, открытой в единственном эксперименте, ему кажется по меньшей мере

правдоподобной: можно будет заметить в других независимых интеграль-ностях то же чередование фаз,

подчиняющееся тому же механизму. Примем это высказывание, тем более являющееся таким вероятным,

что

первопричина феномена представляет собой нечто внешнее для французской экономики и относится к

экономике мирового рынка. Впрочем, в любом случае каузальная связь M — Л будет универсальной:

субъект якобы в одном случае единичен (исторический индивид), в другом общ (некоторые или даже все

экономики сложного обмена).

Еще в другом смысле связь носит общий характер. В самом деле, чередования увеличения и уменьшения

денег представляет, самое меньшее, определенную регулярность: вероятно, она повторится и в будущем

. К

тому же если даже событийный факт (открытие новых месторождений) больше не воспроизводится, то

неметаллические денежные средства могли бы восполнить этот недостаток таким образом, что

чередующиеся инфляция и стабилизация в любом случае стали бы правилом.

Более того, Симиану недостаточны ни этот общий характер причины, ни эта приблизительная и вероятная

закономерность. В крайнем случае

406

407

наука довольствуется необходимостью, прерванной своего рода случайным фактом, но вывод позволяет

устранить эту трудность: развитие экономики или, лучше, прогресс (а именно, больший пирог и больший

кусок каждому) не мог бы осуществиться иначе. И на одной странице, достойной стать известной

, Симиан

обожествляет то, что сжег, Симиан жертвует концептуальным методом и старается доказать, что без

«ножниц» различных цен, самих являющихся условием экспансии денежных средств, немыслим

экономический прогресс. В экономике прямого обмена рост объема производства якобы не интересен для

производителя, поскольку цены снижаются пропорционально этому росту и он из своего возросшего

производства

может получить тот же эквивалент на других рынках

Мало значения имеет суждение, которое касается этого доказательства. Два факта кажутся нам

бесспорными: это доказательство не можсг быть приписано оплошности или фантазии, Симиан его берет в

качестве отправной точки, когда заявляет, что в собственных результатах он убедился только после того, как

подтвердил их умозаключением (он упрекал одного из своих критиков в

том, что тот этим пренебрегал). С

другой стороны, это доказательство полностью относится к концептуальному методу, который он так

сурово критиковал. Однако эта необходимость — ничего не могло происходить иначе — мне кажется, не

похожа на модальность физических суждений, которые просто устанавливают каузальные связи,

действительные для закрытых систем или для абстрактных терминов реальности.

Ученый говорит: такой

антецедент дан, такой консеквент необходимо вытекает. По крайней мере, он формулирует законы, согласно

которым фактически связываются естественные феномены, он переводит в уравнения структуру мира как

таковую. Он не доказывает, что этот мир не мог быть иным, чем есть. Необходимость, о которой Симиан

думает, имеет другую природу. Как необходимость

всех экономических теорий, она базируется на

психологии или логике человеческого поведения: без «ножниц» цен производители не были бы

заинтересованы в росте своего производства, без снижения цен они не осмелились бы осуществить

технический прогресс. В той мере, в какой люди не могут быть иными, чем они есть, экономическая

необходимость категорична, а

не гипотетична, потому что она отражает возврат одних и тех же ситуаций и

постоянство человеческих стремлений. Симиан полагал привести экономическую науку к

неприкосновенной модели математической физики, но он снова нашел другим путем экономическую

теорию.

В этих замечаниях мы не собираемся ни принизить величие творения, ни приуменьшить его своеобразие.

Потому что эта теория согласовывается с традициями и должна быть установлена другими методами.

Вместо того, чтобы предшествовать эмпирии, являющейся плодом упрощения и схематизации, она

появляется после эксперимента, из которого прямо проистекает. Она также интегрирует более богатую и

более близкую к истории реальность. Она отказывается от фикции ГНогло œconomicus

классиков или даже

маргиналистов, ибо механизм экономики осуществляется с помощью конкретных людей. Социальные

группы движимы импульсами, иерархия которых кажется постоянной и ко-

торые, вопреки свойственной им иррациональности, в конце концов приводят к позитивному для всех

результату. Разум, имманентный экономической системе, имеет коллективный, а не индивидуальный

характер. Симиан об этом напоминает: тот, кто имеет больше ума, является господином всего мира. Но его

коллективный разум особенно похож на хитрость разума. Как и в философии истории

, индивидуальные

страсти фактически здесь оказываются на службе целей, которых не знают.

Однако возвращение от опыта к теории не проходит без трудностей и двусмысленностей. Действительно,

проявляются две вещи — либо необходимость связывается с реальной каузальной связью, либо она имеет

цену только для идеальной схемы. Рассмотрим оба предположения.

Можем ли мы сказать с точки зрения самого Симиана, что движение экономики не могло быть иным, чем

оно было? Конечно, нет. Не было необходимости в том, чтобы рудники Калифорнии были открыты точно в

таком-то году. Мы здесь под случайностью подразумеваем одновременно возможность постичь другое

событие и невозможность дедуцировать событие из

всей предыдущей ситуации

. Следовательно, есть

случайность, которая противоречит необходимости рациональной истины, и случайность адекватной связи.

Однако недостаточно сказать, что рост неметаллических денежных средств мог бы дать тот же результат.

Чтобы сделать необходимой реальную эволюцию, нужно доказать — и, я думаю, никто не попытался

доказать, — что этот рост произошел в момент, когда были открыты золотые

рудники и что он мог бы

детерминировать одну и ту же экспансию, прежде всего денежную, а затем экономическую. За неимением

этого несоответствие между тем, что могло бы быть, и тем, что было, снова вводит действенность случая

при возникновении глобального движения, вводит случайность в историю, даже в историю экономики.

Могут ли сказать, что эта необходимость, очевидно, применяется только к господствующим линиям

становления? Согласимся с этой интерпретацией, которая следует за вторым термином альтернативы, о чем

чуть позже. Чередование фаз необходимо, они нужны экономическому прогрессу, потому что стремятся

создать условия, которые делают другое возможным или неизбежным. Но Симиан сознавал, что эта

необходимость

не вписывается в факты, и вот почему он прибег к концептуальному рассуждению. И в

самом деле, было бы правомерно задаться вопросом о том, можно ли было добиться большего прогресса,

возможно ли было (или возможно ли в будущем) избежать циклов, которые для людей означают столько

страданий и нищеты. Почему рост производительности

не приводит к непрерывному росту объема

производства, и также реальной зарплаты?

Симиан имел право ограничиться ретроспективной констатацией: фактически это чередование довольно

регулярно происходит, и оно порождает те или иные последствия. Но у него сложилось впечатление о

частичной неудаче, может быть, не подозревая об этом, он сохранял как модель традиционную теорию,

которую более или менее путали с позитивистской наукой. Больше того, только эта

необходимость

полностью оправдывает привилегированное положение каузальной про-

408

409

блемы. Без нее связь: техническое развитие — реальная зарплата могла бы стать такой же правомерной, как

и связь: денежные средства — номинальная зарплата

. Наконец, эта необходимость — это не могло

происходить иначе — нужна ученому, когда он выводит из науки императив действия. Потому что нужно

ответить людям, которые желают прогресса, но не согласны платить за него: одно не идет без другого

Наконец, добавим, что эта необходимость одновременно является следствием наблюдаемой человеческой

психологии и экономического эксперимента. Ее предлагает иерархия стремлений как регулярный возврат от

первоначальной причины. Поэтому достаточно увековечить реакции индивидов внутри капиталистического

режима, чтобы подняться от факта к теории и прокламировать необходимость установленного механизма.

Как бы ее ни объясняли и какой бы соблазнительной она ни была, тем не менее эта путаница опасна. Важно

особенно выделить три типа следствий. Исторически приток золота после открытий американских или

африканских рудников был причиной роста цен и экономической экспансии (новый фактор внутри данной

констелляции). Социологически ритм роста запасов золота по примеру XIX в. диктует чередование

экономических фаз и в них выступает как primum movens. Теоретически, если психология экономического

субъекта не меняется, если последовательные ситуации, определяющие поведение людей, не могут быть

введены иначе, то экономическое функционирование необходимо в том смысле, что другими средствами не

достигнуть таких же результатов

Итак, если даже предположить, что полностью признают истинность выводов Симиана, тем не менее

необходимость не есть реальность, а реальность не есть необходимость. Необходимость применяется к

схематической реконструкции

, а не к такому экономическому движению, которое эффективно проявило

себя. И опять следует уточнить важность этой абстрактной необходимости. Свойственна ли полностью

руководимой социализированной экономике неизбежность циклов? Связана ли она с режимом свободных

цен, может быть, с международной экономикой, в которой мировые цены представляют для всех

национальных экономик руководящий принцип или,

как говорили, современную форму рока?

Для каузального анализа экономика представляет привилегированную область. В ней исторические связи

многочисленны и точны, социологические же связи одновременно близки к реальности и к позитивной

необходимости (адекватность приближается к необходимости). Наконец, историческая и социологическая

каузальность поддержаны теоретической необходимостью, которую Симиан как бы хотел прочесть в

фактах, но которую он в конце концов

должен был, как все экономисты, доказать, используя определенный

концептуальный метод.

***

Если бы мы должны были одним словом охарактеризовать философию и метод Симиана, то сказали бы:

реализм. Все приемы науки должны быть калькированы на структуре объекта. Можно ли сказать, что это

социологический реализм? Бесспорно, но так же и реализм науки, потому что Симиан даже, кажется, не

представляет, чтобы ученый был свободен конструировать

по своей воле понятия в соответствии с

направлением своей любознательности, настолько ему казалось очевидным, что ученый связан с материей,

которую он разрабатывает, настолько ему казалось, что система имманентна механизму экономики.

Поэтому имеется один, но решающий вопрос. В каких случаях каузальность склонна к теории, в каких

случаях существует система каузальных связей?

Наконец, представляют ли в своей совокупности история и

общество, как экономика, структуру?

Заключение

Выделим быстро результаты, к которым мы пришли в предыдущих параграфах, и сделаем выводы из

описания, которые оно предполагает для границ и объективности социологической каузальности.

В общем смысле можно было бы сказать, что все каузальные связи в социологии являются частичными и

вероятными, но эти свойства в зависимости от случая приобретают различное значение. Естественные

причины никогда не предполагают необходимых следствий, потому что природа никогда не навязывает

человеческим обществам тот или иной точно определенный социальный институт. Социальные причины

более или менее адекватны, но не необходимы, потому что редко следствие зависит от одной причины,

потому что во всяком случае частичный детерминизм регулярно совершается только в отдельной

констелляции, которая точно никогда не воспроизводится.

Верно, что благодаря статистике каузальные связи при условии, если предположить нормальные

обстоятельства, становятся одновременно надежными и необходимыми (или очень близкими к

необходимости). Безбрачие увеличивает частоту самоубийств, политические кризисы ее уменьшают. Но эти

каузальные формулы представляют внутреннюю вероятность, поскольку они имеют глобальный и

макроскопический характер. По отношению к индивиду они отражают возросший

шанс какого-либо

события.

Конечно, эти макроскопические детерминизмы не являются фатально ирреальными; напротив,

экономические системы, например, системы мировых цен, хотя были созданы, так сказать, бесконечными

индивидуальными решениями, представляют для другой системы или другого отдельного поведения

принудительную силу. И иногда только на высшем уровне возникают закономерные и причинные связи, как

если бы Детерминизм истории проходил через

головы людей, за пределами сознаний. В этом случае

каузальные связи, впрочем, имеющие бессвязный

410

характер, кажется, организуются в систему, и эффективные последовательности приближаются к

необходимости (теоретической, но не социологической).

Таким образом, модальности, основные типы каузальных связей уточнены, и мы можем поставить другой

вопрос, но не о границах социологической каузальности, а о границах объективности этой каузальности. В

какой мере эти связи зависят от историка?

Абстрактно легко ответить: отбор, предшествующий экспериментированию (сравнение примеров,

определение антецедентов и т.д.), субъективен поэтому, раз признан отбор, то верификация предписывается

всем тем, кто желает истины. Эти результаты еще носят временный характер, поскольку нам остается

изучать каузальную систематизацию и антиномию объективизма и субъективизма. Но признаки, которые

мы только что отметили, уже

подсказывают точку, где можно обозначать различие между естественной и

социальной каузальностями: физические законы не знают собственной ненадежности, которую можно

сравнить с ненадежностью, создаваемой разнообразностью человеческих реакций. Позитивистские науки

ищут в элементах начало коренных связей, тогда как закономерности в социальном порядке появляются

только на уровне це-лостностей. Поэтому расширение социологических связей

ограничено, потому что они

связаны друг с другом терминами, которые больше сконструированы, чем проанализированы, больше

связаны с историческими целостностями, чем изолированы. Сразу же можно заметить, почему определение

науки через каузальность проблематично и парадоксально: в некоторых общественных науках описание или

понимание имеют большее значение, чем так называемые необходимости, во всех концептуальных

конструкциях

предшествует или сопровождает каузальное исследование, наконец, ни одна сторона не

является самодостаточной, называется ли это рациональной теорией или теорией еще требующей

систематизации.

Часть третья

Исторический детерминизм

Во вступлении к этому разделу мы показали три интенции судьи, ученого и философа, которые направляют

каузальное исследование к трем целям — серьезная причина единственного фактора, необходимые связи

между изолированными элементами, собственная природа исторического детерминизма. Мы должны

изучить последнюю, по-видимому, самую большую проблему. Действительно, предшествующий анализ уже

содержит, по крайней мере потенциально

решение. Философия склонна к той же цели, что и синтез

частичных результатов.

Вначале мы сравним историческую и социологическую каузальность (§ 1), чтобы примирить историков и

социологов, чтобы в анализе поставить на свое место необходимость и случайность. С другой стороны,

исторические или социологические каузальные связи, за исключением экономики, до сих пор нам казались

рассеянными и бессвязными. Поэто-

412

му главный вопрос состоит либо в преодолении этих частичных связей. либо в их систематизации: мы

рассмотрим попытки преодоления и систематизации в § 2 и 3. Возможно ли установить социальные и

исторические законы, перечислить различные порядки причин, зафиксировать вообще иерархию,

субординацию этих различных факторов? В § 4 останется только изучить исторический детерминизм с

двойной точки зрения — с

объективной как структуры реального, и с субъективной как продукт ученого,

чтобы в заключение уточнить границы исторической каузальности, которые понимаются в двух различных

смыслах: каково распространение каузальности в историческом мире? Какова правомерность детерминизма,

т.е. до какой степени ретроспективная конструкция связана с настоящим и историей.

§ 1, Историческая каузальность и социологическая каузальность

Различие, которое диктует предыдущее изложение, носит главным образом формальный характер:

историческое исследование привязывается к антецедентам единичного факта, а социологическое

исследование — к таким причинам факта, способного к воспроизводству. Расхождения интереса достаточно

для того, чтобы дать представление о разной ориентации обеих дисциплин. Действительно, схема упрощает

подлинные данные и в ходе самого изложения материальная

, социально-индивидуальная, социально-

историческая, регионально-глобальная противоположности перекраивают первичную противоположность

«единичное — общее».

Мы хотели бы в этом параграфе объединить результаты обеих предыдущих частей с двух точек зрения — с

точки зрения формальной и с точки зрения материальной, сравнить оба типа каузальности, чтобы показать,

что они сохраняют свою законность, не противоречат друг другу и предполагают друг друга. Таким

образом, еще раз вернемся к социологическому предрассудку

в пользу социальной и общей каузальности и

покажем место, которое занимает, как в науке, так и в деятельности, историческое исследование.

***

Логическая противоположность «единичное—общее» проявляется на всех уровнях. Исторический индивид,

как бы он ни развивался, поддается историческому анализу: достаточно, чтобы историк определил его

своеобразие. Макс Вебер имел в виду причины западного капитализма и выяснял признаки, которые его

делали несравнимым с другими формами капитализма (которые наблюдают в античности или в других

цивилизациях

). Вообще метод Симиана оставляет место либо анализу данных на низшем уровне, либо

исследованию, которое имеет в виду специфические черты каждой фазы, либо, наконец, стремлению

выяснить необратимое становление системы через чередующийся ритм (даже не напоминая источник

акциденции при возникновении циклов). В этих грех смыслах экономическая социология нуждается в

историческом исследовании.

413

Ни науки, ни проблемы не включены в саму реальность. Отсюда невозможность определить каузальность

как антецедент, связанный со следствием через всеобщую связь. Это фиктивное правило, которому Симиан

никогда не следовал. Ибо, как мы видели, либо оставляют факт в его историчности, но тогда не приходят к

самому антецеденту, либо начинают с генерализации факта

путем размещения на макроскопическом уровне,

но тогда не будет необходимости в устранении частичных антецедентов, потому что они уже

элиминированы конструкцией терминов.

Более того, как мы уже отмечали, абстрактные связи никогда не исчерпывают единую констелляцию. Мы

теперь можем дать отчет об этой неизбежной свободе действий (которая, как думал Симиан, не нуждается в

метафизической идее индивидуальности, в личной воле, носящей тайный и свободный характер). Одним

словом, эта свобода действий имеется во всех науках, признание

ее требует коэффициента безопасности для

перехода от теории к практике. Но в истории эта свобода действий имеет особый смысл, поскольку, как мы

уже видели, в ней общие понятия носят частичный, неточный и рассеянный характер. При выяснении

причин революции вообще приходится пренебрегать индивидами, которые начали восставать в

определенный момент. Социолог, который

довольствуется общими причинами, может скатиться от логики к

метафизике, признать доктрину, которая отвергает влияние личностей и случайных встреч. (Добавим, что

если бы эта доктрина была верна, то историк бы трудился не напрасно, выясняя случайности, которые

исполняли указания рока.)

Наконец, законы не всегда являются самыми поучительными результатами. История Французской

революции, по меньшей мере, так же интересна, как и довольно тощие общие понятия характеризующие

выводы науки, которая занимается сравнением революций. Конечно, греческое искусство более

увлекательно, чем законы развития искусства.

Но социолог может возразить: интересны или нет общие понятия, не являются ли они условием всякого

каузального исследования? Не возникает ли историческое исследование обязательно за правилами и

сравнениями? Нет ли свободы действий между комбинированными общими понятиями и глобальной

ситуацией, которая разграничивает эффективность акциденций и собственный объект историка? Чтобы

ответить на этот вопрос

, важно связать формальные и материальные противоположности, учитывать

различные виды абстрактных высказываний.

Не изучают ли социолог и историк различные факты или, по меньшей мере, одни и те же факты под другим

углом зрения? По мнению Дюркгейма, само собой разумеется, что социолог игнорирует поверхностные