Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках

Подождите немного. Документ загружается.

ИССЛЕДОВАНИЯ

ПО ФОЛЬКЛОРУ

И МИФОЛОГИИ

ВОСТОКА

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ

И. С. Брагинский

Г.А.Зограф

Е.М.Мелетинстшй (председатель)

С./0. Неклюдов (секретарь)

Я. С. Новик

Б.Л.Рифтин

С.С.Целъникер

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ

ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

АРХАИЧЕСКИЙ РИТУАЛ

В ФОЛЬКЛОРНЫХ

И РАННЕЛИТЕРАТУРНЫХ

ПАМЯТНИКАХ

МОСКВА 1988

А 87

Составитель

Л.Ш.Розканский

Ответственный редактор

Е. С. Новик

Рецензенты

Г.Г.Бандипенко, В.И.Брагинский

Основная часть публикуемых материалов посвящена ре-

конструкции ритуальных истоков некоторых мотивов и сюже-

тов в литературах древнего мира и средневековья — япон-

ской, индийской, древнееврейской и древнегреческой (по-

следняя представлена работами из наследия Вяч.Ив.Иванова

и О.М.Фрейденберг). Выявляется ритуальная обусловленность

структурно-композиционных особенностей произведений раз-

пличных жанров, обнаруживается мифологическая семантика

ряда образов и приемов построения сюжетов.

4603030000-133

013(02)—88

КБ-6-72-1988

ISBN 5-02-016671-5

(2) Главная редакция

восточной литературы

издательства "Наука", 1988

ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ

ферия "Исследования по фольклору и мифологии Востока", выпуска-

емая Главной редакцией восточной литературы издательства "Наука" с

1969 г., знакомит читателей с современными проблемами изучения бо-

гатейшего устного творчества народов Азии, Африки и Океании. В ней

публикуются монографические и коллективные труды, посвященные раз-

ным аспектам изучения фольклора и мифологии народов Востока, вклю-

чая анализ некоторых памятников древних и средневековых литератур,

возникающих при "непосредственном взаимодействии с устной словес-

ностью. Значительное место среди изданий серии занимают работы

сравнительного и сравнительно-типологического характера и чисто те

оретические, в которых важные проблемы фольклористики и мифологии

рассматриваются не только на восточном материале, но и с привлече-

нием повествовательного искусства других, соседних регионов.

В ряду явлений, имеющих большое значение при изучении мифопоэ-

тических традиций, стоит архаический ритуал. Несколько книг серии,

например монографии Б.Н.Путилова "Миф — обряд — песня Новой Гвинеи

(1980), М.И.Никитиной "Древняя корейская поэзия в связи с ритуалом

и мифом" (1982), Е.С.Новик "Обряд и фольклор в сибирском шаманизме

(1984), сборник трудов английского исследователя В.Тэрнера "Символ

и ритуал" (1983), уже продемонстрировали необходимость и продуктив

ность обращения к ритуалу для теоретического осмысления самого ши-

рокого круга явлений традиционной культуры. Предлагаемый читателю

сборник составлен из статей отечественных авторов, посвященных вы-

яснению природы архаического ритуала и той роли, которую он сыграл

в формировании фольклорных и раннелитературных памятников Востока.

В сборник включены также неопубликованные или ставшие библиографи-

ческой редкостью материалы — разыскания Вяч.Ив.Иванова и О.М.Фрей-

денберг в области обрядовых источников античной драмы.

Книги, ранее изданные в серии "Исследования по фольклору и ми-

фологии Востока":

В.Я.Пропп. Мифология сказки. 1969

Г.Л.Пермяков. От поговорки до сказки (Заметки по общей теории

клише). 1970.

В.Л.Рифтин. Историческая эпопея и фольклорная традиция в Китае

(устные и книжные версии "Троецарствия"). 1970.

Е.А.Косткхтн. Александр Македонский в литературной и фольклор-

ной традиции. 1972.

Н.Рошияну. Традиционные формулы сказки. 1974.

П.А.Гринцер. Древнеиндийский эпос. Генезис и типология. 1974.

Типологические исследования по фольклору. Сборник статей памя-

ти Владимира Яковлевич«. Проппа (1895 —

1970).

Сост. Е.А.Мелетинский

и С.Ю.Неклюдов. 1975.

6 On редколлегии

Е.С.Котляр. Миф и сказка Африки. 1975.

С.Л.Невелева. Мифология древнеиндийского эпоса (Пантеон). 1975.

Е.М.Мелетинский. Поэтика мифа. 1976.

В.Я.Пропп, Фольклор и действительность. Избранные статьи, 1976.

Е.Б.Вирсаладзе. Грузинский охотничий миф и поэзия. 1976.

Ж.Дюмезиль. Осетинский эпос и мифология. Пер. с франц. 1976.

Паремиологический сборник. Пословица, загадка (структура, смысл,

текст). Сост. Г.J1.Пермяков. 1978.

О.М.Фрейденберг. Миф и литература древности. 1978.

Памятники книжного эпоса. Стиль и типологические особенности.

Под ред. Е.М.Мелетинского. 1978.

B.Л.Рифтин. От мифа к роману (Эволюция изображения персонажа

в китайской литературе). 1979.

C.Л.Невелева. Вопросы поэтики древнеиндийского эпоса. Эпитет и

сравнение. 1979.

Е.М.Мелетинстшй. Палеоазиатский мифологический эпос. Цикл Во-

рона. 1979.

Б.Н.Путилов. Миф — обряд — песня Новой Гвинеи. 1980.

М.И.Никитина. Древняя корейская поэзия в связи с ритуалом и

мифом. 1982.

B.Тэрнер. Символ и ритуал. Пер. с англ. 1983.

М.Герхссрдт. Искусство повествования (Литературное исследование

"1001 ночи"). Пер. с англ. 1984.

Е.С.Новик. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме. Опыт сопо-

ставления структур. 1984.

C.Ю.Неклюдов. Героический эпос монгольских народов. Устные и

литературные традиции. 1984.

Паремиологические исследования. Сборник статей. Сост. Г.J1.Пер-

мяков. 1984.

Е.С.Котляр. Эпос народов Африки южнее Сахары. 1985.

Зарубежные исследования по семиотике фольклора. Пер. с англ.,

франц., румынск. Сост.* Е.М.Мелетинский и С.Ю.Неклюдов. 1985.

Ж.Дюмезилъ. Верховные боги индоевропейцев. Пер. с франц. 1986.

Ф.Б.Я.Кёйпер. Труды по ведийской мифологии. Пер. с англ. 1986.

H.A.Спешнее. Китайская простонародная литература (Песенно-по-

вествовательные жанры). 1986.

Е.А.Костюшн. Типы и формы животного эпоса. 1987.

Я.Э.Голосовкер. Логика мифа. 1987.

Готовятся к печати:

А.М.Дубянский. Ритуально-мифологические истоки древнетамиль-

ской лирики.

Г.Л.Пермяков. Основы структурной паремиологии.

7 В.Н. Топоров

О РИТУАЛЕ.

ВВЕДЕНИЕ В ПРОБЛЕМАТИКУ

В течение нескольких десятилетий ритуал как научная

проблема у нас почти не исследовался, во всяком случае,

его изучение было сведено к минимуму. Традиции Потебни,

Веселовского, давших блистательные образцы реконструкции

на основании данных, относящихся к ритуалу, и нескольких

поколений этнографов, фольклористов, специалистов в об-

ласти мифологии и религии, историков культуры, трудив-

шихся над собиранием, описанием и истолкованием конкрет-

ных форм ритуала в разных культурах, были практически

прерваны, и те, кто пытался следовать им и развивать их,

составляли исключение

. Во всяком случае, официальный

глас прошедшей эпохи, безусловно, негативно оценивал по-

добные исключения, которые в свете сегодняшней науки,

напротив, расцениваются как одни из высших достижений

той глухой полосы в истории гуманитарного знания.

В последние годы отчетливы признаки изменения ситуа-

ции. Их можно видеть в появлении пока еще немногочислен-

ных книг об отдельных ритуально-мифологических традици-

ях, в публикации ряда статей и даже сборников статей, в

существенной своей части посвященных проблеме ритуала

(настоящая книга — первое специализированное собрание

исследований о ритуале преимущественно на материале вос-

точных традиций), в переводе на русский язык ряда лучших

западных работ> в которых тема ритуала занимает видное

место (ср. книги Леви-Стросса, Тэрнера, Кёйпера, Дюмези-

ля, Г.Франкфорта и др.)

» в общем изменении оценки важ-

ности ритуала, особенно в жизни архаичных коллективов,

и во все возрастающем интересе к разным сторонам темы

ритуала — от конкретных описаний его структуры до иссле-

дования наиболее общих теоретических аспектов ритуала и

его места в кругу других знаковых культур. Разумеется,

эти отрадные признаки поворота к углубленному и вместе

с тем более широкому, многостороннему изучению ритуала

не определяют всей картины или даже большей ее части

но они, несомненно, указывают на становление новой си-

туации и в этом смысле должны расцениваться как важные

явления, определяющие суть этой ситуации и, следователь-

но, будущее исследований в области ритуала.

Само же это будущее обязывает помимо дальнейшего изу-

чения конкретных ритуалов, их культурологического, срав-

нительно-исторического и типологического исследования

(в частности, выработки разных типов классификационно-

8 В.

Н.

Топоров

таксономических описаний ритуалов) попытаться определить

суть ритуала вообще, его (пользуясь платоновским язы^

ком) идею как тот предел бесконечно возрастающего ста-

новления, к которому данное явление стремится

*, и роль,

которую" играет ритуал в самом широком контексте (духов-

ном, культурно-историческом, биолого-антропологическом)

и в самых интенсивных и глубинных жизненных ситуациях,

к разрешению которых направлен ритуал.

В том, что суть ритуала и роль, которую он играл в

жизни человечества, в разные периоды разными учеными по-

нимались по-разному, нет, конечно, ничего удивительного.

Более показательны постоянная недооценка роли ритуала и

стремление трактовать ритуал как нечто вторичное, "не-

подлинное", внешнее, как чистую условность и в этом смыс-

ле противопоставлять ему подлинную реальность жизни —

социальной, экономической, культурной, — главное, опре-

деляющее, не мнимость, а дело. Недооценкой ритуала объ-

ясняется многое в истории его научного изучения: оченѣ

позднее обращение науки к исследованию ритуала (это про-

изошло немногим более века назад, хотя к этому времени

уже были накоплены значительные материалы, относящиеся

к ритуалу в античных, древневосточных и в других "мерт-

вых" культурах, а также в экзотических "живых" традици-

ях, ставших известными начиная с эпохи Великих географи-

ческих открытий); вся эволюционно-позитивистская линия

в изучении ритуала с характерным для нее предпочтением

проблем происхождения, развития, дегенерации и отсутст-

вием интереса к сути и функции ритуала, к тому неясному,

неуловимому, но глубоко укорененному творческому компо-

ненту, который в конечном счете их и определяет

; широ-

ко распространенное до сих пор "нечувствие" к тайному

нерву ритуала как отражение общей "религиозной немузы-

кальности"

и т.п.

Особенно тяжелые формы, болезненно отозвавшиеся на

исследованиях в области ритуала, приобрела эта недооцен-

ка ритуала и всего комплекса религиозно-мифологических

проблем у нас, в силу чего в 20 —30-е годы получила рас-

пространение и утвердилась как официальная и, следова-

тельно, практически монопольная вульгарно-социологиче-

ская оценочная трактовка ритуала или как результата "об-

мана и надувательства", или как свидетельства невежест-

ва., мракобесия, дикости. Подобная трактовка должна рас-

цениваться решительно отрицательно. В историко-социаль-

ной Перспективе ее генеалогия — в синтезе худших сторон

бездуховного "просветительства", обывательской точки

зрения, ставящей под сомнение онтологичность духовных

ценностей и, в частности, видящей в ритуале, иногда да-

же ценящей в нем только внешнюю, казовую сторону и не

предполагающей в нем более глубоких и актуальных смыс-

лов и, наконец, того наукообразия, которое, имитируя

элементы научной формы, во всем остальном противополож-

но науке. Нельзя сказать, что такое отношение к сути ри-

туала и его роли — удел уже перевернутой страницы книги

О ритуале. Введение в проблематику 9

науки. Наследие прошлого в этой области знания еще живо

у нас и дает о себе знать — и непосредственно и косвен-

но. Поэтому, вероятно, не будет лишним обращение к бо-

лее широкому кругу вопросов, связанных с ритуалом, с тем

чтобы в общих чертах описать отношение к ритуалу тех,

кто находится внутри данной ритуальной традиции и для

кого в ритуале концентрируются высшие ценности этой тра-

диции, а сам ритуал переживается как непосредственная

данность, актуализирующая глубинные смыслы существования

Прежде всего необходимо очертить общий контекст риту-

ала, взятого в его "сильной" позиции, т.е. там и тогда,

где и когда он реализуется в максимальной полноте и ор-

ганичности содержащихся в нем потенций. Такой "позицией"

для ритуала можно считать мифоцоэ тиче скую или

"к о с мо л о г и чех к ую" эпоху, определяемую соответст-

вующим типом мировоззрения, миропонимания, точнее — ми-

ропереживания, переживания мира в процессе контактов с

ним, реализующихся прежде всего через деятельность

как "наглядно-практическую", так и "теоретическую" (см.

об этих двух типах в трудах Л.С.Выготского). Указанные ~

определения ("мифологический", "космологический") при

всей их условности оправданы прежде всего тем, что ос-

новное содержание текстов (в семиотическом смысле) этой

эпохи состоит в борьбе упорядочивающего космического на-

чала с деструктивной хаотической стихией, в описании

этапов последовательного сотворения и становления мира,

а основной способ понимания (конкретно-образного пости-

жения-переживания) мира и разрешения его противоречий

(в частности, и парадоксов) обеспечивается мифом, мифо-

логией, понимаемой не только как набор (или даже систе-

ма) мифов, но и — главное — ^ак^эсрбый^.хид^^шле

хронологически и по существу противостоящий историческо-

му и естественно-научному типам мышления.

Космологические схемы, порожденные архаичным мышлени-

ем и не ставшие еще штампом, чистой формальностью, в на-

ибольшей степени определяют представления о мире, свой-

ственные носителям этого мышления. Об этих схемах лучше

всего можно судить по достаточно полным синтезированным

вариантам, относящимся обычно уже к стадиально более про

двинутым периодам (ср. гелиопольскую версию древнеегипет

ского мифа о творении, шумерскую, вавилонскую, древнеев-

рейскую версии, древнекитайские, полинезийские, сибир-

ские варианты, схемы, отраженные в "Ригведе" /X, 129/,

Пополь-Вухе", "Старшей Эдде" /прорицание вёльвы/ и т.п.

Соответствующие тексты часто состоят из двух частей.

Первая из них описывает то, что было "до начала" (т.е.

до акта творения), — Хаос, характеризуемый обычно серией

общенегативных суждений типа: "Тогда не было ни сущего,

ни не-сущего; ни неба, ни земли; ни дня, ни ночи; ни жиз

ни, ни смерти...

или: "Земля же была безвидна и пуста,

10 В.Н. Топоров

и тьма над бездною...". Вторая часть схемы построена ина-

че. Она состоит из серии положительных суждений дискур-

сивного характера о последовательном сотворении элемен-

тов мироздания в направлении от общего и космического к

более частному и человеческому (микрокосмическому); ср.

обычные последовательности — отделение Хаоса от Космоса,

неба от земли, вод от суши; возникновение Солнца и Меся-

ца, светил, ветров, дня и ночи; появление основных эле-

ментов ландшафта (гор, долин, рек, озер и т.п.), камней,

растений (в частности, монокультур, растений, из кото-

рых приготовляются напитки галлюциногенного или просто

опьяняющего действия, растений с развитыми символически-

ми ассоциациями), живот5ь5Г~(с особым акцентом на тех,

котор_ые могут выступать в качестве тотемов или предста-

вителей разных космологических зон); возникновение чело-

века ("первочеловека", первого культурного героя, осно-

вателя традиции и т.д.), коллектива (группы), социаль-

ной иерархии, структура которой обусловливается набором

основных функций и указанием связей между ними, социаль-

ных институций, культурной традиции и т.п.

Как отмечалось ранее

, для структуры подобных текстов

характерны следующие особенности: 1) построение текста

как ответа (или серии ответов) на некий вопрос; 2) чле-

нение текста, заданное описанием в акте творения событий,

которые отражают последовательность временных отрезков

с указанием начала; 3) описание последовательной органи-

зации пространства (в направлении извне внутрь); 4) вве-

дение операции порождения для перехода от одного этапа

творения к другому; 5) последовательное нисхождение —

"оплотнение" от космического и божественного к "ис-

торическому" и человеческому (как следствие — совмещение

последнего члена космологического ряда с первым членом

исторического /или хотя бы квазиисторического/); 7) ука-

зание правил социального поведения, в частности и неред-

ко — правил брачных отношений для членов данного коллек-

тива и, следовательно, схем родства

. Для текстов космо-

логической эпохи исходными и основными нужно считать схе-

мы трех типов: 1) собственно космологические ("креацион-

ные") схемы; 2) схемы, описывающие (или объясняющие) си-

стему родства и брачных отношений; 3) схемы мифо-истори-

ческой традиции, реализующиеся чаще всего в мифах и в

том, что условно можно назвать "историческими" предания-

ми. #

Характерно, что обычно не вполне ясное различие между

двумя последними компонентами традиции для современного

исследователя, как правило, весьма четко фиксируется ар-

хаичным сознанием. Можно думать, что "исторические" пре-

дания, согласно логике этого сознания, связаны с участи-

ем человеческих существ, подобных носителям дан-

ной традиции, во-первых, и с событиями, охватываемыми

актуальной памятью коллектива (собственная память

рассказчика, память поколения отцов, генеалогические схе-

мы и т.п.), во-вторых. Любопытно, что сходные "историче-